***
Уже второй день, как в стране объявлен режим чрезвычайного положения. Все началось в среду ночью. У своего дома был застрелен лейтенант полиции. Утром следующего дня в центральном полицейском участке начался пожар. Точнее, участок подожгли. Всех, кто успел выбежать и не задохнуться, встречали снаружи пули. Несколько бронированных внедорожников без каких-либо опознавательных знаков окружили здание участка, и люди со скрытыми за масками «монстров» лицами стреляли в упор в каждого, кто покидал здание. Весь этот ад происходил средь бела дня. Как потом в своих показаниях говорили жители соседних домов, казалось, что звуки стрельбы никогда не прекратятся. Весь вход участка и тротуар рядом были усеяны трупами сотрудников полиции. Техен блестяще справлялся с возложенной на него обязанностью. Весь асфальт был залит кровью служителей закона. Крови в то утро было столько, что тротуар отмывали несколько часов, и все равно разводы не светлели. Нападающие скрылись до прибытия подмоги. Это было первым нападением из серии последующих, учиненных картелем The Red Bullet. Граждане перестали выходить из домов с наступлением темноты. Страх окутал столицу. Как только солнце садилось, давящая тишина заполняла многочисленные улочки города, и все граждане до единого, сидя у себя в домах, ждали рассвета. Картель объявил войну силовым структурам, но боялись все. Во-первых, в городе некому было следить за порядком, полицейских убивали, и число служителей закона сокращалось. Во-вторых, сейчас все участки были сконцентрированы на поиске нападающих. Чжун выступал по три раза в день по государственному телевидению и призывал граждан сохранять спокойствие, обещал со всем разобраться. Но каждый раз, когда в ходе вечернего выступления, президент продлевал дни ЧП, надежда населения угасала. Правительство скрывало истинное число погибших. По официальным данным погибло пятнадцать служителей порядка за четыре последних нападения. По неофициальным данным число погибших доходило до ста двадцати.***
Техен не насыщался кровью, а Намджун свое ручное чудовище не отзывал. Техен лично участвовал только в одном нападении, где буквально умылся кровью. Дальше он только давал указания и наблюдал за их исполнением, сидя на заднем сиденье своего автомобиля. После казни альфа стандартно ехал к Чонгуку, где уже прямо у порога сдирал с него одежду и, повалив на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, вгрызался в тело. Кровь только возбуждала аппетит Техена, гасило его — тело Чонгука. Он трахал омегу жестко, больно, нетерпеливо и по-звериному. Раздирал тело под собой, вжимал во все, царапал, на клочья рвал мешающую одежду, и Чонгуку это нравилось. Омега начал думать, что у него проблемы с головой, ибо то, каким приходил Техен после казни, было неописуемо. Этот огонь безумства в его глазах и дикое желание перекрывали всю правильность-неправильность ситуации. Чон ждал. Смотрел новости и, стоило ведущему объявить о нападении, нетерпеливо облизывал губы и смотрел на дверь. Ждал своего зверя. И был полностью готов для него. Один раз Техен пришел весь перепачканный чужой кровью. Она пропитала рубашку, прилипла к телу альфы. Складывалось такое ощущение, что Ким в ней купался. Она притягивала, и Чонгук все не мог нанюхаться сладким запахом, пока Техен водил по его голому телу руками по локоть в крови. Пока доводил омегу до криков, толкаясь так глубоко, как можно. Чонгуку в такие моменты казалось, что он отключается, и сознание покидает его. Именно тем вечером, до синяков зажимая трепыхающееся тело в руках, Техен поставил ему метку. Уже после сумасшедшего секса, сидя обнаженным на полу в объятиях своего «монстра», с которым они курили одну сигарету на двоих, стряхивая пепел прямо на пол, Чон рассматривал метку в зеркале на шкафу напротив и любовно водил пальцами по свежему и еще кровоточащему укусу на ключице. Эта дикая, необузданная и перепачканная в крови страсть сводила их с ума. Лежа под своим альфой, максимально выгибаясь и раскрываясь для него, Чонгук думал, что может умереть ради Техена. Чон уже уверен, что может. Техен это не любовь. Это безумие, и омега живет им. А для Техена Чонгук — это воздух. Горячий и раскаленный, когда альфа хочет его, и ледяной, с кристаллами льда, когда зверя надо усмирить. Техен дышит этим воздухом и умрет сразу же, стоит перекрыть доступ к нему.***
Юнги с ужасом смотрит новости. В сотый раз убеждается в бесчеловечности и жестокости Намджуна и где-то ненавидит себя за то, что не может это все прекратить. Намджун чудовище. Каждое утро омеги начинается сводкой об очередной пролитой крови и терзаниями себя, а каждый вечер, прежде чем заснуть, Юнги обещает себе, что утром точно поедет в больницу и сделает аборт. Лучше так и лучше сейчас, чем дождаться, пока все вскроется, и его потащат в больницу за шкирку. Но потом, просыпаясь утром, Юнги опять откладывает визит в клинику и опять, судорожно обняв живот, ненавидит себя за слабость. Живот плоский, и если бы не постоянная тошнота и слабость, то Мин вообще бы не знал, что носит ребенка. Но этот ребенок, он сидит в нем и развивается, и с каждым новым днем Мин все больше к нему привязывается и не хочет расставаться. Юнги ненавидит себя за излишнюю сентиментальность, за то, что, прекрасно зная, кто его отец, все равно бережет. Мин даже курить бросает. Горько смеется над собой, но не курит и даже алкоголь в рот не берет. Но опять, с наступлением темноты, клянется себе, что уже завтра точно поедет на аборт. Намджун не звонит, не приезжает, но подарки посылать продолжает. Сегодня в коробке у двери в комнату омега находит потрясающе красивый золотой браслет, усыпанный драгоценными камнями. Юнги даже не мерит его, просто кладет на тумбочку и, опять взяв в руки пульт, залезает на кровать.***
Эйфория от пусть и небольшой победы умирает, так и не успев родиться. Чжун высыпает на улицы все свои силы, даже спецотряды, но полицейские все равно погибают: будь то на рабочем месте, на отдыхе, у себя в домах. Это геноцид силовых структур. И Чжун понимает, что такими темпами скоро никто не будет приходить устраиваться на работу в полицию. Поймать виновных не удается. Нет ни списков, ни зон, ни мест сходок. Откуда они выскакивают, откуда появляются то тут, то там — неизвестно. Они всегда в масках. Всегда чисто делают работу и исчезают. Главное зло города под круглосуточным наблюдением, но себя не выдает. Намджун вечно в офисе, иногда в клубе. Чист, как стеклышко. Даже его цепной пес постоянно мелькает рядом. У Чжуна снова приступы, бессонные ночи и непроходящая головная боль. Да, он похвалил Ли, даже представил его к государственной награде, хотя так до конца и не понял: неужели одна только интуиция подсказала Ли, где будет участок транзита. Сейчас президент уже жалеет, что вообще дал согласие на операцию. Она обошлась слишком дорого для страны. Народ уже открыто изъявляет недовольство кабинетом Чжуна, и он серьезно начинает задумываться, что его ожидает участь предшественника. Сам Намджун на связь не выходит, не дает то, за что можно ухватиться, и каждое утро Чжун ждет как очередной приговор.***
Намджун сворачивает показательные казни только во вторник. В среду президент отменяет режим ЧП и объявляет в стране трехдневный траур по погибшим. Люди тихо-тихо начинают выбираться из своих домов, и жизнь в городе возвращается в обычное русло. К вечеру Ким звонит Юнги и приглашает на ужин. Мин наспех собирается и берет шофера. Слишком много событий, эмоций и нервов. Садиться за руль нет сил. Намджун уже в ресторане, который абсолютно пуст. Альфа в этот раз решает поужинать наедине с омегой, и ресторан закрывают для посетителей. Юнги проходит к столику, помогает обслуживающему персоналу снять с него пиджак и садится напротив альфы. Намджун не скрывает искрящееся на дне зрачков желание, прошивает омегу одним только взглядом насквозь. — Тебе невероятно идет красный, — Ким рассматривает одетого в красную рубашку парня и ухмыляется. — Правда, на меня он действует, как на быка. Даже жалею, что решил начать с ужина. У Намджуна отличное настроение. «Видно, наконец-то напился крови», — думает Мин. Омега слабо улыбается, благодарит за комплимент и просит воды. — Я очень сильно скучал. Вот только выбраться не мог. Скажи спасибо своему отцу, — альфа кладет кубики льда в стакан и снова мажет взглядом по губам омеги, спускается к обнаженной шее и ключицам, виднеющимся из-под раскрытого верха рубашки. Мин мрачнеет, прикусывает нижнюю губу и решает промолчать на слова про отца. — Я тоже скучал, — бурчит омега и утыкается взглядом в меню. Есть не хочется, более того, хочется вернуть все, что съел за обедом. Он откладывает меню и извиняющимся взглядом смотрит на альфу. — Я плотно поел до твоего звонка, не хочу есть, но тебе компанию составлю, — Мин включает все свое очарование и мило улыбается. — Это даже хорошо, — Намджун откладывает бокал и встает на ноги. — Потому что я хочу перейти сразу к десерту. Альфа обходит стол, протягивает руку Юнги и, стоит тому вложить в нее свою ладошку, тянет его вверх и ведет за собой к выходу. Намджун сам садится за руль. Недельное воздержание сносит крышу, особенно, когда объект желания так близок. Сидит на расстоянии вытянутой руки. Ехать в особняк далеко, а терпения нет. Альфа выруливает на дорогу к своему офису. Юнги хочется до умопомрачения. Он такой красивый в красном, он так вкусно пахнет, а этот голос… Ким хочет слышать его стоны под собой. Альфа уже возбужден. Одной рукой держит руль, второй притягивает Мина к себе. Внюхивается, шарит ладонью по телу. Мин сам тянется. Приподнимается на сиденье, касается губами уха, спускается к шее, покрывает ее влажными поцелуями. Все тело омеги словно прошибает током. Одно касание к горячей коже — и он сам не свой, он не принадлежит себе. Юнги сквозь проем между пуговицами на рубашке просовывает свою руку и касается раскаленной кожи. Водит по ней, царапает, хочет быть ближе. Намджун рычит в ухо омеги, кусает мочку. Мин достает руку, опускает ее на член зверя, которого сейчас контролирует, и поглаживает его сквозь ткань брюк. Альфа накрывает его ладонь своей и с силой сжимает. Машина останавливается прямо перед зданием. Ким выходит, бросает ключи охране и втаскивает омегу в лифт. Прижимает к стенке и впивается в губы. Сминает их в жестком поцелуе, просовывает свой язык и буквально трахает им рот омеги. Мин постанывает, теряет опору под ногами, сползает вниз, но Намджун, приподняв его, впечатывает в стенку своим телом. Сильно мнет ягодицы, рвет в нетерпении так ему понравившуюся рубашку и припадает к обнаженной коже. До двери квартиры они доходят так же целуясь. Как изголодавшиеся звери, словно не видели друг друга лет сто. Хотя так и есть. Для Намджуна отсутствие Юнги в его жизни целую неделю — это ад. Это очень много. Монстр не врал, когда сказал, что скучал. Может, немного соврал. Он не скучал — он выл от его отсутствия. Раздирал альфу изнутри на клочья и требовал себе Мина. И вот он сейчас здесь, в его руках, в его постели и обнаженный. И монстр получит свою дозу. Это именно тот момент, когда словно весь мир принадлежит Намджуну. Хотя он сомневается, что если бы мир принадлежал ему — это было бы настолько крышесносно, как сейчас, когда он уже внутри омеги, где так горячо, так узко. Ни один мир не заменит альфе этих сладких стонов, этих умоляющих «еще», этих цепляющихся за его плечи пальцев, которые он ловит и целует по одному. Ничто не заменит ему Мин Юнги. Это его персональная отдушина, его Святой Грааль, из которого он готов испивать веками. Мин Юнги — последняя деталь пазла Намджуна, и сейчас, когда они сплетены настолько, что не просочится даже воздух, Намджун это прекрасно понимает. Сильнее прижимает, сильнее обнимает и сильнее целует. Юнги просыпается утром на разворошенной постели, сладко потягивается, и на долю секунды ему кажется, что он самая счастливая омега в мире. Но уже в следующую секунду реальность обрушается всей своей силой на хрупкие плечи и придавливает к кровати. Мин судорожно обнимает живот, быстро сползает с постели и идет в душ. Уже стоя под струями воды, он думает, что альфа, наверное, спустился в офис или уехал по делам. Юнги сушит волосы, выходит из ванной и наспех одевается. Натягивая обратно изодранную спереди блузку, он слышит звуки со стороны коридора. Мин идет на них и оказывается на пороге огромной светлой кухни, где, прислонившись к окну, стоит альфа и говорит по мобильному. Намджун стоит к Мину спиной, и омега тихо делает шаг назад, прислоняется к стене и слушает разговор. Альфа кому-то обещает оказать личную честь «его величеству» и после представления нового министра сам почтить его визитом перед тем, как пустить пулю в лоб. Юнги прошибает холодным потом, когда он узнает, о ком говорит Намджун. О Чжуне. Юнги дрожит, еле передвигая ноги, вползает обратно в спальню и садится на постель. — Ты проснулся? — Мин вздрагивает от неожиданности. Омега настолько ушел в себя, что не заметил, когда вошел альфа. — Да… Только вот из душа, — пытаясь унять дрожь в голосе, отвечает Мин. — Мне надо на работу, — альфа подходит вплотную, нагибается и медленно целует омегу в губы. — Ты можешь остаться здесь, тебе не обязательно ехать в особняк. Может, освобожусь пораньше, сходим куда-нибудь. — Нет, мои вещи… в особняке мне хорошо, — тихо отвечает Мин и встает на ноги. Намджун смотрит на рубашку парня, идет в гардеробную и возвращается с белой футболкой. — Я, видно, вчера был не очень аккуратным, — говорит альфа и передает футболку Мину. — Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли. И вообще, я заказал завтрак, поэтому сперва поешь. Намджун уходит, а Мин еще полчаса так и сидит на постели, пытаясь привести в порядок мысли. Мину кажется, что он сходит с ума. Будто живет с двумя разными Намджунами, и если один пугает своей резкой нежностью, то второй доводит до истерик своей чудовищностью. Намджун планирует убить Чжуна. Всю ночь он вжимает в постель, трахает и целует его сына. Якобы беспокоится о его завтраке, самочувствии, делает подарки, а потом хладнокровно обсуждает по телефону, как убьет его отца. «Что за ирония… Что за жизнь», — думает омега. Юнги спускается вниз и уже идет к ожидающему его авто, как сталкивается с Хесыном, который от столкновения якобы рассыпает папки на землю. Мин нагибается помочь и на вопрос Хесына: «Есть что для меня?» — отвечает сквозь зубы: «Нет». Прибыв в особняк, Мин получает смс от Чонгука, приглашающего погулять. Омега ссылается на плохое самочувствие, отказывает другу и запирается у себя в комнате. Полдня Мин лежит на постели и терзает себя мыслями, потом набирает сохраненный на телефоне номер больницы и записывается на аборт через два дня. Вечером Намджун не приходит. Альфа не приходит и следующие два дня. Юнги не понимает почему, но звонить не решается. Мин каждую ночь думает, как предупредить отца о надвигающемся. Омега плохо спит, долго ворочается на постели, мысленно прощается со своим ребенком и все гладит себя по животу. Утром дня «Х» Юнги обреченно идет в душ, все время смотрит на часы и пытается унять поднимающиеся к горлу рыдания. Юнги нехотя одевается, проверяет ключи, телефон и собирается выйти из спальни, когда замечает новую коробку у порога. Мину вообще не интересны подарки, которые Намджун дарит, но сегодня, скорее чтобы еще немного оттянуть время до больницы, он берет коробку и втаскивает в спальню. Она намного больше предыдущих, но не тяжелая. Мин садится на край кровати и начинает рвать подарочную упаковку с коробки на коленях. Стоит открыть крышку, как Мин со вскриком скидывает коробку с себя и, вскочив на ноги, отбегает к двери. Юнги не может оторвать взгляда от «подарка». Оставляя кровавый след, по полу катится вывалившаяся из коробки голова Хесына, которая, столкнувшись с препятствием на своем пути в виде ножки трюмо, лежит и смотрит на Юнги мутным взглядом.