Michael McCann – Sandstorm Sonic Mayhem – Safehouse
Офир, Напата, Район Самоцветов Сокото, 913 год
«Он сидел в кабинете, и настроение его было болезненно обреченным. Он нависал над бумагами, и ему хотелось горько плакать оттого, что все непоправимо катилось в бездну. Он продал последний корабль, он продал резиденцию в Нджеру, он распродал часть наиболее ценного антиквариата, чтобы попытаться остаться на плаву. Но дела шли под откос, и у него попросту не оставалось возможностей для того, чтобы выкрутиться. Поначалу он верил в свое дело, верил в то, что сможет продолжить его так, как наставляли его мать и отец. Но он не мог. Конкуренция выплюнула его с рынка, и он не знал, что еще может удержать его. Ему было жаль свою «Золотую птицу», которая не один год бороздила моря с грузами, ему было жаль дом своей матери. Ему было жаль самого себя. Потеряв надежду на честное дело, он обращался за помощью к чародеям и темным сторонам силы, которой те владели. Но даже это не принесло никаких видимых плодов. Он растрачивал последние деньги, и когда, как ему казалось, он окончательно потерял надежду, он обратился к тем людям, к которым не обратился бы никогда. Он ждал, когда к нему придет Смотрящая из южного табора Бахайса и укажет путь, в котором он увидит свет. Время давно перевалило за полночь. Он раскуривал трубку, чувствуя, как подрагивают руки. Свет свечей дрожал на сквозняке, и ожидание, томительное и долгое, изводило его все сильнее. В двери кабинета постучали, и он резко подскочил с места, роняя трубку из рук прямо на бумаги. Тлеющий табак прожигал в пергаменте дырки, но взгляд мужчины был устремлен на тяжелую дверь. — Войдите, — сказал он дрогнувшим голосом, и двери распахнулись. В дверном проеме стояла невысокая цыганка. Она была немолодой и тощей, словно смерть. В темных глазах плясали отражения свечей, а смолянисто-черные волосы поблескивали, выбиваясь из-под платка. Женщина внимательно осматривала хозяина дома и, решившись, вошла, прикрыв за собой дверь. Он указал ей на стул напротив стола и она села, расправив длинную цветную юбку. Она молчала и пристально следила за круглым лицом купца, без тени улыбки на губах. — Как я уже говорил, — обеспокоенно проговорил тот, стряхивая со стола потухший табак, — мне нужна ваша помощь. О цене не беспокойтесь. Женщина склонила голову вбок, с интересом глядя на мужчину и ожидая продолжения. — У меня не ладятся дела, все идет под откос. Быть может, это порча или проклятье? Я не.. — Нет на тебе ни порчи, ни проклятья, господин, — протянула цыганка низким голосом, — а если у тебя нет беспокойств о цене, то я ставлю свой труд в несколько тысяч золотых рупий. Мужчина посмотрел на цыганку и замолчал. Сумма была достаточно большой, однако он потратил в бесцельных поисках выхода гораздо большие деньги. Он покорно кивнул, и цыганка усмехнулась, обнажая потемневшие от кровянки зубы. — Что ты знаешь о нашем племени, господин? — спросила она, заглядывая в блестящие отчаянием глаза. — Не надо говорить мне, что ты знаешь, как мы скитаемся по улице, словно жалкие попрошайки. Мужчина сглотнул и облизнул губы. — Ничего, госпожа Кульзум. В таком случае — я ничего не знаю о вас и том, как вы живете. — Госпожа!.. — фыркнула женщина и перекинула ногу на ногу. — Я не сомневалась, что вы не знаете абсолютно ничего. Наш народ давно отошел ото всех остальных, и мы чтим лишь одного бессмертного, ставшим в наших глазах истинным богом. В вашей вере нет правды, господин. Но мы не порицаем ее, в отличие от вас. Мы связаны с нашим отцом-защитником сильнейшими узами, сильнее, чем узы материнства и крови. Он наш наставник. Мы его дети. Знаете ли вы, какую роль играют в нашем клане Смотрящие? Вижу, что нет в вас такого знания. — Прошу прощения, госпожа... Цыганка закатила глаза и продолжила: — Оставьте это кому-нибудь еще. Мы, Смотрящие, проводники отца. Мы его помощники, мы продолжение его дланей. Сама я помочь тебе не смогу, но ты сможешь обратиться к отцу. — За что мне тогда платить тебе деньги? — возмутился мужчина и осекся. — За то, чтобы отец услышал тебя, — она встала со стула и подошла впритык ко столу. — Для того, чтобы он нашел тебя. Я помогаю ему из благодарности. Все мы служим ему. И ты можешь обратиться, это в силах отца — сделать то, чего ты так жаждешь. — А сколько мне придется заплатить ему? И какие гарантии, что ты меня не обведешь вокруг пальца? Ты же цыганка! Женщина засмеялась, качая головой. — Я не пресмыкаюсь по улицам, как крыса, я служу другой священной цели. И если я тебя обману — ты сможешь найти меня в моем таборе и забросать камнями. Гарантия — мое слово. Мужчина озадачился и сложил руки замком, глядя на столешницу. Внутри него шла ожесточенная борьба за выбор, и он, одолеваемый страхом, пытался принять решение. Он понимал, что ему было нечего терять, — и он решил, что риск, не оправдавший в итоге ожиданий, не сделает хуже, чем было сейчас. Мужчина встал из-за стола и выдвинул ящик, вытаскивая оттуда мешочки с золотом и опуская их перед цыганкой. Губы ее тронула недобрая усмешка и она потянулась к сумке. — Дай мне руку, господин, — сказала она, протягивая ему свою ладонь. — Зачем? — обеспокоенно сказал тот, глядя на стеклянное лезвие ножа в руках у женщины. — Метка. Он протянул ей дрожащую руку, и цыганка крепко сжала ее, касаясь лезвием внутренней части ладони. Она принялась высекать на коже затейливый узор, а мужчина стоял и ошеломленно смотрел на стекающую по руке кровь, не чувствуя никакой боли. Ему было страшно, но теперь он был уверен в том, что все происходящее было всерьез. Он терпеливо ждал, и когда, наконец, женщина закончила, он посмотрел на затейливый знак на своей ладони. Кожа была иссечена тонкими алыми линиями, а в душе затаилась надежда. — Отец найдет вас, если только... — сказала Кульзум и резко повернулась к дверям, припадая на колени. — Наарис, — раздался тихий голос и купец поднял глаза». — Наарис, — раздался тихий голос над ним, и он распахнул глаза, тихо вскрикивая. Рядом с ним сидел мужчина в желтом камзоле и внимательно разглядывал его теплыми карими глазами. Купец рывком сел, оглядываясь вокруг. На мили вперед расстилался песок, а над головами сияла звездная россыпь. Купец часто дышал и держал ноющую в локте руку. Им овладел первобытный страх. Они находились посреди разбитого лагеря, Наарис тяжело вздохнул, прогоняя остатки кошмара, и огляделся. Вокруг лежали его друзья, уставшие и изнеможенные. Он снова посмотрел на О'Дима и отполз в сторону, прижимая руку к телу. — Зачем ты пришел? — спросил он, задыхаясь. — Я соблюдал наш договор все это время! Чего ты от меня хочешь? Зачем ты здесь?! Гюнтер покачал головой и широко улыбнулся, обнажая ряд ровных зубов. — Что же ты, в самом деле мне не рад, дорогой друг? — спросил он, склоняя голову в бок. — Я прекрасно знаю, что ты весьма умело юлишь и исполняешь условия нашей сделки. Я просто не мог не посмотреть на это лично. Посмотреть на тебя. Я так давно не видел тебя, Наарис. Купец сглотнул, и губы его дрогнули. — Отдыхай, Наарис. Пока можешь. У тебя долгий путь впереди, очень долгий. И я надеюсь, что ты не сойдешь с него, — он пристально вгляделся в лицо, — и будешь молчать. Помни, что я всегда рядом. Наарис ощутил дыхание рядом и зажмурился, сжавшись и закрыв лицо руками. Ветер плюнул в него песком, и он зарыдал, прикрывая целой рукой лицо. С самого начала до самого конца он шел, и теперь устал идти.***
Офир, Напата, окраины Сокото, 916 год
«Было предельно тихо, и каждый шорох разносился эхом по помещению. Он внимательно рассматривал людей, стоящих напротив. Те были одеты в темные плащи, а их предводитель был облачен в черный ширван, вышитый серебром. Пагари скрывал большую часть лица, но ему было хорошо видно глаза, проглядывающиеся из-за прорези ткани. Наставник вышел вперед и низко поклонился купцу, протягивая руку для пожатия. Мужчина обхватил руку человека со скрытым лицом, сжав ее у локтя. — Мы рады приветствовать вас в доме Хиларджи, достопочтенный господин Арно, — сказал тот, отпуская руку, — и рады, что вы согласились помогать великой цели. Ваше спонсорство не окажется забытым. Пройдемте, оговорим все в более приятной обстановке. Он развернулся, и они пошли вперед, по коридору с высокими потолками, подпираемыми колоннами. Сквозь разноцветные витражи просвечивало солнце, и лучи разноцветными пятнами расползались по полу. Внутри было тихо, лишь некоторые ученики и послушники толпились по сторонам, переговариваясь и изучая книги. — Признаться, — начал мужчина в черных одеждах, — мы никак не ждали поддержки с вашей стороны, господин Арно. Вы богатый преуспевающий человек, и вы осознали, что такое настоящая сила. Я преклоняюсь перед вами, досточтимый господин. — Ну, — мягко отозвался купец, пряча руки в широкие рукава, — всегда нужно знать, куда можно инвестировать золото с наибольшей пользой. Предводитель Хиларджи кивнул. — Мы построим новый мир, Наарис. Это не простые слова, подкрепленные амбициями. У нас есть цель, и мы ее добьемся. Некромантия — это не запретное искусство. Только не в Офире. В умелых руках и с большой силой она способна творить чудеса. Мы соберем армию из бесстрашных, вернувшихся из загробного мира с новой целью. Из живых, которые будут биться за право жить в великой империи. Нашей волей мы лишь направляем их. — Как же человек остается личностью, если он умер, мастер Шьям? Как продолжает жить после этого? — спросил Наарис, оглядываясь вокруг. — Смерть забирает все, насколько я могу знать. Шьям мягко улыбнулся и остановился, с интересом разглядывая стоящего перед ним купца. Его светлые золотые глаза смеялись и выражали снисхождение. — Дорогой Наарис, — начал он, — не одну сотню лет дом Хиларджи потратил на то, чтобы углубиться в искусство усмирения смерти. Все, что вы могли знать об этом от других, — ложь. Жалкое подобие настоящей магии, первобытной и имеющей невероятную силу над всем живым. Мы овладеваем этим и по сей день. Чтобы окончательно вас убедить в правоте моих слов, позвольте вам продемонстрировать, на что мы способны. Принесите Сачина в ритуальный зал! Сопровождающие Шьяма и Наариса быстро удалились, скрывшись за дверьми в другом конце коридора. Шьям шел к лестнице с крутыми ступенями, ведущей наверх, и купец смиренно шел следом. Происходящее пьянило его, и ему было интересно, так ли реальна столь амбициозная идея мирового господства с непобедимой армией. Он верил этому великому мастеру, и даже ему, простому человеку, было не так сложно почувствовать перетекающую силу внутри этого обманчиво хрупкого тела. Они шли наверх, и он трепетал перед тем, что его ждало впереди. Он хотел увидеть силу, которая не оставит в нем сомнений насчет того, что это — правильный путь. И он не сомневался, что так оно и будет. Они вошли в большую комнату без окон. В ней было темно и душно, пахло разлагающейся плотью и ладаном. Посреди комнаты, на столе из темного дерева лежало тело, туго привязанное к доскам. Мертвец был нагим, и его синеватая бледность была единственным светлым пятном в этой комнате. Шьям прошел к столу и велел послушникам выйти. Они покорно покинули комнату, плотно закрыв за собой дверь. Мастер пригласил Наариса встать напротив стола и снял пагари, обнажая обезображенное шрамами лицо. Купец сочувственно посмотрел на Шьяма, и тот лишь отмахнулся в ответ. — Ерунда, — сказал он, отбрасывая повязку и тюрбан в угол. — Перед постижением мастерства ничего не может стать препятствием. Сейчас вы станете редким свидетелем таинства и познаете величие, господин Арно. Вы увидите и убедитесь в том, что в моих словах нет ни капли лжи. — Я готов, — возбужденно ответил Наарис, — я готов узреть, мастер Шьям. Тот кивнул и глубоко втянул воздух носом. Было тихо, купец чувствовал, как гулко бьется его сердце. Мастер поставил ноги на ширине плеч и поднял руки вверх. Губы его принялись подрагивать в такт словам, шепот, поначалу едва слышимый, становился все громче. Он читал заклинание и прикладывал к его сотворению немалую силу. По изуродованному лицу катились маленькие капельки пота, а глаза закатывались и подрагивали. Наарис отступил, ощущая, как стены этой комнаты пронизывает чудовищная сила. Руки Шьяма окутал призрачный свет. Он продолжал громко выкрикивать неизвестные купцу слова, складывая их в единое целое и придавая им смысл. Воздух вибрировал от мощи и голоса магистра, а Наарис восторженно наблюдал, как Шьям опускает руки к телу. Они прошли сквозь него в груди и голове. Голос переходил в крик, вибрации становились сильнее, и мужчина рванул руки назад. Лежащий пронзительно закричал, распахнув глаза с заплывшими рыбьими зрачками. Он рвался в разные стороны и душераздирающе вопил от боли, но ремни крепко удерживали его на месте. Шьям снова зашептал и резко опустил ладони на глаза и сердце мужчины. Мастер продолжал говорить, крепко закрыв глаза, а прикованный к столу надрывно выл. Шьям вынул из рукава блекло блеснувшее подобие булавки и вонзил его в грудь мечущемуся человеку. Воздух всколыхнулся в последний раз и заключенный затих, хрипло дыша и бегло оглядываясь по сторонам. Из светлых лучистых глаз текли слезы. — Назови мне свое имя, — твердо сказал Шьям, глядя на лежащего. Наарис, затаив дыхание, стоял поодаль, наблюдая за происходящим. — Мое имя Сачин, — четко сказал мужчина, хрипло втягивая воздух. — Какова твоя цель, Сачин? — Служить во благо миру, мастер. — Да направит тебя Голос, — сказал Шьям и внимательно посмотрел на Наариса». Он подскочил, шумно дыша. Пот струился по его телу, он слепо смотрел вокруг, чувствуя, как к горлу прилипает сердце. Вечер опустился на пустыню, и ветер разносил горячий песок вокруг лагеря. Давние кошмары хватали его когтистыми лапами снова и снова, и он, изнеможенный собственными деяниями, обессилел. Он встал и посмотрел на лагерь. Кгози спал недалеко от носилок Региса, возле костра сидел ведьмак с цыганкой и мальчишка. Наарис ощутил тошноту и поплелся к огню, усаживаясь поодаль остальных. Он не хотел есть, он не хотел ничего. При виде нанизанных на ветки тварей он ощутил прилив отвращения и взял флягу с вонючей водой, жадно отпивая. Он хотел покоя, но молчал об этом. И молчание его было гробовым. Мальчишка ковырял угли веточкой. Купец смотрел на огонь и желал выбраться из пустыни как можно скорее. Он хотел выжить. — Солнце зашло, пора выходить, — сказал Хаким, и Наарис вздрогнул. — Мы с мастером Кгози большую часть дня вместо сна собирали воду, не получится выйти прямо сейчас, — ответил ведьмак, пожимая плечами. — Ему нужно отдохнуть, придется нам задержаться. Наарис почувствовал удушье. Он понимал необходимость идти, он знал, что всем им нужно достигнуть конца пустыни, если они хотели остаться в живых. Он не мог ждать. — Мы будем ждать еще несколько часов?! — выпалил он, задыхаясь от несправедливости. — Невероятно! До рассвета солнца мы не преодолеем и нескольких лиг! — Наарис, вы брюзжите, как старик. Купец с ужасом посмотрел на мальчишку и почувствовал смятение. Всегда было проще жить в неведении. — Если мы будем ругаться, то ничего не решим этим, — сказал Геральт, поднимаясь на ноги. — Не хватало нам еще, как своре собак, сцепиться друг с другом! Наарис с горечью посмотрел на ведьмака и поджал пересохшие губы. Знал бы белоголовый, как он был прав в этот момент, но все так же оставался в неведении. Как и мальчишка. Как и все остальные.***
Южная граница империи Нильфгаард, близ порта Каан-ав-Солена, 921 год
«Он стоял на причале и смотрел в закат. Ему нравилось море, ему нравилось снова плавать на корабле, рассекая водную гладь. Быть преуспевающим купцом можно было и без собственных кораблей, и он косо смотрел на некогда принадлежавшую ему «Золотую птицу», на которой собирался вернуться в Сокото. Морской бриз обдувал его и он прикрывал глаза, слушая ветер. Продавать власть было гораздо проще, потому что она, в отличие от прочих товаров, всегда пользовалась самым большим спросом. Теплая рука мягко легла ему на плечо, и он вздрогнул, поворачиваясь назад. В глазах проскользнул страх и он был уверен, что это не осталось незамеченным. — Я смотрю ты процветаешь, Наарис, — засмеялся человек в желтом камзоле. — Достиг идейного пика? С твоей стороны было очень мудро — вложиться в Хиларджи пять лет назад. Торговец властью, торговец жизнями. Ты не находишь, что у нас не так уж и мало общего? Купец самодовольно улыбнулся. — Ты даешь людям то, чего они хотят. В той форме, в которой они просят, — продолжил О'Дим. — Я уважаю это. И предлагаю тебе сделку. Наарис развернулся в его сторону и внимательно оглядел Гюнтера. Ему стало не по себе. — Слишком рано, я ведь... — Я знаю, успокойся, — перебил купца Гюнтер, — я пришел не за тобой. Я пришел сделать тебе предложение. Купец внимательно осмотрел стоящего перед ним мужчину и склонил голову в бок. Он был заинтересован. — Что ты хочешь мне предложить? О'Дим засмеялся. — Я готов отпустить тебя, Наарис. Готов разорвать контракт и оставить твою жизнь при тебе. И все остальное в том числе. Пока ты сам не умрешь в глубокой старости довольно и сыто. — Что, просто отпустить? — недоверчиво спросил купец, внимательно вглядываясь в карие глаза. — Конечно же нет, — Гюнтер ощерился. — Понимаешь, ветер дует в другую сторону. Грядут перемены, и мне интересно, чем это все закончится. Я испытываю желание понаблюдать за историей с первого ряда, Наарис. Я хочу посмотреть, чем все закончится и сможет ли губительная сила пороков людей сгубить их самих. И ты мне поможешь в этом. Наарис глубоко задумался, и его понемногу охватывал восторг. Он взвешивал все «за» и «против», внимательно смотря на непроницаемое лицо О'Дима. Купец понимал, когда нужно было остановиться, научившись на горькой ошибке прошлого, но сейчас он видел, что в том не было необходимости. — Что мне нужно сделать? — спросил Наарис, глубоко выдыхая. Гюнтер дернул уголками губ. — Тебе нужно задержаться в Каан-ав-Солене еще на неделю. Будь терпелив. Ровно через семь дней здесь объявятся двое путников. Скорее всего, один из них будет ранен. Ты будешь должен втереться к ним в доверие, Наарис. Стать им другом. Стать частью их общества, а я буду наблюдать за всем, благодаря тебе. С самого первого ряда столь дивной постановки. Это будет незабываемое приключение, дорогой друг. Только слушай меня внимательно. И возможно, останешься жив.***
— Как я могу пройти против Шьяма!? — воскликнул Наарис, вскидывая руки. — Я повязан с ним! — Не моя забота, Наарис. Выпутывайся из этого, как только пожелаешь. Вас раскрыли, и Кгози уже в пути. Играй на моих условиях. Наарис обхватил голову руками, глядя на столешницу, на которой виднелись прожженные участки. Он не знал, как ему поступить, его одолевало смятение. Он начинал жалеть, что впутался в это, но назад дороги не было. — Ты превосходный лжец, Наарис, — улыбнулся О'Дим. — И актер из тебя тоже неплохой. Импровизируй. Разве ты видел, чтобы я тебя хоть в чем-то ограничивал? Я лишь направляю тебя. Шьям знает, что ты предан вашему общему делу. Но что-то мне не кажется, что все остальные хоть что-то подозревают. Давай, Наарис. Твой путь будет долгим». Он подскочил и истошно закричал. По его лицу гроздьями катился пот, песок прилипал к взмокшему телу. Он плакал и бегло смотрел вокруг, загнанно дыша. Его пальцы сжались в кулаки, и Наарис стиснул песок, мелкими камушками впивающимися в кожу. — Хватит с меня! — во весь голос закричал он, поднимаясь на ноги. — Хватит! Выходи! От истошных криков проснулись остальные. Они слепо смотрели вокруг, прикрывая глаза от лучей солнца загорелыми ладонями. Наарис топтался на месте и ревел, глядя в ясное голубое небо. Один за другим путники вставали, со своих мест непонимающе глядя на Наариса. Геральт встал и направился в сторону купца, осаждая его просьбами успокоиться. Кгози сел, молча глядя на сопротивление, которое оказывал Наарис. Ведьмак дал ему звонкую пощечину, и тот трезво посмотрел на всех, кто находился в лагере. — Наарис, — Регис шел в сторону купца, опираясь на ветку, — в чем дело? Он остановился рядом с Геральтом и обеспокоенно посмотрел на друга. Наарис со злобой смотрел на белоголового и Эмиеля, чувствуя, как вся желчность вырывается наружу. — Хотите знать, что со мной?! — он оскалился, истерично посмеиваясь. — Я расскажу. Все. Как это было с самого начала. Черт со всем. Черт с ним.***
— Какой же ты ублюдок! — крикнул Геральт, бросаясь на Наариса. — Блядь, дай мне только добраться до тебя! Кгози и Шейне удерживали ведьмака в стороне от купца, сжимая его руки. Он слабо сопротивлялся, понимая, что может сделать с дарованной ему силой, и не хотел этого, пытаясь быть выше ярости, застилающей глаза. Наарис сидел на песке и смеялся. Истерика охватила его, а по измученному лицу катились крупные слезы. Он бесстрашно смотрел на ведьмака и молчал. Он ждал исхода, чувствуя невероятное облегчение от того, что наконец рассказал правду. Горькую. Неприятную. Регис смятенно смотрел на него. Наарис видел в отражении антрацитовых глаз разочарование, глубокое и горькое. Его ничуть не тронула сентиментальность. Он хотел остаться в живых, хотел жить, так же, как и все остальные. Он хотел умереть своей смертью. Геральт осел на песок, обхватив голову руками. Кгози остался стоять на месте, внимательно рассматривая лицо Наариса. Купец не мог прочитать мастера, лицо старика не выражало никаких эмоций. — Так значит, это произошло по твоей вине, — вздохнул он и прошелся по песку, — что ж, весьма печально. Мне казалось, что ты мой друг, Наарис. Я знаю тебя не один десяток лет. Как же это удалось провернуть? Наарис ощерился. Геральт посмотрел на купца янтарными глазами, чувствуя накатывающую ярость. — Мертвый допплер — самый лучший допплер, мастер Кгози, — проговорил купец, прикрывая покрасневшие глаза, — лучший, связанный волей с мастером. Нам нужен был материал — ты отказался нам его давать. Даже за большие деньги. Потому нам пришлось брать его силой. — Это не материал, а люди! Тела которых хотели бы видеть родные! — обреченно сказал Кгози. — Тела должны быть упокоены должным образом, Наарис! — Это бесчеловечно, Наарис, — тихо сказал Регис. — Я понимаю твои стремления, но это неправильно. Так не должно быть, некромантия противоестественна! Это не способ продлить чью-то жизнь! Купец посмотрел на Эмиеля и повел плечами, склоняясь вперед. — Нет, Регис. Просто ты глупец, который пытается быть человечнее. Тебе никогда не стать человеком! — он с насмешкой перевел взгляд на Геральта. — Зато у тебя, ведьмак, просто превосходно получается быть чудовищем: что с одной стороны, что с другой. Геральт заревел и подскочил с места, направляясь к Наарису. Его пытались останавливать друзья, хватая за руки и плечи, но он грубо отпихивал их в сторону. Терпение лопнуло: остались только желчь и ярость. — Послушай сюда, сукин сын, если... — ведьмак резко замолчал, падая на колени и хватаясь за горло. — Без правды на Пути, как без воздуха, да, Геральт? Ведьмак закатывал глаза, пытаясь вдохнуть. Дыхание перехватило, грудь сдавила резкая боль. Он чувствовал, как задыхается: в глазах резко потемнело, а пальцы онемели. Кгози бросился к Геральту, опрокидывая его на землю и пытаясь помочь восстановить дыхание. Хаким бегал вокруг, не зная, что делать, а Наарис обреченно молчал. Из тени на свет вышел О'Дим, разжав кулак. Геральт с хрипом втянул в себя воздух, закашливаясь и содрогаясь. Все взгляды были обращены на него, на человека, облаченного в желтый кафтан. — Не надо пытаться играть в бессмертного, если таковым не являешься, ведьмак, — он вошел в лагерь, и все с ужасом смотрели на него, не смея произнести ни слова. — А я-то все ждал, когда же ты, Наарис, оставишь эту затею. — Это нечестно! — крикнул купец, на коленях подползая к Гюнтеру. — Ты насылал кошмары! Это все ты! Я был честен! О'Дим посмотрел на Наариса с нескрываемым отвращением. — Нет, дорогой мой. Это все ты. Ты трусливый и жадный до власти. Стоит отдать тебе должное, ты очень долго продержался, — Гюнтер подошел к нему и взял его за шею, поднимая на ноги, — но длинный язык должно укоротить. Наарис завизжал и упал на колени. Он открыл рот, и по сухим губами побежала кровь. Он кричал, а все остальные во все глаза смотрели на О'Дима, не смея вставить и слова. — Вы все лжете, — сказал он, — не стоит принимать на счета только его одного. Я вижу все ваши желания и секреты. Я вижу тайны и пороки. Каждый из вас молчит о чем-то и никогда не станет говорить об этом вслух. В вас растет ненависть, вы не можете сопротивляться и лишь потакаете ей. — Вы лишь хотите нас столкнуть! — крикнул Хаким, подползая к Наарису. — Это неправильно! — А что же тогда правильно, мальчик мой? Каждый смотрел перед собой, словно зачарованный речью Гюнтера. Он продолжал: — Всегда выживает сильнейший. Испокон веков было так и никак иначе, — он развернулся, собравшись уходить, но остановился, — и будет всегда. Я дам вам один бесценный совет, прежде чем покину вас. Не верьте никому. Верьте себе. Иначе, вам не выжить.