Арсений — хороший отец.
Он как мог старался следить за своей женой, когда она была беременна, с нетерпением ждал пополнения, гадал, кто же будет: мальчик или девочка, подыскивал имя и был безмерно рад, когда его любимая жена родила.
А когда он впервые взял на руки ребёнка, что-то щёлкнуло в голове, какая-то деталь переменилась, и Арсений понял, насколько же всё серьёзно.
Он же теперь отец, чёрт побери.
Для Попова брак был чем-то незначительным, лишь ещё одна ступень отношений. Попов знал, что в случае чего можно развестись, можно жениться снова. Всё было довольно легко; даже стоя перед алтарём, Арсений ни капли не чувствовал той серьёзности, того значения, которое обычно придают браку. В их отношениях ничего не поменялось, кроме слов: вместо легкомысленного «девушка» гордое - «жена».
И это больше всего нравилось Арсению, это давало обманчивое чувство свободы и мнимое понимание того, что он может уйти в любой момент.
Как бы не так.
Всё изменилось когда родилась дочь. Маленький ребёнок, который теперь — даже страшно становилось —
общий. Это уже не простой брак, когда люди живут под одной крышей, едят одну еду и трахаются, это уже нечто большее, что-то, что прочно связывает, сковывает вместе, хочешь ты этого или нет.
И каким бы ублюдком ты ни был — всё равно задумаешься о ребёнке, прежде чем бросить нелюбимую жену. А Попов жену любил и ублюдком себя не считал. Так что всё становилось ещё сложнее.
О дочери и говорить не приходилось. Арсений не мог представить, что можно так сильно привязаться к ребёнку, но как только взял её на руки, в голове пронеслось гордое «отец», и спокойная, приятная радость медленно разрасталась в груди.
Вместе с пониманием, что теперь у него настоящая семья.
А потом грёбаная «Импровизация» и не менее грёбаный Антон Шастун.
Невъебенно высокий, с заразительной улыбкой и громким смехом. То, что происходило с Арсением поначалу даже нельзя было назвать влечением, просто он сразу отметил про себя, что этот парень совсем неплох, а дальше, когда через несколько месяцев их знакомства Антон полез к нему за поцелуем, Попов не отстранился.
Когда он целовал Антона впервые, мысль о том, что Арсений — хороший муж, была задвинута на самую дальнюю полку в голове и припорошена пылью.
В тот момент он не думал ни о жене, ни о ребёнке, ни о чувстве стыда, которое будет грызть его всё последующее время.
В тот момент были только грубые мужские губы, лёгкая колющаяся щетина и сильные руки, лежащие на его шее.
Не было никаких сложных принятий ориентации и панического «я теперь гей». Все проходило намного спокойней, чем можно было ожидать.
Сначала осознание. Когда Арсений смотрел на Шастуна и ловил себя на мысли, что тот действительно красив или что у него чертовски приятный голос, или же — самое главное — с ним как-то поразительно легко.
Потом принятие. Когда Арсений первый целовал, прижимая Антона к стенке за каким-то углом и проводя языком по шее.
И, наконец, влечение. Секс.
Первая измена.
После неё Арсений долго целовал свою жену и боялся смотреть ей в глаза. Девушка ничего не заподозрила — он слишком хороший актер — но мерзкое, сковывающее чувство всё-таки проникало в их уютный семейный очаг, так и оставаясь неосознанным.
Когда ничего не раскрылось, Попов осмелел. Всё осталось как прежде: его жена всё так же заботливо отправляла его на работу и злилась, когда он не мыл посуду, Антон всё так же улыбался и шутил, изредка поглядывая на него, Арсения.
И это было чертовски странное чувство — знать, что ничего не поменялось, его ошибка осталась нераскрытой и от этого ещё более приятной.
***
Попов лежал со своей дочерью на диване, вместе с ней смотря какие-то глупые детские мультики, и ждал, пока она уснет. Девочка уже клевала носом и то и дело клала голову на плечо отца, но потом тут же вздрагивала и вновь всматривалась в смеющихся зверушек на экране.
Попов слишком сильно любил дочь, чтобы выключить эту тупую хрень и просто так отправить ребёнка спать.
В комнату тихо вошла жена. Длинные распущенные волосы мягко падали ей на плечи, домашний халат был расстёгнут, а взгляд светлых глаз устремлён на Арсения и ребёнка.
Красивая, как нимфа, с заботливым и бесконечно преданным взглядом — мечта любого мужчины, так что же ему, Арсению, ещё надо?
— Мои хорошие, — шёпотом сказала она, подходя ближе, и, указывая на дочь, спросила: — Уже уснула?
— Только что, — кивнул Арсений, чуть улыбаясь.
Он осторожно поднял ребёнка на руки и отнес её в комнату.
Вернувшись, Попов застал жену лежащей на кровати. Мягкая улыбка и такой влюбленный взгляд, что Арсению становится её жалко.
Он медленно подходит к кровати, аккуратно целуя девушку. Она притягивает к себе Арсения и прижимается к нему всем телом.
Её тепло, её податливость и хрупкость, её запах — всё это приятно возбуждало, и Попов уже не мог думать о чем-то другом, кроме доступного горячего тела рядом.
***
Арсений всё ещё гладил по обнажённому плечу девушку, уснувшую у него на груди, когда зазвонил телефон. Его жена завозилась, раскрыла глаза, сонным взглядом смотря на Попова.
— Кто это? — медленно спрашивает она чуть хриплым ото сна голосом.
Арсений аккуратно встал, потянулся к мобильнику и уже хотел было скинуть звонок, но вдруг у Антона что-то важное…
Он вышел на кухню, морщась от сквозняка, холодящего голое тело.
— Да?
— Приезжай, а? — слышится пьяный жалкий голос Антона.
Попов ещё успевает подумать, что эта надломленность в голосе обычно появляется после очень приличного количества алкоголя.
— Ты с ума сошел? — злится Арсений. — Тоха, у меня семья.
Фраза, которую Шастун, наверное, ненавидит, потому что слышит слишком часто.
— А у меня только ты, — выдыхает Антон. — Поэтому приезжай, Арс, один, блять, раз.
Антон называет какой-то бар в четырёх кварталах отсюда и скидывает.
Попов кладёт телефон на подоконник и со злостью ударяет кулаком в стену. Пьяный голос Антона, говорящего какой-то бред, ещё долго набатом звучит в голове.
Грёбаный Шастун портит идиллию семейной жизни, но Арсению следовало бы этого ожидать.
Когда Попов возвращается в комнату, жена уже смотрит на него внимательным взглядом, застегивая халат. От недавней сонливости на её лице не осталось и следа.
— Что-то случилось? — спрашивает она.
Арсений начинает одеваться и, только надев какую-то рубашку, наконец отвечает:
— Антону хреново, нужно подъехать. Только не спрашивай, что конкретно случилось, я сам ничего не понял.
Девушка резко поднимается с кровати и бросается Арсению на шею; Попов, немного опешив, неуклюже обнимает её. Его любимая жена берёт его лицо в свои маленькие ладони и смотрит в глаза таким взглядом, от которого Арсению становится не по себе.
— Останься, — просит она. — Один раз хотя бы, Арс, пожалуйста, останься.
Эти слова больно режут что-то в груди, и Попов прикрывает глаза, медленно выдыхая.
Он ведь хороший муж.
Арсений качает головой и аккуратно отстраняется, делая шаг назад.
— Извини.
Арсений хороший муж и хороший отец, но грёбаный бухой Антон
один раз просит приехать, и это почему-то становится важнее.
