Monster in me

***

Весь месяц Намджуна посвящен одной цели — забыть. Вырезать, выкинуть, стереть из памяти. Эти сводящие с ума губы, это горячее, плавящееся в руках тело, эти глаза, не умеющие скрывать ни одну эмоцию, а самое главное, этот голос. Надрывный, хрипловатый, сладкий, ласкающий слух, блядский голос блядского омеги. И у альфы почти получается. Теперь днем он почти не думает о Юнги: ни когда ест, ни когда работает или просто общается с клиентами и партнерами. Почти не думает. Все воспоминания и думы вырываются на свободу ночью. Когда Намджун спит — Юнги приходит во сне. Когда Намджун бодрствует, он четко видит омегу в своей спальне и пару раз даже тянется к плоду своего воображения. Кого бы ни трахал альфа — он видит перед собой Юнги. По-другому не получается. Он прикрывает глаза и представляет этого упертого хрупкого омегу в своих руках. Ким еле сдерживается, чтобы не спросить у Техена о Юнги, неосознанно принюхивается к другу, стоит ему сказать, что он от Чонгука: все пытается поймать запах вишни, который и так не пропадает никуда. Намджун не хочет. Искренне не хочет так зацикливаться на этом мальчишке. Честно сопротивляется этому щемящему чувству, злится на монстра внутри, который, забившись в угол, воет и просит своего омегу. Намджун борется сам с собой. Борется и проигрывает. С каждым новым днем все больше и больше. Намджун жалеет, что отпустил. И скучает. Безумно, до дрожи в пальцах скучает. Но не может признаться себе, не может принять. Топит этот голод в алкоголе, в тоннах навалившейся работы и в шлюхах, которых снимает каждую ночь. Одним Кисумом тут уже не обойдешься. Мозг и тело отказываются воспринимать кого-то другого. И даже лучшие омеги города не приносят удовлетворения и не тушат разгорающийся с каждым днем все больше пожар внутри. Ничего не помогает. Альфа теряет интерес ко всему и все больше скатывается в пропасть, имя которой — Мин Юнги. И вот он звонит. Сам. И просит. Сам. У Намджуна внутри путаются эмоции. Первую секунду он не знает, как вообще реагировать: радоваться голосу, по которому дико скучает, или злиться, что он снова врывается в жизнь альфы, которую он весь последний месяц пытается привести в порядок. Правда, безуспешно. — Где ты? — коротко и ясно. Почему он звонит Намджуну — не важно. Что за помощь нужна — не важно. С чего это вообще помогать сыну своего врага — не важно. Единственное, что важно — омеге она нужна, и Намджун поможет. Все нутро альфы скручивается от одного голоса. До боли знакомого и возрождающего давно забытые-незабытые, реальные-выдуманные чувства. Зверь внутри рычит, требует встать и бежать. Найти, помочь, спасти. Намджун выслушивает адрес, рассчитывает в голове, сколько времени понадобится, чтобы доехать. Ким убирает телефон в карман, встает с кресла, берет брошенный на диван пиджак, говорит Техену разбираться дальше самому и выходит из кабинета. Альфа спускается вниз и, найдя на парковке бентли, кивает своим телохранителям, приказывая ехать за ним. До заправки, которую называет Юнги, ехать минут тридцать. Намджун сокращает время в пути в два раза. Кортеж альфы врубает мигалки и нарушает все возможные и невозможные правила. Омега ждет, он напуган, и его голос дрожал, следовательно, надо торопиться. Ким с силой сжимает руль в руке, отгоняет дурные мысли и давит поднимающееся к горлу беспокойство. Намджун достает из бардачка свою любимую игрушку и кладет на сиденье рядом. Ким понимает все сразу, как только бросает машину перед одноэтажной постройкой. Он чувствует пока еще легкий, смешивающийся с запахом улицы и бензина, но все равно сразу выделяющийся запах вишни. Он просачивается и глушит все остальные запахи, забивается в поры, и Намджун шумно вдыхает, пропуская его через себя, задерживая внутри. Так пахнет Юнги. Омега, который переворачивает жизнь Ким Намджуна, который сам даже не понимает, какой властью обладает над альфой, и как тому тяжело контролировать себя в любом вопросе, касающемся Мина. Вот и сейчас Ким делает глупость, на которую никогда бы раньше не пошел. Он приказывает охране остаться в машине и, накручивая глушитель на пистолет, идет к маркету. Запах идет именно оттуда. Стоит ему оказаться внутри, то приходится заставлять себя не дышать. Сознание заволакивает, и невыносимое желание прошивает позвоночник. Намджун хватается за край стойки, пытаясь удержать равновесие, до хруста старого, подгнившего изнутри дерева сжимает ее. Собирается с мыслями. Пытается. Делает глубокий вдох, с трудом отрывается от стойки и двигается вправо — откуда идут звуки удара и сам запах. Будто кто-то чем-то большим бьет стену. Этот кто-то — альфа, и он что есть силы бьет небольшой тумбочкой дверь. Альфа настолько занят, что не замечает сразу подошедшего сзади Кима. Намджуну требуется несколько секунд, чтобы сложить картину воедино. Да и альфа, который поворачивается, наконец-то, лицом, только подтверждает догадки Кима. — Тоже захотелось? Только после меня, — альфа мерзко ухмыляется. Намджун ничего не говорит, достает пушку и стреляет в лицо. Морщится на забрызганный кровью пиджак, ногой отталкивает труп в сторону и, подойдя к двери, прислоняется к ней лбом. — Открой дверь, — еле выговаривает слова альфа и до боли в пальцах сжимает ручку. Хочется. До помутнения рассудка хочется этого блядского мальчишку. Его запах сносит крышу, стирает все «до» и «после», все причины и объяснения, все. Словно все отключается, словно нет правил, законов, убеждений и принципов. Есть только Мин Юнги, и он течет. Зверь внутри Намджуна готов вгрызться в дверь зубами, и альфа с трудом сажает его обратно на цепь. — Малыш, открой, не бойся. Его больше нет, — с трудом произносит Ким. — Я не его боюсь. Я тебя боюсь, — от одного слабого голоса Юнги перед глазами плывет. Мин сразу чувствует Намджуна, стоит ему войти в магазинчик. Вся сущность омеги тянется к своему альфе. Юнги всхлипывает, пытается потянуться к двери, но вставать и вообще двигаться сил нет. — Пожалуйста, малыш, открой, — Намджун скребется в дверь, сильнее прижимается к ней. — Иначе я разнесу ее. — Я не могу. И Намджун ему верит. Эти три слова сказаны так, что не верить — вариантов нет. Ким целится в замок и выпускает ровно три пули. Толкает дверь и входит. Юнги лежит на полу, он еле поворачивает голову ко входу и, собрав все свои силы, протягивает альфе руку. Намджун не дышит почти. Боится сделать вдох, лишь бы не чувствовать запаха. Альфа уверен, что не выдержит и сорвется. Подходит ближе, обхватывает Мина за талию, приподнимает и берет на руки. Омега льнет к сильному плечу, цепляется руками за лацканы пиджака, зарывается носом в шею альфы и, надышавшись любимым запахом, поскуливает. — Потерпи. Намджун сильнее прижимает Юнги к себе и идет на выход. Рычит на подбежавшую за ношей охрану и идет к бентли. Кладет омегу на переднее сиденье, садится за руль, и машина, издав мощный рык, срывается с места. Ким почти не видит дороги, не различает дорожных знаков, ведет на автомате и до упора давит на газ. Намджун опускает стекла, впускает воздух в надежде развеять запах, почти не смотрит на свернувшегося и поскуливающего омегу, но ничего не помогает. Хочется вжать это хрупкое тело в сиденье, стащить с него мешающие тряпки и целовать, кусать, сжимать. Юнги делает только хуже. Наклоняется к альфе, льнет, шарит ладонями по его груди, спускает руку вниз и ноет: сперва требует, потом умоляет. Юнги сжимает сквозь брюки член Намджуна, и альфа чуть не въезжает в постройку на обочине. Резко перехватывает ладонь омеги и сильно сжимает. — Потерпи, иначе мы никуда не доедем, — строго произносит Намджун и удерживает правой рукой Мина на расстоянии. — Я хочу, я умираю будто, — шепчет почти что в агонии омега. — Что ты знаешь о желании. Намджун резко поворачивает и наконец-то въезжает во двор уже знакомого Юнги особняка. Вытаскивает омегу из машины и буквально тащит повисшего на нем Мина наверх. Стоит подняться и зайти в спальню, как альфа приподнимает Юнги за бедра и вжимает в стену. Целует грубо и пошло, хаотично шарит руками по телу омеги. Во рту Юнги горячо и мокро. Намджун хочет медленно, хочется насладиться каждой секундой, запомнить все, но не получается. Желание затуманивает разум, блокирует все мысли, кроме одной. Трахать. Раздеть, широко развести ноги и войти, до основания, двигаться внутри и не останавливаться. Альфа с омегой на руках идет к постели и кладет его на покрывало. Стаскивает с него футболку и любуется открывшейся перед ним картиной. Он скучал. Безумно скучал по этой алебастровой коже. Проводит ладонями по груди, обхватывает пальцами и легонько сжимает соски, Юнги хнычет, приподнимается и тянется рукой к пряжке ремня альфы, недвусмысленно давая понять, чего именно он хочет. Ким отбирает его руки, соединяет над головой омеги и снова целует. Неистово впивается в губы, не может напиться и оторваться, хотя возбуждение болезненно давит на брюки. Влажно мажет языком по скулам, спускается к мочке уха, засасывает и покрывает поцелуями-укусами шею. Просовывает руку через ремень в брюки омеги, с силой сжимает влажные от выделяющейся смазки ягодицы. Достает руку, подносит пальцы ко рту и слизывает смазку, прикрывает глаза от удовольствия. Второй рукой расстегивает джинсы Юнги и рывком тянет вниз вместе с бельем. Отбрасывает в сторону. Мин извивается на постели, ноет, тянется к альфе. Обхватывает руками его шею, отчаянно притягивает к себе и трется изнывающим членом по стояку Намджуна. Ким одной рукой поддерживает парня за поясницу, второй расстегивает свои брюки. Кое-как стащив с себя ненужную уже сегодня ночью одежду, альфа притягивает омегу ближе, разводит ноги и, приставив головку, входит одним плавным движением. Мин выгибается, обхватывает руками поясницу Кима и тянет к себе. Ближе, глубже. Внутри Юнги умопомрачительно жарко и влажно. Выделяющаяся смазка хлюпает с каждым толчком, и Юнги уже не стонет, а вопит, пока Намджун с остервенением втрахивает его в постель. Ким закидывает ноги омеги на плечи, приподнимает его ягодицы, входит сперва медленно, потом наращивает темп. Собирает стекающую на покрывало смазку пальцами, размазывает по своему члену и снова вгоняет его в бьющегося под ним в агонии омегу. Юнги распят на постели, тело блестит от капелек пота, иссиня-черные волосы мокрые и прилипли ко лбу и вискам, губы искусаны, и Намджун на долю секунды перестает двигаться. Толкается глубоко и замирает, рассматривая возможно самую красивую картину, которую ему довелось увидеть в жизни. Но тело требует свое, он снова переходит на размашистые толчки и в сотый раз удивляется тому, почему с этим омегой каждый раз словно первый. Юнги сильнее прижимается бедрами, насаживается и совсем не сдерживает стоны. Он капризничает, хочет сильнее, глубже, ярче. Хаотично водит ладонями по телу, о котором бредит последние несколько часов. За плечи прижимает его к себе, обнимает, влажно мажет губами по татуировкам на руке. Намджуну от такой близости трудно дышать и соображать. Мин смотрит в глаза напротив взглядом, затуманенным похотью, облизывает губы и просит. Еще и еще. Альфа резко втягивает воздух, нагибается, прихватывает зубами нижнюю губу омеги, всасывает, повторяет то же с верхней. Мин зарывается ладонями в волосы альфы, фиксирует его голову, не дает отстраниться и влажно целует. Намджун теряется в ощущениях. Юнги очень близок, ближе некуда. Но дело не в том, что он сейчас вдавливает его своим телом в постель, что на теле омеги не осталось места, где бы ни побывали ладони или губы альфы, дело вовсе не в этом. Юнги непозволительно близок. Он глубоко внутри: от мольбы в его взгляде, от этих шепчущих пошлые слова словно в бреду губ, от этих пальцев, так нежно обводящих узоры, выбитые на теле альфы, Намджуну хочется завыть или даже с размаху биться головой об стену. Лишь бы выбить этого неправильного мальчишку из себя. Избавиться. Забыть. Стереть. Потому что это почти невыносимо, на грани, будто что-то болит. Это что-то скручивает внутренности, натягивает до предела нервы и крошит кости. Но что это именно, и где болит — не понятно. Это непонятное щемящее чувство застревает на уровне горла, не продохнуть. Ким пугается этого чувства, выходит, резко переворачивает безвольную омегу на живот и снова вгоняет свой член. Мин выгибается, максимально приподнимает задницу и насаживается. Комкает в руках покрывало и скулит от особо глубоких толчков. Намджуну так лучше, главное — не смотреть в глаза. Это невозможно вынести, думает альфа. Давит в себе проснувшееся, незнакомое доселе чувство и методично втрахивает омегу в кровать. До синяков сжимает ягодицы Юнги, разводит их и с диким удовольствием наблюдает за тем, как его член выскальзывает из плавящегося в руках тела и исчезает внутри омеги с каждым новым толчком. Намджун утробно рычит, стоит Мину зажать его внутри и не давать выйти, вдавливает его за поясницу в постель и не дает двинуться, взять все в свои руки. Юнги уже теряет счет тому, сколько раз он кончает под ним. Словно этот секс-марафон длится вечность, Мин только успевает немного прийти в себя, как оргазм снова и снова накрывает с головой. — Еще… — еле шевеля губами. — Еще, — на грани истерики. — Еще, — умоляюще. От миновских «еще» хочется умереть, хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Чтобы он всегда был в его руках, чтобы всегда так близко и так глубоко. Под кожей, в венах вместо крови, кислородом в легких, везде и повсюду. Намджун кончает с протяжным рыком и выходит из омеги, не давая узлу набухнуть. Смотрит, как из растраханной дырочки вытекает смешанная со смазкой сперма, и валится рядом, пытаясь нормализовать дыхание. Мин подползает ближе к альфе, льнет к его плечу. Намджун обхватывает его за поясницу, перетаскивает на себя, прижимает за голову к груди и перебирает волосы на затылке. Покой длится недолго. — Покажи мне его, — Мин шумно сглатывает, приподнимает голову и просяще смотрит в глаза. Ким сразу понимает, чего хочет омега, поворачивается на живот и дает Юнги взобраться на него. Мин проводит по «монстру» пальцами, с трепетом касается раскрытой пасти. Нагибается, целует сперва красные глаза, спускается вниз и покрывает поцелуями всего «монстра». Намджун от этих нехитрых действий снова возбужден, стаскивает омегу со спины, снова вдавливает в постель, снова трахает с оттяжкой и долго. Намджун не насыщается. Пять дней безумства. Пять дней он сваливает все на Техена и не вылезает из постели. Нет, вылезает, но не один. Они трахаются в ванной по несколько раз. Два раза на кухне, пока Юнги наспех достает банку нутеллы и пихает в себя ложкой шоколадную пасту, не потому что хочется есть, а потому что нужна энергия. Хочется только одного — Намджуна. Мин впивается пальцами в столешницу, пока Намджун трахает его прямо на кухне на столе, старается громко не стонать, так как в особняке персонал. Ким его не оставляет и никуда не уходит, и Юнги к этому привыкает. Привыкает к горячему телу рядом, к губам, целующим то нежно, то жестко впивающимся до того, пока омега не почувствует вкус железа во рту. Привыкает к этим сминающим, оставляющим синяки и царапины на его теле рукам. Привыкает к Намджуну и почти забывает, кто он такой. Теряется в своих ощущениях, иногда ему настолько хорошо, что он еле сдерживается, чтобы не расплакаться. Эмоциональность, где-то из-за течки, а где-то от близости альфы, просто зашкаливает. Осознание реальности приходит в последний день течки, когда, зацепив взглядом свое отражение в ванной, Юнги видит, как разрослась метка. Она теперь доходит до груди омеги и по своей форме напоминает ветки сакуры. Мин пугается, отшатывается от зеркала и пятится назад, ловя в отражении уже и глаза Намджуна. Альфа подходит, разворачивает омегу лицом к себе и проводит по метке пальцами. Похоть почти проходит, разум уже проясняется, но от прикосновений Кима разряд тока все равно проходит по всему телу, и Мин еле сдерживается, чтобы не прильнуть к альфе. — Это не потому, что я принял, — еле слышно произносит омега. — Это… это из-за течки. — Если тебе спокойнее от отрицания, то хорошо, будь по-твоему, — усмехается альфа и тянет Юнги ближе. Обнимает, проводит ладонями по спине, спускается вниз и за ягодицы сильнее прижимает омегу к себе. У Юнги от этих объятий почва из-под ног уходит. Он виснет на альфе и к своему стыду замечает, что не хочет, чтобы он его отпускал. В руках Намджуна тепло и хорошо. Личный монстр омеги обнимает его, и, кажется, ничто в мире больше не имеет значения. Реальность такова, что за последние дни омеге нравится альфа. Очень. Но он не может этого принять, отрицает, пытается списать все на течку. Но она уже закончилась, а в руках Намджуна так же горячо и так же умопомрачительно хорошо. Омега собирает волю в кулак, выбирается из объятий и делает шаг назад. — Мне надо идти, — говорит так твердо, как может. — Куда ты пойдешь? — альфа смотрит так, что подкашиваются ноги. — Домой, — Юнги обходит Намджуна, выходит из ванной и ищет футболку. — Оставайся, — то ли просит, то ли приказывает альфа. Не понятно. У Юнги внутри по одному рвутся держащие сердце струны. — Понравилось? — Мин не может скрыть язвительные нотки в голосе. — Очень, — альфа подходит ближе, вжимает Мина в стену и впивается в губы жадным поцелуем. Юнги ненавидит себя за то, что так хорошо, за то, что хочется еще, хочется, чтобы это не заканчивалось, чтобы он не отпускал. Льнет к альфе ближе, обвивает руками шею, трется об него. Намджун прерывает поцелуй, поворачивает омегу лицом к стене, с силой давит на поясницу, заставляя максимально выгнуться, и рывком спускает его джинсы. Потом расстегивает свои брюки. Разводит ягодицы омеги, давит пальцем на колечко мышц, глухо рычит, когда три пальца легко скользят в податливое тело. Ким сам не помнит, сколько раз он за эти дни трахал Юнги, и тот факт, что это им же растраханная дырочка, выводит возбуждение на пиковый уровень. Альфа приставляет головку и входит полностью, вырвав стон у омеги. Юнги откидывает голову назад на плечо альфы, выгибается до хруста в позвонках, опирается ладонями о стену и прикрывает глаза в удовольствии, стоит Намджуну накрыть его ладони своими. Альфа рвано дышит, вжимает омегу в стену, кусает мочку его уха. Трахает размашисто и с каждым толчком вырывает приглушенный стон. Намджун обхватывает пальцами подбородок омеги, поворачивает его голову вправо и впивается в губы поцелуем. Юнги кончает, скребясь пальцами об стену, сильно зажимает альфу в себе, и Намджун кончает следом. Он выходит из омеги и, отпустив обмякшее тело, застегивает брюки и отходит, не отрывая взгляда от парня. Юнги, пытаясь отдышаться, натягивает брюки обратно и тянется к футболке на кресле. — Когда я сказал оставайся — я говорил серьезно, — прерывает тишину альфа. — Ты не живешь дома и вряд ли туда вернешься. Ты работаешь в какой-то дыре, тебе явно нужны деньги. Я не понимаю, почему ты уперся. Намджун подходит и помогает запутавшемуся в своей футболке омеге натянуть ее. Смотрит в глаза напротив и продолжает: — Все равно вся страна знает, что ты спишь со мной. Знает, что на тебе моя метка. Так пусть это будет правдой. Зачем сопротивляться себе? Зачем себе, да и мне, пытаться что-то доказывать? Ты ведь меня позвал, когда началась течка. Гордость, принципиальность и это все ведь ушло на второй план. Так зачем ломать комедию? Живи со мной. Мин смотрит не отрываясь, хлопает ресницами и пытается выстроить со слов альфы всю картину в голове, но не выходит. — То есть жить? Как жить? — не понимающе, ища в глазах напротив ответы на свои вопросы, спрашивает Юнги. — Нормально жить. У тебя будет все, что ты захочешь. Любое твое желание я исполню. Да, ты сын президента страны, но у меня возможностей в сто раз больше, чем у него. Я дам тебе жизнь, которую не смог дать твой отец. Мин с шумом выдыхает, все еще не понимающе, скорее не веря, смотрит на альфу. — Как кто? Как твой любовник? — Мин задает вопрос и весь сжимается внутри, надеясь на отрицание. Сильно надеясь, что Намджун не подтвердит его подозрения. — Ну что за дурацкое слово. Мне нравится твое тело, ты самый вкусный и самый желанный для меня, во всяком случае, сейчас. И я тебе тоже нравлюсь, как бы ты не отнекивался. Так почему бы и нет? От слов Намджуна все нутро Юнги словно натягивается. Он проебался. В очередной раз фатально проебался. Это же тот самый Ким Намджун, который его похитил, который насиловал, бил и выгнал из дома, как только омега перестал представлять для него ценность. Почему Юнги решил, что Ким изменился, что теперь у них другие отношения. Почему то, что было последние дни, Мин превознес в ранг чего-то особого и посмел понадеяться, что все может быть по-другому. Что это не просто секс, а что-то большее. Юнги горько усмехается, нервно облизывает губы и оглядывается по сторонам, словно ищет что-то. Намджун не понимает, что именно. Но Мин ищет опору. За что бы ухватиться, чтобы устоять на ногах. Но не находит. Потому что за Намджуна больше не ухватиться, больше не прильнуть. Альфа снова это делает. Парой слов отрубает все те невидимые нити, всю ту связь, образовавшуюся между ними за последние дни. — Я не умираю с голоду, чтобы принять такое унизительное предложение, — зло и раздраженно отвечает омега. — А если будешь? Будешь умирать с голоду, — прищуривая черные как ночь глаза, говорит альфа. — Только не говори, что ты лучше умрешь, а то я буду смеяться. — Я лучше найду другого и лягу под него. Мир на тебе не сошелся. Пора бы тебе это понять, — Юнги говорит с усмешкой и жалеет о сказанном уже в следующую секунду, когда Намджун, схватив его за горло, прижимает к стене. — Только попробуй. Давай, рискни, — медленно выговаривая каждое слово в губы омеги, произносит альфа. — Ты мой. Нравится тебе это или нет. Я не позволю никому приблизиться к тебе. Или тебе к кому-то. Я скорее собственными руками перережу тебе горло. И это не угроза. А пока я подожду, понадеюсь на твою разумность, — ухмыляется альфа и резко отпускает парня. Мин держится за горло, бросает полный ненависти взгляд на альфу и, высоко подняв голову, хотя он еле передвигает ноги, идет к двери. Как он спускается на первый этаж, как минует двор — омега не помнит. Но у ворот его ждет внедорожник, водителю которого Юнги называет адрес Чонгука.