Кано первый, Кано второй

      Кто бежит по улице? Не больная курица, не листок, не тень от тучи - это Маглор невезучий! Ничего не сделал даже - а уже бежит от стражи. Да откуда ж мог он знать, где положено гулять?       А просто, выйдя в обитаемую часть Синего Дворца, Маглор расслабился, потерял бдительность и забыл заповедь леди Шео: не попадаться на глаза страже. И он не просто попался, а вышел прямо на середину тронного зала, да ещё громогласно выкрикнул: - Приветствую вас, о Владычица!       И это прямо во время заседания! Когда ярл Элисиф Прекрасная обсуждала повестку дня со своими приближёнными! О, вопиющее нарушение этикета! К тому же... откуда вообще взялся этот эльф во дворце, охраняемом стражей, вооружённой до зубов? Если бы вошёл по приглашению или без него, но открыто - об этом знал бы весь дворец! А раз возник, аки призрак, из ниоткуда, значит... - Держи вора! - рявкнул какой-то дядька в закрытом шлеме. - Какого вора? - наивно спросил феаноринг. - Ушастого! - ещё более злобно рявкнул стражник.       Тут Макалаурэ сообразил, что особая форма ушей здесь только у него, стало быть, он и есть вор. - Но я ничего не крал! - протестующе воскликнул он. - Значит, собирался, - последовал ответ. - Или, может, собирался убить кого-нибудь?       Тут уж эльфийский принц растерялся. Как так? Он всего лишь, как лицо королевской крови, поприветствовал другое лицо королевской крови, а никем другим красавица на троне быть не могла! За что его подозревают, и главное, в чём?       Эти невесёлые раздумья вихрем пронеслись в его голове, после чего он развернулся на месте в прыжке, как кот, и дал дёру. - Стой, преступная пена! - донеслось сзади, и за спиной Маглора загремели многочисленные шаги.       Ноги у феаноринга были длинные и быстрые, и он бы оторвался от стражи, но подвели местные климатические особенности.       Скайрим был, как и предупреждала Шеогорат, местностью холодной и суровой, а север Скайрима и подавно. На дворе стоял месяц Урожая, или Последнего Зерна (о чём Маглор ещё не знал), но в более южных областях ещё мягко догорало лето, а здесь уже царила промозглая осень. Сегодня с холодной Атморы ветром принесло небольшой морозец, чуть-чуть запорошило улицы снежком, а ближе к полудню пригрело солнце, и всё это растаяло, превращая не очень-то чистую городскую мостовую в склизкий каток.       Феаноринг нёсся широкими стелющимися шагами, с силой отталкиваясь от земли, и где-нибудь на ровном поле или даже в лесу это было бы великолепным техническим ходом. Сработало бы и здесь, в сухую погоду. Да вот беда - вся мостовая была испещрена мелкими лужицами и ручейками, и в одну такую лужицу эльф как раз наступил.       Его нога заскользила по камню, попала в выбоину, он сделал красивый балетный пируэт, описав носком свободной ноги полукруг, его развернуло, он потерял равновесие и грохнулся на мостовую, да так, что на миг потерял сознание... - Убился, что ли? - Не, дядь Фрит, живой! Шевелится, - ответил ему ломкий юношеский тенорок. - Эй, ты, вор! Стоять сможешь? - Не знаю... И я не вор! - А чем докажешь? - хмыкнул Фрит. - А чем докажете, что я вор? - слабым голосом парировал эльф, даже не пытаясь сопротивляться грубо поднимающим его стражникам. - Действительно, - голос Фрита стал озадаченным, он где-то там у себя поскрёб, судя по звуку, в бороде. - Мужик, мы тя... это... в кутузку ненадолго посадим, а то мало ли... Всё лучше, чем ты будешь шастать и нарываться на неприятности. А там дознаемся, кто ты есть, и отпустим.       Маглор почти не слушал. Он решил покориться судьбе.       Его посадили в камеру, уютную по сравнению с застенками Мелькора. По крайней мере, заключённых тут не пытали. К сожалению, у него отобрали всё немногочисленное имущество, в том числе подаренное Элеонорой. И что самое ужасное, отобрали арфу!       Теперь эльф сидел, пригорюнившись, на скамеечке, уперевшись локтями в колени и уронив лицо в ладони. Вся его поза выражала безграничное отчаяние, да так оно и было. Проклятая эльфийская абсолютная память опять вцепилась в него, пользуясь вынужденным бездельем, и начала подбрасывать ему картинки былых преступлений. Нет бы, показала Элроса с Элрондом, какими они милыми были в детстве! Или благодарных Беорингов, которым он, до той истории с Диором и Келегормом, был чуть ли не отцом родным! Вот и сидел Маглор в позе полного принятия своей тяжкой доли и тонул в сильнейшей печали. - Эй, (сопляк)!       Молчание. Маглор, конечно, не мог не ощутить якобы дружеский тычок, похожий на удар бревном, но показывать этого не стал. Ещё чего не хватало - всякую мерзость радовать. - (Сопляк), ты чё, оглох?! - Отстань, старушка, я в печали, - вяло отозвался эльф, не осознавая, что именно брякнул.       А брякнул он опасную вещь. Чалого, здоровяка с бабьим лицом, с самого детства преследовал ужас, что его кто-нибудь перепутает с девочкой, девушкой, женщиной и сотворит с ним непотребное. Оттого он сам творил непотребства и был подчёркнуто грубым. Особенно с такими вот красавчиками, похожими, по мнению Чалого, на девиц и осмеливающимися его игнорировать! - Ах ты, (мужчина нетрадиционной ориентации), да я тебе сейчас (стукну)! - заорал он. - Да я таких, как ты, на (мужском начале) вертел!       И без всякого предупреждения он дал с разворота прямо в ухо феаноринга.       Час спустя, прикладывая к ссадинам и гематомам эльфа всевозможные примочки, тюремный целитель причитал: - Ну что за люди! Посадили, так сидите тихонько! Дак нет, опять драка! Что ни день, то драка! И что характерно, опять с Ульфом Чалым! Ну что он вам сделал такого, а?       Маглор не разглядел чертенят в глазах лекаря: - А вы знаете, что он мне предлагал? Этот ваш Чалый. Он мне предлагал... в общем... побыть ему вместо жены! Он что, дурак? - Тише, парень, не кипеши... Он не дурак, он больной человек. Ему, понимаешь ли, без разницы, куда фитиль макать - лишь бы была маслёнка. А маслёнкой для его фитиля может быть и женщина, и мужчина, и коза, и дырка в заборе... - Фууу! Какая низость! Можно я его до конца убью? - А вот этого не надо! - категорично замотал головой целитель. - Садиться из-за этакой мрази на более долгий срок и платить огромный штраф - не надо! Удовольствуйся тем, что благодаря тебе его фитиль сильно уплощился и уже никогда не загорится. Придётся его ампутировать... хе-хе... если на ноги встанет. Силён ты, парень, силён, а внешне и не скажешь. В общем, слушай, чё скажу. Ты себя едва не погубил, да обошлось. Делом твоим сама Элисиф занимается,так что скоро на волю выйдешь. А посадим тебя пока к Клаве... - Это кто - Клава? - переспросил Маглор. - Да тихоня один. Хороший парень. Не убийца, а вор. Поладите.       Маленький, тощий и кудрявый, как хоббит, человечек бойко представился: - Клавдиус Нунциус! - Маглор! - после небольшой паузы выпалил феаноринг и протянул вору пятерню. - Ты это, поосторожнее! - предостерёг его Клавдиус, но руку, тем не менее, пожал. - У меня эти... рефлексы. Был бы ты при своём, обязательно чё-нить стащил бы у тебя. - Неа, я бы тебе по рукам надавал, - весело откликнулся нолдо. Его подкупила искренность вора. - А сейчас вообще бояться нечего - пустой! - и он шутовски развёл руками. - Ну дак тюрьма, чё ты хочешь! Тут первым делом всё подчистую забирают, чтоб ничего, сталбыть, не мог использовать для побега. Ну там ложкой лаз прокопать, ножом замок расковырять... - Струной от арфы стража придушить, - в тон ему продолжил Макалаурэ. - Зачем так грубо-то, - засмеялся вор. - Струной можно его связать, чтобы не мешался. Или там ловушку соорудить, чтоб споткнулся и голову ушиб. А у тебя есть арфа? - вдруг заинтересовался Клавдиус. - Ага... - Пауза. - Была... - Ничё, вернут ещё. Ты ведь вообще невинен, как овечка, или я ослышался? - Не ослышался. Примерно так и говорил стражник, когда меня сюда привёл. - Раз так, то отпустят и всё твоё тебе вернут. Так ты бард, что ли? - Да. Бард, менестрель... - Небось и песни сам сочиняешь? - Да... - Маглор умолчал о том, что он не просто сам сочиняет, а и считается одним из лучших бардов эльфийского народа. Ибо - здесь он никто и звать никак. - А спой что-нибудь! - Только она на эльфийском языке, - предупредил нолдо. - Человеческий не передаст всей красоты звучания. Да к тому же без арфы... - А всё равно спой! А то скучно здесь, хоть какое-то развлечение...       ...Когда до немолодого охранника донеслось пение, он не поверил своим ушам. Пели на альдмерике, точнее, на современном языке альтмеров*, да так, что душа переворачивалась, и вставали перед глазами дивные образы из иного, лучшего мира.        По-эльфийски охранник не понимал, но огрубевшее сердце его сжималось от неведомой тоски, и он плакал.       А воришка по кличке Клава Шустрый попросту ревел, как белуга.       Тем временем во дворце... - Странный какой-то эльф, чудной, - хмыкнула Элисиф и поджала губы. - Манеры прямо королевские. А с виду и на купчишку не тянет. Хорошо если зажиточный крестьянин. К тому же на альтмера похож, но примерно как я на имперку, то есть очень поверхностно. Хоть и говорят, что бывают белокожие альтмеры, но глаза-то у них всё равно как у кошек! А этому уши прикрой, и человек человеком. Да ещё такой смазливый... Ни разу не видела у эльфов таких гладких лиц, на которых единственный острый угол - это нос! Да ещё так вести себя... Или он дурак, или безумец, или абсолютный дикарь из самых глухих лесов Валенвуда, что тоже весьма вероятно, или... - Или он из другого плана, - закончила Сибилла Стентор. - Но не даэдра, что странно. Видимо, есть какие-то планы за пределами Нирна и всех прилегающих оболочек - Обливиона и так далее. Ибо его расы в нашем мире просто не существует. Наиболее близки были, разве что, снежные эльфы, но для них он, наоборот, чересчур ярок. Интерееесно, - и она облизнула губы, закатывая глаза.       Поговаривали, что Сибилла - вампир, и вот такие жесты словно подтверждали эти слухи. Впрочем, Элисиф было наплевать. Людей вроде не пьёт, по крайней мере, никто ей ничего такого не докладывал. Во дворце точно никто не пропадал. А когда у магессы начинаются приступы раздражительности, она уходит в подвал, и все получают предупреждение - не лезть, а то... Что - а то, не уточняется. Ах да, куры частенько исчезают, да кто их считает, этих квочек.       Да и держит её Элисиф ради того, что содержится в этой красивой голове, а не ради "облико морале", как говорят имперцы. - А кроме этого, что скажешь? - чуть насмешливо обратилась королева к своему магу. - Сердце этого эльфа абсолютно чисто. Он похож на ребёнка, попавшего в новое место и мечтающего о том, как бы побыстрее исследовать его. Был похож, пока его не заподозрили. После этого он стал ребёнком обиженным, притом несправедливо. И не знаю, относится ли это к нашим подозрениям, но в нём присутствует сильная горечь. Словно в прошлом он много страдал и многих потерял. Даже мне непостижимо, сколько... - Так он виновен или нет? - По-моему, нет, разве что в том, что очутился не там и повёл себя не так. Прикажите своим слугам осмотреть дворец, а казначеям пересчитать казну - и вы поймёте, что я права. Советую его отпустить. А уж дальнейшее будущее этого эльфа от нас, увы, не зависит. Во дворце ему места нет, ни в каком смысле...       "Хорошо, что Довакин тогда пощадила её," - подумала Элисиф Прекрасная. - "Иметь подле себя вампира с его чутьём и знаниями просто бесценно. Может, именно благодаря ей я слыву не только Прекрасной, но и премудрой"...       И почти не глядя, она подмахнула листок пергамента росписью, выведя в конце фразы "невиновен".       Когда человек королевы с начальником тюрьмы шли к камере, в которой сидел чужак, то, как и давешний охранник, не поверили ушам...       Печальные песни Маглору надоели, к тому же Клава Шустрый повадился изображать барабан. Он надувал щёки и хлопал по ним себя ладонями, вызывая глухие и упругие звуки, отчего Макалаурэ фыркал, как кот, и не мог петь серьёзных песен. С досады он попросил спеть самого Клавдиуса, тот подумал и выдал детскую песенку про кузнечика**. И началось... Когда двое влиятельных граждан Солитьюда прибыли на место, роскошный баритональный тенор уже выводил:

В тюрьме сидел кузнечик, В тюрьме сидел кузнечик, Совсем как огуречик, В пупырышку он был! Представьте себе, представьте себе, В тюрьме ведь не топили, Поэтому, поэтому В пупырышку он был! Он грыз сухую корку - Не дали помидорку, За то, что помидорку Сегодня он украл! Представьте себе, представьте себе, Отняли помидорку, Отняли её, отняли её, Наверно, зря украл! Пришла к нему лягушка, Верней, самец лягушки, И с гнусным предложеньем Напал на кузнеца. Представьте себе, представьте себе, За это предложенье, Куда, не скажу, куда, не скажу, Огрёб от кузнеца! Не думал, не гадал он, Никак не ожидал он, Никак не ожидал он Такого вот конца. Представьте себе, представьте себе - Никак не ожидал он, Что через полдня, да, через полдня Он будет без конца!

      Вдобавок, Клава Шустрый, надув щёки, отчего стал поперёк себя шире, хлопал себя по ним ладонями. Звук получался исключительно комичный. А песня была такой дурацкой, что по окончании её парочка заключённых заржала, как две лошади. - Кузнечик, на выход! - гаркнул начальник, после чего вор и менестрель переглянулись и согнулись в новом приступе хохота. - И попрошу отнестись к этому серьёзно! Сама королева Элисиф Прекрасная ходатайствовала за тебя, хотя ты ей никто. Причина мне непонятна. За нарушение ты мог отсидеть не одни сутки, а как минимум пару. Или неделю. Я склонен видеть в этом знак судьбы. Точно так же судьба не дала умереть Довакину, которую, как известно, едва не казнили... Так что изволь задуматься о своём предназначении... и больше не валять дурака. Пошёл! - Ну, приятель, покедова, - пожал вор протянутую пятерню барда. - Я тоже скоро выйду, через пару недель. Если что, ищи меня в Рифтене. Или я тебя найду. Скажи: Кузнечик ищет Шустрого, и любая собака скажет, где я живу. - Покедова, - отозвался Маглор. - Непременно найду, как буду в этом Рифтене.       И вышел... ладно, ещё не совсем на свободу. В тюремный коридор. - Это что такое? - воззрился начальник на портрет работы Ра'Фаира. - Это мне нарисовал один житель Дрожащих Островов, - честно признался Маглор. - Оно и видно, - хмыкнул мужчина, рассматривая рисунок. - У чувака явно не все дома. Хотя талант есть, на что уж я профан, и то вижу. Слушай. Я тебе вот что посоветую. Пристройся к Коллегии Бардов. Один ты много не навоюешь, а так хоть будешь в коллективе. И сильно там не выделывайся. Люди там, как и везде, разные. Что смотришь? Я же вижу, ты только с виду взрослый, а сам - чисто дитё. - Зачем вы мне всё это говорите? - усмехнулся эльф. - Что-то я, может, и не понимаю, но слишком нехарактерно вы себя ведёте для надзирателя. - Затем, что я тоже человек, и по роду деятельности научился в людях разбираться. Скрестить древнего старца, вроде тех, на Высоком Хротгаре, с годовалым дитём, вот и ты, Кузнечик. Да ещё с твоей чёрной тоской - а то я не видел, как ты себя вёл ещё вчера вечером. Скуксился весь, голову понурил, и кабы Чалый не полез, сидел бы так до самого утра. Куда тебя такого отпускать, без няньки? Чтоб с ложечки кормила и по попе шлёпала, если вздумаешь накосячить. Так что послушай моего совета и не бегай, как дурак, где попало!       Маглор вышел на улицу. Ветер свободы пах сыростью, мокрой травой и помоями - какой-то канализационный желоб забило мусором, и его содержимое начало растекаться на мостовую.       Вот уже второй человек наставляет его, эльфа, разменявшего не первую и даже не третью тысячу лет, как жить. И есть опасения, что он окажется прав.       Как права оказалась Элеонора. А он не воспринял её всерьёз. Двести лет, по меркам эльдар - ничтожно мало. Вот только что его тысячелетия в мире, которого он не знает! И любой семилетний мальчишка, вроде того, что кинул в него огрызком яблока и предложил подёргать за уши, даст ему фору в плане выживаемости.       Но усталость брала своё. Всё, чего ему хотелось - ткнуться носом в какую-нибудь подушку (на худой конец - свернуться клубочком в кустах!) и переварить во сне впечатления первого дня. И уже назавтра разобраться со своей судьбой.       И он наугад выбрал таверну. Ей оказалась "Смеющаяся Крыса". Денег Маглору хватало - он и еду купил, и комнату снял, да заодно узнал цену этим золотым кругляшкам с портретом бородатого дядьки в короне.       Но сон ему приснился весьма необычный...