***
Следующую неделю Арсений тоже проводит с семьёй. Они с женой иногда оставляют дочку у тёщи Попова или же у его матери, ходят во всякие кафешки, кинотеатры, в гости к общим друзьям. Везде Арсения преследует приятная атмосфера и лёгкость, ему везде улыбаются и жена ласково взъерошивает волосы утром. Всё хорошо. Он почти не думает об Антоне, образ Шастуна витает где-то на задворках памяти, за высоким ограждением счастливой семейной жизни. Как будто и не было всех измен. Однажды, когда они сидят в гостях у давних друзей — старых одноклассников его жены — девушки уходят поболтать и поиграть с четырёхлетним ребёнком, а Арсений остаётся с Витей, Катиным мужем, который приносит две бутылки пива и садится рядом с Поповым на диван. Они разговаривают о матче на прошлой неделе, о детях, о работе и прочих отвлечённых темах. Витя откидывается на спинку дивана, делая большой глоток и отставляя бутылку в сторону. — Арс, вот скажи честно, ты своей изменяешь? — неожиданно спрашивает мужчина. У Попова всё ухает вниз, сердце болезненно рвётся сквозь грудную клетку, и Арсений поджимает губы, стараясь никак не показать своего волнения. — Нет, — говорит он, а потом, немного подумав, решает, что такого ответа недостаточно и дополняет: — Мне это и не нужно вовсе. — И так постоянно даёт? — Витя игриво поднимает брови. Арсений только улыбается в ответ, а потом всё-таки спрашивает: — А ты своей Кате изменял когда-нибудь? Мужчина медленно качает головой. — Не вижу смысла, — говорит он. — Хотя не раз думал об этом, а потом как-то знаешь… как-то понимаешь, что тебе это не нужно. Ну согласись, у меня жена, ребёнок, тёща, будь она неладна, у меня семья, где я вполне себе счастлив, и было бы глупо просрать всё из-за одного желания потрахаться с какой-нибудь красоткой на стороне. Арсений молча соглашается, допивая своё пиво и отставляя бутылку на стол. Он бы предпочёл сменить тему как можно скорее, но боится, что это вызовет подозрения. Не то чтобы он не доверял этому парню, даже, скорее, наоборот: Попов был уверен, что если он узнает про измены своего друга, то ничего не расскажет, и можно оставаться спокойным, но какой-то внутренний барьер — навязанная репутация хорошего мужа, которую он так старался и хотел поддерживать — всё-таки не давал возможности даже намекнуть об этом. — Другое дело — если конкретно так человек зацепил, — продолжает Витя. — Вот тогда вроде бы измена не такая страшная, ну, как мне кажется. Хотя вот взять нас с Катей: мне кроме неё никто и не нужен. Арсений снова смотрит в пол. Их жёны возвращаются, неся на руках ребёнка. Все снова шутят и смеются.***
Следующая неделя проходит так же весело. Арсений постоянно встречается с кем-нибудь из старых знакомых, проводит время вместе с женой, ходит в парк с ребёнком, смеётся, веселится и ни по кому не скучает. Девушка постоянно улыбается, взъерошивая волосы Попова — одна из привычек, которую он вначале терпеть не мог, а потом как-то незаметно свыкся. Его жена всё время рядом, готовит вкусные завтраки, красит губы и целует его, Арсения, прижимаясь своим хрупким телом к его груди. Сам Арсений обнимает девушку, гладит по мягким волосам и целует её в голову. И вспоминает Антона. Совсем некстати, совсем не вовремя и не нужно, но это воспоминание стрелой проносится в голове и ещё прочней заседает там, когда его жена чуть касается губами ключицы Попова. — Моя хорошая… — шепчет Арсений, но перед глазами всё равно лицо Шастуна. Через пару минут он курит на балконе. И быстро выбрасывает ещё не истлевшую сигарету, когда к нему подходит дочь. Она смешно морщит носик и держит в руках полусдутый мяч. Арсений улыбается ребёнку, опускаясь на корточки. Дочка бросает в него мячик и, весело засмеявшись, убегает. Семейная идиллия снова становится самым важным, Антон снова оказывается за её чертой.***
Вечером, когда они все вместе лежат на диване, положив голову на колени Арсения, посапывает его дочь, а жена, устроив голову у него на плече, смотрит телевизор. Попов думает, что вот она — счастливая семейная жизнь, вот оно — спокойствие и тихая, мягкая радость, о которой так часто пишут в книгах. Ему настолько хорошо, что не хочется ни о чём думать, кроме размеренного дыхания жены и полусонной улыбки дочери.