Синие Горы, 922 год.
I.
В ущелье свистел ветер, с воем касаясь острых каменных зубьев. Яркое солнце заливало своим светом безжизненный холодный булыжник. Эхо разносилось на мили вокруг, и ветер, вздымающий пыль, оглушал своими порывами. На этой высоте не было ни птиц, ни животных; даже растения, заносимые семенами вместе с пылью, не смогли прижиться в расщелинах и трещинах скал. Через ущелье шел путник, укутавшись в шерстяной серый плащ. Лицо его было укрыто тряпичной повязкой. Перекинув через плечо, он нес за собой человека, безжизненно болтающегося, словно мешок с овощами. Он шел, не зная ни устали, ни отдыха, затерявшись в бесконечной цепочке горных хребтов и потеряв самого себя. За спиной у путника висели ножны с искусно коваными гардами мечей, из далеких и таких мифических южных земель. Над этим оружием работал умелый мастер, приложив к его созданию немало времени и сил. У одного из мечей сияло начищенное до зеркального блеска навершие, отражая своей поверхностью солнечные лучи. А на плече у путника висел человек, который некогда подарил путнику этот столь ценный подарок. Геральт продолжал держать путь на север. Он давно потерял счет времени, но старался как можно больше двигаться и очень мало отдыхал, ведомый лишь стелющейся пылью, разносимой ветром из пустыни. Он шел и хотел стать таким, каким выставлял себя всю свою жизнь: бесчувственным и холодным мутантом, не знающим сочувствия и жалости. И, как ему казалось, у него неплохо получалось, но лишь до тех пор, пока он не оставался наедине сам с собой, наедине с теми мыслями, которые он предпочел бы спрятать так глубоко, чтобы никогда не терзать память прошедшими событиями. Он сделал привал, опустив Наариса на камень. Сделав несколько крупных глотков воды, он уселся на колени, впадая в рефлексию, беспокойную и горькую. Обещав себе никогда не уподобляться чудовищам, тем образом, или иным, он переступил через себя. Сущность, сидящая глубоко внутри и не знающая никакого контроля, вырвалась наружу, подавив все что-либо человечное и лишив рассудка. Он помнил пьянящую сонливость, помнил, как его осчастливило хмельное состояние и тяжесть век сытого существа. Он помнил железный привкус во рту и приятную солоноватость, оставшуюся на губах. Он нежился в неведомом доныне ощущении до тех пор, пока не услышал за своей спиной истерический хохот, разом отрезвивший затуманенное сознание. Он увидел перед собой Региса, упавшего навзничь под тяжестью собственного веса, и услышал без устали смеющегося Наариса. Перевалив бездыханное тело через плечо, он принес его в лагерь, оставив с остальными. И не было в этой встречи ничего, что могло бы заставить его остаться: в глазах друзей он увидел лишь отвращение и ужас. С чем он был полностью согласен. Он услышал возню и распахнул глаза. Купец шевелился, затравленно глядя ведьмаку прямо в глаза. Геральт встал и снял с пояса флягу с водой, давая Наарису отпить немного воды. Тот с жадностью присосался к горлышку, но ведьмак резко отдернул кожух от сухих губ, затыкая его пробкой. — Тебе пить, — сказал он, глядя на мужчину, — не мне. Наарис нечленораздельно замычал в ответ, и ведьмак тяжело вздохнул, убирая кожух на пояс и снова перекидывая купца через плечо. Дорога была долгой, и он старался идти как можно дольше, пускаясь в дорогу даже глубокой ночью, после короткого отдыха. Он не знал точно, насколько ему удалось оторваться ото всех остальных, но очень надеялся на то, что расстояние, разделявшее их, было приличным. — Давай поговорим, — сказал Геральт, поворачивая голову вбок, — я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь кивать мне в ответ. Ну, или головой мотать. Только да или нет. Идет? Купец отрицательно замотал головой. Ведьмак усмехнулся: — Скажи мне, Наарис, а выбор у тебя есть? Тот снова отрицательно замотал головой. — Видишь? — Геральт ощерился, поудобнее перехватывая купца под ногами. — Все просто. Скажи-ка мне, Наарис, какого хуя ты творишь? Ты мне насолить хочешь? Наарис снова замотал головой. — А кому? Себе? Купец замычал и замотал головой снова. Ведьмак задумался. — Ну неужели самому Гюнтеру? Наарис энергично закивал головой и ведьмак захохотал в ответ. Утверждение купца было глупым. Было трудно поверить в то, что насолить О'Диму было хоть как-нибудь возможно. От этого существа исходили все неприятности, переживаемые и им, и его друзьями. И, как выяснилось, Наарисом тоже — пусть он и уже расплачивался за свои долги. И Геральт был готов снова услышать о том, что кто-нибудь, по воле судьбы и демона, оказавшийся запертым в пустыне, заключил сделку тоже. — И чем же ты ему так насолить собирался? Мне интересно. Ты должен ему в уплату отдать жизнь, так? Наарис кивнул. — А досадить ты ему хочешь тем, что заберешь свою жизнь сам у себя, не дав ему даже прикоснуться к тебе? — У-у, — протянул купец, энергично закивав головой. — Наарис, скажи: ты действительно такой идиот или просто притворяешься? — снисходительно спросил ведьмак. — Ты думаешь, что у существа, способного перекинуть через Великое Море шесть человек в самое сердце пустыни, не хватит сил на то, чтобы силой взять обещанное? Купец возмущенно замычал, а Геральт начинал жалеть о своей затее с разговорами. Препираться с самым что ни на есть бараном было тяжко, да и к тому же — абсолютно бессмысленно. Дальше он шел в полном молчании, слушая возмущенное мычание купца и пытаясь найти терпения в своей заблудшей душе.II.
Камень сменялся сухой безжизненной землей, всюду виднелись маленькие сухие кустики, на которых клочьями висела козья шерсть. Идти по тропинкам, протоптанным скотом, было непросто. Но, оголодавший и уставший, он спускался вниз, идя по запаху шерсти. Он бесшумно шагал вперед, слыша тихое блеяние, и надеялся застать животное врасплох. Он выглянул из-за валуна и увидел, как тощий старый козлик щипал сухую траву. Желудок болезненно сжался, и он достал из-за пояса кинжал, подкрадываясь к животному. Козел повел головой и заблеял, ощутив рядом присутствие могущественного существа. Он сорвался и побежал, а Геральт выругался, нагоняя бегущую тварь. Он взвился в воздух туманом и понесся вслед за козлом, несущимся по тропе вниз. Отчаянная жажда выжить придавала животному сил, но голод ведьмака был сильнее этого. Рванув вперед, он схватил козла за рога, поваливаясь вместе с ним на землю. Животное брыкалось и судорожно блеяло, но ведьмак крепко сжимал его и, полоснув кинжалом прижатую к земле тварь, прервал ее мучения. Геральт вздохнул и обтер о край плаща кинжал, убирая его назад. Ему было неприятно смотреть в глаза с горизонтальным зрачком, застывшие и переполненные страхом. Это было отвратительно, но великая нужда и голод снисходительно махнули на это рукой. Как бы не хотелось ему есть мясо с привкусом мочи — выбора не было абсолютно никакого. Он перевалил теплую тушу через плечи и пошел назад к стоянке. Козел лежал у него на горбу, и ведьмак ощутил запах крови, никак его не прельщающей. Она пахла дурно: животное умерло в страхе. Геральт думал о том, как долго им придется идти вперед, прежде чем они перейдут горы. Месяц он волочил за собой Наариса, словно мешок с дерьмом, пока тот не пришел к соглашению вести себя сознательно и не принялся идти своими ногами. Чем дальше они шли, тем больше терял в весе купец, но нести его днями и ночами на своем горбу все равно было тяжело. Он подошел к стоянке и бросил тушу козла рядом с костром, глядя на мужчину. Наарис смотрел на веревку и на ведьмака, боясь поспешно что-либо сказать столь красноречивым взглядом. — Нет, — сказал тот, — я не верю в то, что ты можешь сидеть на своей жопе спокойно. Купец возмущенно замычал, вскидывая руки. Геральт лишь отмахнулся и уселся перед тушей, вновь доставая кинжал из-за спины. Введя лезвие в брюхо, он вспорол его, и на землю повалились еще теплые потроха. Наарис с отвращением смотрел за тем, как ведьмак потрошит козлячью тушу и снимает шкуру, отбрасывая ее в сторону. Делал он это быстро, со знанием дела: вся дичь, когда-либо пойманная ведьмаком в их путешествии, была отлично разделана, но отвратительно приготовлена. Им, в их положении, жаловаться было не на что. Ведьмак нанизал две козлиных ноги на ветку, ставшую вертелом, и поставил ее на рогатки. Он продолжил разделывать тушу, оставляя на готовку только те части, которые несли в себе ценность. Остальное он сбрасывал в кусты, на чью-нибудь наживу, решив, что поставит на ночь ловушку. Он взял шкуру и принялся ее выскабливать. Купец с недоумением смотрел на ведьмака. — Дичи нет, она ушла в долину, — ответил ведьмак на пристальный взгляд, — перезимовывать. Это нам пригодится. Наарис с какой-то неестественной ему печалью смотрел на белоголового и молчал, не издавая ни звука. Он тяжело вздохнул и подошел к вертелу, показывая на него скрюченными пальцами, призывая к вниманию ведьмака. Тот поднял глаза и посмотрел на купца исподлобья. — Да что ты? — иронично сказал Геральт. — Не верю, Наарис. Не верю. Тот умоляюще замычал. — И что, хочешь сказать, что не сделаешь ни шагу в сторону? Купец энергично закивал. Геральт вздохнул и встал на ноги, доставая из-за пояса кинжал. — Только сделай, сука, шаг, только попробуй поковыряться чем-нибудь в ране или хер знает где еще, — сказал ведьмак, подходя к купцу и надрезая край веревки, — я тебе покажу райские кущи. Усек? Веревка упала на землю. Наарис принялся растирать дрожащие руки. Он с благодарностью посмотрел на ведьмака и закивал. — Хорошо. Купец размял руки и удалился в ближайшие кусты. Он долго и с чувством справлял нужду, а ведьмак лишь нервно кривил губы, ожидая очередной выходки со стороны Наариса. Но тот вернулся и присел перед костром, снимая с пояса небольшую сумку. Он вытащил из нее небольшие мешочки и развязал их, беря немного из содержимого в ладони. Геральт встал на ноги и выглянул из-за вертела. Лицо его перекосило от негодования. — И ты молчал, что у тебя все это время была не только соль, но и какие-то специи? Наарис укоризненно посмотрел на ведьмака и открыл рот, демонстрируя полное отсутствие языка. Геральт усмехнулся и вернулся на место, принимаясь дальше выскребать шкуру. Купец, тем временем, извозив руки в приправах, подошел к нанизанным на ветки голеням и принялся похлопывать ладонями по обжигающе горячему деликатесу. Он дул на обожженные ладони и с чувством собственного достоинства смотрел на него. В воздухе пахло жареным мясом, приправленным специями. Геральт услышал гулкое урчание в желудке: мясо пахло лучше, чем за все их время путешествия. Вытапливаемое сало капало в костер, а голени скворчали, запекаясь до золотой хрустящей корочки. Наарис принюхивался и переворачивал их, медленно вращая импровизированный вертел. Геральт отложил вычищенную шкуру в сторону и омыл кинжал водой из кожуха. Он проткнул голень лезвием, и из поджарившегося мяса хлынул сок. Отрезав кусочек, он попробовал его на вкус, кивая купцу. Они сняли голени с вертела и принялись с жадностью есть под открытым небом. Мясо, несмотря на возраст козла, было сочным, а специи перебивали всю вонь. Наарис подносил дрожащими руками кусочки мяса ко рту и жевал их, запивая водой. Геральт впивался зубами прямо в голень, чувствуя, как сок стекает по подбородку. Горячая и жирная еда была первым настоящим праздником за месяцы скитаний. Они ели, жадно чавкая и утирая жир с губ до тех пор, пока от ужина не остались лишь кости. Сбросив их в угли, они принялись готовиться ко сну, недолгому и беспокойному. Геральт улегся на шкуры и украдкой посмотрел на купца, который копошился с другой стороны, заворачиваясь в плащ. Ведьмак подумал, что оправданная жестокость по отношению к мужчине была хорошим уроком, и повернулся на другой бок, сыто закрывая глаза. Но он ошибался. Геральт проснулся от запаха свежей человеческой крови и резко подскочил на ноги. Наарис с неестественным восторгом ковырялся заостренной веткой у себя в руке, пытаясь добраться до вен, синеющих под загорелой кожей. Ведьмак побежал вперед, перепрыгивая через костровище и пнул по рукам купца, выбивая из них веточку. Тот завыл и попытался отползти в сторону. Геральт набросился на него и отвесил звонкую пощечину, нащупывая на поясе веревку. Купец протяжно ныл и отпихивал ведьмака окровавленными руками, но тот с чувством дал ему еще одну пощечину и скрутил руки, ругаясь и проклиная самого себя за то, что вновь дал себя обмануть.III.
Все еще Геральт не считал хорошей идеей поход в деревушку. Но выбора у него такого уж большого не было: дичь ушла в долины, и им попадались лишь отощавшие от голода зайцы и, изредка, горные бараны или козлы, не менее костлявые и сухие. Наарис вновь был лишен свободы передвижения, и ведьмак долго думал над тем, под каким предлогом можно было бы безопасно заявиться в деревню, чтобы кметы не попытались насадить его на вилы. Легенда пришлась ему по вкусу сразу же: офирский наемник, поймавший в пустыне Корат опасного преступника, повез его для разбирательств какой-нибудь власти в Редании: ему было не так важно, кому отдавать преступника, главное, чтобы за это дали денег. Звучало несвязно, но ведьмак искренне надеялся на то, что жители горного поселения окажутся недалекими и дадут ему заночевать хотя бы в хлеву. Он вошел в поселение наперевес с Наарисом, оглядываясь по сторонам. Деревушка была на двадцать пять домов, маленькая, но общество было тесно друг с другом связано. Он шел по улице и ловил на себе испуганные взгляды женщин и детей. Ведьмак вызывал недоверие и страх своим приходом, но, привычный к такой реакции, он шел по улице дальше, пока его не остановил мужик в дубленой куртке. — И чойта такой достопочтенный гражданин забыл тута? — недоверчиво спросил он, оглядывая ведьмака. — Не надо нам тут счастия такого, иди, откуда пришел. И так бандюги нападают. Геральт улыбнулся под повязкой. Всеобщий не просто ласкал слух спустя год, проведенный вдалеке от дома, но и вызывал восторг. Он хотел обнять этого мужика и похлопать по спине, осознав, что он находится на родной земле. — Я по важному заданию путешествую, — ответил Геральт, — несколько месяцев ловил предателя в пустыне и теперь вынужден везти его на суд к Радовиду Великому. Мужик недоверчиво осмотрел скрученного Наариса. К ним понемногу подтягивались зеваки, разглядывая ведьмака и его столь ценный груз. — Да ну? И чойта он натворил-то, милсдарь, такого, что его тащить аж из Кораты пришлося? — Ему государь Радовид отрезал язык за то, что он наводил порчу на королевский двор. Но тот сбежал, и я, по поручению короля Радовида, отправился ловить этого негодяя. Я держу путь в Реданию. Нужно доставить пленного. Но я хотел бы просить у вас помощи. Я очень устал и хотел бы заночевать у вас в деревне. Я уйду на рассвете. — Так у тебя эдакий колдун проклятый за спиной, нам своих бед хватает! — развел руками кмет. — Он безвреден. Языка-то нет, чем порчу наводить? Наарис яростно замычал, дергаясь на плече у ведьмака. Геральт сжал зубы. — Нет уж, милсдарь, — мужик почесал голову, — ты давай, иди отсюдова. Геральт, ощутив прилив гнева, сдержано пожал плечами и пошел вперед через собравшихся жителей деревушки. План не был безупречен с самого начала, и он особо ни на что не надеялся, пытаясь нескладно наврать старосте. Он пошел вперед, в сторону отшиба, от которого в долину вела вытоптанная тропа. — Милсдарь наемник, — раздался старушечий голос за его спиной, и он развернулся, — вы уж не откажите в услуге, не слушайте моего мужа, он совсем из ума выжил! Я вижу, что человек вы умелый. Помогите нам с бандюгами, а мы то уж вас и накормим и крышу над головой дадим. Ведьмак задумался. Ликуя, он спросил: — Сколько их? — Дюжина, милсдарь, — откликнулась молодая женщина, и он повернулся в ее сторону, — через ночь приезжают и грабят, суки! Уж и не знаем, что делать, погреба запираем, если все разворуют — как нам зимовать-то? Геральт осмотрел всех стоящих жителей. Староста сдался и согласно закивал, чувствуя напористость деревни. — Хорошо, я помогу вам, — ответил белоголовый. Геральт опустил Наариса на землю и заглянул в глаза, в которых плескалась ненависть. Он покачал головой в ответ на это, и пошел к старосте, который проводил его в свой дом, просторный и теплый. Купец плелся следом, мыча себе под нос что-то отдаленно напоминающее мат, от которого при иных обстоятельствах вяли бы уши. Ведьмак хотел хорошенько пнуть его под зад, чтобы тот заткнулся, но тут он не хотел позволять себе такой роскоши. В сенях горели свечи, и ведьмак почувствовал сырость, горячую и приятную. Он остановился возле старосты, говорящего с женой, и внимательно посмотрел на купца. Тот молчал, сверля глазами ведьмака. — Ну, милсдарь, баню-то до вашего прихода мы затопили, мыться-то изволите? Пасет от вас хуже, чем от дворового пса. Вы уж обиды не держите, — мужик загоготал, — что я так вас принял. Сами понимаете: времена нынче-то непростые. Приходится осторожничать. Геральт пожал плечами и ответил: — Оно и понятно. А баня, что ж: отчего бы и нет. От меня и вправду несет, как от псины. Мужик понимающе закивал. — Вон, в конце сенок двери. Вы одежку оставьте, Миля ее отстирает и отдаст вам. Вы уж помогите только. Не жить нам иначе. Сами мы люди простые, а они и девок таскать повадились, суки эдакие. Ведьмак кивнул и пошел в сторону двери, ведущей в баню. Мужик его окликнул, и он повернул голову в его сторону. — Милсдарь, а с этим-то хером что делать-то нам? — А, — отмахнулся ведьмак, — пусть сидит. Вреда от него никакого, он только себе его приносит. Он вошел в предбанник и вдохнул жар, исходящий от печки. Закрыв дверь, он с щелчком отстегнул ножны, отставив их в сторону, и снял плащ. На стене висело почерневшее от времени зеркало, запотевшее от жары. Он провел рукой по испарине и посмотрел на себя. Седая борода доходила ему до ключиц. Он не брил ее с тех пор, как они оказались в пустыне. Спутанная и грязная, как и он сам, она напоминала ему о том, сколько чертовых миль было пройдено по этому пути. Он прикоснулся пальцами к знакам, оставленными Гюнтером и скривился: договор был все еще действителен. Но ему хотелось верить, что осталось совсем немного до конца. Бледное лицо выглядело уставшим. Под глазами выпали темные круги, а щеки впали. Он усмехнулся своему виду и принялся снимать с себя грязную одежду, с отвращением чувствуя, как намокает тело от пота. Раздевшись, он зашел в парилку. Он вылил ковш воды на камни — и в воздух поднялся горячий пар. Он откинулся на скамейке, чувствуя, как расслабляются мышцы. Геральт посмотрел на мокрые руки. Грязь бежала по его телу вместе с потом и капала на бревенчатый пол. Он взял кусок замыленной грубой ткани и принялся тереться, пытаясь смыть с себя грязь и воспоминания. Натертая кожа горела, но продолжал безжалостно тереться, пока не почувствовал себя по-настоящему чистым. Он снял бечевку, распуская отросшие волосы. Ведьмак припомнил, как однажды срезал их. И вот они снова щекотали плечи. Он вымыл голову, и опрокинул на себя ушат с холодной водой, смывая остатки грязи. Геральт выжал из бороды и волос воду, вышел в предбанник и услышал девичий визг. В предбаннике стояла молодая девушка с чистой одеждой в руках, крепко закрыв глаза. Щеки ее были пунцовые от стыда, который нахлынул от вида обнаженного мужчины. Она быстро положила вещи на лавку и выскочила из предбанника в сенки, захлопнув за собой двери. Геральт усмехнулся и принялся переодеваться. Ошпаренное ледяной водой тело горело. Он забыл, когда вообще мылся в последний раз, и ощущение чистоты было приятным. Он вновь заглянул в зеркало и посмотрел на бороду. Бородатый наемник, да еще и ведьмак, по его скромному мнению, внушал куда больше доверия и мудрости, чем человек, выбритый наголо. Перетянув бечевкой мокрые волосы, он нацепил поверх рубахи ножны и открыл двери. На том же месте, что и тогда, топтался купец. Кметы, решив ничего с ним не делать, оставили его на месте, и он терпеливо ждал. — Иди сюда, — сказал Геральт по-офирски, подзывая Наариса. — От тебя несет не хуже, чем от меня. Наарис удивленно посмотрел на Геральта и пошел к нему, держа перед собой связанные руки. Он зашел в предбанник и недоверчиво оглядел ведьмака. Тот взял кинжал и разрезал грязную веревку. — Помойся. И никаких глупостей, Наарис. Я слежу за каждым твоим движением. Тот покорно кивнул и принялся раздеваться, расшнуровываясь дрожащими руками. Дверь тихо скрипнула, в предбанник заглянула девушка, все еще пунцовая. Наарис взвыл, поспешно натягивая штаны. — Да что же ты за бесстыдница? — захохотал Геральт и открыл двери. — Я случайно, милсдарь ведьмак! — И откуда же ты знаешь, что я ведьмак? — Так все знают, — живо отозвалась девушка, — вас таких немного. Вот глаза кошачьи, да два меча за спиной. Бывал у нас тут один лет десять назад, так мы всей деревней собирали еду да скотину, чтобы не золотом платить. А он вместо этого забрал тятькиного племянничка, махонького. Но ведьмак по-доброму обошелся с нами, так что добром на добро тятька и отплатил. — А выглядел-то как, ведьмак этот? Девушка задумалась. — Милсдарь, уж больно плохо помню, совсем мало зим отроду было мне. Высокий, седой, прямо как вы. И мамон у него еще был такой плотный, и усищи, как у солдата какова-нибудь. И штука на шее болталась, как у вас. Геральт кивнул, краем глаза заглядывая в парилку, где Наарис пытался отмыться. — И что, на вилы меня посадить не собираются? Глаза девушки округлились. — Вы что же, милсдарь! Разве же так на добро отвечают? Моська помер бы, голодная была зима, так дядька-то тот и его забрал и снеди не взял никакой! Померли бы, и если бы стрыга нас не задрала, так от голода бы сапоги жевали. — Как твое имя? — Зовут меня тятька с мамкой Милёной, милсдарь. — Вот что, Милёна: принеси-ка мне крепкую веревку да одежды. Негоже ему как псине быть. Уважаемый человек был, как никак. Девушка кивнула и остановилась, с интересом заглядывая ведьмаку в глаза. — Ну, что такое? — спросил ведьмак. — Милсдарь ведьмак, — прошептала Милёна, — а правда, что этот колдун одним взглядом порчу наводить может? — Конечно, нет! — ведьмак ощерился. — Ты где такое услышала? — Мамкина сестра говорила, — она вновь покраснела и побежала из сенок, прикрыв за собой двери. Геральт принялся наблюдать за Наарисом, который пытался смыть с себя грязь. Он ополоснулся и вышел в предбанник, заворачиваясь в льняную простынь. Купец осунулся и стал худым, и лицо его изменилось до неузнаваемости, вместе с телом. На щеках пробивался черный пух, а закатавшаяся борода свисала до пояса. Милёна вернулась, оставив на краю скамейки одежду и веревку, а сама снова убежала, оставив их одних. Геральт протянул вещи Наарису, и тот принялся переодеваться, пыхтя и морщась. Ведьмак смотрел за ним и вспоминал, как однажды Весемир вернулся на зимовку в Каэр Морхен, спустя несколько месяцев отсутствия, и привез с собой деревенского мальчишку, тощего, словно щепка, с большими круглыми глазами. Он с горечью подумал о том, что тот не дожил даже до испытания травами, умерев от пневмонии. Наарис переоделся и выжидающе уставился на ведьмака. Тот взял веревку и крепко затянул тому руки, выходя из бани в сенки.***
Геральт ходил по улице взад-вперед. Вечер медленно опускался на горную деревушку. В стойлах блеяли бараны, которых пастухи загнали около часа назад. Староста плелся за ним, сжимая в руке незажженный факел, и рассказывал ведьмаку о том, откуда обычно приходят бандиты и куда идут в первую очередь. Геральт внимательно слушал и, дождавшись, когда рассказ будет окончен, приказал старосте разогнать жителей по домам и крепко задвинуть ставни и двери. Староста лишь кивнул и удалился, оставив ведьмаку факелы. Люди расходились по домам, а Геральт все думал о том, каким чудом он попал именно в ту деревушку, в которой когда-то побывал Весемир. Он топтался на месте, оглядываясь по сторонам, и сел посреди улицы на колени. Вспыхнул огонь, факел загорелся, и ведьмак положил его рядом с собой, пряча голову под капюшон плаща. Он слушал людей, копошащихся и запирающих засовы до тех пор, пока не провалился в глубокую темноту. Шло время, факел медленно догорал. На деревню опустилась ночь, а Геральт ждал, вглядываясь в темноту, опустившуюся вокруг. В стойлах тихо блеяли козы и бараны, ветер гулял высоко над головами, вздымая пыль. Ведьмак услышал голоса и напрягся. С восточной стороны шла группа людей, громко ругаясь и хохоча. Шли они пешком и были, как он мог судить, налегке. Геральт потушил факел и продолжил сидеть, ожидая прибытия. В деревню вошло чуть больше дюжины грязных человек. Они были одеты в простую одежду, но были неплохо вооружены. Ведьмак подумал про себя о том, что было бы неплохо, если бы весь этот сброд еще умел и обращаться с оружием, которое держал при себе. Они шли вперед, освещая дорогу перед собой. Завидев посреди дороги сидящего человека, они начали хохотать и шутить о том, что тот совсем выжил из ума. Геральт терпеливо ждал, пока один из них подойдет к нему. — Слухай, ты совсем из ума выжил, пердун старый? — прохрипел подошедший, — пиздовал бы подобру-поздорову отседова! Я-то тебе быстро пересчитаю кости! Ведьмак оставил это без внимания. Терпение бандита сходило на нет, и ведьмак ждал, когда оно кончится совсем. — Ты глухой, бля? Вали отсюда! Геральт не шелохнулся. Мужчина занес ногу для пинка, и Геральт, быстро среагировав, схватил его за щиколотку, дергая на себя. Разбойник удивленно охнул, поваливаясь на землю. Тихий вскрик вырвался из его груди вместе с глухим ударом о землю. Факел, вылетевший из рук, прокатился по земле, вздымая в воздух искры. Бандиты обратили на ведьмака все свое внимание и направились в его сторону, подначивая и гадостно хихикая. Геральт ждал этого момента. Он хотел справиться без оружия, и все, что вызывали в нем эти ублюдки — было жалостью. К нему подошел молодой кмет и толкнул его. Геральт не шелохнулся, пытаясь смириться с тем, что оружие висело на поясе. Он молча смотрел на бандита из-под капюшона, и дождавшись, когда тот снова занесет руку для удара, исчез. Грабители с ужасом принялись озираться по сторонам, но их окружала лишь темнота. Они ждали момента нападния, но никто так и не пришел. Геральт видел их страх, и ему было смешно. Он хотел проучить их, стоящих посреди улицы и не знающих, куда идти дальше. Они лишь негромко переговаривались, освещая всю доступную им площадь несколькими факелами и считая, что все было лишь наваждением. Вдруг, один из говорящих, резко замолчал, и повалился лицом вперед. За ним стоял Геральт с камнем в руке. Бандиты выхватили оружие, глядя на фигуру перед ними глазами, полными страха. Он шагнул им навстречу, растворившись в дымке. Один из ворюг истошно закричал и бросился к концу хутора. Остальные жались в плотный круг, стоя спиной к спине. Ворюга бежал быстро, но ведьмак был куда быстрее. Вскоре, он нагнал кмета и быстрым ударом кинжала рассек кожу на спине. Мужик повалился на колени и завизжал, словно свинья. Он хватался за спину и кричал, катаясь по земле и понося проклятую деревню. Геральт вышел к ним из темноты, сжимая в руке меч. Они не сразу заметили его в темноте, а когда, все-таки, увидели — бросились в его сторону. Остальные продолжали оттесняться к выходу из деревни: им было страшно. Но ведьмак лишь глумился над несчастными ворами, и когда на него с диким криком налетел мужик, старше, чем он по виду, он резко взмахнул мечом, встречая сталь сталью. Мужик был напористым, страх затуманил его глаза. Он рубил наотмашь, но ни разу не попал по таинственной фигуре седого мужчины. Геральт легко отбивал удары и, грациозно развернувшись на носках, замахнулся клинком, выбивая из рук старика оружие. Тот воинственно закричал, выставляя перед собой кулаки. На защиту старику побежали несколько человек, и Геральт настигнул их приближение Аардом. Не ожидавшие, что их собьет с ног толчком, они повалились на спины, роняя из рук оружие. Ведьмак поймал себя на мысли о том, что попросту развлекается. Несколько человек, стоявшие в отдалении, с криками побросали оружие и побежали в сторону, противоположную от деревни. На него с суеверным ужасом взирали несколько пар глаз. Он провел рукой по волосам и понял, что с головы сорвало капюшон, и он выдал себя своим видом. — Сука, — прохрипел лежащий дед, — дак это ж ведьмак! Первый из оставшихся ворюг поднялся на ноги, бросился в сторону Геральта с топором в руке. Ведьмак встретил нерадивого вояку ударом гарды в челюсть. Тот повалился на землю и захныкал, держась за разбитые ударом губы. Белоголовый осмотрел всех тех, кто остался и перехватил меч покрепче. — Убирайтесь на хер отсюда, — сказал он, — иначе я вас всех перережу. Вы кто, блядь, такие? — С друзьями делиться положено, седой, — захохотал один из кметов, — а они ни хуя нам не дают, вот и берем своей силой! — С какой это стати они должны с вами делиться, ты, выблядок? — процедил сквозь зубы Геральт, глядя на распухшую рожу. — Ты, может, еще скажешь, что зерно возделывал? Или овец пас, сука? — Пошел ты нахер! — заревел мужик в ответ. — Да мы тебя сейчас, с-сука, в фарш искрошим! Ведьмак, решив обойтись без фокусов, шагнул им навстречу. Мужчина был недоволен таким развитием событий и не считал ведьмака серьезным противником. Бандиты бросились на белоголового с криками, но тот лихо уворачивался, проскальзывая между бушующими мужиками. Он настиг запойного и самого языкастого из них, занося руку для удара. Мужик не успел среагировать вовремя, и горячие потроха повалились на землю. Он глухо застонал и упал навзничь, подняв среди оставшихся панику и ужас. Не желая отступать, они пытались заслонить Геральта, загнав его в угол. Ведьмак был решительно настроен, потому этот ход его лишь сильнее раззадорил. Он бросился на одного из разбойников, прорывая оборону и обрушившая на него тяжелый удар лезвием из-за головы. Мальчишка пытался держать кинжалом тяжесть меча до последнего, но руки дрогнули — и сталь коснулась его голой шеи. Тот схватился за рану и истошно закричал, чувствуя, с какой скоростью и силой яремная вена выталкивает кровь наружу. Сорвавшись, он побежал вперед, упав в нескольких метрах от остальных. Ведьмак вырвался из круга, и был один на один с оставшимися кметами, отбиваясь от их неумелых ударов. Все это было смешным, и ведьмаку было жаль несчастных ублюдков, которые не хотели отступать. Их страх был похож на предсмертные судороги: имея возможность убежать, они, жадные до наживы, пытаясь не наложить в штаны от страха, били Геральта тупыми мечами. Вдруг ведьмак ощутил, как его плащ дернулся. Он резко повернулся в сторону и увидел, что тупой кинжал не смог прорезать шерсть и застрял в ней. Геральт метнулся в сторону бегущего кмета, столь неудачно попытавшегося его ранить, и подсек сухожилия на ногах. Он понял, что перестарался, когда меч с хрустом раздробил кость. Мужик упал на землю и истошно заорал. Кровь хлестала из раны, заливая сухую землю. Кмет ревел и сжимал руки в кулаки, дрожа от боли. Геральт без разбора бросался на остальных, слушая крики и ругань. К лицу приливала кровь, ему было жарко в плаще, но он продолжал биться с отчаянно бросающимися на него мужиками до последнего. Он отпустил меч лишь в тот момент, когда последний из мужиков повалился на землю замертво, орошая ее горячей кровью. Ведьмак подошел к юноше, которому выбил несколько зубов гардой меча и приподнял его поближе к себе, заглядывая в красные от слез глаза. — Сейчас ты встанешь и пойдешь к остальным, — процедил он, сжимая челюсть лежащего перчаткой, — и скажешь, что если сюда хоть какая-нибудь паскуда сунется, ты слушаешь меня? Лежащий энергично закивал. Ведьмак продолжил: — Так вот: ты видел, что я могу. Убирайся отсюда, и если я вас еще раз хоть за несколько миль отсюда увижу — выпотрошу, как свиней. Сгинь с глаз долой. Тот резво подскочил на ноги и побежал вперед, держась за разбитое лицо.IV.
Они шли через долину, которую медленно укрывал снег. Наарис плелся за ведьмаком, прижимая к груди перевязанные руки. За несколько месяцев пути он так и не снискал доверия у ведьмака и был вынужден дальше плестись следом, покорно держа руки перед собой. Ему не хотелось больше терзать и изводить себя, но все становилось похоже на историю про Оську и волков: трижды он обещал ведьмаку вести себя адекватно и все три раза знал, что так делать не станет. Но теперь, когда что-то встало на место в его мятежной душе, он не смог заслужить должного доверия. Было безветренно и тихо. Геральт шел впереди, благодаря кметов раз за разом за то, что дали с собой теплой одежды и еды. Шкуры, которые он оставлял и выскабливал, выдубили, а благодарные женщины сшили ему плащ, теплый и не продуваемый ветром. Староста просил его зазимовать с ними, предлагал нехитрую работенку, но Геральт лишь мотал головой, говоря о том, что его ведет Путь и свернуть с него таким образом не получится. Деревня была благодарна за то, что он защитил их и обеспечил им сытую зиму. Они не шибко были расстроены большим количеством убийств, произошедших за одну ночь; видимо, живя на окраине всего мира, они имели немного другие приоритеты и ценили закон выживания превыше всего. Снегопад усиливался, и тропинка, вытоптанная кметами, быстро превращалась в чавкающую грязь. Они упрямо шли вперед неделю к ряду, надеясь пересечь долину до того, как ее начнет заваливать снегом. Но они не успели, и были вынуждены прибавить шагу, жертвуя в пользу лишней мили часами отдыха. Геральт всматривался в снежную пелену, падающей стеной с неба, и вдруг, резко остановил купца, упершись ему ладонью в грудь. Тот покорно остановился, выглядывая из-за его спины, пытаясь разглядеть то, чем был так обеспокоен ведьмак. Он увидел в отдалении несколько фигур, идущих к ним навстречу. Наарис вопросительно смотрел на ведьмака, но тот лишь пожимал плечами: мол, кто знает, кого занесло в долину. Они двинулись дальше, и спустя некоторое время Геральт стал различать знакомые силуэты людей. Его покоробило, и он велел Наарису отойти куда-нибудь в сторону, и не высовываться. Тот замычал, но красноречивого взгляда ведьмака было достаточно для того, чтобы покориться и свернуть с тропы. Геральт остался на месте, дожидаясь, пока его настигнут несколько человек. Он улыбался. — Какая неожиданная встреча! Неужели ваши пути разошлись? — глумливо пропел черноволосый мужчина в длиной кожаной куртке. — Тем лучше. Сначала расправлюсь с тобой, а потом — с ним. — Я тоже рад тебя видеть, Детлафф... Как там тебя? — язвительно спросил Геральт, сложив руки на груди. — Но видишь ли: тут одна проблема. Я понятия не имею, где сейчас находится Регис и жив ли он вообще. Губы темноволосого мужчины тронула улыбка. Он поправил перчатки и с насмешкой посмотрел на ведьмака. — В таком случае — я не причиню тебе много боли. — Есть одна загвоздка, — сказал Геральт, снимая капюшон с головы. Детлафф недоуменно смотрел на ведьмака, не понимая, что происходит, и как то, что он видел и ощущал, вообще могло произойти. Геральт улыбнулся и выхватил из ножен меч, обходя вампира стороной. Тот с ужасом взирал на ведьмака и чувствовал то, что не давало ему покоя все это время. Ведьмак, на лице которого были высечены знаки, был вампиром. Он чувствовал это и понимал, что это ощущение было трудно с чем-то спутать. Он видел разум, не привязанный к телу, бессмертную душу, и ему в какой-то степени было интересно, кто окажется сильнее. — Что ж, так даже интереснее, — сказал Детлафф, отзывая свиту. — Посмотрим, на что ты вообще способен, выродок. Геральт ощерился и бросился вперед. Детлафф исчез из виду, но он чувствовал, где тот находился, он ощущал чужой разум точно так же, как если бы видел человека вблизи. Точный удар меча полоснул руку вампира, и на снег пролилась первая кровь. Геральт терпеливо следил за тем, как вампир оглядывает свою руку, завороженно провожая взглядом стекающую кровь. Он стряхнул руку и бросился на ведьмака, надеясь взять того силой. Но вместо тела он прошел сквозь дымку и засмеялся. У него не оставалось сомнений в том, что ведьмак действительно был тем, кем казался с самого начала. Они выжидали, ходя по кругу в тихом танце, опуская ноги на землю так же тихо, как падал снег. Между ними стояло напряжение, по-настоящему никто так и не начал атаковать. Им это нравилось, в каких-то из недоступных пониманию степеней. Геральту хотелось прервать этот танец окончательно, так же, как и жизнь вампира, который так кстати встал на его пути. Но он медлил, терпеливо и расчетливо просчитывая все возможные исходы событий и действий, последовавшие бы за Детлаффом. И тот не заставил себя слишком долго ждать. Он бросился вперед, и безмятежно падающие снежинки взвихрились в воздухе. Когти распороли воздух, а Геральт, принявший расчет на свои умения, которые в данный момент превосходили обычные возможности ведьмака в десятки раз, проскользнул мимо, занося руку для удара. Детлафф парировал тяжелый удар лезвия когтями. Острие с лязгом прошлось по ним, и ведьмак отошел в сторону, чувствуя, как в волосах тает снег. Детлафф избрал изнуряющую тактику. Он наносил массу ударов до тех пор, пока ведьмак не оставил затею с оружием. Он отбросил меч в сторону, обожженный ударом когтей по руке. Но сейчас это не означало его поражение: то было лишь началом. Он явно ощущал происходящие с ним метаморфозы. Он чувствовал, как становится сильнее: все его чувства обострялись, а сам он становился больше. Чувство безграничной силы пьянило. Ведьмак видел, как его руки превращаются в могучие лапы, чувствовал, как спину пронизывает ноющая, но приятная боль. Он шагнул к Детлаффу, чувствуя приятный холод снега мощными ногами. Расправив кожаные крылья, он рванул вперед, хватая и пронзая вампира когтями, не успевшего обратиться. Они кубарем повалились на землю, и Геральт ощущал запах крови, не такой, как человеческая. Она была большим и имела свой смысл. Он ощутил, как глубоко вошли когти существа под ним, и поднялся в воздух, обжигаемый болью. Воздух, становящийся все холоднее, приятно холодил тело. Он находил в этой битве что-то новое, открывая для себя доныне непостижимые человеку границы. На него бросился Детлафф, ведьмак почувствовал в его действиях какую-то отчаянную злобу. Его рука пришлась по когтям, метившим в неприкрытую шею. Детлафф разочарованно заревел, а ведьмак, чувствуя порыв, кинулся к нему, вгоняя когти глубоко под грудь. Они повалились на землю, взвивая в воздух снежную пыль и орошая ее багровыми пятнами. Детлафф свирепел, а ведьмак, словно опьяненный и осчастливленный новыми ощущениями, не излучал ничего, кроме радости, заглушающей даже боль. Он кружился в безумном танце вместе с Детлаффом, бросаясь на него и чувствуя, как в чужую плоть входят когти. Ответные удары обжигали его в ответ не сильнее, чем холод. Он продолжал наступать на вампира, не понимающего, что именно идет не так. Геральт бросился на вампира, и они снова покатились по белому снегу. Он почувствовал горячее дыхание у своей шеи, но вцепился в пепельную кожу первым, ощущая, как на его морду хлынул поток крови. Детлафф заревел и принялся рвать плоть ведьмака. Геральт перекатился, ударом мощных ног отшвыривая вампира, и набрасываясь на него, пробуя чужую кровь на вкус и проваливаясь в темноту.***
Геральт открыл глаза и почувствовал запах дыма от костра. Он встал, стягивая с себя плащ, и осмотрелся вокруг. Он лежал на шкурах, укрытый своим плащом, внутри небольшой пещеры, неглубоко выщербленной в скале. Напротив него, у костра, сидел Наарис, попивая что-то из небольшой глиняной кружки, которую им дали в дорогу кметы. Руки его были развязаны. Он сел, непонимающе оглядываясь по сторонам. Членовредительство самому себе, по всей видимости, закончилось. — Ну, расскажешь что произошло? — спросил ведьмак. Наарис с глубокой иронией посмотрел на ведьмака, отпивая из кружки. Геральт ощерился. Как бы тому не хотелось рассказать ведьмаку о том, что произошло, он не мог этого сделать в доступной для понимания степени для ведьмака. — Значит, ты меня сюда притащил? Купец кивнул и протянул ведьмаку кружку с горячей водой, резко пахнущей гвоздикой. Геральт отпил, чувствуя, как тепло разливается по всему телу. Наарис с интересом смотрел на белоголового, грея руки у костра. — Сколько мы тут уже? — спросил ведьмак. Наарис показал ему пять пальцев. — Сколько?! — ошалело спросил ведьмак и схватился за голову, пытаясь вспомнить, чем все закончилось, едва успев начаться. Купец сочувственно смотрел на белоголового, не испытывая никакого дискомфорта. Геральт посмотрел на выход из ущелья и снова спросил: — Сколько дней идет снег? Наарис показал ему три пальца. Геральт покачал головой и встал на ноги, разминая кости и затекшие суставы. — Надо идти, Наарис. Иначе зимовать нам придется прямо тут.