Вылазка за лекарствами не предвещала никакой беды и шла практически идеально. Если не считать гриболюдей и грибниц, бешеных полудохлых псин, культистов, ведьм и болотных великанов. Чаща разделилась на две длинные прямые тропы. Было решено исследовать сначала одно направление, затем вернуться, устроить привал и продолжить поиски, если первый заход не принесёт желанного результата. Впрочем, группа надеялась найти не только лекарства, но и драгоценности и деньги, с которыми в последнее время было туго.
Рейнальд осторожно вёл за собой группу, рассчитанную на быстрое решение конфликта, без затягивания ненужных стычек – прокаженный Болдин шел вторым, крепко сжимая в руках свой огромный двуручный меч, названный им "Сломанный Клинок". Следом осторожно шагала Пиквини, держа поближе к себе "Бездонную сумку Тиммурика", полную самых разных вещей и потряхивая кадилом, называемым ею "Саркофаг". Замыкала группу Уистра, держа в руках дивное орудие инженерной мысли и ужасной смерти врагов – арбалет, прозванный ею "Миллисента".
Первую тропу полностью прошли без проблем, стычки заканчивались очень быстро, да и каждый из группы был способен позаботиться если не о своих, то о чужих ранах точно. Чёткие, слаженные действия, обрушивающиеся на голову врагов стрелы, клинки и марево, скрывающее товарищей. Всё получилось так хорошо, что привал решили делать лишь в случае крайней нужды, благо провиант и набор факелов позволяли.
Но судьба сыграла с ними очень печальную и грустную шутку.
Мало того, что гигант своими спорами нарушил боевой порядок и построение отняло много времени, так ещё и проклятый урод что было силы приложил антиквара своим здоровым бревном. Девушка вскрикнула и отлетела в сторону словно пушинка, ударом своего тела сбив надгробье.
- Держись, подруга! Ты не умрёшь сегодня!!! – заревела арбалетчица, передёрнула затвор и выстрелила в отмеченную ранее цель, ведь промазать по такой огромной туше очень сложно, при условии, конечно, что она сама не увернётся. А он мог...
Но не в этот раз – отмеченная перед этим цель даже не смогла утробно загудеть, ведь от влетевшей точно промеж глаз стрелы голова его разлетелась, точно спелый арбуз. Однако болотная ведьма не унималась, запугивая неспособную пошевелиться Пиквини; впрочем, кончина её была быстра – мощной рубкой "Сломанного Клинка" проклятущая тварь была разрублена напополам.
- Держись! – арбалетчица бросилась к антиквару с перевязкой бинтов, когда израненное тело освятило мягкое зелёное свечение – из хладных когтистых лап смерти девушку буквально вырвал крестоносец благодаря священной силе знамени, способного не только вдохновлять на ратные подвиги, но и исцелять раны.
Зализав раны, собравшись с силами, группа отправилась дальше, но Пиквини чувствовала себя всё хуже и хуже, не в плане физическом – моральном. Тело её бросило в мелкую холодную дрожь, она с трудом передвигала ноги и что-то бормотала себе под нос неразборчиво, на своём мудрёном языке.
Несколько опушек прошли без проблем, не встретив сопротивления. Но у брошенного, усеянного уже изрядно разложившимися трупами домишки напоролись на засаду. Идеальная компания – псина, культист, ведьма-культистка и безумец. Рейнальд попытался спровоцировать врагов на себя, громко цитируя священное писание в попытке вызвать гнев богохульников, а всё ещё не потерявшая связи с реальностью Пиквини спряталась за крестоносца, дабы не пасть жертвой острых зубов и когтей. Уистра взвела арбалет и выстрелила в сумасшедшего; болт пробил брюхо и зашел глубоко в тушу, но ослеплённый болью безумец принялся вопить о всепоглощающей тьме и конце света с таким надрывом, не желая затыкаться, наводя смятение на группу.
Всё произошло слишком быстро – культист выждал момент, когда антиквар останется открытой для ударов: одно маленькое мгновение и острый коготь порвал не только одеяние, но и тёплую кожу, по которой заструилась горячая кровь, едва различимая на алых одеждах.
- Свъет... мьеркнет... или тьм’а желает... менья в с’вои... объятя?.. – пробормотала Пиквини, чувствуя, как колеблется её жизнь на пороге смерти.
- Нет! Держись, я рядом! – арбалетчица выхватила бинты и метнулась к антиквару, но не успела считанное мгновение.
Псина попыталась броситься на беззащитную девушку, однако взмах Крестового Похода отбросил дохлую тушу в сторону. Ведьма снова вознесла свой посох и тьма заключила тело женщины. Эти объятья могли стать смертельными для антиквара, но та лишь дёрнулась, скованная болью и сплюнула подступившую к горлу кровь.
- Здьесь та-а-ак м’ногьё... всьяких крас’ивьих бъездьелущек... - она упала на колени, сознание её помутнело и погрузилась в пучину безумия, вызванного телесными ранами, - давайт’е... останьемся... здьесь... навсьегда!
Неожиданно она замолчала, выпучив глаза на мгновение чтобы затем их сощурить и словно рыба, выброшенная на берег, стала хватать воздух ртом; её затрясло, пальцы её скрючились, протянутые куда-то вверх, после чего девушка едва слышимо опустилась на землю и замерла в луже собственной крови.
- Твари! Сукины дети, я перестреляю вас всех! – заревела арбалетчица, взводя арбалет для выстрела точно в сердце безумца.
В этот момент мощным взмахом Болдин разрубил кричащего от невыносимой боли культиста, чья верхняя часть тела валялась рядом с брызжущим во все стороны фонтаном крови. Ведьма приготовилась применить очередное тёмное колдовство, однако перед ней возник крестоносец, навсегда сохранив на её скрытом под маской-черепом лице гримасу ужаса.
- Ты осуждена, еретичка! – коротко бросил он, снеся одним взмахом голову визжащей женщины. Враги кончились, упокоенные холодной сталью.
- Пиквини, вставай! Очнись, подруга! Всё закончилось... – бормотала дрожащим голосом Уистра над телом антиквара, перевязывая переставшие кровоточить раны. – Вставай, пойдём! Я угощу тебя выпивкой... а ты расскажешь ещё одну страшную сказку... Пиквини... пожалуйста...
Крестоносец обернулся на причитания задыхающейся от истерики девушки. Прокаженный опустился рядом на колено, осторожно коснулся рукой в рукавице шеи антиквара, после чего поднялся и грустно покачал головой.
- Чтоб тебя, проклятая богохульница! Чтоб их всех... – в припадке ярости Рейнальд что было силы пнул ногой срубленную голову ведьмы и та улетела куда-то за деревья. – Ненавижу, выродки!
- Лети, ветер, обернись вокруг света и явись. Возьми за собою ввысь потерянные души. И там, у седьмой звезды, ты стань снова молодым, пускай дождь живой воды проклятие разрушит, – Болдин цитировал стихи собственного сочинения, словно молитву, в чём-то на неё похожие. – Лети, ветер, в руки нам – вода с кровью пополам; земля пеплом и золой огни костров потушит. И гром молнией сверкнёт и тьму светом обернёт и вновь ветер нам вернёт потерянные души.
Уистра взвыла, заливаясь горькими слезами над телом мёртвой Пиквини. Рейнальд принял решение разбить лагерь – поражение было неприемлемо, побег был неприемлем – их ждут в городе вместе с лекарствами, вместе с золотом и драгоценностями.
Тело антиквара накрыли тряпкой, оставив позади сумок – в конце концов, живые пусть остаются с живыми, а павшие с павшими. Арбалетчица уснула с огромным трудом только после изрядной порции выпитой святой воды, отвара из целебных трав и доли спирта – последние два компонента прокаженный всегда носил с собой для лечебных целей. И то, продолжала плакать и стенать даже во сне. Крестоносец вызвался подежурить, помня об обряде "ночного бдения" – молодого рыцаря креста оставляли на ночное дежурство, ему предстояло не сомкнуть глаз от захода до восхода солнца; стоило задремать даже на мгновение, и изгнание с позором было обеспечено – проклятые сарацины только и ждали момента для ночного нападения...
Впрочем, в своём бдении он был не одинок...
Рейнальд очень мало знал о Болдине, хотя их объединяла сильная вера в Бога. Прокаженный был сильным физически и ещё сильнее духовно, стойко и без жалоб перенося непрекращающиеся боли; рубцы часто кровоточили, волдыри гноились и лопались, и если для наблюдателя это было лишь мерзко на вид, прокаженный испытывал при этом адские муки. Госпитальеры часто подолгу проводили над ним различные процедуры, выписывая лекарства, утоляющие боль и замедляющие ненасытную болезнь.
- Много крови пролилось сегодня, - Болдин был достаточно немногословен, в основном лишь цитировал собственные стихи, это он был горазд. – Дело дрянь, я скажу...
- Очень красивые стихи. Они были похожи на молитву, - признался Рейнальд.
- Благодарю. Это единственное, что согревает мою душу в эти тёмные ночи. Я лишён большинства людских утех – как минимум прелюбодеяния и умерщвления плоти - никто не возжелает и не захочет по свой воле разделить со мной ложе, а такую боль как от удара плети я даже не чувствую...
- У тебя выправка, словно у королевской особы, ты очень хорошо держишься, - заметил крестоносец.
- Прости, позволишь снять маску? – поинтересовался прокаженный. - Вид моего изуродованного лица может испортить аппетит...
- Боюсь, после гибели Пиквини у меня его не будет даже по возвращению в город, - ответил крестоносец, - не беспокойся, снимай.
- Благодарю. Коже надо подышать, - мужчине не потребовалось много времени, чтобы отцепить свою ужасную маску и снять её.
Рейнальд изо всех сил постарался сделать вид, что лицо Болдина не вызвало у него отвращения, дабы не сконфузить товарища – покрытое рубцами и жуткими пятнами вместе с обветренными потрескавшимися губами оно производило ужасающее впечатление.
- Я действительно жалкое существо... – пробурчал прокаженный, насладившись свежим воздухом. - Возможно, я бы мог не допустить этого...
- Ты пришёл сюда, чувствуя, как болезнь медленно пожирает тебя? – поинтересовался рыцарь креста. - Чтобы даже в посмертии оказать миру помощь в борьбе с разрастающимся злом?
- Ты говорил что-то про королевскую особу? – Болдин глухо усмехнулся. - Ты очень наблюдателен, Рейнальд. Ты же был в Священной земле, я прав? Был, конечно же – вы были там во время крестового похода; так проще будет объяснить. Я пришёл сюда не только по этой причине...
***
Восседающая за столом величественная фигура замерла в ожидании, пока верные слуги закончат приготовления, погрузившись в мысли, раздумья и воспоминания.
У бога своё, судя по всему, изощрённое чувство юмора. Он – наделённый королевской властью, наследием на престол, да не в простом королевстве, оказался абсолютно бесполезен для своего государства. Из-за проказы он не мог дать наследника, он не мог появляться при дворе, дабы не вызывать презрения, насмешек или невыносимой жалости. Поэтому он отрёкся от престола и собрался в добровольное изгнание...
Рождённый королём умрёт королём, так говорил его отец, и оказался прав – в святую землю прибывали паломники, многие из которых были так же обречены, прокляты на вечные муки и уродство. Им нужен был король, государь, человек, что поведёт их в эти тёмные времена – королевство внутри королевства, маленький квартал. Он стал королём прокаженных...
Утешение боли телесной и душевной он нашел в вере, в молитвах, в дымке ладана и лике икон. Болдин верил, надеялся, что Бог милосерден, сострадателен и никогда не оставит своих неразумных детей. А потом он услышал зов о пробуждающейся тьме, о требующихся героях. Здесь, в городе пророка и миссии он будет медленно истлевать, пожираемый неизлечимой болезнью...
- Быть может, я проклят? Проклят от рождения?
Этот мир погряз в пороках и крови и Бог отвернулся от него. Этот мир требовал искупления, требовал мольбы о прощении, о возвращении любви божьей.
- Если я смогу искупить грехи это мира перед Богом, даже ценой своей жизни, я сделаю это!
- Ваше высочество, - из мысли Болдина выдернул верный слуга, - мы закончили. Вы готовы?
- Да, конечно.
Бинты, смоченные священным маслом и кровью, укрывают шрамы и волдыри. Тяжелый нагрудник закреплён, меч заточен. Он сменил царственный пурпур на саван покойника, корону правителя на маску мученика. Он шагал под колокольный набат и дождь из лепестков роз. Он тяжело шагал, пересиливая боль, видя, как рыдает та, которую он всегда любил и будет любить, которой посвящал все до единого стихи. Он уходил, чтобы никогда не вернуться...
- Я искуплю грехи этого мира или умру. Третьего не дано...
***
- Я всё же для себя решил, что Бог, должно быть, жесток... – Болдин неотрывно смотрел на пляшущие огоньки костра. – Забрать здоровую жизнь... и оставить мою. Это несправедливо.
- Пару лет назад я бы за такие слова мог бы подраться с тобой, но крестовый поход сильно меняет людей, - выдохнул Рейнальд. – Теперь я соглашусь с тобой. Господь не милосерден, но и мы – не ангелы. Мы заслужили это...
- Все?
- Не знаю. Когда я к нему попаду, я обязательно у него спрошу...
- Пойду, окину взглядом окрестности, - крестоносец не успел возразить, как прокаженный резонно заметил, - если лекарства недалеко, нам повезло. Волочиться с трупом – непозволительная роскошь, а если оставим Пиквини, её тело станет частью трапезы шелудивых псов. Это богохульство...
Он был прав – Уистра, всё ещё, будучи в здравом уме, но уже на грани, вряд ли оставит тело антиквара тут и даже если взвалит и понесёт на себе, вдвоём они мало навоюют. Даже при условии, что тело понесёт кто-то из них двоих. А бросить их здесь, оставить и уйти искать лекарства – бесчеловечный поступок.
Впрочем, Болдин отсутствовал недолго, заявив, что на соседней опушке брошен был саквояж с лекарствами, которые он принёс. Всё, что нужно было, оказалось собрано, в том числе и потерянные лекарства. Поставленные задачи были выполнены.
Дождавшись, пока арбалетчица выспится, мужчины собрали вещи, затушили костёр и с пробуждением девушки покинули проклятую чащу.
На кладбище появилась новая постоялица, присоединившись к ранее павшим товарищам – уже восьмая...
