На первый взгляд

Лестрейд обожал круглосуточные кулинарии. После развода только они спасли его от неминуемой язвы желудка, к которой привела бы бесконечная череда бутербродов и лапши из пакетика. Сейчас Майкрофта Холмса мог бы спасти горячий бульон, и, говоря о спасении, Лестрейд преувеличивал лишь самую малость. Все началось с того, что он занялся инспекцией холодильника. Возможно, он вёл себя слишком по-хозяйски, но им обоим нужно было что-то есть — особенно Майкрофту. Попытавшись раздеть спящего, Лестрейд не без труда стянул с него пиджак. Он не стал трогать рубашку и брюки — Майкрофт не оценил бы подобной наглости, и Лестрейд не мог ранить его ещё сильнее, не мог приумножить его уязвимость. Но даже сквозь рубашку он разглядел впалые бока, выступающие позвонки на спине — всё это было нездорово и не могло продолжаться дальше, особенно если Лестрейд и впрямь собирался как следует позаботиться о Майкрофте. Тот не заморит себя голодом в его смену. Ни за что. Холодильник поразил Лестрейда своими размерами и одновременно — чёрной дырой внутри. Инспектор отыскал несколько диетических йогуртов, а ещё — несколько бурых лепестков, в которых слабо угадывались листья салата. Не совсем то, чем должен питаться мужчина, занимающий важную государственную должность. Вернее — совсем не то. Первым желанием Лестрейда было немедленно заполнить холодильник всем, что попадётся под руку — ведь всегда можно выставить Майкрофту счёт? Но Лестрейд догадался о причинах и следствиях, хоть до Шерлока ему было далеко: Майкрофт голодал не потому, что не успевал купить еды. Он вообще не занимался такими мелочами, как походы по магазинам. Майкрофт голодал вполне сознательно. Или даже сделал всё возможное, чтобы не сорваться — сложно нарушить диету, когда и есть-то нечего. Но ещё Лестрейд знал — хоть и до Ватсона ему тоже было далеко, — что едва ли нужно прерывать голодовку пиццей и свиными рёбрышками. Успешно проникнув обратно в дом, Лестрейд пытался вести себя тихо, но пакет предательски шуршал, а подставка для обуви неудачно попалась на пути. Из кабинета, где он оставил Майкрофта, донёсся и быстро смолк симметричный шум. Лестрейд сделал несколько шагов, и шум повторился. Лестрейд распахнул дверь одним рывком. Майкрофт стоял посередине комнаты, и в руках у него была… шпага? — Пощадите, Майкрофт, в отпуске я не ношу оружия, — пробормотал Лестрейд, и Майкрофт раздражённо отбросил длинное лезвие.  — Эта штука всё равно полезна только для ближнего боя с идиотом, — сказал он. — Простите. С тех пор, как мой брат и Джон устроили в моём доме свою нелепую клоунаду… — Что-что они устроили? — серьёзно спросил Лестрейд. Вламываться в чужой дом и угрожать хозяину – тянет на серьёзное нарушение. А ещё от него не укрылось, как снова задрожали у Майкрофта руки — так сильно, что Лестрейд с большим трудом удержался, чтобы не сжать их, не спрятать в своих ладонях. — Ничего серьёзного. Так… вы вернулись, инспектор? — Ворот рубашки Майкрофта сбился, одна из пуговиц отлетела. Никогда раньше Майкрофт не позволил бы себе появиться в таком виде — ни перед кем. Лестрейд не питал иллюзий — это вовсе не значило, что у него успели появиться какие-то особые привилегии. Это указывало лишь на, что Майкрофту было плохо, ещё хуже, чем можно было бы предположить. Когда, интересно, Лестрейд стал таким знатоком Майкрофта? — Я не уходил, — торопливо сказал он. — Вернее, уходил, очевидно… но не в том смысле. Я же обещал, что буду рядом. Просто принёс немного продуктов. — Какая-то странная складка залегла между бровями Майкрофта на последнем слове, но Лестрейд постарался не концентрироваться на своих подозрениях. — Кажется, ночью я соображаю хуже, — криво улыбнулся Майкрофт. — Дом был пуст, когда я просыпался, и я подумал… неважно, я должен был помнить о вашем обещании. — Вы часто просыпаетесь по ночам? — переспросил Лестрейд. — Кошмары? — Он снова сглупил. Отправился на поиски дурацкого холодильника, едва ему показалось, что Майкрофт заснул. — Я сейчас поставлю разогреваться бульон. — Лестрейд попытался направить разговор в другое русло. Говорить о ночных кошмарах Майкрофту явно не хотелось. Как не хотелось ему, впрочем, приступать к трапезе. — Миссис Хадсон передала, — зачем-то сказал он. — В фирменном пакете? — Кажется, я, в свою очередь, плохо соображаю по утрам, — хмыкнул Лестрейд. — Подумал, что вас будет легко обдурить. — Не беспокойтесь, так думают многие. К тому же, я догадался бы в любом случае. Эта женщина ненавидит меня. Если бы она и приготовила мне что-то, то положила бы внутрь яд. — Простите?.. — брови Лестрейда неудержимо поползли вверх. Майкрофт был совершенно серьёзен. Неужели его так сильно ранила неприязнь домовладелицы брата? Или это было последней пылинкой, нарушившей хрупкое равновесие? — Мне кажется, вы всё же преувеличиваете. — Нисколько, инспектор. — Хорошо, тогда… раз уж этот гостинец не от миссис Хадсон, и вашей жизни ничего не угрожает, вы должны поесть. — Нет, не должен. — Нет, должны. И я не позволю вам голодать, так что присядьте-ка и поешьте немного. — Лестрейд со скрипом придвинул стул, и ошарашенный Майкрофт почти упал в него. Лестрейд положил перед ним ложку. — Но я не хочу, — пролепетал Майкрофт, очевидно, ещё не оправившийся от чужой наглости. Лестрейд наклонился и заглянул ему в лицо. Взгляд Майкрофта блуждал, и Лестрейд вдруг испугался не на шутку. Похоже, он перегнул палку, и всё, что касалось еды, почему-то было деликатным… крайне деликатным предметом для Майкрофта. — Пожалуйста, — очень мягко попросил Лестрейд. Майкрофт с неохотой поднёс ко рту первую ложку, затем вторую и третью. — Видите, не всё так плохо, — сказал Лестрейд, просто чтобы нарушить тишину. — Я могу что-то ещё сделать? Майкрофт пожал плечами, потом отрицательно покачал головой и сосредоточенно вернулся к бульону; его кадык судорожно дёргался, как будто каждый глоток в самом деле был мучительным. В конце концов, Майкрофт отставил тарелку, полную больше, чем наполовину. Лестрейд не стал спорить. — Благодарю, — но сердечной благодарности в словах Майкрофта явно недоставало. — Можно узнать, что вы намерены делать дальше? Не оставаться же в моей квартире? — Вообще-то, именно это я и намеревался сделать — остаться здесь, — теперь, когда Майкрофт так отчаянно пытался избавиться от его компании, Лестрейд окончательно понял, что непременно задержится. Гордости Майкрофа придётся потерпеть. Он больше не оставит его наедине с… со всем тем, что сейчас забивало его голову. — Уйдите, — вдруг почти простонал Майкрофт — он больше не заботился даже о видимости приличий, и это заставило Лестрейда принять боевую стойку — в фигуральном смысле, конечно; но когда Майкрофт побледнел сильнее и прижал ладонь ко рту, Лестрейд уже выскочил из-за стола. Но всё равно не успел перехватить Майкрофта, который рванул куда-то… ясное дело, куда. — Да уйдите же, — всхлипнул он в перерывах между тем, как его рвало жалкими каплями проглоченного бульона пополам с желчью. Лестрейд упрямо маячил сзади, а затем всё-таки ушёл — но только для того, чтобы набрать кружку воды. — Держите. — Майкрофт прополоскал рот, а потом выронил кружку — у той откололась ручка — и снова согнулся; его желудок был пуст, но странный приступ не отпускал. Слёзы текли по его щекам, когда он наконец-то качнулся назад. Лестрейд осторожно поймал его и помог прислониться к стене, намочил в воде впопыхах схваченное полотенце и промокнул мокрый от пота лоб — Майкрофт издал какой-то сдавленный возмущённый звук и попытался отвернуть лицо, но Лестрейд бережно не позволил. — Ничего, ничего, — пробормотал он, как будто успокаивал больного ребёнка. Смяв полотенце, Майкрофт отплёвывался и кашлял. — Вам нужно какое-то лекарство? Мне сходить в аптеку? Это же… это давно с вами? — С тех пор, как я вернулся из Шерринфорда, — хрипло отозвался Майкрофт — Лестрейд даже не ожидал столь быстрого и честного ответа. Он быстро прикинул в уме, сколько дней прошло с тех пор… сколько-сколько?! — Эвр… она… пробудила некоторые воспоминания, — каждое слово явно причиняло ему боль — не физическую. — В детстве… она… дразнила меня. И у неё… пожалуй, были… для этого основания. Она… умела влиять на людей, но мне всегда казалось, что меня ей не получится перекроить, что я обладаю… иммунитетом ко всем её словам. — Слушая этот сбивчивый шёпот, Лестрейд и сам начинал чувствовать тошноту. — Неуклюжий… толстый… смешной Майкрофт. — Ради всего святого, — не выдержал Лестрейд. — Ерунда какая-то. Майкрофт издал какой-то жутковатый рыдающий смешок, и Лестрейд больше не мог всего этого выносить и обнял Майкрофта — не просто обнял, распластался вокруг него, чувствуя его крупную дрожь, а ещё — вопиющую худобу. Даже такой блестящий мозг, как у Майкрофта, — и тот Эвр умудрилась испортить. — Майкрофт… Эвр должна убраться из твоей головы. Никто тебя не достанет, пока я рядом. — Что-то разорвалось между ними, какие-то невидимые цепи, и Лестрейд больше не чувствовал себя неловко, поглаживая Майкрофта по спине. Ну, может быть, только самую чуточку неловко — нечасто ему удавалось проявить нежность, а после развода — почти никогда. Майкрофт шумно вздохнул. Лестрейд почувствовал влажное тепло на своей рубашке. Майкрофт, должно быть, выплакал десятилетнюю норму слёз за эти дни. А может быть, все вокруг ошибались, и Майкрофт проливал их чаще, чем кто угодно мог предположить. Даже Лестрейду никогда не приходила раньше эта мысль — но он не был знаком с Майкрофтом так уж близко. Но все остальные, даже Шерлок, упорно рисовали картину ледяной глыбы, по странной прихоти принявшей человеческое обличье. Однажды миссис Хадсон немного изменила коллективный портрет, назвав Майкрофта рептилией. Сейчас Лестрейд был зол на каждого из них, «этих таинственных всех», как называл их Майкрофт. — Меня не нужно оберегать, оставь в покое своё стремление к справедливости, — голос Майкрофта, спрятавшего лицо у Лестрейда на груди, звучал неуверенно и глухо; да и вообще вся поза Майкрофта, прижавшегося к инспектору, несколько противоречила его словам. — Вернее, нет… наоборот, включи его на полную мощность, тогда ты поймёшь… что я пожинаю заслуженные плоды. — Прекрати, — выдохнул Лестрейд, но Майкрофт упрямо продолжал: — Ты ведь ничего не знаешь, ты просто пришёл сюда по долгу службы, потому что привык выполнять все прихоти Шерлока. — Самое время Лестрейду было обидеться, но он пообещал себе, что не поддастся на очередную провокацию — только не снова. — Я столько лет лгал… всем вокруг. Наши родители не знали, что их дочь до сих пор жива!.. Я упустил контроль… люди погибли по моей вине. Но главное… главное… даже сейчас, возвращаясь назад, я не могу найти другой способ. Я не знаю, что именно следовало сделать иначе. Эвр нельзя было выпускать из тюрьмы, и я не мог… рассказать о ней Шерлоку, не после всего, что случилось между ними. Всё было… выверено, и в то же время неправильно. Как… как мне стоило поступить? Лестрейд, конечно, не имел ни малейшего понятия. Его уму всегда было далеко до интеллекта Холмсов, даже предлагать ничего не стоило — только обескуражить Майкрофта своими нелепыми попытками. Вместо этого он зачем-то прикоснулся губами к взъерошенной макушке Майкрофта. Почему-то — почему-то ему показалось, что это станет более ценным знаком, чем любая умопомрачительная дедукция. — Я просто хочу сказать, что тебе не нужно подчиняться стремлению защитить униженного и оскорблённого, потому что я не такой. Я сам на себя навлёк… всю эту неприязнь. — Ну хватит, — оборвал его Лестрейд. — Майкрофт, я здесь не судья, я здесь… чтобы быть на твоей стороне. Потому что я хочу на ней быть. Слышишь? Можешь рассчитывать на меня, когда захочешь. Он боялся, что Майкрофт опять ответит какой-то холодной отповедью, но тот лишь коротко кивнул и потянулся за бумажной салфеткой. Платки с монограммами остались в недалёком прошлом. — Но ведь ты до сих пор не знаешь всего. — Я знаю достаточно, — решил Лестрейд. — Достаточно, чтобы поставить фингал каждому, кто назовёт тебя бесчувственным, или что-то в этом роде. Кроме миссис Хадсон — я не бью женщин, особенно пожилых. И твоих родителей — не хочу случайно оказаться в Шерринфорде в соседней камере с… — он испуганно поперхнулся, но губы Майкрофта сложились в слабом подобии улыбки. — Грегори, я… не знаю, что сказать. Лестрейд мысленно отметил этот день в календаре. — Давай переместимся в комнату. — Ноги Майкрофта дрожали и подгибались, и душевный подъём Лестрейда медленно завял. Разговор по душам — это хорошо, но как быть с ужасным физическим состоянием Майкрофта? — Я принесу что-нибудь попить. Начнём с малого. Чай. Пожалуй, самое лучшее решение сейчас — это чай. К счастью, Лестрейд нашёл на кухне несколько пакетиков. И побольше сахара — пусть хоть таким образом Майкрофт получит немного бесценных калорий. — Господи помилуй, зелёный с сахаром. Лестрейд хмыкнул и поддержал ему чашку. Майкрофт пил медленно и осторожно, прислушиваясь к себе, но, похоже, не собирался совершать ещё один бросок в ванную. — Спасибо, — пролепетал он и устало закрыл глаза: день только начался, а он уже казался измотанным. — Если бы на твоём месте был кто-то другой, я бы не вынес… всего этого унижения. Похоже, у Лестрейда всё же появились особые привилегии. Или, возможно, это следовало назвать иначе.