David Maxim Micic – When She Crafts
Офир, Напата, цыганские трущобы, Сокото, 922 год
Геральт лежал на простынях, пропахших слабым ароматом духов и вдыхал их запах, уткнувшись лицом в подушку. Ему не хотелось выбираться из постели хотя бы потому, что он привык к ощущению дома, которого у него никогда не было. Несколько недель были невероятной поблажкой к тому, что он делал, — и он мог позволить лежать себе на простынях до самого обеда. Он возвращался с заказов и отдавал часть денег Ибе, как он искренне считал — за проживание, но следуя из побуждений обоюдной симпатии старуха пыталась отвергать подачки. Он мотивировал это тем, что не может так вот просто жить рядом с ними за их же счет, не принося в большую семью ни копейки. Она смеялась и забирала золото, говоря о том, что щедрость не всегда имеет высокий и сакральный смысл, к которому ведьмак склонялся. Сытая и довольная жизнь ничем не досаждала ведьмаку. Примкнув к табору Ибы, он не мог сказать, что жизнь стала разительно отличаться от той, которой он жил на севере. Отвращение и презрение во взглядах жителей Сокото вызывало безразличие, и то не было напускным. Это было лишь холодной, отточенной временем, эмоцией, сформировавшейся за годы недоброжелательного отношения со стороны простых людей. Он сидел вечерами у костра вместе с Шейне и ловил ее многозначительные взгляды, но лишь качал головой в ответ. Она не вызывала у него интереса, и он мог позволить себе отторгнуть ее, закрывая глаза на причиненную боль. Потому что точно мог сказать, что будет и завтра, и послезавтра. Все было бы так же — ровным счетом ничего не изменилось бы, лишь только искорка несправедливости, горящая в черных глазах, стала бы уколом легкой вины. А долгие душные ночи Геральт проводил с Даадой, окончательно утопая в омуте, пахнущем духами, вином и похотью. Ведьмак улыбнулся и потянулся, садясь в кровати. Комната была пуста, свет из окон, задернутых тяжелыми шторами, пробирался сквозь тонкие щелочки, падая на исшарканные ковры. Геральт сел и потянулся, чувствуя, как он опьянен этой жизнью. Он не считал, что сошел с Пути таким образом, позволив себе сиюминутную слабость; да и слабостью обретение крыши над головой он не считал. Он все так же занимался своим ремеслом, шел туда, куда его заводила дорога. Но Путь остановился тут, и ведьмак попросту смирился. Ему это нравилось. Он оделся и вышел из комнаты, чувствуя запах крепкого чая и острых специй. За столом сидела Даада и чесала непослушные волосы деревянным гребнем, глядя в кружку с горячим чаем. Завидев Геральта, она коротко улыбнулась, кивая на стул напротив. — Никогда я еще не видел таких больших окон в домах, — сказал ведьмак, выглядывая во двор, — на Севере они гораздо меньше. — Север на то и Север, а у нас — Офир, страна людей с распахнутыми душами и сердцами, подобными этому окну, — мягко ответила Даада, перетягивая волосы лентой. — А вы, северяне, замкнуты и холодны, как ваш этот снег, о котором ты говорил. Ведьмак усмехнулся и взял кружку с чаем, отпивая из нее. Он привык к терпкому и горькому напитку, такому, таким его варила Даада. Они сидели за столом и молчали, лишь изредка переглядываясь. Геральт выпил чай и отставил кружку в сторону. Он смотрел на женщину и пытался понять, о чем она думает. Но как и всегда не мог угадать. Даада взяла его кружку и перевернула на блюдце. Она погладила ее по тонким стенкам и многозначительно улыбнулась, переворачивая ее и заглядывая внутрь. Один черт мог знать, что она там видела и что творилось в ее голове в этот момент. Теплые ореховые глаза внимательно смотрели на ведьмака. — Ну и что ты там разглядела? — усмехнулся он. Она пожала плечами и отставила кружку в сторону. — Кто знает, — сказала она, вставая с места, и подходя к ведьмаку, — но день у тебя обещает быть долгим, так я это увидела. Геральт многозначительно улыбнулся и поднялся с места, притягивая Дааду к себе и запуская руку в ее густые непослушные кудри.***
Послеобеденное солнце распалялось высоко в небе. Геральт стоял и чесал жесткой щеткой гриву своей новой лошади. Он мог себе позволить разориться и купил превосходную кобылу голубых кровей. Под гладкой кожей чувствовались мощные мышцы, она была молодой и хорошо объезженной. Ведьмак часто выбирался вечерами на окраины города, где пускал ее во всю прыть и несся по береговой линии вдаль от города. В такие моменты он чувствовал внутри себя невероятный восторг и возвращался домой в приподнятом настроении духа. Он позволял брать лошадь и другим членам дома, не видя ничего дурного в том, что кобыла не стоит все время в импровизированном стойле. Достав морковку из корзины, он принялся кормить Плотву, чувствуя себя таким же довольным и сытым, как и она. Большая часть табора Ибы разошлась по городу. Сокото, да и весь Офир праздновал в этот день Солнечный новый год. По поверьям офирцев, именно в этот день на землю снизошла богиня Ганга, ознаменовав новый виток жизни в этом бескрайнем удивительном мире. Весь город полнился соцветиями и украшениями, люди понемногу выходили на улицу, желая друг другу счастливого нового года и одаривая друг друга цветами. Все ждали большого праздника, и каждый горожанин знал, что он начнется, как только солнце склонится к горизонту. На своем привычном месте сидела Иба и курила трубку, греясь на ярком солнце. Ведьмак оставил Плотву и подошел к ней, утирая пот со лба. Она посмотрела на Геральта и усмехнулась. — Грядут перемены, мальчик мой, — басовито сказала она, глубоко втягивая дым. — Ветер дует в другую сторону. Ведьмак ощерился и прикрыл глаза ладонью, заслоняясь от солнечного света. — Новый год, насколько я знаю, всегда несет перемены, — ответил он. Иба кивнула и выбила трубку об бревно. — Да, восемьдесят девятый новый год восходящего солнца, который я застаю, несет перемены. Они приходят всегда, даже когда их не ждешь. И настигают тебя, когда ты уже устал их ждать. Чем ты хочешь заняться, Геральт? Ведьмак пожал плечами и облокотился о стену дома, пересев в тень. — Честно говоря, я еще не думал об этом, — пожал плечами он. — Я никогда не думал даже о том, что смог бы жить вот так вот, как человек. — Человек человеку рознь, — усмехнулась старуха и спрятала руки в шаль. — Но это твое право, ведьмак, и ты творец своей жизни. И только ты решаешь, как поступать. Ты славно сжился с нами и помог нам, тем или иным. Я хочу выразить тебе свою благодарность за это. Я понимаю, что ты увидел, когда первый раз тебе довелось познакомится с нашим племенем. И знаю, что ощутил, когда копнул чуть глубже. — Не стоит, Иба. Меня никто еще не принимал настолько тепло в свой дом на правах члена семьи. Иба пристально посмотрела на него и прикрыла глаза. — Так будет не всегда, — отозвалась старуха и попыталась подняться с места. — Помоги-ка мне встать. Ведьмак помог встать старухе и отпустил ее сухие руки. Она сбросила шаль на лавку и погладила ноющую спину. — Ветер крепчает, Геральт, — сказала она, с какой-то печалью заглядывая в кошачьи глаза. — И помни о том, что ведет тебя тут, — она коснулась его груди пальцами, — а не твоя дурная голова, которую ты все еще носишь на своих плечах. Каким чудом! Она рассмеялась и зашла в дом, закрыв за собою дверь. Ведьмак, озадаченный словами Ибы, уселся на ее место и взял в руки шерстяной платок. Он поежился, пытаясь понять, как старуха не вымокла до нитки в собственном поту, завернутая в эту кучу тряпья. Геральт ощупал платок и осмотрел его ажурный рисунок. Вязка была легкой и тонкой, такая вещь могла легко прийти в негодность, стоило только зацепиться краем за выступающую острую часть или древесный сучок. Он снова усмехнулся и отложил серую шаль в сторону, с накатившим унынием вглядываясь в потухший костер. Спустя какое-то время в ворота трущоб протиснулся разодетый в цветные одежды Рияз, подходя к Геральту. Он был чем-то раздражен и белоголовый встал, отправляясь к нему навстречу. Черные глаза были прищурены, а тонкие губы, презрительно поджатые, скрывались под черными волосками усов. — В чем дело? — спросил ведьмак, встречая товарища рукопожатием. — Геральт, друг, там трое незнакомцев пришли по твою душу, — он картинно вскинул руки, признавая свое бессилие, — говорят, хотят просить твоей помощи, и также говорят, что знают тебя не хуже, чем ты сам. — С этим я бы поспорил, — усмехнулся тот. — Ну, и как они выглядят? — Один бледный как смерть, прямо как и ты, второго я видел раньше, не знаю, как он умудряется идти на своих двоих с таким мамоном. И мальчишка еще какой-то.. Не знаю кто, но они настоятельно просили тебя поговорить с ними. Геральт, умоляю! Полчаса пытался отослать их отсюда, но они были так настойчивы, что жуть берет! Спаси, не иначе заговорят до смерти! — Тебя-то? — засмеялся ведьмак. — Ладно, так и быть, поговорю с ними. Рияз поклонился в пояс и отправился к своему дому. Геральт, предвкушая интересную беседу, вышел за ворота, оказываясь на тенистой улочке, усыпанной цветами. Всюду были слышны музыка и нестройное звучание песен. Он огляделся и увидел в отдалении Наариса, мальчишку и Региса, как и описал Рияз. Они были одеты в яркие одежды под стать празднику и выжидающе смотрели на ведьмака. Ему захотелось вернуться назад, за крепкие деревянные ворота, потому что он ощутил, как что-то в его жизни неотвратимо меняется с приближением к стоящим. Ему хотелось наплевать на все, но он подошел к ним и оглядел их с некоторым презрением за вмешательство в его частную жизнь. — Очень рад видеть тебя! — сказал Наарис, крепко пожимая ведьмаку руку. — Безмерно! Где ты пропадал столько времени? Неужели ты поселился с этими.. людьми? Это твое право, оспаривать его я не стану, но ты мог бы в любой момент прийти ко мне, Геральт, неужели я не нашел бы места для своего друга?! Геральт ощутил горький укол неприязни. — Я рад видеть тебя, дорогой друг, — жизнерадостно сказал Регис и протянул руку для рукопожатия. — Очень рад! Ведьмак холодно посмотрел на вампира и коротко пожал ему руку, все еще припоминая обиду. Он отдернул руку и посмотрел на мальчишку. — Меня зовут Хаким, и я безумно рад познакомиться с вами, уважаемый мастер ведьмак! — сказал он, поклоняясь в пояс. — Мне столько о вас рассказывали! Геральт попятился и с безразличием оглядел стоящих. — Что вам от меня надо? Улыбки сошли с их лиц, и Регис обеспокоенно спросил: — Геральт, у тебя что-то случилось? — Угу, — буркнул он, — случилось. Вы пришли ни с того, ни с сего. Чего вам вообще надо? Наарис посмотрел на опечаленного Региса и грустно вздохнул. Они не ждали такой холодности со стороны ведьмака, надеясь на его поддержку. Хаким молча смотрел на всех троих, пытаясь понять, что происходит. — Мы хотели обратиться к тебе за помощью, Геральт, — сказал Регис. — Боюсь, что никто, кроме тебя, нам не сможет помочь в столь деликатном деле. Ведьмак злорадно усмехнулся и сложил руки на груди. — Да ну? И впрямь? А почему вы пришли сюда только сейчас? Что, не интересно было посмотреть, как я устроился? Наарис и Регис переглянулись. — Геральт, мне жаль, что у нас не получилось прийти к тебе, но... — Да что ты говоришь? Приплыл в Офир, значит, зарабатывать, как я? Переплыл море и решил остаться тут, оставив товарища по несчастью разгребать дерьмо самостоятельно? А не ты ли втянул во все это, уважаемый целитель душ? — Если так ты считаешь, то мне очень жаль, — отозвался Регис, — но... — Чем я могу вам помочь, если вы... Наарис перебил и его, и Региса: — Мастер ведьмак, — холодно сказал он, заводя руки за спину, — если вы не хотите помочь нашим скромным персонам как друг, то позвольте договориться с вами на правах заказчиков. — Идет, — сказал ведьмак, неотрывно глядя на стоящих. — Давай обговорим детали и цену. Наарис рассказывал о сложившейся ситуации, а вампир лишь ошеломленно смотрел на Геральта, от которого не оставалось ничего того, что делало его их другом.***
Niko Ne Zna – Kustino Cupeck Madrugada – Honey Bee
Они продирались сквозь толпу празднующих людей. Разнаряженный народ пел и плясал, осыпая себя и других лепестками цветов и кусочками нарезанной цветной бумаги. Всюду был слышен грохот барабанов и звон струн ситара. Фейерверки и хлопушки шумели, грохотали и разрывались над головами людей цветными снопами искр. Сокото был пьян и весел, он встречал своих одуревших от счастья детей крепкими объятьями, с упоением прижимая их всех к себе и качая в ритм, отбиваемый барабанами. Ночь, которой дóлжно быть темной, сияла всевозможными огнями. Они шли и радовались, улыбаясь шальной толпе и даря цветы случайным прохожим. А Геральт ощущал лишь досаду, затаившуюся глубоко внутри него. Наарис отлучился в сторону, затерявшись в толпе. Геральт остановился у каменного столба, на котором висели разноцветные фонари, и с горечью подумал о том, что предпочел бы этому балагану сидеть у костра с Ибой, или же — лежать в кровати и перебирать пальцами кудри Даады, раскинувшейся на кровати в своей прекрасной и неприкрытой наготе. Регис встал напротив него и покачнулся на ногах, переступая вперед-назад, в упор глядя ему в глаза. — Что? — буркнул ведьмак, глядя на вампира. — Да ничего, — отозвался он, — просто мне интересно послушать, с чего это вдруг ты так резко изменил свое отношение к окружающим тебя людям. Геральт снова почувствовал клекочущую обиду и ярость. — Хочешь послушать? Ты втянул меня в это все, Регис, переправил на чертов юг, а потом сказал: «Знаешь, мне пора, ты уж давай как-нибудь сам». Мы, как мне казалось, так не договаривались. — Да будет тебе известно, — холодно отозвался Регис, — я несколько раз спас тебе жизнь, а не остался я в твоем обществе по многим причинам. Что мешало тебе навестить Наариса? Геральт оскалился. — Что такому, как мне, делать у этого зажиточного скупердяя? — Геральт, он твой друг! Что ты вообще возомнил о себе? Ведьмак пожал плечами и закатил глаза. — Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. — Да что с тобой случилось такое, Геральт? — ошарашенно спросил Регис. — Неужели твои нынешние друзья так насели тебе на уши? Ты себя вообще слышишь, дорогой друг? — Они не друзья, — процедил ведьмак сквозь зубы. — Они стали моей семьей. Регис горько рассмеялся. — А мы тогда кто, Геральт? Кто, если не друзья, которые поддержали тебя? — Ты — кровосос, не знающий меры, а Наарис — зажиточный жирдяй, которому важна лишь его душонка. Вампир опустил руки и во все глаза смотрел на Геральта. Он чувствовал обиду и боль и отказывался верить, что ведьмак, тот, которого они успели узнать за то недолгое время, все еще был прежним человеком. — Знаешь, я никогда бы не подумал, что скажу тебе это, Геральт, — сказал Регис, — но ты мне отвратителен сейчас, и я просто пропущу это мимо своих ушей. — Иди к черту, Регис, — отмахнулся ведьмак и шагнул в толпу, оставляя вампира в одиночестве. Его разрывали эмоции, и он сам с трудом мог объяснить, что с ним происходило. Он шел через толпу и смотрел на пьяные лица, испытывая к ним большую долю отвращения. Люди веселились и протягивали ему цветы, а он упрямо шел к лечебнице, словно не замечая всех протянутых ему подаяний. Спустя какое-то время его нагнала Шейне, вцепившись в руку. Она была хмельна и весела, она тянула его танцевать, а он лишь упрямо шел вперед. Ему не хотелось ни праздника, ни дома, голову разрывала музыка и мысли, в тысячи раз громче говорящие ему о том, что он делает и чего делать не стоило бы. — Шейне, я не хочу танцевать, — сказал ведьмак, и сбросил ее руки со своего плеча, — оставь меня в покое. Цыганка остановилась и посмотрела, как белоголовый уходит в толпу. Она побежала вслед за ним, окликая и пытаясь нагнать. Но Геральт не оборачивался и упрямо шел вперед, а Шейне, излишне обеспокоенная и пьяная, бежала вслед за ним. Геральт вышел на площадь и уселся на цветочную клумбу, недалеко от лечебницы. Он угрюмо смотрел перед собой и ощущал гнев, который было трудно связать хоть с чем-то. Он чувствовал его по отношению ко всем окружающим, чувствовал злость к Регису и Наарису и ощущал неприязнь ко всему табору, но что было самым немаловажным — он ощущал все это по отношению к самому себе. Он сидел и смотрел перед собой, сложив руки замком. Шейне резко опустила руки ему на плечи, и он томно закрыл глаза, жалея, что все же был настигнут. — Попался, — рассмеялась она, усаживаясь рядом. — Никуда ты не убежишь, ведьмак! Он аккуратно убрал ее руки со своих плеч и устало посмотрел на нее. — Пожалуйста, не надо. Шейне перестала смеяться и поникла, усаживаясь рядом. Она притихла и, прижав к себе ноги, смотрела на свет в окнах и людей, взрывающих хлопушки. Ощущения, к которым она привыкла прислушиваться, говорили о том, что стоило бы молчать, и она молчала, ощущая, как сочувствие по отношению к белоголовому накрывает ее с головой. Спустя некоторое время из гогочущей толпы вышли четверо и направились к ведьмаку. Они смеялись, но Регис и купец были темнее тучи. Ощутив охватившее его злорадство, он встал и пошел компании навстречу, которая, завидев его, замолчала. Наарис тяжело вздохнул и представил старику ведьмака: — А это, Кгози, мастер ведьмак, прибывший к нам из-за Великого Моря, и он оказал нам великую честь, взявшись за эту работу. Старик оглядел белоголового с головы до ног и удовлетворительно кивнул. — Большая честь познакомиться с вами, мастер, — сказал старик и протянул ведьмаку свою руку. — Мое имя Кгози абу Нуруддин, но для вас просто мастер Кгози. Геральт пожал сухую руку и завел руки за спину. — Как мы попадем внутрь? — спросил ведьмак, оглядывая стоящих. — А зачем нам как-то попадать внутрь? — удивленно спросил Кгози. — Это же лечебница, мастер ведьмак! Мы просто зайдем туда! — Что, вот так вот просто войдем? — осведомился Геральт, глядя на старика. — А зачем вам усложнять себе жизнь? — засмеялся он. — Мы пойдем втроем: Вы, мастер, Регис и я. Собственно, этого достаточно, а остальные подождут снаружи. Геральт оглядел стоящих и усмехнулся. — Вас ничего не пугает, мастер Кгози? — спросил ведьмак. — Ну, хотя бы то, что этот доплер знает, что вы живы. — Он не знает, что я жив! — засмеялся старик. — Бояться нечего! — И ради этого вы меня нанимали? — ведьмак повел бровью. — Это не в наших силах, — ответил Наарис. — Обличить такую тварь нам не по силам. Мы попросту не знаем, как это сделать. Ведьмак пожал плечами и сдался под натиском. — Чудно! — воскликнул Кгози. — Тогда пойдемте внутрь, поздороваемся с негодяем, я, в конце концов, ждал этого не один год! Ведьмак проверил оружие и осмотрелся. Шейне сидела на краю цветочной клумбы, с грустью глядя на собравшихся. Наарис и товарищи обменивались советами и указаниями, и дождавшись, пока они закончат, Геральт двинулся вперед, направляясь к лечебнице. — Где кабинет мастера Кгози? — спросил Геральт. — Прямо и направо, в самом конце коридора, — сказал Регис, — мимо такой двери очень трудно пройти мимо. Они подошли к дверям лечебницы, и ведьмак толкнул дверь рукой. Она открылась вовнутрь, но их никто не встречал. Регис и Кгози лишь пожали плечами, мол, никто никогда и не выходит встречать гостей. Они вошли внутрь и прислушались. Сверху были слышны шаги лекарей и пациентов, находящихся на карантине в стенах лечебницы. Велись неспешные разговоры, и ведьмаку стало спокойнее от осознания, что он не ощутил никаких подозрительных изменений во всеобщей праздничной атмосфере. Они шли по коридору, слушали свои шаги и шаги, доносившиеся сверху. Подойдя к двери, они переглянулись, и Кгози кивнул. Ведьмак коснулся двери и распахнул ее. В кабинете было темно, Геральт достал из-за спины серебряный меч, с тихим шелестом выскользнувший из ножен. Ведьмак вошел в кабинет первым и осмотрелся. За ним вошли Регис и Кгози. Он пытался рассмотреть тень, сидящую в кресле, прищуривался, но никак не мог понять, кто это был. Тень встала, и послышался хлопок. Сидящий хлопал с чувством, хлопал громко, так, чтобы прозаичность момента ощутил даже самый недалекий до правды. Фигура встала с места, и до того, как та вышла на свет, Регис вышел вперед, отпихнув Геральта в сторону. — Право, Эмиель, — послышался бархатистый бас. — Не думал уж, что у вас хватит сил так далеко убежать. Но от кого бежать? От себя, разве что. От нас не убежишь. Мужчина вышел на свет, падающий через окно с улицы, и ведьмак смог получше разглядеть его черты. Он был крепко сложен и относительно молод. Черные, как смоль, волосы, были аккуратно приглажены назад. Он стоял перед ними и насмешливо смотрел на всех собравшихся из-под приподнятых век. Его холодная усмешка на белесой, словно молоко, коже, заставляла просыпаться самые недобрые эмоции. — Эмиель, выходец из клана Гхарасхам, собрат нашего племени, я призываю тебя к ответу по праву слова Скрытого, великого Геката, хранящего Туссент! Ответь, как подобает чести, и умри с честью! — Не то время ты выбрал, Детлафф, ведь есть еще шанс разойтись мирно! Вампир, стоящий напротив вошедших, усмехнулся, отрицательно покачав головой. Сверху послышался топот множественных ног. — Нет, Эмиель, у вас нет выхода. Сразитесь и умрите. Регис кинулся на Детлаффа, заваливая того на пол. Они выпускали когти и шипели, катаясь по кабинету. Ведьмак услышал топот ног, несущихся по направлению к ним. Кгози осел на пол, пустыми глазами глядя на происходящее. Геральт схватил его за рукав и потащил к окну. Он разбил оконное стекло гардой меча. Витраж со звоном посыпался на мощеную дорогу, послышались испуганные крики людей по ту сторону. Геральт пытался вытащить шокированного старика за раму и вылезти самому, пока Регис пытался сдерживать натиск другого высшего, сойдясь в безжалостной схватке. Они метались по сторонам, кромсая друг друга когтями и круша все вокруг. В двери ворвались другие и бросились в сторону Геральта. Он прыгнул вниз со стариком, чувствуя, как осколок, торчащий из рамы, полоснул его по плечу. Он приземлился на стекло и побежал, придерживая старика. Шейне, мальчишка и Наарис непонимающе смотрели на бегущих. — Бегите, идиоты! — крикнул он и они сорвались с места. Геральт слышал, как на разбитое стекло приземляются тяжелые сапоги с набойками. Он ударил старика по лицу и тот пришел в чувство. — Беги, блядь, беги, беги! — закричал он ему в лицо и отпихнул от себя. Кгози помчался вперед. Народ с криками разбегался в стороны. Навстречу Геральту шли шестеро альпов, облаченных в строгие доспехи без каких-либо излишеств. Они шли к нему навстречу, а Геральт смотрел на то, как его друзья бегут, что есть сил, пытаясь скрыться от преследования. Вампиры уверенными шагами шли ему навстречу, а белоголовый смотрел на них из-за меча, чувствуя явный перевес сил. Выждав, пока они не начнут наступление, ведьмак побежал навстречу, складывая пальцы в Гелиотроп, не ощущая при этом никакой надежды на хороший исход событий. Магическая вспышка оглушила и его, и всех, кто попал под воздействие знака. Время словно остановилось, Геральт видел медленно переходящее в ярость выражение лиц альпов, словно застывших в холодце. Он двигался вперед, с трудом переставляя ноги. Он выстраивал тактику, попав в ловушку вместе с остальными. Он вычислял, кто и как собирался атаковать, и, запомнив свою тактику, Геральт позволил вспышке с хлопком исчезнуть. Альпы бросились на него, и ведьмак принялся танцевать, парируя град ударов и нанося собственные. Люди визжали и сломя голову неслись с площади перед злополучной лечебницей, толкаясь и падая на землю. Светловолосый альп прыгнул на ведьмака, и тот оттолкнул его Аардом, сбив с ног. Он вонзил ему в грудь меч, с хрустом проворачивая, и чувствуя, как его с силой придавливают к каменной дороге. Из окна лечебницы с грохотом выпали двое, комком вцепившиеся друг в друга нетопыри. Они ревели и рвали друг друга, и, прокатившись по стеклу, воспрянули вверх. Геральт снова сложил пальцы в знак Аард, ощущая невероятную потребность встать на ноги. Он откатился вбок и встал, выхватывая из-за пояса бомбу. Швырнув ее под ноги альпов, он нанес подсечный удар по ногам одного из стоящих рядом и подскочил. В ушах звенело от оглушительного хлопка, он почувствовал, как полоснули когти по плечу и резко отскочил в сторону, нанося финт, подсекающий атаковавшего по ребрам. Тот заревел и грузно упал на землю, хватаясь за безобразную рану. Ведьмак чувствовал боль и злость, он бросался на тварей, но они выходили из лечебницы один за другим. Он не хотел сдаваться и продолжал парировать удары, переходя в глухую оборону, отражая тяжелеющие с каждым разом удары и подсекая тех, до кого мог дотянуться. Он отбивался до тех пор, пока его не повалили на землю и не выбили из рук оружие. Геральт явственно ощутил момент конца, когда рядом с ним бросили Региса, закованного в двимеритовые кандалы. От праздника не осталось и следа, улицы были пусты, и пахло лишь пролитой кровью и цветами. Ведьмак услышал знакомые голоса и ощутил, как сжимается сердце: вампиры вели и Наариса вместе с Хакимом, и Кгози с Шейне. Все они, заключенные и поверженные, склонились перед высшим, переплывшим Море ради того, чтобы настичь и наказать. Призвать к ответу. И Детлафф, прибывший по приказу Скрытого, добился своего. Он обошел сидящих перед ним, сложив руки за спиной. Геральта вдруг охватил ужас, оттого, что городская площадь должна была стать местом кровавой казни. Ведьмак упирался руками в землю и понимал, что ничего больше не может сделать. Он проиграл. — Эмиель Регис Рохеллек Терзиефф-Годфрой, я призвал тебя к ответу, и ты, не выстояв в равном бою, приговариваешься к смерти мной, Детлаффом ван дер Эретайном, отправленным в Офир по воле Древнего. Какие слова этот мир должен услышать последними? Регис затравленно посмотрел на высшего и поджал губы. — Да будет так, — сказал тот и вонзил когти тому в грудь, поднимая над землей. Наарис и Хаким кричали, Шейне плакала, а мастер Кгози молча смотрел на происходящее, не выказывая ничего, кроме изумления, даже под страхом смерти. Регис захрипел, и Детлафф потянул его к себе. «Он придет в любой момент, стоит только позвать», — вспомнилось Геральту и он выхватил из кармана зеркальце. Альпы бросились в его сторону, завидев резкое движение, и он с силой ударил его о камни, крепко закрывая глаза. Зеркало рассыпалось песком, едва ведьмак почувствовал, как трескается стекло. Он распахнул глаза и увидел, как над ним нависли альпы, замерев, словно статуи. Ведьмак ощутил облегчение и откинулся на холодную каменистую дорогу, чувствуя, как сердце прилипает к горлу. Его до сих пор не порвали на куски, и он был жив. Он вздохнул и поднялся на ватные ноги, осматриваясь вокруг себя. Детлафф занес пасть над плечом Региса, которого он держал в нескольких дюймах над землей. Хаким с застывшим ужасом в глазах удерживал руку с кинжалом, который приходился по его груди, а Шейне и Наариса повалили на землю альпы, готовящиеся к расправе. — А я-то все ждал: когда, — послышался насмешливый голос из-за его спины. Ведьмак повернулся и увидел торговца зеркалами, прогуливающегося мимо застывших фигур. Он с интересом окинул взглядом сцену застывшей баталии и посмотрел на ведьмака пронзительным взглядом. — Ну, и зачем ты позвал меня? — осведомился он. — Чего же ты хочешь, ведьмак? Геральт увидел, что недвижимые фигуры вновь начинали свое движение. Он бросился к Раху, и закричал: — Останови это! Я хочу, чтобы ты остановил это! — Не могу, это предрешено, — лишь сказал круглолицый мужчина. — Забери всех отсюда, унеси! Я хочу, чтобы ты забрал всех отсюда сейчас же! — Всех? — Да, блядь, всех, всех, кроме этих ублюдков! Сделай это! — крикнул Геральт, с ужасом наблюдая, как заторможенные движения становятся быстрее. — Так тому и быть, — сказал торговец — и время вновь дало ход. Детлафф сомкнул зубы в воздухе, несколько альпов повалились на дорогу, кинувшись на Геральта, а остальные из присутствующих непонимающе смотрели по сторонам. Из рук черноволосой бруксы выпал кинжал и высший яростно заревел. Площадь была пуста.***
Jozef Van Wissem – How You Must Have Suffered
Он лежал в темноте и не чувствовал ничего. Он не чувствовал, как течет жизнь вокруг, время было мертво, и ему казалось, что он сам был мертв. Геральт открыл глаза и сел на безжизненно серой траве, касаясь головы. Воспоминания проносились перед глазами цветным вихрем, и он не успевал хвататься за них, потому понимание и осознание происходящего давалось ему с невероятным трудом. — Ну что, ведьмак? — сказал голос где-то сверху. — Ты доволен? Геральт поднял голову и увидел перед собой торговца. На его круглом лице красовалась улыбка, а в глазах плясал темный огонь. — Кто ты такой? — спросил ведьмак, не узнав своего голоса. — Зови меня Гюнтер О'Дим, — ответил он, и прошелся перед белоголовым. — Ты уж извини, нужно конкретнее формулировать свои желания. Ты хотел куда угодно — вот, пожалуйста. Добро пожаловать ко мне.. домой? Пусть так, иначе ты совсем тронешься умом. Геральт огляделся и встал на ноги. Это место нагоняло тоску своей безжизненностью и было каким-то отголоском кошмарных снов, приходивших в самые душные ночи. Оно было темным и скверным, и ведьмаку не хотелось тут находиться. — Знаешь, Геральт, — сказал Гюнтер, прогуливаясь из стороны в сторону, — ты мне нравишься. Пожалуй, я не буду считать эту ситуацию полноценной сделкой. Это было по-настоящему безвыходным положением, и кем бы я был, если бы просто не помог? — Кто ты или что ты такое? — Скажем так: я наделен чуть большей силой, чем тебе могло показаться на первый взгляд, — О'Дим многозначительно улыбнулся. — Но поспешу тебе сказать, что ничего так просто я тебе не дам, Геральт. Если ты хочешь, чтобы это не было сделкой, я предлагаю тебе одну занимательную игру. И как ты однажды сказал: «Я даю тебе два варианта, и советую выбирать правильно». Геральт молча смотрел на Гюнтера и молча слушал, не проронив ни слова. — Первое — я принимаю мою благосклонность за сделку, с твоих слов. И беру за нее плату. Второе — ты заключишь со мной пари. — Какова цена? — спросил ведьмак, ощущая усталость. — Жизнь, Геральт. Твоя жизнь. Ведьмак отшатнулся, чувствуя мандраж. Он смотрел на О'Дима, и его пробирало на смех от безвыходности ситуации. Заключенный в чужом мире, он стоял перед могущественной тварью и пытался торговаться за свою душу. — Во втором же случае.. Посмотри, во что ты превратился, ведьмак. Тошно от одного твоего вида. Зажравшийся, ленивый, сытый и не знающий усталости. Ха! И ты смеешь вякать о Пути, пресмыкаясь с отребьем и считая себя их частью. Так грубо поступить с друзьями, — Гюнтер зацыкал языком, качая головой, — какой позор. Я предлагаю тебе пари, ведьмак. Если сможешь перейти поле со своими товарищами и все останутся при этом живы — я помогу вам добраться до Скрытого в Темерии и разрешить конфликт мирным путем. Если же ты не сможешь... Что ж, в таком случае, стыд тебе и позор. Я это устрою, и ты это понимаешь. — И с какой это стати я должен принимать твое предложение? — спросил ведьмак. О'Дим расхохотался и обвел руками все окружающее их пространство. — Оглядись вокруг, Геральт. Сможешь ты отсюда выбраться, а? Даю обе руки на отсечение, что ты не только не выберешься отсюда, но и подохнешь. У тебя попросту нет выбора. Ведьмак с отвращением смотрел на торговца и молчал. — Хорошо, — наконец сказал он. — Я готов принять пари. Гюнтер широко улыбнулся и протянул руку, заискивающе глядя на белоголового теплыми карими глазами. Ведьмак сжал протянутую руку и ощутил невероятную боль во всем теле. Он закричал и упал на колени, видя сквозь слезы самого О'Дима, меняющего форму. Он пытался вырвать руку, но не мог, он пытался пошевелиться, но невидимая сила крепко держала его, придавливая к земле. Ведьмак чувствовал, как его кровь распаляется, он ощущал все метаморфозы, происходящие с ним, каждая клетка его тела изнывала от боли, а О'Дим смеялся и крепко сжимал его запястье. — Да почувствуешь ты все на своей собственной шкуре! — захохотал Гюнтер, толкая Геральта назад, в темноту, и ведьмак падал, ловя тухнущим взглядом треугольные ногти, блеснувшие в последнем луче кошмара.***
Бескрайние пески, 922
Прохладный ветер глухо завывал. Он почувствовал песок на лице, налипший к мелким царапинам, почувствовал его вкус во рту и открыл глаза, чувствуя резкий прилив сил. Геральт облизнул пересохшие губы и ощутил, как что-то царапнуло язык. Он резко сел, ощупывая себя. На щеке красовалась печать, въевшаяся не так глубоко в кожу, как в саму душу. Воспоминания вновь настигли его, и он осмотрелся. Вокруг расстилались бескрайние пески, от одного края горизонта, до другого его конца. Сплошной белый песок, выжженный солнцем, еще не остывший от его тепла. Ведьмак с ужасом вспомнил О'Дима и встал на ноги, оглядываясь. — Э-э-эй! — гаркнул он, и голос раскатился по пустоши. Геральт слушал, и шел вперед до тех пор, пока не услышал глухую ругань. Он побежал в сторону голоса и нашел Кгози, зарытого в песок. Геральт методично откапывал его, и старик, наконец, выбрался. — Я не знаю, что это было, — пролепетал он, отряхивая с себя песок, — но я больше никаких дел не хочу иметь с магией, ведьмаками и кровососами, вообще никаких. И с допплерами тоже.. Старик посмотрел на Геральта и осекся. — Погорячился я что-то, — нервно засмеялся он, и они отправились дальше, окликая и слушая ветер. Спустя несколько минут ходьбы они услышали стон. Старик резво бегал, Геральта это забавляло. Он был поражен, когда Кгози в Сокото рванул с места так, что только пятки сверкали. И сейчас это его поразило ничуть не меньше. Они взошли на край дюны и увидели снизу два тела, безжизненно лежавших на белой пыли. Съехав по песку, они побежали вперед, различив среди лежащих Наариса и Региса. Кгози вскинул руки и подбежал к лежащим, опускаясь на колени. Наарис редко дышал, неестественно выгнув правую руку, а Регис лежал лицом в песке. Кгози перевернул его и охнул, увидев намокший от крови песок. — Ох, дурно это все, дурно, — проговорил Кгози, снимая с себя торбу и напоясные сумки, — ох как дурно! Геральт пожал плечами, и сказал: — Раз уж ты в курсе происходящего, я думаю, тебя крайне обрадует факт, что Регис вампир, если ты забыл — я напоминаю. А они имеют просто сверхъестественную способность к регенерации. Кгози со злой иронией в глазах посмотрел на ведьмака и ответил: — Знаешь, если я чего-то и не знаю о вампирах, то это не значит, что я ничего не понимаю в людях. Когти вошли глубоко, он потерял очень много крови. Да что там: я не уверен, что он вообще выживет. Вот ведь дерьмо! Геральта охватило непонимание, и он вспомнил последние слова Гюнтера. Он слепо пошел в обратную от Кгози сторону, чувствуя накатывающую волну отвращения и страха. Повернувшись спиной к старику и лежащим на песке, он посмотрел на свои руки. Сердце гулко ухало в груди, а в ушах звенело от напряжения. Он открыл рот и принялся ощупывать зубы, чувствуя под пальцами острые, как лезвия, края. Согнувшись в безмолвном крике, он коснулся головой песка. Он громко поносил О'Дима, как только мог, проклиная его слова о «перейти поле» и «почувствовать на своей шкуре». Он сидел на песке и с горечью думал о том, каково это — оказаться чудовищем в шкуре охотника на них, и эти размышления миазмами отравляли его разум. Ведьмак бездумно ковырял песок ногтями, пытаясь примириться с новой правдой, а Кгози тем делом суетился над лежащими, пытаясь вернуть их к жизни.