purpose

– Значит, Юнги всё-таки тебя выгнал? – озвучивает вопрос Сокджин, сидя напротив двоих парней, которые усердно поглощают приготовленный им обед. – Нет, я сам ушёл. – отвечает Тэхён, направляя в рот очередную ложку супа. – Почему? – Обычное недопонимание. – отмахнулся младший, заставив Джина нервно фыркнуть. – А я так понимаю, у тебя уже есть с кем провести Рождество, и ты хочешь меня спровадить?       Тэхён тянет на лицо загадочную улыбку, переставая жевать, и смотрит по левую руку прямо на Чонгука. Чон, который до этого сидел молча, как будто его тут и не было, наконец поднимает на них взгляд. Его ужасно раздражают неловкие ситуации, а после прихода этого странного парня, он чувствует ничто иное, как неловкость. К тому же то, что Тэхён знает его имя приводит к мысли о возможных рассказах и упоминаниях Джина о нём. Чонгук не хочет больше в этом участвовать, поэтому вытерев рот салфеткой, встаёт с места, информирует о своём уходе и просит Сокджина отдать его вещи. Ким подпрыгивает от неожиданности и нервно теребит пальцами края своего свитера. – Чонгук, понимаешь... На самом деле, забирая тебя вчера из интерната, я сказал директору, что ты проведёшь Рождество у меня, поэтому сейчас там никого нет. – Ну и зачем? – Я просто волновался о твоём самочувствии, и не будет ли лучше встретить праздник в компании, а не одному? – Джин мягко улыбается, стараясь прикрыть нарастающее волнение. – Я уже сто раз говорил, что это тебя не касается. И вообще... – И вообще, ты придурок или да? – внезапно в разговор встревает Тэхён. – Что? – Пфф, я говорю, неужели ты настолько глуп, чтобы не подумать о том, что интернат несёт за тебя ответственность, и раз уж ты решил остаться, остальным сотрудникам тоже придется остаться. А у них, наверное, есть близкие люди, семья и друзья. Ты отвергаешь любые пути обрести таких людей в своей жизни, поэтому будь добр, не мешай другим весело провести этот праздник с родными. Будь паинькой и останься тут. Не переживай, я лупоглазыми школьниками не интересуюсь в отличии от Джин-хёна, но он тоже будет хорошим и просто приготовит нам лучший рождественский ужин на свете.       После продолжительной речи Тэхёна, Чонгук замирает, крепко сжимая кулаки и темнеет на глазах. На вопрос согласен ли он с этим мнением - молчит. Затем получает ещё более широкую улыбку от Тэ и оптимистичное: «Молчишь, значит согласен. Вот и отличненько. Джин-хён, сделаешь курицу с подливом?».       Сокджин на вопрос донсена отвечает тихим «Без проблем» и украдкой поглядывает на Чонгука, который скрывается в гостиной. Спустя некоторое время он застаёт того за перевязыванием бинтов, всё ещё в домашних трениках и всё ещё в его квартире. Радости Кима нет предела. Он обязательно постарается сделать этот праздник идеальным, чтобы не разочаровать соулмейта. Приход младшего Кима не всегда предвещает что-то хорошее, но в этот раз он оказался действительно полезен.       Чонгук без интереса пялится в окно, когда рядом на диван плюхается тушка Тэхёна. – Слышал, ты танцами занимаешься? Пашешь небось до потери сознания. Да, тяжкое занятие, пусть и увлекательное. – говорит парень, подложив руки за голову. Чон хмыкает и поворачивается, чтобы лучше разглядеть нового знакомого. До этого не получилось это как-то, потому что сразу за ним пришёл Сокджин, они поздоровались и сели обедать. По внешнему виду Тэхёна сложно сказать, что он за человек. Лицом тянет на модель модных журналов, но стройное телосложение и большие шершавые ладони выглядят так, словно знают физический труд. Стиль одежды вовсе напоминает далёкие восьмидесятые-девяностые с этими широкими зелёными брюками, велюровой рубашкой, узорчатой кофтой и красным беретом наискосок. И если говорить о танцах, то Чонгук сомневается, что этот парень что-то в этом соображает. – А тебе-то откуда знать? Тоже танцуешь? – Танцевал раньше, года два-три назад. В студии BIG HIT занимался, знаешь такую? – серьёзно отвечает Ким, не замечая явного подкола в голосе младшего. Про студию Чонгук знает, ещё как знает. Он давно мечтал там заниматься и познакомиться с командой, во главе которой Сон Сандык, один из лучших хореографов Кореи и чонгуков пример для подражания. Услышав знакомое название, танцор тут же вспыхивает интересом и прищурившись смотрит на Тэхёна. – Меня туда один знакомый привёл. Мы в баттлах участвовали, номера новые ставили, по фестивалям ездили. Хорошее было время. Только это дело мне быстро наскучило, и я всё бросил. – Прям так и наскучило? – Ага, я много чем пробовал заниматься, начиная с плаванья и заканчивая актёрским мастерством. Три вуза сменил, потом вовсе бросил, не вижу смысла. Сейчас вот увлекаюсь художественным искусством. Мне пока очень нравится. – А жить на что будешь не думал? – усмехается Чонгук, ему это кажется немыслимым и глупым. Этот парень должно быть шутит или просто выпендривается. Однако Тэхён тянет губы в лёгкой улыбке и отвечает: «Я место своё в этой жизни ищу, а не способ прокормиться». Чон замирает с немым «о» на устах и смотрит на беззаботное и расслабленное лицо парня напротив. Ему сложно понять, но спорить не собирается. Такие люди как Тэхён отличаются от таких как Чонгук. Возможно, потому что растут в другой среде, учатся другим вещам или просто имеют рядом людей, которые принимают их такими, какие они есть.       Время за разговорами с Тэ пролетает быстрее. Они сидят так ещё полчаса, затем в комнату заходит румяный Сокджин, подправляя фартук, и просит помочь на кухне. Через некоторое время Чон, сидя за столом, уже сосредоточенно крошит овощи и исподлобья наблюдает за старшим, который жарит что-то у плиты. Блондин в домашней обстановке выглядит таким привычным и родным; улыбается, когда что-то вкусно получается, недовольно ерошит итак беспорядочную копну волос, когда недоволен, звонко смеётся над шутками и неловкостью Тэхёна, не забывая с улыбкой благодарить Чона за помощь.       Ближе к вечеру начинает идти снег и город в мгновение ока оказывается покрыт белым одеялом. Огни рождественского Сеула сияют ярче обычного, завораживая своей красотой, в воздухе пахнет апельсинами и шампанским, а холод приятно щекочет кожу. Чонгук быстро закрывает окно, когда слышит проходящих в комнату старших и ловит на себе немного беспокойный взгляд Джина.       Они сидят за столом и слушают очередной весёлый рассказ Тэхёна, когда в дверь внезапно звонят. Удивлённый Сокджин идёт открывать, возвращаясь уже не один. Худощавый парень с пепельными волосами и несколькими проколами в ушах поджимает губы, оглядывая всё вокруг придирчивым взглядом. – Ого, это же сам Мин Юнги! Зачем ты пришёл, раз сказал мне катиться куда подальше? – вдруг вскрикивает младший Ким, сложив руки на груди и глядя на пришедшего с явным вызовом. – Я вообще-то к Джину пришёл. Не ожидал, что ты окажешься здесь. Вот ведь незадача, да? – говорит парень, скривив рот в лёгкой ухмылке. Новоиспечённый художник тут же вспыхивает возмущением, вскакивает с места и выбегает в коридор, кинув за спину что-то вроде «Ну и пошёл ты в задницу». Юнги тяжело вздыхает и идёт за ним. В коридоре начинается возня, крики, потом кого-то видимо толкают на кухню, захлопывая дверь, и разборки эхом слышатся уже оттуда.       Чонгук переводит недоумевающий взгляд на Сокджина, который неловко потирает лоб и пытается сдержать нервный смех. – Это Юнги, мой близкий друг. Они с Тэхёном встречаются уже давно. Подобные разборки норма в их отношениях, я уже привык. Они сейчас поскандалят немного и помирятся, – объясняется он, затем бурчит еле слышно: – Если, конечно, в порыве эмоций не скинут друг друга в окно. Однако Чону удаётся уловить эту фразу, поэтому он начинает тихо посмеиваться, закрывая лицо руками. Джин краснеет от смущения, но не может сдержать широкой радостной улыбки. Он не может поверить своим глазам, потому что ему удалось хоть немного рассмешить Чонгука.       Неугомонная парочка действительно возвращается спустя некоторое время. Оба помятые, запыхавшиеся и взбудораженные. Сокджин невольно приподнимает брови, потом говорит: «Даже знать не хочу, чем вы занимались на моей кухне, так что лучше садитесь за стол. Тут курица остывает».       Праздник они встречают в слегка напряжённой, но безусловно в тёплой атмосфере. Рождественская ёлка, переливающиеся цветные гирлянды, богато накрытый стол и приятная мелодия из старенького магнитофона задают некое настроение их скромному сборищу. Юнги тихо сидит в углу и пьёт шампанское, Тэхён болтает без умолку, а Джин охотно поддерживает беседу. Они рассказывают Чонгуку десятки историй, не спрашивая интересно ему или нет, поэтому молчаливый младший волей не волей узнаёт много нового о жизни Сокджина и его друзей.       Оказывается, Ким усердный студент и в этом году на отлично заканчивает университет, родом он из Ильсана, его родители живут там и тоже работают преподавателями в местной школе. Несмотря на то, что он является единственным ребёнком в семье, парень рос очень мягкосердечным и всегда беспокоился о других прежде, чем о себе. Тэхён рассказывает о том, как много старший натерпелся в подростковом в возрасте за эту свою наивность и доброту, как им с Юнги частенько приходилось защищать его и вытирать слёзы с круглого личика. Джин отмахивается и говорит, что изменился, получая на это только тихие смешки от друзей. Чон ковыряется в своей тарелке, делая безразличный вид, но истории о трудном детстве старшего какой-то глухой болью отзываются в груди и заставляют дрожать руку с меткой. Краем глаза он замечает, как на лице Сокджина проскальзывает незаметная грустная улыбка, хотя тот всё отрицает и пытается скорее поменять тему разговора.       Парни стараются не говорить о соулмейтах, а конкретно о Джине и Чонгуке, но напряжение, повисшее в воздухе между ними, можно буквально потрогать руками. К тому же танцор узнаёт, что парочка друзей Кима оказываются не кем иными, как предназначенными волей природы. Конечно, он не сдерживает раздражённого цоканья на это заявление, получая в ответ хмурый взгляд Юнги.       Чонгук решает, что этот сероволосый парень выглядит немного пугающим. Одетый во всё чёрное, с бледной кожей и тонкими запястьями Мин Юнги совершенно отличался от бурлящей красками яркой личности своего соулмейта. Однако краем глаза Чон заметил, как прижимаясь к друг другу, один становился совсем крохотным и беззащитным, а другой наоборот казался больше и надёжнее, что разительно отличалось от их индивидуальных образов. «Вы отлично дополняете друг друга, пусть и характеры у обоих отвратительные», - смеётся вслух Сокджин. Чонгук осторожно переводит своё внимание на него и задумывается о том, как бы выглядели они с Джином вместе. Мягкий и спокойный по натуре старший наверняка смог бы потушить дикий пожар внутри него, заставив расти из пепла прекрасные цветы, а чонгуковские ладони кажутся созданными для того, чтобы сжимать в них красивые руки Сокджина. Смущённый собственными мыслями парень осторожно встаёт из-за стола и уходит на кухню.       После того как часы пробивают полночь, а за окном начинают стрелять салюты, компания громко поздравляет друг друга, поднимая вверх полные бокалы. Чон с места вяло вытягивает руку со стаканом апельсинового сока и строит кислую мину, сдерживая вырывающуюся наружу улыбку. Мгновенье настоящего волшебства охватывает его, когда он слышит чужой смех, а внутри поселяется тёплый ком искренней радости, совсем как в детстве.       Задержавшись ещё на полчаса, Юнги с Тэхёном уходят, говоря, что забегут на центральную площадь, а затем пойдут к себе домой. Младший молча кивает им на прощание, а Сокджин обнимает каждого и кричит с крыльца: «Осторожнее по пути! И только попробуйте опять поругаться и заявиться ко мне с утра!». – Оставь это. Иди спать, я уже постелил тебе в гостиной. С уборкой сам справлюсь. – говорит Джин, когда заходит в зал и видит, как Чонгук прибирает стол. – Нет. Не такой уж я неблагодарный эгоист, чтобы не помочь человеку, который позаботился обо мне. – хмыкает танцор и Ким одаривает его очередной улыбкой, не решаясь больше спорить.       Закончив со всем, Чон проходит в гостиную, которая находится рядом с другой комнатой и по его предположениям является спальней хозяина квартиры. Собственно, в этой же комнате Чонгук проснулся в обед, поэтому особой неловкости не чувствует. Он надевает подготовленную для него футболку и пижамные штаны, чувствуя свежий запах порошка. Когда он уже собирается засыпать, снаружи слышится стук. Дверь открывается и в комнату, включая свет, входит Сокджин. – Прости за вторжение. Ты ещё не спишь? – Ложился. – Я хотел отдать тебе кое-что, – говорит блондин, и только тогда Чонгук замечает в его руках небольшую подарочную коробку: – Ничего особенного, но я буду очень рад, если ты примешь это. Спокойной ночи.       Джин осторожно кладёт коробку в руки несопротивляющегося младшего и быстро выходит из комнаты. Изумлённый Чон остаётся один с подарком и нарастающим в груди сердцебиением. Он, нервно кусая нижнюю губу, развязывает атласные ленты и открывает картонную крышку. Внутри лежат вязанные ярко-красные шарф и перчатки, а сверху маленькая открытка, написанная уже знакомым аккуратным почерком.

«С рождеством, Чонгук. Одевайся теплее и не болей. Хён позаботится о тебе.»

      В какой-то момент Чонгук задерживает дыхание, от волнения или возмущения - неизвестно, а надпись под потрёпанными бинтами горит так, что вот-вот отпечатается ожогом на белой ткани. Ему впервые дарит подарок на рождество кто-то другой, кроме двух друзей из академии и горе-родителей. Сокджин – настоящий идиот, который не сдаётся и продолжает пробиваться через стену ненависти, выстроенную вокруг себя младшим. Зачем ему всё это? Неужели он настолько сильно хочет быть рядом? Даже через усиленное сопротивление, Чон чувствует, как эти стены постепенно дают трещины и соулмейт врывается в его жизнь… и сердце.       Парень осторожно касается вязаной ткани, чувствуя кончиками пальцев тепло и мягкость. «Совсем, как его белый шарф», – думает Чонгук, улыбаясь своим воспоминаниям, пока мелкие капли слёз стекают по его щекам. Он быстро вытирает их, ставит подарок рядом со своим рюкзаком и утыкается носом в подушку. Сегодня он потратил слишком много сил и эмоций. Находясь на грани сна и реальности, Чонгук шепчет слова благодарности. – Спасибо, Сокджин. Это было лучшее Рождество за последние несколько лет моей жизни. Где-то за соседней стенкой эти слова родным голосом звучат в голове старшего, который уже устало развалился на кровати, улыбаясь при этом в полудрёме.