***
Чжун всю ночь говорит с Ши Хеком. Юнги знает, что родители не спят: и по голосам, доносящимся из их спальни, и по тому, как часто отец спускается курить. Мин тоже не спит. Нервничает. Хочет узнать, что такого происходит в родительской спальне, и даже решается подслушать. Оказывается, он не первый, кто до этого додумался. Перед дверью в родительскую спальню, он застает стоящего на коленях Джина. Мин еле успевает отбежать в конец коридора и, наконец-то, рассмеяться от души, не рискнув при этом быть услышанным родителями. Джин доползает до брата через минуту и тоже буквально катится по полу со смеху от нелепости ситуации. Потом омеги, так и не сказав друг другу ни слова, идут каждый в свою комнату. Бессонная ночь, потраченная на попытки подслушать родителей, приводит к тому, что Юнги просыпается на следующий день только к полудню. На так и не выключенном с ночи экране телевизора Юнги видит отца, стоящего на трибуне, и красную бегущую строку об отставке. Мин как есть, в пижамных штанах и не умытый, бежит вниз и застает всю семью в сборе. В восемь часов утра президент объявил о своей отставке в прямом эфире национального телевидения. Временное исполнение его обязанностей переложено на вице-президента. Досрочные выборы нового президента назначены через месяц. Юнги слышит это все от Ши Хека. Омега не в силах даже открыть рот и что-то сказать. Он просто опускается в кресло напротив родителей. Джин сидит справа от брата и изучает свои ногти. На Чжуне лица нет. Юнги знает, как отец мечтал об этой должности, как много усилий он потратил на благосостояние страны и своего народа, и Мин его понимает. Он даже представить боится, насколько ему сейчас тяжело. Но отставка — не единственная новость, которую узнает Юнги. Все движимое и недвижимое имущество, приобретенное семьей Мин за все время президентства Чжуна, переходит государству. Более того, отцу грозит от четырнадцати до двадцати лет за хищение госимущества. Юнги слушает все, что ему говорят, и не верит. Чжун всегда был идеалом альфы в глазах Юнги. Омега уверен, что его отец самый честный и самый правильный правитель в мире. Это же Чжун — по-другому он и не умеет. А сейчас отец смотрит на свои руки и, не поднимая взгляда, рассказывает, сколько миллионов он взял из казны на борьбу с картелем и на предстоящую войну. Ему эти деньги не простят, потому что явной угрозы государственности не было, значит, трата такой огромной суммы из бюджета незаконна и, более того, не санкционирована. Чжун провел все последние операции без заседания правительства и ни у кого фактически ничего не спрашивал. Так в один день Чжун лишился не только президентского кресла и имущества, но и самого главного — своей свободы. За Чжуном могут прийти с минуты на минуту, и вроде бы надо начать собирать свои вещи, так как особняк первый в списке имущества, которое перейдет государству, но семья сидит и молчит. Тишину прерывают только всхлипывания Ши Хека и Джин, повторяющий без остановки, что теперь они нищие. Юнги на самом деле плевать. Деньги никогда не были для него важными, скорее, от них всегда много проблем. Но Мину тяжело осознавать, что имидж отца в его глазах треснул, а еще, несмотря на это, тяжело от мысли, что отец сейчас сидит таким сломленным. Юнги не представляет отца за решеткой. Он гонит эту мысль и все равно надеется, что Чжун что-то придумает, и что его оправдают. Он тратил эти деньги не на виллы и машины, не перенаправлял их на свои заграничные счета — он старался ради государства, а сейчас сядет, так и не понятый никем. Юнги не пытается оправдать отца. Уже нет. Он прекрасно знает и понимает, что Чжуну надо было вовремя остановиться. Что нельзя было быть настолько уверенным, что справишься с тем, с кем до тебя никто не мог справиться. Сейчас Юнги это знает. Он знает, кто такой Ким Намджун. Он видел Монстра. Он жил с ним. И Юнги знает, что против него лучше не идти. Что в очередной раз доказал теперь и Чжун, жаль, что такой большой ценой. Юнги слышит шум во дворе, но подойти к окну отец не разрешает. Двор особняка полон журналистов, требующих от уже бывшего президента выйти и прокомментировать ситуацию. Но Чжун от всех интервью отказывается. Он считает, что все утром сказал в ходе своего заявления. К обеду дом заполоняют люди из следственного комитета, и у кое-как державшегося до этого Ши Хека начинается истерика. Чжуна собираются посадить в СИЗО до суда, который назначен через месяц. Ши Хек не отпускает мужа, держит его за руку и требует «справедливости». Джин кое-как оттаскивает папу от Чжуна. Юнги стоит в сторонке и давится своими слезами. Больно за отца, за папу, вообще больно. Юнги никогда не думал и — пусть даже вину Чжуна докажут — не будет думать, что он сын преступника. Он сын Мин Дэ Чжуна. Самого честного и лучшего отца в мире. Мин подходит к отцу, обнимает и слушает, как тот повторяет, что «все будет хорошо». Чжун обещает сыну, что выберется, просит его быть сильным и следить за здоровьем папы. Даже улыбается, пытается приободрить семью, будто в тюрьму пойдет не он, а они. После короткой церемонии прощания с семьей, так как по закону в течение месяца он сможет видеться только с адвокатом, Чжуна уводят. Наступает зловещая, давящая тишина. Джин уходит к себе собирать вещи, а Юнги так и сидит напротив уставившегося в пустоту перед собой Ши Хека. В течение двух дней семья Юнги освобождает особняк. Ши Хек выставляет на продажу квартиру в центре, рассчитывая этими деньгами хотя бы первое время оплачивать адвоката. Сами они переезжают в трехкомнатную квартиру в пригороде, где Юнги и родился. Хорошо, что тогда, не поддавшись на уговоры Ши Хека, Чжун эту квартиру, как память о прошлом, не продал. Так как счета всех членов семьи до суда заморожены, у Ши Хека на руках почти нет наличных. Еще пара дней уходит на продажу квартиры и поиски адвоката. Ши Хек не врет, он нанимает лучшего адвоката страны, и, соответственно, за свои услуги этот адвокат берет сумму по нулям равную буквам в его имени и фамилии вместе взятых. Юнги был только за, он хотел вытащить отца из тюрьмы, он хотел хотя бы ощутимо скостить срок, угрожающий Чжуну. Джин же вел себя, как и всегда: как эгоистичная, не думающая ни о ком, кроме себя, омега. Он все причитал, что они нищие, что его друзья его не поймут, а когда Ши Хек сказал, что если понадобится, то продаст его украшения и дизайнерские вещи, Джин вообще приуныл и в знак протеста двое суток не покидал спальню. Юнги продавать было нечего. Его машину и так забрали судебные приставы. Мин не был любителем украшений, поэтому все, что у него осталось, это подаренные отцом дорогие часы. Их он решил продать только в случае крайней необходимости. Пока, правда, на такие экстренные меры идти не приходилось. После того, как шок отпустил, жизнь понемногу стала возвращаться в нормальное, насколько это возможно при таких обстоятельствах, русло. Новости в квартире принципиально никто не включает и не смотрит. Любимец прессы Чжун за пару часов превратился чуть ли не во врага человечества, и ни у кого из членов семьи нет желания смотреть на то, как очередной возомнивший себя журналистом пацан поливает грязью главу семейства. Ши Хек почти весь день пропадал в офисе адвоката, а Джин или ныл, что все плохо, или тратил последние свои деньги в кофейнях со своими друзьями. Юнги, устав от последних событий, навалившихся на них, с удовольствием принял предложение Кайла провести эти выходные с ними за городом. Для Тэяна, по словам альфы, это будет последний выезд за город до родов, и омега настаивает на присутствии Мина, обосновывая это тем, что соскучился. Юнги ни на секунду не жалеет, что согласился. Он много и вкусно ест на природе, слушает интересные рассказы Тэяна о его прошлом и с удовольствием наблюдает за тем, как трепетно эта пара относится друг к другу. Домой Мин возвращается утром понедельника и застает перед своим подъездом дорогой спортивный автомобиль. Юнги замирает перед авто, боится, что это может быть тот, о ком он подумал, но потом вспоминает, что Намджун не особый любитель таких авто. Альфа предпочитает люксовую классику. Подавив секундный приступ паники, Мин поднимается наверх и застает перед своей дверью Чонгука. Они несколько секунд стоят друг напротив друга, и Чон не выдерживает первым: подходит, притягивает Юнги к себе и крепко обнимает. Мин не сдерживается и обнимает в ответ. Юнги, на самом деле, рад Чонгуку, как никому другому. Он скучал по другу, и, несмотря на все прошлые обиды, этот омега — единственный человек в мире, которого Мин хочет видеть всегда. Чон требует поговорить, а в дом его приглашать Юнги не хочет, обосновывая тем, что квартира маленькая, и одним им остаться не дадут. Тогда Чонгук тащит его вниз к машине и обещает накормить завтраком. Юнги сопротивляется идее поехать в кофейню, так как он с дороги и мечтает о душе и свежей одежде. Тогда Чон решает отвезти его к себе, тут уже Юнги ничего придумать не может. — Отличная тачка, наконец-то у тебя вкус появился, — смеется Юнги, пока Чонгук выруливает на дорогу. — Это вкус Техена, а не мой. А вообще, моя бывшая тачка была лучше. Просто ему я это сказать не могу, обидится, — говорит Чон. По дороге омеги делятся последними новостями. Чонгук рассказывает, что приехал еще в субботу, но Джин сказал, что Юнги не будет до понедельника. Чонгук аккуратно интересуется самочувствием друга, старается не упоминать о Намджуне. На вопрос Мина, как Чонгук сбежал от Техена, омега сказал, что альфа сам его отпустил. «Мол, после отставки и фактического поражения ни Юнги, ни его семья угрозу моему мальчику не представляют», — пытается скопировать тон своего альфы Чон, чем смешит друга. Зайдя в квартиру, Юнги первым делом идет в душ, потом, сидя на кухне и кутаясь в огромную толстовку Чонгука, он пьет кофе и ждет, когда друг сделает ему обещанный сэндвич. — Он ведь не обижает тебя? — вдруг спрашивает Мин и вызывает улыбку у младшего. — Нет. Зато я его обижаю и притом постоянно, — смеется Чонгук. — Он уже два месяца просит, чтобы я переехал к нему, а я никак не решусь, — Чонгук кладет тарелку с сэндвичем перед другом и достает миску салата. — Почему? Вы же и так почти живете вместе, — искренне не понимает Юнги. — Не знаю. Мне страшно. Я же раньше ни с кем не жил, — уныло говорит Чон. — Ты любишь его? — Юнги откладывает сэндвич в сторону. Чонгук кивает. — Он тебя любит? — Чонгук снова кивает. — Тогда кончай ломать комедию и переезжай. На тебе его метка, в конце концов! — злится Мин. — На тебе тоже! — резко выговаривает Чон и осекается. — Прости. — Все нормально, — Юнги усиленно изображает улыбку. — Метку я не добровольно получил, в отличие от тебя. И переехать мне предлагали только как шлюхе. Так что не сравнивай больше. — Прости. Я иногда говорю и не думаю. Давай не обо мне. Я хочу помочь тебе. Правда, не знаю чем, но очень хочу. Ты просто скажи, пожалуйста, больше не закрывайся. Я проебался, как друг, я знаю. Но я хочу исправиться, — Чонгук говорит быстро-быстро, словно боится не успеть. — Эй, — Мин прерывает его и накрывает ладонью его руку. — Все нормально. Мне ничего не нужно. Честно. — Врешь же. Опять ты не говоришь, — сокрушается Чон. — Вы же обанкротились, вся страна это знает. Может, я хоть деньгами помогу? — Мы продали квартиру в центре, и на адвоката пока деньги есть, а так острой необходимости нет. Не переживай, — мягко улыбается ему Мин. — У меня огромных денег и нет, но я могу достать, только скажи мне. Обещаешь? — спрашивает Чонгук. — Нет. Тебе я не скажу. Ты возьмешь у Техена, а мне его деньги не нужны. Извини, малыш, но это слишком, — серьезно говорит Юнги, и Чон понимает, что лучше согласиться. — Я очень не хотел о нем говорить, но не спрошу — умру, — Чон мнется, пытается подобрать правильные слова. — Но Намджун… У вас с ним вообще что происходит? Ты же любил его, кажется. — Ничего не происходит. Он мое прошлое, которое, к сожалению, резко не вырвешь и не сотрешь, — Юнги достает сигарету из пачки и закуривает. О Намджуне думать сложно, а говорить — почти невозможно. Он стоит поперек горла и не проходит. Не вдохнуть, не выдохнуть. — Я не знаю, что это. Не знаю, вообще любовь ли. Но я не могу без него, и я не могу с ним. Это словно проклятие. Не знаю, что тебе сказать, так как себе еще ответа не дал. Одно я знаю точно — чем он дальше, тем лучше. — Оставайся сегодня у меня, — просит Чонгук. — А Техен? — удивленно спрашивает Мин. — У Техена пентхаус в центре, на улице ночевать не придется, — говорит омега и убирает со стола. Они вместе едут в маркет за продуктами, готовят обед, потом долго рубятся в приставку и сплетничают. Под вечер Чонгук достает припрятанную Техеном бутылку виски, и, распив ее за душевными разговорами и кое-как добравшись до постели, омеги засыпают.***
— Я думал, мы вечеринку закатим, в конце концов, заслужили. А от тебя ни слуху, ни духу, — Техен садится на диван напротив попивающего виски Намджуна. В Pacifico, как и всегда по понедельникам, посетителей почти нет. — Уже далеко за полночь, я думал, ты у своего ночуешь, или тебя доступа к постели лишили? — усмехается Ким. — Лишили, — зло отвечает Техен. — И лишил меня тот, с кем бы ты сам сейчас был бы не против оказаться в одной постели, — язвит альфа. Намджун приподнимает бровь, внимательно смотрит на друга и усмехается. — Ничего смешного! — злится Техен. — Забери эту язву уже себе, пусть вернет мне моего омегу! — Одна ночь без секса никого не убила, — продолжает смеяться Намджун. — Дело же не в сексе, — обиженно бурчит Техен. — Я же не одержим им. Просто я люблю спать с Чонгуком. А он сейчас с твоим белобрысым обнимается. Может, не просто обнимается. Бесит, — альфа отшвыривает от себя пепельницу. — Ты еще скажи, что ревнуешь, — Намджун наливает себе снова виски. — Ревную. Ты этих омег не знаешь, они выросли вместе, и, вообще, я Чонгука ко всем ревную. Даже к его тени. Поеду гляну, что они делают. Давай со мной. Мало ли, у твоего после последних событий крыша, может, съехала, и вообще, может, они стриптизеров вызвали, — Техен встает на ноги и натягивает на себя пиджак. — Техен, у тебя паранойя! И почему везде зачинщиком ты видишь Юнги? — Намджун встает за другом. — Ты серьезно собрался ехать и выяснять? — удивленно спрашивает он. — Может, вы уже поженитесь, и ты запрешь его где-нибудь на чердаке? Психопат! — кричит ему в спину альфа, а потом, махнув на все, идет за другом. Намджун не понимает, почему он поддается на уговоры и откровенную провокацию Техена. Хотя понимает. Невыносимо хочется увидеть Юнги хоть краем глаза. Просто заявиться в дом семьи Мин альфа не может, он вообще не знает, что и как ему говорить омеге. Все тянет время и обдумывает будущий разговор. Но увидеть его ведь можно. Хоть на мгновенье. Особенно, когда хочется так сильно, что приходится впиваться ногтями в собственные ладони, чтобы унять желание. Так сильно, что ищешь его везде и во всех. Что одно упоминание его имени заставляет сердце биться с такой силой, что оно грозится переломать ребра. Монстр чутко реагирует на все, что касается Мина. Сидит в предвкушении и ждет. Ему многого не надо, хоть разок нюхнуть, прикоснуться, получить свою дозу, которой он лишен уже пару недель.***
— Я же говорил, — шепотом, боясь разбудить спящих омег, говорит Техен другу. Они вошли минут пять назад и нашли омег в спальне, лежащих полуголыми в объятиях друг друга. Точнее Чонгук обнимал со спины лежащего в одних шортах Юнги. И Намджун не знает, кто больше зол: он или Техен. Глупо ревновать Юнги к другу, но Ким знает, что он врет сам себе, он ревнует его ко всем. Абсолютно. И да, даже к тени, хотя и промолчал на это заявление Техена. Как только они вошли, Намджун замер на пороге спальни, не в силах оторвать взгляд от Юнги. Падающий с улицы на постель лунный свет мягко обволакивает обнаженную кожу омеги. Юнги будто нереальный. Будто мираж, прикоснись — исчезнет. Когда-то этот омега, так же свернувшись, лежал в постели Намджуна. Были ночи, когда он прижимался своим обнаженным телом к телу альфы, заставляя того не спать, снова и снова. А сейчас он так близко и в то же время так далеко. Как пройти этот путь, и как вернуть омегу обратно себе — альфа пока не знает. — Их даже взрыв не разбудит, — Намджун наконец-то подает голос и указывает взглядом на пустую бутылку на полу. Он делает шаг к постели, потом еще один, и Техен хватает его за руку. — Разбудишь, — зло шипит альфа. — И мой меня убьет. Не подходи. Намджун легко скидывает руку друга и, обойдя кровать, подходит к краю, где спит Мин. Чонгук ворочается, отпускает Юнги и откатывается на другую сторону постели. Сам Мин поворачивается на спину и продолжает крепко спать. Намджун кладет руку справа от головы Мина и, опираясь на нее, нагибается вплотную к лицу омеги. Слышит, как нервно шипит Техен у изножья, но не реагирует. Невесомо касается губами губ Юнги, ловит его дыханье, внюхивается в свой любимый запах и чувствует, как он дрожит изнутри. Еле удерживает себя, чтобы не придавить омегу к постели своим телом и не впиться в эти манящие губы. Хочется зажать его в руках, оставить свои метки по всему телу, послушать его стоны. Хочется до боли. Вместо всего этого он продолжает молча любоваться любимым лицом и почти не дышит. Все-таки не выдерживает и идет на поводу желания, на поводу монстра, который хочет попробовать парня на вкус. Намджун осторожно проводит языком по нижней губе омеги, и в следующую секунду Юнги открывает глаза и смотрит прямо на дно черных зрачков напротив. Ким замирает в страхе, что разбудил Мина, что оказался в такой глупой ситуации. Но омега отметает все его мысли. Тянет к лицу альфы ладонь, проводит по нему пальцами, притягивает альфу за шею к себе, что-то невнятно бормочет и вновь проваливается в сон. Намджун аккуратно освобождается от захвата и, больше не оборачиваясь, идет на выход. Предварительно хватает под локоть Техена и тащит за собой. — Какого хрена я поддался на твою провокацию? — уже в машине, закуривая сигарету, говорит Ким. — Я все равно был прав — они спят вместе, — уже смеется Техен и заводит автомобиль. Так больше продолжаться не может. Намджун не хочет и не будет делить Юнги ни с кем. Пора ему заявить свои права на него. Он не может без Мина. Этот омега сводит с ума. Намджун горит в этом огне один, когда гореть в нем должны двое.***
Юнги снился сон. Стоя под душем в квартире Чонгука, Мин ругает сам себя, что не запомнил его. Сон был восхитительным. Юнги видел, что занимается любовью с Намджуном. Он не запомнил картинку, но его тело запомнило все. Юнги мог бы поклясться, что чувствовал его кожу под своими ладонями, его губы на своих, его руки на своем теле. Это было настолько горячо, что вот уже минут пятнадцать как даже холодная вода не может потушить разгорающийся внутри пожар желания. Юнги горел в нем всю ночь. Он не просто занимался любовью с Монстром, он просил его, умолял не останавливаться, умолял не делать передышек, не убирать своих рук с его разгоряченного тела. Юнги стоит напротив огромного зеркала в ванной Чонгука и не может оторвать взгляда от своего обнаженного тела. Он отчетливо видит каждую отметину, оставленную Монстром на своем теле, эти укусы, шрамы и засосы: они проступают и расцветают под взглядом омеги. Он видит следы его ладоней на своих бедрах, отчетливо видит следы пальцев на животе, царапины на ребрах, видит свои опухшие губы и безумные глаза. Юнги проводит по следам, оставленным Намджуном своими пальцами, чувствует, как горит кожа под каждым прикосновением. Юнги теряется в реальности. То не мог быть просто сон. Он четко чувствовал его в себе, это ощущение не спутать. Он был заполнен Намджуном, извивался под ним, в кровь изодрал «монстра» на его спине и просил еще. Юнги казалось, он умер, и это была самая прекрасная смерть. Омега сползает по стене на кафель, смотрит на свое размытое отражение в зеркале и отказывается верить в свою одержимость. Намджун не просто внутри, не просто в сердце и в голове — Намджун везде. Юнги видит, что с зеркала на него смотрит уже давно не он. А тот, кто владеет и его душой, и его телом. Тот, от которого по ночам Юнги стонет в подушку, просыпается от мокрых снов, тот, кто даже во сне доводит омегу до сумасшествия. Юнги сильно кусает свою нижнюю губу, слизывает кровь, но вкус собственной крови не унимает и не успокаивает расходящееся по швам тело, которое могут собрать воедино только его руки, так же, как и потушить пожар, в котором горит омега. Юнги выползает из душа в паршивом настроении. Объяснять Чонгуку то, чего сам не понимаешь, кажется омеге глупым. Он отказывается от завтрака и, выпив кофе, идет домой. Чонгук обещает еще зайти на днях и слезно умоляет Юнги тоже приходить.***
Дома ничего не изменилось. Джин скандалит из-за того, что ему нечего надеть, хотя от его вещей и ступить негде, а Ши Хек ругается на прокурора по телефону. Прокурор настаивает на двадцати годах и говорит все о новых обстоятельствах дела, которые могут еще пару лет подкинуть к и так немаленькому сроку отца. Юнги курит, прямо сидя на подоконнике на кухне, и наблюдает за машущим руками и кричащим в трубку папой. Ши Хек наконец-то отбрасывает телефон и устало опускается на стул. — Кончай этой дрянью организм травить, — переключает свою злость омега на сына. Мин выбрасывает окурок и, спрыгнув с подоконника, подходит к папе. Ши Хек вкратце рассказывает ему об угрозах прокурора. — Этот Чхве твоего отца никогда не любил. Я его еще со времен работы Чжуна в министерстве юстиции помню. Для него это, считай, дело жизни. Засадить за решетку бывшего президента! Он просто жил ради этого момента. Якобы у него неопровержимые доказательства и свидетели. Кажется, тут нам никакие адвокаты не помогут, — уныло говорит омега и помешивает холодный чай в кружке. — Уверен, мы что-нибудь придумаем. Ты не расстраивайся. Хочешь, я с ним поговорю? — спрашивает Мин, и Ши Хек смеется. — Ты же ребенок совсем, что, по-твоему, сможешь ты там, где я не смог, — Ши Хек лохматит волосы Мина и, встав, идет в душ. Юнги переписывает номер прокурора с телефона папы и, схватив ветровку, идет на улицу. Юнги сталкивался пару раз с прокурором еще будучи совсем маленьким. Господину Чхве лет уже давно за шестьдесят, но на пенсию он не уходит. Славится своим жестким подходом, и девять из десяти дел обычно выигрывает именно он, а не защитники. Чхве неприятный, седоволосый, заплывший жиром альфа, который так и не построил семью. Как говорил раньше Чжун, именно из-за его мерзкого характера ни одна омега бы с ним и не ужилась. Его имя было всего два раза замешано в скандалах: один раз из-за взятки, но это оказалось клеветой, и в результате условное заключение получил тот, кто дело начал, второй раз — растление малолетних. Омега, который написал на него заявление, сам же его позже забрал из полиции. Одним словом, Чхве был неприятным типом, но его в юридических кругах очень уважали, и с его словом считались почти все. Юнги не знает точно, что он скажет прокурору, но омега думает, что как минимум можно надавить на жалость. А еще Юнги думает, что та информация, которой он хоть немного обладает, особенно касательно войны и наемников, сможет помочь отцу скостить срок. Вся семья Чжуна не согласна даже с четырнадцатью годами, а этот урод уже и к двадцати прибавку хочет. Чхве отвечает с третьего гудка. — Господин прокурор, простите, что занимаю ваше время, обещаю, буду краток. Вы меня не помните уже, я Мин Юнги, сын Мин Дэ Чжуна и… — Юнги не успевает договорить, как собеседник его прерывает. — Помню, малыш Юнги, — смеется мужчина на том конце трубки. — Буквально пару лет назад ты проходил по делу о хранении наркотиков. Тебя вообще забыть сложно, — добавляет мужчина. — Не я, а тот, с кем я встречался, — не удерживается и исправляет альфу Юнги. В то время Мин встречался с одним не очень-то примерным альфой, который, помимо мотоциклов, любил и нюхать. Когда в клубе, где как раз тусил Юнги со своим парнем, полиция организовала спецоперацию, то пакетик с порошком тот урод пихнул в карман Юнги, о чем последнего, конечно же, не предупредил. В ходе следствия, естественно, все встало на свои места, и виновник был наказан. Мин сейчас вспомнил, что, хотя это дело вел не Чхве, он все время сталкивался с прокурором в зале суда, когда приходил давать показания. — Я хотел бы поговорить насчет отца, — снова Юнги перебивают, не дав договорить. — Сейчас я очень занят, но с удовольствием выделю тебе свой вечер для этого разговора. Если ты не передумал, я скину тебе точное время и место позже, — говорит альфа. — Да, конечно! — радуется Мин. — Я приду. Спасибо, что согласились поговорить. Альфа усмехается и, попрощавшись, вешает трубку.