***
— Чонгук-а, проснись, — Техен, склонившись над спящим омегой, сцеловывает скатывающиеся по его лицу слезы. — Малыш, это просто сон. Тебе снится кошмар. Техен заскочил к Чонгуку буквально на пару часов и обнаружил его уже в постели. Альфа не собирался будить Чона, пока не увидел, как тот мечется по постели. Подойдя ближе, Ким заметил, что Чонгук еще и плачет во сне. Техен видит, как подрагивают веки омеги, и понимает, что он уже начал просыпаться. Чонгук открывает глаза, пару секунд смотрит на альфу и, резко приподнявшись, обнимает его за шею. Потом притягивает его к себе и зарывается лицом в грудь. — Я… Ты убил Юнги! — Чонгук говорит обрывисто и не перестает плакать. Альфа мягко улыбается, утирает пальцами слезы с лица омеги и спрашивает: — С чего это мне убивать Юнги? — Он убил Намджуна, — уже тихо, еле шевеля губами, говорит омега. — Ну, тогда да, я его, наверное, точно убил, — хмыкает Техен и притягивает Чона снова к себе. — Ты пустишь меня к Юнги! — Чонгук отталкивает Техена и встает на ноги. — А сам поговоришь с Намджуном! — Ну малыш, — ноет все еще сидящий на постели альфа. — Они сами разберутся. — Слушай сюда! — Чонгук останавливается напротив альфы и зло на него смотрит. — Я не буду отцом-одиночкой — это раз! Во-вторых, я не хочу называть сына именем Юнги! Я назову его Хосоком! Я это давно придумал и планов менять не буду! — Хосок, — пробует на вкус имя своего несуществующего сына Техен. — Мне нравится, — альфа мечтательно закатывает глаза. — Ким Техен! — вырывает его из грез Чон. — Я серьезно! Иди к своему другу и поговори. Не разворачивайте войну, не трогайте его семью, — уже просит Чон. — Она до добра не доведет, я это знаю. — С чего ты взял, что у тебя вещие сны? — альфа тянется к омеге и, резко схватив парня, тащит его на себя, заставляя фактически оседлать свои колени. Снимает с него футболку и отшвыривает в сторону. — Я знаю, что так будет. Ты должен мне верить, — Чон уворачивается от поцелуев, пытается говорить, смотря в глаза альфы, но Техен не слушает. Он резко переворачивается, подминает омегу под себя и начинает покрывать поцелуями его шею и ключицы. — Раз уж ты все равно проснулся, то я воспользуюсь этими несколькими минутами, — шепчет Техен куда-то в шею омеги и стаскивает с него шорты. Времени катастрофически мало, и Техен сам даже не раздевается. Он просто расстегивает брюки и ближе подтаскивает омегу к себе. — А на кого был похож малыш? — резко меняет тему альфа и, не растягивая омегу, благодаря их регулярному сексу, входит одним толчком до конца. — Улыбка у него такая же квадратная, как у тебя, но красота от меня, — последние слова тонут в стонах омеги, стоит Киму начать двигаться. Техен трахает грубо и размашисто, как изголодавшийся по любимому телу зверь. В этом-то и вся фишка — секс с Техеном всегда как в первый раз. Будто буквально не вчера он втрахивал омегу в эту же постель. Будто они не виделись минимум пару лет. Чонгук до крови кусает губы, чтобы не сорваться на крик от сводящего с ума темпа альфы. Он приподнимается на локтях, тянется за поцелуем и стонет уже в рот Киму. — Ты же поговоришь с ним? Обещаешь? — шепчет ему в губы Чонгук и вскрикивает, когда Техен в ответ на его вопросы резко переворачивает омегу на живот и снова вгоняет в него свой член. Ким буквально натягивает Чона на себя, вырывая из него все новые и новые стоны. Чонгук дышит через раз, комкает в ладонях простынь и еле сдерживается, чтобы не испугать своими криками соседей. Три раза. Возможно, был бы еще и четвертый, если бы Техена не стали искать его люди. Когда альфа уходит, то Чонгук уже не может говорить, так как сорвал голос, не может сидеть и даже бросает идею доползти до кухни и что-то съесть. Сил нет. После Техена Чонгуку нужно несколько часов, чтобы восстановиться. Альфа выжимает из омеги все соки, как в буквальном, так и в переносном смыслах. Если после секса Техен будто заново рождается и готов ломать, крушить, гулять до утра и не спать, то Чонгук после секса с Техеном может только лежать и не двигаться. Ким Техен — монстр не только на поле боя или в ходе казней. Техен — монстр и в постели. Только Чонгук не знает, что альфа такой именно с ним. Что именно он, Чон Чонгук, срывает башню этого чудовища. И хорошо, что не знает. Не каждый сможет управлять такой силой. Власть, которой омега обладает над альфой, пока пугает только Кима. Сам Чонгук о ней не ведает.***
Идея напасть на картель через сутки уже перестала казаться Чжуну хорошей. С приближением часа «Х» оптимизм все больше уступал пессимизму. Хотя и армия, и наемники, и сами Чжун и Ли были уже полностью готовы, президента не отпускало чувство обеспокоенности, точнее предчувствие беды. В любом случае, президент после совещания поехал в больницу и, забрав оттуда Джина с супругом, отвез их домой. Чжун решил провести пару часов до войны с семьей — возможно, последних.***
— Ты, как я понимаю, окончательное решение пока не принял? — Техен сидит в кабинете Kim Construction напротив друга и медленно пьет виски. — Скорее да, чем нет. Я разрываюсь буквально. И впервые за все то время, что мы занимаемся этим бизнесом, меня одолевают сомнения, — Намджун вертит в руке бокал с коньяком и задумчиво изучает плескающуюся на дне жидкость. — Как это ни странно, я понимаю. Я сам не особо горю желанием начинать войну. И потом, я знаю, что стоит на кону, — говорит Техен. — Если я начну войну, или если я на нее отвечу, то он умрет, и ты это знаешь, и я. Но я так не хочу. Мне плевать на Чжуна и на его долбанную семейку, но он отец того, кто эти сомнения во мне и сеет. Того, чья безопасность для меня сейчас важнее всего. Поэтому я на распутье. И меня это бесит, — Намджун нервно запускает пальцы в волосы. — Скажи, что делать, и я сделаю. Ты никогда не ошибаешься, — серьезно говорит Техен. — И вообще, я не хочу не увидеть сына, — уже больше себе, чем другу, бурчит он. — Что? Не понял? — переспрашивает Намджун. — Ничего. Забудь. Говори, что мне делать, — раздраженно обрубает его альфа. — Мне нужно, чтобы ты достал Ли, точнее его голову. Мы знаем, что он прячется в администрации. Вымани его или зашли туда кого-нибудь. Я надеюсь, что его голова заставит Чжуна трезво оценить свои силы и бросить идею воевать, — Намджун пристально смотрит на друга. — Это сложно. Но мысль стоящая. Я попробую. Не буду терять времени, — Техен встает на ноги и поправляет пиджак. — И, Техен, не будь с ним милым. Эта тварь шантажировала мою омегу. Пусть умрет в мучениях, — Намджун провожает друга до двери.***
Нападение на особняк, Kim Construction и два самых крупных региональных подразделения картеля должны были начаться одновременно в шесть утра. Чжун, побыв дома с семьей пару часов, вернулся в администрацию к полуночи. Президент в сотый раз проходил с приближенными чиновниками по плану нападения, когда в кабинет ворвался его помощник и доложил об экстренной ситуации. Техен долго думал, как выманить Ли из его логова, но придумать ничего не смог. Ли администрацию не покидал с того самого дня, как Намджун убил Хесына. Заслать к нему киллера — тоже не вариант: всех, кто пытался пройти в администрацию, тщательно проверяли. После двух часов проведенных на пару с пачкой сигарет альфа все-таки нашел выход, оставалось просто его реализовать. Техен заслал в администрацию камикадзе. Найти его так быстро не составило большого труда: у картеля был свой отряд камикадзе. Буквально через полчаса нужный человек стоял перед альфой и внимательно выслушивал его указания. Было решено, что мужчина по поддельным документам — как представитель СМИ — пройдет в здание и выполнит задание картеля. Когда его документы будут проверяться у входа, мусорщики, убирающие баки перед администрацией, будут заменены на людей картеля и устроят небольшую потасовку перед главным входом, возможно, с применением холодного оружия. Камикадзе, воспользовавшись отвлекающим маневром и невнимательностью охраны, проберется в здание. Пока охрана очухается и заново начнет пробивать личность вошедшего, Ли уже будет мертв. Так же, как и исполнитель. Чжун врывается в кабинет Ли следом за охраной и застает там два трупа. Ли задушили шнурком от ботинка. Открытая рана на шее и беспорядок в кабинете говорили о том, что жертва долго сопротивлялась. Недалеко от Ли лежал труп незнакомого Чжуну мужчины. Судя по всему, мужчина принял какой-то яд: признаков насилия на теле не было. Чжун вышел из кабинета и на негнущихся ногах пошел к себе. Смерть его главного соратника, правой руки и, вообще, «головы», спланировавшей все нападение, окончательно сломала президента. Чжун знал, чьих рук это дело, и понимал, что это предупреждение. Президент долго сидит в кабинете и обдумывает, как поступить. Он может все-таки напасть, но без Ли это будет сложно, если не невозможно. Ли курировал все, лично говорил с наемниками и сам должен был вести атаку на особняк. Намджун доказал президенту, что он может дотянуться куда угодно. От него не спрятаться. Ни в этом городе и ни в этой стране. Президент вызвал к себе министра обороны и приказал свернуть нападение. Он не сказал ему, что передумал, скорее, что отложил. Чжун спустился вниз и, сев на заднее сиденье автомобиля, набрал Намджуна. Альфа на звонок не ответил. Всю ночь президент не спал и думал. Он провел ночь в своем кабинете дома на пару с сигаретами, хотя он их давно бросил, и бутылкой своего любимого виски. Ши Хек был слишком занят своим старшим сыном, и именно поэтому не ходил вокруг мужа и не ворчал, что тот не бережет здоровье.***
Юнги сегодня проснулся рано и сразу после душа пошел на кухню за апельсиновым соком. Омега стоял посередине кухни в одних спортивных штанах и пил сок прямо из коробки, когда на кухню вошел отец. Сказать, что Чжун выглядел паршиво — ничего не сказать. — Отец, хочешь я тебе кофе сварю? — обеспокоенно спрашивает его Мин, на что Чжун вымученно улыбается и набирает в стакан воды из-под крана. — Чего ты лохматый такой? Иди оденься, приведи себя в порядок и пойди погуляй. Бан на выход из дома снят, — Чжун устало опускается на стул. — Хоть что-то хорошее, — искренне радуется Юнги и только тянется за коробкой с печеньями на самой последней полке, когда прислуга объявляет, что Чжуна ждут в гостиной. Президент встает и нехотя идет в сторону выхода из кухни, на ходу думая, кому это приспичило приехать с утра пораньше. В гостиной, напротив любимой картины Чжуна стоит Намджун. Альфа одет в черные узкие брюки, черную шелковую рубашку и выглядит так, будто сошел с обложки модного журнала. Особенно этот контраст чувствуется на фоне уставшего Чжуна, у которого была бессонная ночь. Заметив вошедшего, альфа медленно поворачивается к нему лицом. — Я получил твое послание. Прекрасная работа, — устало говорит ему Чжун и опускается на диван. — Я люблю точечные удары, — ухмыляется Ким и, подойдя ближе, садится напротив. Юнги, наконец-то допрыгнув до коробки, достает из нее несколько своих любимых печений с шоколадной крошкой и идет в гостиную. Стоит Мину только шагнуть в комнату, как он так и замирает на пороге. Любимый запах забивается в горло, щекочет ноздри и тянет за собой. Намджун здесь, и Юнги хотел бы повернуться и убежать обратно на кухню, но альфа его заметил, и бежать поздно. Ким секундную трусливость омеги почувствовать не должен. Намджун даже дыхание задерживает, даже на это отвлекаться себе запрещает. Монстр бьется внутри, требует, чтобы альфа встал и подошел ближе, хочет почувствовать омегу, прикоснуться. Юнги стоит в пяти метрах, полуголый, лохматый и с печеньем, прижатым к груди. Словно тарелку взять было сложно. Он такой милый, растерянный и красивый, что Ким даже забывает, зачем приехал. Хочется встать, подойти, перекинуть омегу через плечо и унести. Забрать себе. Этот омега должен жить в его доме, кушать его печенье и ходить полуголым только для него. Но как все это сделать, альфа не знает, поэтому пока просто смотрит. Смотрит и умиляется. А еще злится. Уродливое тату закрывает метку и словно бросает вызов альфе. Намджун еще в отеле заметил эту татуировку и с того самого момента о ней не забывал. Его коробит, что омега пошел настолько далеко, что решил избавиться от того, кто эту метку поставил таким способом. Но альфа знает, что татуировка ничего не меняет. Сколько бы Юнги ни пытался избавиться от всего, что напоминает Намджуна — его не вырвать. Альфа не позволит. Напротив, он будет только ближе и глубже, и лучше Юнги уже начать привыкать к этой мысли. Мин идет мимо диванов к лестнице, усиленно стараясь не смотреть на того, кто сейчас буквально прожигает его взглядом. — А молоко что не взял? — смеется Ким. — Я думал, это печенье с молоком едят. Юнги останавливается, поворачивается лицом к альфе и пытается смотреть на него зло. Выходит плохо. — А я думал, ты печенье кровью запиваешь, — язвит в ответ омега. — Юнги, иди завтракать, — устало тянет отец. — Уродливая татуировка! — не сдается Намджун. — Уж получше, чем следы твоих зубов, — не задумываясь, отвечает омега. — Юнги, иди к себе! — уже грубо приказывает отец, и Мин, повернувшись, поднимается наверх. До самой последней ступеньки омега четко чувствует прожигающий его лопатки и пробирающийся под кожу взгляд. Но Мин не уходит к себе: делает обманный маневр и заползает за свое любимое искусственное деревце. — Так зачем ты пришел? — обращается президент к альфе. — Я скажу зачем, только я хочу поговорить с тобой наедине, не хочу, чтобы нас подслушивали очаровательные ушки твоего младшего сына, — улыбается Ким, и кивает в сторону лестницы. — Я чувствую тебя, малыш, — уже громче и для омеги говорит альфа. — Юнги! — снова кричит Чжун. Далее следует копошение за деревцем, мат и громкий хлопок дверью. — Я хочу узнать, что ты решил, и насколько твое решение совпадает с моим, — уже серьезно обращается Ким к Чжуну. — Ты даже не представляешь, насколько ты мне омерзителен, особенно после того, что ты сделал с Джином, — зло говорит ему альфа. — Тебе надо было заняться его воспитанием и как минимум объяснить ему, что такое моральные принципы, к сожалению, твою работу за тебя сделал я. Так что мог хоть спасибо сказать, — хмыкает Намджун. Чжун с силой сжимает кулаки, смотрит на альфу так, что если бы взглядом можно было испепелить, то Намджун бы сейчас горел синим пламенем. — Но давай не будем говорить о прошлом, нам надо решить, что мы будем делать с будущим, — продолжает альфа и выжидающе смотрит на президента. — Что решать-то? Ты оставил мне выбор? — выпаливает Чжун. — Я подам в отставку завтра утром. Поздравляю, ты победил, — с трудом владея языком, говорит президент. — Правильное решение, — отвечает Ким. — Зато и ты, и твоя семья останутся в живых. А еще не прольется кровь невинных граждан. Ты бы все равно проиграл, и ты это знаешь. Отпусти наемников, сдай кресло, и будешь жить припеваючи. — Ты знаешь, что это не просто отставка. Те деньги, что я выплатил наемникам за так и не случившуюся войну, взяты из казны. Мне грозит полная конфискация имущества, а сам я сяду за решетку. И все это благодаря тебе, — обреченно говорит Чжун и откидывается на спинку дивана. — Я устал бороться с тобой. Отныне ты можешь творить все, что вздумается. — Ошибаешься. Я всегда творил все, что вздумается: и при тебе, и без тебя. Посидишь пару лет в тюрьме, потом попадешь под амнистию, как бывший государственный деятель, и вернешься в семью. Все будет хорошо, — с ухмылкой говорит ему Ким. — А семья? На что будет жить моя семья, пока я буду за решеткой? А адвокаты? Ты знаешь сколько стоит нормальный адвокат в этой стране, чтобы хоть как-то скостить мне срок? — уже на грани истерики говорит Чжун. — О каком «хорошо» ты мне говоришь?! — Вы сами довели себя до этого, господин президент, и сами расхлебывайте. Ваша семья лично меня никак не интересует. Меня интересует только один ее член, а он с голоду не умрет. Я не позволю. А теперь, с вашего позволения, я поеду по делам. Буду с нетерпением ждать завтрашнего выпуска новостей и надеюсь, вы не выкинете ничего такого, о чем можете потом пожалеть, — Намджун встает на ноги и идет к выходу.