Столпотворение у стоянки дилижанса заставляло бывалых искателей удачи нервничать на подсознательном уровне – уж много сегодня странных типчиков и девчоночек всех мастей понаехала после расчистки старой дороги. Рейнальд держался поближе к огромной своре народу, больше похожей на стаю шелудивых псов, как подметил не только Дисмас, но и Ботин, Гордон и многие другие. Мародёр так же ошивалась рядом, но с несколько иной целью – в конце концов, вероятность того, что хотя бы половина из этих отчаявшихся несостоявшихся искателей приключений на свою задницу поедут сегодня домой была велика, и вариант обшарить чужие карманы на наличие толстых кошелей со звенящими монетами ей рассматривался достаточно перспективным.
- Эй, крошка, - бросил один из целой оравы разбойников мародёру, - ты здешняя, так? Где здесь есть хорошая выпивка?
- Если хочешь остаться – найдёшь сам, - ухмыльнулась та в ответ.
- Попридержи язык! Ты знаешь, с кем разговариваешь? – разозлился одноглазый головорез, судя по всему, лидер шайки. – Я – Калерой, один из опаснейших преступников этих земель. Из кучки третьесортных бандитов я собрал и организовал слаженную, не ведающую пощады банду, наводившую ужас на караваны и знатных особ. Я приехал грабить товары, убивать чудишь и портить девок!
Крестоносец насторожился, осторожно вытащив меч из ножен. Кто знает, чего вдруг эти горячие головы тут учинят?
- Тогда что ты тут забыл? Караванщики стали твоих олухов бить, так ты тут решил лёгкой наживы поискать? – едко заметила Ботин. – Дурачок, единственное, что ты найдёшь здесь – смерть или безумие. И молись, чтобы не второе...
- Ах ты... – зарычал одноглазый, выхватив нож; остальные разбойники последовали его примеру. Рейнальд приготовился к наихудшему и покрепче сжал меч в руках...
- Иди-ка сюда! – чей-то крик прозвучал достаточно неожиданно и вожака бандитов подцепило крюком на верёвке.
Атаман ничего не успел понять и сделать, когда мощным рывком был брошен в сторону метнувшего крюк наёмника. Ещё мгновение, и хороший удар в челюсть кулаком повалил разбойника наземь лишь для того, чтобы одним ударом топора лишиться головы.
- Готов, супчик... – Проворчал Гордон, поднимая отрубленную голову вожака, сравнивая с розыскной листовкой, - как влитой, урод...
Остальные бандиты замерли в ужасе, но скоро страх сменился гневом, и приготовились к незамедлительной бойне. Рейнальд горько вздохнул – трое, если считать его, наёмника и Ботин против восьмерых. Расклад не в их пользу, но бывало и хуже...
К счастью Кардон выгуливал своего пса и, увидев потасовку, сунул два пальца в рот и что было духу, засвистел. Поднялся галдёж и лай, зазвонил набат, приезжие несостоявшиеся герои попрятались за телегу, а горожане попрятались по домам. Из окна второго этажа не просто высунулся – повис половиной тела на подоконнике свирепого вида малый, весь обвешанный пистолетами, держа в руках по заряженному пистолю нацелив их на разбойников.
- Держи меня! – потребовал Дисмас кому-то за спиной и на едва различимый вопль "как?!" ответил: - Нежно!
Ставни одного из окон одинокого домишко распахнулись под ударом тяжелого взведённого арбалета; Альберт, выбравшийся из церкви угрожающе размахивал цепью; опасливо дымилось кадило Пиквини, спрятавшейся за постаментом; Лигоньер выскочил из казарм в полном облачении и готовый к битве; Фонтомея вмиг покинула аббатство, присоединяясь к защите города; Болдин немного запоздал, покрывая своё тело бинтами и тканью, чтобы не напугать остальных ужасным видом своих ран.
- Мочилово! – полуголая Сигвайер выскочила из трактира с глефой наперевес, держа в свободной руке недопитую кружку эля. – АКЛОРАХ!
- Проклятье, если мой эксперимент сорвётся, я принесу их и ВСЕХ ВАС в жертву!!! – изрыгая проклятья лишь на понятном ему языке, поправляя плохо подпоясанный халат и разваливающийся тюрбан, возопил Пашаль, потрясая черепом со свечой. – Нецивилизованные варвары!
- Кажется, маятник качнулся не в ту сторону, ребятки... – отметила мародёр. – Валите-ка в ту дыру, из которой выползли, пока целы...
Стычка закончилась, так и не начавшись – не решившиеся на бойню разбойники ретировались и покинули окрестности города пешком. Первым о не состоявшейся битве позабыл оккультист, бросившись в свой дом к незавершенному эксперименту.
- Отбой... – хмыкнул держащему его человеку разбойник, залезая обратно, - да руки от задницы моей убери, озабоченный извращенец!
- Ну вот... – огорчению воительницы не было предела, она залпом осушила всю кружку и разочарованно поплелась обратно в бордель.
Остальные тоже разошлись – монахиня и прокаженный на утреннюю молельную службу; арбалетчица задвинула своё орудие труда обратно и закрыла ставни; дружинник, выдохнув облегчённо, пошаркал на тренировочную площадку; псарь увёл собаку на окрестности города в патрулирование и выгул боевого зверя; антиквар снова исчезла по своим делам, а одержимый поплёлся невесть куда погруженный в свои мысли.
- Слушай, Гордон. Я же помогла тебе этого увальня прикончить, так? – лукаво ухмыльнулась Ботин. – Значит... часть вознаграждения за его голову... ты же поделишься со мной, да?
- Нет, – достаточно грубо и хмуро ответил наёмник.
- Н-но как же... я – наживка, достаточно было бросить крючок и вуа-ля! – улыбка её стала шире, она развела руками в стороны, - готово. Ну, так что, сладкий?..
- Нет, - не требующим возражений тоном заявил охотник за головами.
- Да в смысле нет?! – возмутилась мародёр. – Ну, хотя бы выпивкой меня угости!
- Ладно, – махнул рукой Гордон, отвлёкшись от завязывания уже окровавленного мешка, предназначенного именно для голов.
Впрочем, он не притронулся к телу, и Ботин незамедлительно обшарила карманы трупа. Обнаружив там хорошую пригоршню монет, мерзко захихикала и смылась за углом трактира.
Ещё один самый обычный, обыденный день...
Гордона можно было разделить на две части, две личности, две стороны медали – во время битвы и до неё. В сражении охотник за головами становился гибким, изощрённым на трюки и манёвры охотником, готовым к любой ситуации; но после наёмник становился прямым и грубым, как лезвие клинка, вечно хмурым и немногословным.
- Хороший удар, - отметил Рейнальд проходящему мимо товарищу по оружию.
- Хм... – подобный ответ являлся самым распространённым для Гордона, сочетающим в себе одновременно одобрение, согласие и ещё что-то, в зависимости от ситуации.
- Я знал одного парня, который также хорошо работал и кулаком и оружием. Но он погиб в проклятом крестовом походе, упокой Господи его душу, - грустно заметил рыцарь креста, и уже собрался было уходить.
- Рейнальд... – одёрнул его наёмник. – Кажется, много времени прошло с тех пор как мы виделись в последний раз.
Крестоносец нахмурился непонимающе и тогда Гордон снял свой шлем.
- Фукон?! – ошарашенно воскликнул Рейнальд, преисполненный непониманием, не в силах осознать увиденного им только что, и в тоже время радостью от факта, что его бывший товарищ жив, - но... как?
- Все всё-таки считают, что я погиб, - усмехнулся тот в ответ, устало передёрнув плечами. – Понятное дело, в той суматохе павших не считали. Это оказалось совсем не сложно, хотя я предполагал, что я даже не успею дойти до городских ворот или порта, как меня повесят за дезертирство и подделку своей кончины.
- Почему, Фукон? Ведь мы одержали победу тогда! – негодовал крестоносец. – Это была последняя битва, последняя осада, мы вернулись домой! Нам выплатили всё, до последней монеты!
- Откуда мне было знать, что так всё изменится? – теперь тяжело передёрнув плечами, глухо вздохнул Фукон. – Я просто устал от череды бесконечных битв, этой нескончаемой бойни, голода, смрада. А тут ещё случай такой подвернулся...
***
Город застилали не чёрные грозовые тучи – дым от пылающей смолы вместе с горящей кожей и тряпьём. От невыносимой вони тошнило, но рыгать было просто-напросто нечем – последний раз еда в утробе была день назад, а сегодня так скрутило, что Фукон от нахлынувшей на него голодухи едва не сожрал собственный сапог. Ему повезло – в одном из домов, не разрушенном метко пущенным из катапульты клятыми еретиками камнем, нашлась какая-никакая еда, даже не пропавшая. Но это было вчера, а сегодня ему, рыцарю креста, ревнителю веры и защитнику Гроба Господня приходится, как последнему бродяге шататься чёрте сколько времени по проклятому, едва не разрушенному городу в поисках хоть какой-либо пищи. Дезертирство не стало для кого-то откровением, ведь жалование платили последний раз два месяца назад, когда об обороне этого проклятого всем, чем только можно, городе и речи не шло; но поползли слухи о людоедстве, а король вместе с припасами и подкреплением ещё плыл по морю; впрочем, от мыслей о поедании человечества крестоносца воротило не хуже, чем от нескончаемой копоти и гари.
В очередном доме ещё находились жители – король строго-настрого запретил убивать невооруженных людей, и лишь редкие полоумные могли ослушаться приказа лишь для того, чтобы быть повешенными под стенами города. Не много – семья лишь, судя по всему: муж, жена да дочка, сжавшиеся в углу дома. Впрочем, кто-то уже здесь явно побывал до него или заявился раньше него. Фукон старался не думать о братоубийстве и надеялся, что нашедший тут хоть сколько-либо пищи товарищ по оружию и вере благоразумно поделится с ним.
- А-а-а, это ты, - испуганно вздрогнул рыцарь креста, заметив Фукона в помещении. – Ты вовремя, я думаю. Я заботился о трапезе...
- Хвала Господу, здесь ещё есть пища, - облегчённо выдохнул тот. – Надеюсь, хлеб ещё не покрылся плесенью, а мясо не протухло? Или что там есть – я готов слопать собственный ремень...
- Ну... мясо будет готово... скоро. Его нужно лишь приготовить, - замялся крестоносец, как-то недобро улыбаясь, косясь на жителей дома.
- Ты... ты обезумел?! – мелкая дрожь пробежала по телу крестоносца от осознания факта, что стоящий перед ним брат по вере – людоед.
- Какая разница! Они – богохульники и еретики, они должны сдохнуть! – зарычал тот в ответ. – Священник сказал, что Бог простит нам все наши грехи, что мы прощены! Я не желаю тут дохнуть с голоду, когда есть возможность выжить!
- Кем бы они ни были, это – богохульство! – заявил Фукон. – Оставь, отринь тьму в твоей душе и вернись в лоно света, прими снова любовь Божью...
- Хватит этих дурацких молитв! Я прикончу и съем тебя, а потом и их! – рыцарь креста обнажил меч и бросился в атаку, однако попытка его не увенчалась успехом, и тот лишился головы в ходе короткой стычки.
- Будь всё проклято. Это безумие. К дьяволу, в бездну, к чертям собачьим всё это!
От ругани его отвлёк отец семейства, протянув наёмнику огромный кусок хлеба. Тот вырвал его из рук иноверца и, отщипнув хороший кусочек, быстро запихал себе в рот и почти не пережевывая съел, даже крошки с рукавиц собрал, а оставшийся кусок завернул в платок, подаренный матерью, и спрятал в глубину бригантины. Такой маленькой благодарности он был рад больше, чем двум выплатам своего жалования в данный момент. Обобрать этих людей у него не поднялась рука, а тушу бывшего товарища он бросил в очередной пылающий дом, на всякий случай.
- Я так больше не могу. Что я здесь делаю? Что я забыл здесь?!
Фукон знал, что это опасно, что участь его будет незавидной, если его схватят. Но психика его дала трещину, больше не могла осознавать всех ужасов этой бессмысленной кампании. Когда пришел торговый корабль, крестоносец проник на него под видом проповедника, чьи одежды так же нашел. И лишь когда он оказался за версту от корабля, на родной и знакомой земле, вдалеке от проклятых, усеянных кровью, душащих и поглощающих песков смог облегчённо вздохнуть...
***
- Меня тогда посчитали погибшим под очередным метко выпущенным камнем. Да, верно, крестоносец Фукон погиб в тот день, а позже родился охотник за головами Гордон. Впрочем, я не жалею – всё не выплаченное жалование получили мои родственники, оно им нужнее, это лишь малая доля из того, что я заработал на охоте, - подытожил свой рассказ Гордон. – Я сюда вообще пришел за головой одного негодяя, но тот умудрился издохнуть в этих руинах, а уезжать отсюда стало не с руки. Я ничего больше не умею – только убивать и выслеживать дичь, охотиться и получать за неё награду, вот и всё. Бесславная жизнь.
Рейнальд молча слушал рассказ товарища, вспоминая проклятый крестовый поход. Множество жизней было сгублено, множество костей выбелено песками, множество судеб изломано во имя лжи и бессмысленной бойни.
- Тебя не в чем винить. Мы – недоношенные дети войны. Мы больше ничего не умеем, кроме как убивать. И смерть – достойная награда для таких как мы. Больше, чем слава и богатство.
- Вот помирать я не собираюсь, по крайней мере, пока что, - усмехнулся наёмник, - ладно. Постарайся называть меня по новому имени – здесь полно молодых фанатиков церкви, - охотник за головами кивнул на приезжих, - да и среди остальных слава мне такая не нужна.
- Тогда пойдём, выпьем?
- Проклятье, Рейнальд, ты так скоро сопьёшься, - рассмеялся бывший крестоносец. – Ладно, так уж и быть, хорошо же начался денёк-то! За что пьём?
- За твоё возвращение, - усмехнулся Рейнальд в ответ. – За восставшего из мёртвых Фукона за маской Гордона. Я рад, что ты жив.
- Ладно, идём, - тот снова стал хмурым для прошлого образа.
Двое мужчин задержались на пороге трактира, заметив сидящую за барной стойкой Ботин, словно ждущую только их. В такт их мыслям, та расплылась в кошачьей ухмылке, завидев товарищей, и помахала им ручкой. Крестоносец и охотник за головами обречённо вздохнули...
