Кукла.

Скрутившись в комочек. Сжав кулаки. Плакать. Измайлова смотрела в окно, в своей комнате. После случившегося прошло три дня. Три дня. Три дня боли и отвращения к себе. Да-да, к себе любимой. Это изменило Нику. Вечно улыбчивая и безбашенно веселая Измайлова, просто исчезла… Взяла и пропала. И вот, в комнате, на её кровати, лежало просто тело. Кукла. Из раздумий её вывел голос брата, она посмотрела на дверь. — Перебинтуем? — спросил Гриша, показывая сестре аптечку. — Блять… — проныла Измайлова, но изменила положение. Из лежачего на сидячее. Гриша подошел к ней и присел. Он достал из аптечки бинт. Ника подала ему ноги. Сняв её махровые носочки, он оглядел забинтованную рану. Все запутано. В тот день когда Ника закричала, и он увидел, что она напоролась на разбитую бутылку от коньяка, и подумал, что ей больно. Но… Не от того что её изнасиловали, а из-за того что в её ногах было стекло. А это была надежда все ему рассказать, но он все перепутал. — Ник, почему ты после дачи ходишь грустная? — спросил Измайлов, снимая бинты, Ника слегка прошипела от боли. Рана страшная. Все исцарапано и переворное. Мясо. Гриша начал забинтовывать новыми бинтами. — Мне пофиг, Гринь. Просто пофиг. А почему тебе нет? — резко сказала Ника. Её слова резали по тишине, и слегка заставили Гришу вздрогнуть. Он поднял глаза на нее. Грустные глаза, смотрящие куда-то в пол, и мило держа плюшевого мишку. Ника. Что с ней? — Ты — все что есть у меня. Самого родного, сука, человека больше нет. Ты забыла? Наше детство, как я тебя нянчил, и провожал в школу? Почему ты стала такой? — твердо сказал Гриша. Они без страха смотрели друг другу в глаза. Но их взгляд… они разные, Гриша смотрел с гневом, а Измайлова с пустотой. — Ты сделал меня такой… — шепотом сказала Ника, к счастью брат не услышал этого. — Не знаю, Гринь, не знаю. Просто хочу так жить, и все. — Ты дура?! Скажи мне. — Закончив с перевязкой, он встал, и нагнулся, заглядывая в глаза Ники. — Язык проглотила? Отвечай. — Я дура, Гриша, дура. — Ответила Ника. Снова этот голос. Такой холодный. — Хватит. Ты играешь с огнем, дура. Хватит выкобениваться, скажи что случилось! — Я не могу… — резко сказала она, но уже отвела взгляд в сторону. Это конец. Конец его терпению. Он не выдержал. Резко Измайлов повалил «сестру» на кровать, удобно устроившись сверху, и сжимает её запястье над её головой. — Ты чего?! Пусти! — начала сопротивляться Ника, вырываясь, но ГришакФй злобно смотрел на нее. Она слабая. Не сможет выбраться. — Тебя трахнуть, чтобы ответила мне?! — Гриша приблизил свое лицо к блондинке, вот-вот, и их губы соприкоснуться. — Мне нечего терять. Мы не родные. У нас разная кровь, нас не будут судить, если мы переспим. Что тут такого? Давай, решайся: Ответишь, что случилось, или я тебя насильно трахну.- Это был удар ниже живота. Его твердый голос, он не шутит.? Глаза Ники расширились. Она не понимала, что он говорит. — Отвечай. — снова его голос. Гриша сильнее сжал запястье Измайловой. — Трахни. — ответила Ника. Теперь настала очередь Гриши удивляться. Она чокнутая? Да как она только смогла это сказать… Они же с детства брат и сестра. Но в этом предложении есть «как». Как брат и сестра. Глаза Ники окутала слезная пленка. Тут Ника почувствовала свободу в правой руке, но позже кое-что другое, ради чего Гриша отпустил её руку. Комнату озарил звук сильной пощечины. Он ударил её. Так сильно, что волы поднялись а в воздухе, а она правой рукой держала больную щеку. — Не сегодня, шлюха. — ответил Измайлов, отпустив сестру и сильно захлопнул дверь. Из глаз Ники полились слезы. Это хуже той боли, что сделали с ней его друзья, хуже… Больно, когда родной человек называет тебя шлюхой и бьет. Она закрыла рукой глаза. Дура. Что ещё сказать.