***
— Посетитель, — оповещает Юнги охранник, и через минуту решетка съезжает, впуская в камеру Ким Намджуна. Юнги поселили в одиночную камеру прямо в участке. Мин всю ночь не смыкал глаз и постоянно просил воды. Уже восемь часов утра, а голова все так же раскалывается, и омега мечтает об обезболивающем и душе. Даже ненавидеть Намджуна нет сил. Всю ночь он борется с разрывающими его изнутри демонами. С одной стороны, ужасное физическое состояние после огромного количества выпитого алкоголя, с другой стороны, тупая боль и ноющая обида внутри окончательно разбили Юнги. Под ребрами будто кто-то скребется. Этот кто-то словно просит Юнги признать поражение, уговаривает его уже сдаться и пойти к альфе. Именно поэтому омега мысленно прикрывает уши, часто мотает головой и отказывается слушать себя. Он и так всю ночь уговаривал себя не думать ни о чем. Точнее, ни о ком. Потому что бессмысленно. Потому что все, что он и так делает последнее время — это думает. А думы не помогают, наоборот, еще больше выворачивают израненную душу, приводят за собой приятные и не очень воспоминания и напрочь отбивают желание идти дальше. Юнги знает, что пересек черту. Он прекрасно это осознает. Он сам спровоцировал зверя, и тот загнал его в клетку. Когда Мин решил напиться и забыться в чужих руках, он думал, что Намджуна нет в городе, и тот не узнает, но, с другой стороны, Юнги все время его ждал. Постоянно оглядывался, искал в клубе. Мин и себе в этом не признается, но ему хотелось, чтобы альфа пришел. Хотелось, чтобы тот не позволил ему сделать то, что омега задумал. И он пришел. Мин думал, что Ким взбесится и даже руку на него поднимет за такое. Юнги прекрасно знает, какой альфа собственник, но тот его удивил. Опять. Он был вроде спокоен, не ругался, не матерился, а просто вызвал полицию и подкинул порошок. Мину смешно, но смеяться больно, будто мозг в голове превратился в жижу, и при каждом движении эта жижа бьется о стенки черепной коробки, и больно так, что рябит в глазах. Юнги лежит на спине и изучает потрескавшуюся штукатурку на стенах и потолке. Он даже не меняет позы, когда входит альфа. Даже не смотрит в его сторону. Вычисляет его только по запаху. Король города решил навестить того, кого сам же и наказал. Намджуну можно все. Даже зайти в камеру к заключенному, хотя по уставу это не полагается. Альфа проходит к противоположной от омеги стене и опускается на скамью. Юнги выглядит паршиво. Он лохматый, измученный, с темными кругами под глазами: непонятно, от размазанного карандаша или просто от того, что вымотался. — Если ты пришел спросить, как мне спалось, то отлично. Можешь не беспокоиться, — говорит Мин и поворачивается лицом к стене. Намджуна не хочется ни видеть, ни слышать. — Я пришел поговорить, — устало говорит Ким, словно и он не спал всю ночь. — Это единственное место, откуда тебе не сбежать. Так что тебе придется меня выслушать. Юнги расковыривает в стене дыру пальцем и сам не понимает, почему под веками так сильно жжется. Словно кто-то раскрошил стекло и посыпал на глаза. Ужасно хочется плакать. Хорошо, что он лежит спиной к альфе, Юнги не позволит ему увидеть его состояние. Омега устал. Так, как никогда до этого. Устал от борьбы с собой, от борьбы с альфой, от вечной борьбы дожить день до конца: лишь бы дотянуть до следующего, лишь бы положить голову на подушку, а потом заново, начать все снова, и все часы в сутках уговаривать себя не сломаться. Хотя хочется. Хочется расслабиться, отпустить себя, позволить этим стягивающим и удерживающим его чем-то целым узлам лопнуть, а себе растечься по полу кровавым месивом, пропитанным болью. Такой сильной, что лучше не подходить — прошибет. Юнги даже начинает нравиться тут, за решеткой. Можно лежать весь день, никого не видеть, не слышать, не иметь связей с внешним миром и тихо угасать. Раньше Мин боялся одиночества, бежал туда, где люди, а сейчас одиночество превратилось в верного друга, с которым можно не лгать, не притворяться и не скрывать своих чувств. Намджун, правда, продлиться одиночеству не позволил. Снова пришел и снова вырывает Юнги из его объятий. Он всегда появляется вот так и за секунду разрушает все то, что успел отстроить омега в его отсутствие. А потом уходит. Оставляет после себя дымящиеся руины, что-то, что даже вблизи не напоминает уже Юнги, и уходит. И так раз за разом. Мин сглатывает комок в горле, еще больше вжимается в стену и, стараясь не выдавать дрожь в голосе, говорит: — Я бы тебе похлопал, вот только сил нет. Отличный был ход, я оценил. Каждый раз, когда я думаю, что ты больше уже не извратишься, ты меня удивляешь. Браво. Чего ты хочешь от меня? — голос у Юнги треснутый, прерывающийся. — Тебя. Намджун даже не задумывается, а Юнги больно кусает губу и часто-часто моргает, лишь бы не разрыдаться и не затопить все вокруг своими слезами. От каждого слова альфы хочется биться головой о стену и наконец пробить ее уже. Борьба внутри омеги вот-вот дойдет до пика, и его разнесет, тогда Юнги точно не соберет себя воедино. Но Намджуну этого мало, он добивает: — Я не могу без тебя. Не могу и не хочу. Я буду сейчас звучать как чудовище, но я хочу тебя себе, даже если ты не хочешь. Даже если ты ненавидишь меня и так и не сможешь простить, я уже не говорю о том, что ты когда-то ответишь мне взаимностью. Ты будешь убегать, будешь сопротивляться, ты ведь по-другому и не умеешь, ты не сдаешься, а я буду раз за разом находить тебя, буду делать тебе больно осознанно-неосознанно. Это не может так больше продолжаться. Вся моя агрессия по отношению к тебе, все последние поступки, они исходят именно из того, что ты не мой, а я не могу смириться с этим. Не могу принять тот факт, что ты можешь быть с кем-то другим, можешь быть не моим. Внутри Юнги по одному оголяются нервы, он комкает в кулак футболку на груди, часто дышит и усиленно трет пальцами стену, лишь бы позорно не разреветься. — Я прошу тебя, прими мое предложение. Это настолько ненормально, что я сам не знаю, что с этим делать. Намджун до побелевших костяшек сжимает края скамейки, каждое слово дается с огромным трудом, альфа понимает, что звучит отчаянно жалко, но он должен решить этот вопрос здесь и сейчас. Юнги слушает его и не верит. Этот альфа и понятия не имеет, о чем говорит. Да, он скотина, и он урод, каких еще поискать, но Юнги любит его. Пытается, правда пытается забыть, стереть из памяти, переключиться на что угодно, только бы не думать о Намджуне, но не выходит. Несмотря на все, что между ними было, Юнги любит его. А Намджун думает, что нет. И это даже смешит омегу. Юнги садится на скамейку, утирает тыльной стороной ладони глаза и смотрит на альфу. Намджун вроде трезвый. И он точно не спал этой ночью: он выглядит измотанным, да и одежда на нем вчерашняя. Ким сидит, вытянув ноги и скрестив руки на груди. На Юнги он не смотрит, а уставился в видимую только ему точку впереди. — Я тебя не понял. Я вообще не понимаю, чего ты хочешь? — Юнги собирает остатки сил и вопросительно смотрит на альфу. — Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. Хочу, чтобы ты официально стал моим омегой. Хочу, чтобы ты был рядом со мной. Был моим, — Намджун наконец-то отрывает взгляд от стены и смотрит на Мина. — Типа оформить отношения? — сказать, что Юнги в шоке — ничего не сказать. — Да, — Мин аж воздухом давится от лаконичного ответа альфы на свой вопрос. — Да ты болен! — Юнги встает на ноги и нервно ходит по камере. — Ты что, сумасшедший? Ты меня пугал, бил, насиловал! Ты уничтожил мою семью! Мой отец проходит по делу, связанному с твоим картелем! О чем ты вообще говоришь? На каких основаниях ты мне такое предлагаешь? — омега переходит на крик и даже привлекает внимание охраны, ходящей по ту сторону от решетки. — Я люблю тебя. — Что? — Мин осекается и медленно опускается обратно на скамью. Юнги обхватывает себя руками, прижимает колени к груди и даже не пытается унять пульсирующие будто от разряда тока внутренности. Намджуновское «Я люблю тебя» мигает красной неоновой вывеской в голове, и омеге приходится усиленно жмуриться, чтобы перестать видеть эти слова. Три слова одним махом стирают все «до». Будто это не Намджун, который собственноручно затолкал в глотку Юнги гранату и заставил ее проглотить, и омегу разорвало так, что ходи и собирай кровавые ошметки по всему городу. Это с виду Юнги непробиваемый вовсе, цельный гранит, но если присмотреться, он весь в трещинах, весь в зияющих пустотой черных дырах. И сейчас из этих расщелин идет свет. Сперва слабо мигает, еле пробивается, но с каждой секундой все больше и больше заполняет нутро, и Юнги кажется, что он светится изнутри. Мин прикрывает лицо ладонями и пытается заново закрыться в панцире напускного равнодушия. — Это не мой выбор. Если руководствоваться разумом, то это ненормально, и вообще, я бы никогда в жизни не полюбил такого, как ты, — Юнги на это возмущенно восклицает, но рот открыть ему не дают. — Позволь договорить. Ты избалованный, неконтролируемый, безбашенный омега. Я бы в жизни не подумал, что все выйдет так, как вышло. Когда я впервые тебя встретил, мне просто хотелось поиграться. Ты же красивый, — хмыкает альфа и зарывается пятерней в свои волосы. — Даже если бы не пришлось брать тебя в заложники и использовать в войне с твоим отцом, я бы все равно тебя заполучил. Ты меня интересовал в то время только как омега, которого мне хотелось трахнуть. А потом… Потом все пошло не так. Я сам до сих пор не понял, как вообще такое случилось. Ты неправильный, и именно в это я и стал влюбляться: в твою неправильность. Ты ведь не лезешь ни в какие рамки, ты разрушил все мои принципы, все, во что я свято верил, ты перекроил мое нутро, поменял мышление. Ты ведь всего лишь ребенок, ты не видел даже и доли того, что я, не проходил весь тот путь, который прошел я, но ты смог во мне что-то изменить. И это меня пугает. Меня, того, кого ничего никогда не пугало. Я не могу нормально функционировать без тебя. Каждое слово, которое я сейчас говорю тебе, дается мне с огромным трудом, мне сложно и тяжело, поэтому постарайся понять меня правильно. Я знаю, что слишком много боли причинил, знаю, что ты прошел все круги ада из-за меня, но позволь мне исправиться, вымолить прощение, показать тебе и другую свою сторону. Я сам себя никогда не прощу за то, что делал все это время, особенно за то, — Намджун делает паузу, выдыхает и продолжает, — что убил собственного ребенка, такое ведь не забывается, — горько усмехается альфа. — Это и есть мое наказание, и я буду мучиться с ним до конца жизни. Намджун замолкает и, прикрыв глаза, прислоняется к стене. Юнги не понимает. Он верит Намджуну. Он видит, с каким трудом даются альфе слова, и если одна часть омеги ликует, чуть ли не взрывает фейерверки в голове от признания альфы, то вторая обиженно забивается в угол и требует наказать его. За все то, что пережил омега, за все бессонные ночи, выплаканные и невыплаканные слезы. — То есть, ты, всемогущий Ким Намджун, хозяин этого города, да и вообще всей страны, предлагаешь мне официальные отношения, предлагаешь стать твоей парой, при этом зная, как я к тебе отношусь? Зная, что я тебя не то чтобы не люблю, а скорее ненавижу? — в недоумении спрашивает омега. — Да, я все это знаю, и да, я где-то сейчас унижаюсь, но я осознанно иду на это. Моя тяга к тебе невыносима. Или я в порыве очередной злости, точнее, когда ты опять выкинешь черти что, убью тебя, а потом и себя, потому что жить без тебя невозможно, или мы, как взрослые люди, попробуем жить вместе. Я знаю, что мое предложение как минимум странное, но я готов к этому. Готов к твоей нелюбви. Позволь мне попробовать хотя бы. Прими меня. Я не смирюсь с тем, что ты не испытываешь ко мне того же, что и я к тебе. Я буду пытаться это исправить, буду стараться. Я согласен на эти унизительные для меня отношения, хотя раньше в жизни бы на такое не пошел. Но оказалось, что ты и есть жизнь. Я дам тебе время подумать. Прошу, прими мое предложение, мы не можем жить отдельно. Я не могу. Я эгоист, и я не позволю тебе построить счастья ни с кем, мне легче собственными руками закопать тебя. — Опять ты угрожаешь, — устало говорит Мин. — Не удержался все-таки. — Прости, я не хотел. Я сейчас говорю, что думаю. Этот разговор я прокручивал в голове весь последний месяц, и ты не представляешь, как мне тяжело раскрыться. — Будь добр, конкретнее оформи свое предложение, и так как тебя все тут боятся, пусть мне разрешат покурить, — Юнги садится на скамью по-турецки и смотрит на альфу. Намджун молча достает из кармана сигареты, подходит к омеге и передает ему пачку. Прикуривает ему, усмехается на то, как с блаженством затягивается Юнги, и идет на свое место. — Если ты согласишься принять мое предложение, то будешь официально моим омегой. Я не буду давить на тебя и торопить, но ты должен знать, что в случае, если согласишься, я хочу оформить наши отношения. Меня никогда не интересовала семья, и я не особо придавал значение всем этим формальностям, но рано или поздно я буду настаивать, чтобы ты носил мою фамилию. Я хочу от тебя детей, и не одного. И я хочу их в законном браке. Я буду настаивать на этом. У меня огромная империя, мне нужны наследники. Раньше мне было плевать, думал, после меня хоть потоп, но опять же, многое изменилось. И тут дело даже не столько в наследниках, сколько в том, что я хочу ребенка с твоими глазами, с твоим вечно вздернутым носиком и даже с твоим ужасным характером, — усмехается альфа. — Никаких измен. Я очень терпеливый, и именно моя любовь к тебе не позволила мне вчера свернуть твою шею, но это не значит, что мое терпение безгранично. Это фактически все, что от тебя требуется. — Бесит, — Юнги достает вторую сигарету из пачки. — Ты даже о чувствах умудряешься говорить так, будто контракт зачитываешь. А что я получу взамен? Если уж я соглашусь закрыть глаза на отсутствие чувств. Намджун хмурится от последних слов омеги. Затылок дробит от стреляющей боли, хотя болит, кажется, не только там. Болит внутри, в грудной клетке. Горечь от слов омеги разъедает каждый сосуд, альфе кажется, что он дымится изнутри. Ким буквально вытягивает из себя спокойствие, цепляет маску безразличности и отвечает: — Все, что полагается законному супругу — полагается и тебе. Если хочешь контракт, то я подпишу даже контракт об имуществе. У тебя будет все, что ты захочешь, ты вправе делать, что хочешь, только будь мне верен и все. Ты полюбишь меня рано или поздно, я сделаю все ради этого. А пока просто будь рядом, — устало выдыхает альфа. — Интересно, — усмехается Юнги и задумывается. — Я не вижу ничего положительного в твоем предложении именно для тебя. Любовь ведь не вечная, завтра она пройдет: так стоила ли она того, чтобы ты, сам Ким Намджун, вот так унижался? — нарочно ядовито, стараясь делать больнее, спрашивает омега. — Не пройдет. Потому что то, что я чувствую к тебе, это не просто любовь. Это одержимость, зависимость, называй, как хочешь, но героиновые ломки рядом не стоят с тем, что я чувствую, когда не вижу тебя. Я хотел бы, чтобы прошла. Очень хотел. Я думал, мой монстр живет во мне, и я его контролирую, но оказалось, мой монстр — это ты, и я вообще ничего не контролирую. Ты везде, куда бы я ни пошел, ты во всех, кого я вижу. Концентрация тебя в моей крови перешла все границы. Я больше так не могу. Юнги ловит каждое слово, облизывает сухие губы, долго смотрит на железные прутья напротив и молчит. Минут пять проходит в абсолютной тишине. Намджун растирает виски подушечками пальцев и усиленно давит разрастающийся внутри страх. Страх, что Юнги откажет, что не примет предложение. — Ты понимаешь, что то, что ты предлагаешь, вполне соблазнительно, — Мин прерывает уже почти ставшую осязаемой, давящую на плечи тишину. — Стать супругом самого богатого человека страны, родить ему наследников, жить в роскоши, и главное, упиваться его любовью к себе: не жизнь, а сказка. Все омеги города сдохнут от зависти, если я приму твое предложение, — Намджуну неприятно слышать это из уст Мина, но ведь он сам начал. Он знал, на что идет, озвучивая унизительное для себя предложение. — А любовь... Кому нужна эта любовь? Мне с тобой хорошо в постели, тут я даже соврать не могу. На мне твоя метка, и ни один приличный альфа со мной жизнь не свяжет. Моя семья обанкротилась, и все, о чем я могу мечтать — это подрабатывать до конца жизни где-то в кофейне и еле сводить концы с концами, а я привык к роскоши. Привык хорошо одеваться и хорошо питаться. Понимаешь, я вообще не вижу причин тебе отказывать, и раз уж ты честно говоришь со мной, то и я честно все тебе говорю. Ты, считай, меня покупаешь, и я тебе продаюсь добровольно. Потому что ты сделал мне ахуенное предложение, и оно мне нравится. Мне даже думать не надо, считай, что я согласен. Я не буду тебе изменять, возьму твою фамилию и даже согласен родить тебе наследника. Правда, с меня одного достаточно, — хмыкает омега. — Меня уже не интересует любовь до гроба и брак на ней основанный. Тем более, она мне и не светит, опять же благодаря тому, как ты постарался. Мне будет достаточно твоей любви. Мне нравится твое предложение. Теперь ты подумай, насколько тебе нужны такие отношения. Потому что повторяю: я тебя не люблю. Но я вполне смогу жить с тобой, взамен получать все, что хочу, и плюс крышесносный секс. Почему бы и нет? Намджун молчит. Юнги бьет точно в цель, он будто знает, куда именно ударить так, чтобы всадить лезвие поглубже и даже повертеть им в ране. Альфа все понимает с кристальной ясностью. Но не позволяет себе сомневаться и собственными руками перекрывает пути отхода. Потому что плевать. На все. Кроме Мин Юнги. — Мне не нужно думать. С тебя снимут обвинения, Кайл отвезет тебя домой, поговори с папой, забери что хочешь, потом он же привезет тебя ко мне. Если ты окончательно даешь свое согласие — назад дороги нет, — Намджун встает и зовет охрану. — Поэтому я переспрашиваю: ты согласен на мои условия? — взгляд Намджуна перекрывает доступ кислороду и разумным мыслям. — Да, согласен, — отвечает омега. — И еще, я оставлю себе твою пачку сигарет, — уже вымученно улыбается Юнги и провожает Намджуна взглядом.***
Намджун садится за руль Бентли, тяжело вздыхает, откидывается на сиденье и расстегивает рубашку. Воздуха катастрофически не хватает. Он долго концентрируется на эмблеме на руле авто, пытается взять под контроль беспорядочно скачущие перед глазами картинки. Он согласился. Мин Юнги согласился принадлежать ему. Сам. Добровольно. И Намджун счастлив. Несмотря ни на что. Даже на омрачающее его счастье миновское «Я не люблю тебя». Он знает, что не любит. Был влюблен, да. Намджун и это знает. Но также прекрасно понимает, что сам же влюбленность этого мальчишки и уничтожил. Раскрошил в пыль это прекрасное, зародившееся в чужой груди чувство своими руками, словами, всей той болью, которую успел ему причинить. Намджун не врал Юнги в камере. Он и вправду согласен на такие отношения. Пусть Юнги его не любит, но альфа без него с ума сходит. Он хочет просыпаться рядом с ним и засыпать рядом с ним, хочет ехать к нему после работы, делить с ним свои радостные дни и тяжелые. Он хочет просто иметь возможность видеть его, прикасаться к нему и ни с кем не делиться. Это его омега. И любви Намджуна хватит на двоих. Никто не будет знать деталей заключенного сегодня с Юнги договора. Для всего мира он будет любящим его супругом, и альфа тоже постарается думать именно так. Ничто больше не имеет значения. Юнги согласился, и это главное. Ким не помнит, когда в последний раз он чувствовал себя настолько счастливым. Он сам удивляется этому незнакомому и такому приятному чувству, разливающемуся внутри. И пусть монстр обижен невзаимностью Мина, но даже он рад официально называть Юнги своим. Намджун знает, что будет тяжело, знает, что любовь Юнги надо заслужить, и он постарается. Он сделает все возможное и даже невозможное, но влюбит в себя эту омегу. Ким заводит автомобиль и, оставив на парковке внедорожник, уезжает.***
Юнги с трудом поднимается на ноги и идет к уже ждущему его за решеткой охраннику. Терпеливо ждет, пока ему оформляют документы, и выходит из участка. Прямо на входе омега сталкивается с Кайлом. Мин целует альфу и проходит в любезно открытую для него дверь внедорожника. — Чего ты такой угрюмый? — спрашивает Кайл и выруливает на дорогу. — Скоро узнаешь, — бурчит Мин и, прикрыв глаза, откидывается на сиденье. Юнги разрывает изнутри от противоречивости чувств. Да, в камере он держался молодцом и даже отвечал Намджуну, но сейчас, сидя в машине, Юнги ощутимо потряхивает от им же принятого решения. Он согласился. Господи, он согласился жить с Намджуном. Мин опускает окно, так как кислород застревает на уровне горла и отказывается проходить в легкие. Юнги не знает, куда деть свои руки, нервно дергающие подол футболки, что говорить, о чем думать. Его топит лавиной чувств и всей той информацией, вываленной на него альфой. Юнги запрещает себе сомневаться и думать, самолично перекрывает все пути отхода. С каждым словом Намджуна Мин чувствовал, как злость пряталась глубоко внутри, забивалась по углам, уступая место новому, доселе неведомому чувству. Впервые, за почти весь последний год, Юнги чувствует, как отчаяние отступает, и наружу пробивается запрятанное под толстым слоем безразличия желание. Он будет жить с Ким Намджуном. Мин не знает, ему плакать или смеяться от всего этого. Альфа признался ему в любви. Мин думал, он никогда не услышит этих трех слов от мужчины, перевернувшего его жизнь. Он мечтал об этих словах все последние месяцы, и вот он дождался. Более того, Намджун сам пришел, переступил свою гордость, он буквально умолял его согласиться. Все эти мысли скачут в голове, бьются о стенки черепной коробки, и Юнги не знает, за какую именно ухватиться. Но черт возьми, он любит его! Юнги хочется высунуться в окно и кричать об этом всему городу. Но он берет себя в руки и, не удержавшись, бурчит Кайлу: — Он любит меня. — Об этом знают, походу, все, кроме тебя, — смеется альфа и получает ощутимый удар в плечо. — Кайл, серьезно, он любит меня, — Мин смотрит на альфу так, что тому хочется потискать его в объятиях. — Я знаю, малыш, — продолжает смеяться альфа. — Любит еще с того времени, как запер в подвале. Это даже идиоту было понятно. Он тебе такое прощал, чего бы даже Техену не простил. Почему ты думаешь, ты все еще жив? Почему не началась война? Прими уже это. Ким Намджун любит Мин Юнги. — Только не говори ему, пожалуйста, никогда не говори, что Мин Юнги любит Ким Намджуна, — просит омега, и альфа хмурится. — Что ты опять выкинул? — расстроенно спрашивает Кайл. — Я сказал, что не люблю его, — понуро отвечает Мин. — Глупыш, зачем тебе это? — не понимая, спрашивает альфа. — Я хочу его наказать, он не заслужил еще моей любви. Пусть помучается, — Юнги суживает глаза и заговорщически смотрит на Кайла. — Ты знаешь, что даже несмотря на то, что он мой босс, я на твоей стороне. Так что я могила, — Кайл паркуется перед подъездом Юнги и выходит из машины проводить его.