Jeremy Soule – Secunda Unkle – When Things Explode
Государство Каэдвен, Синие Горы, крепость Каэр Морхен, весна 923 года.
Ведьмак стоял в конюшнях и чесал лошадей широкой щеткой. Время бежало неуловимо быстро, и за долгими разговорами в большом зале по вечерам, с гор сошли снега, обнажив грязно-желтую траву на лугах и голые кустики, на которых едва-едва начинали набухать почки. Они чувствовали необходимость двигаться дальше, потому что вечно просидеть в крепости не представлялось им возможным. Во всяком случае — Геральту. Весемир принес два полных ведра воды, опустив их на землю за спиной ведьмака. Геральт развернулся, отложив щетку в сторону, и понес воду к корыту, наполняя его до краев. Он с самого утра пробыл в конюшне, подготавливая лошадей к отъезду. Наставник Каэр Морхена был очень добр к своему ученику и к необыкновенным обстоятельствам, которые круто изменили его жизнь, заставив того буквально плясать на углях. Две лошади были на то, по его мнению, не такой уж и большой помощью. Да и тем более сам Геральт постоянно отказывался от того, чтобы Весемир, ведомый, скорее, своим собственным интересом, отправился вместе с ними на поиски Скрытого в Темерии. — Ну что, Геральт? — спросил Весемир, облокачиваясь о стену конюшен. — Я смотрю, ты уже и лошадей запряг. Сегодня собрались отправляться? — Завтра на рассвете, — ответил Геральт. — Спасибо тебе, Весемир. Уж не знаю, как бы мы выживали, если бы ты нас не принял. — Да брось, Геральт, — Весемир переступил с ноги на ногу. — Куда вам всем без меня. Геральт присел на прошлогодние клочья травы, торчащие на тропе возле конюшни. Он устало потер глаза грубыми от работы пальцами и прислонился спиной к стене, глядя перед собой. Ему не хотелось верить в то, что завтра его жизнь снова обратится в кромешный ад, с существами, которые были не под силу не только ведьмаку, но и кому бы то ни было вообще. Хотелось бы ему верить в то, что завтрашний день станет отбытием в дальние странствия в поиске контрактов, после которых он вернулся бы на зимовку в крепость. Но не мог сказать даже того, выживет ли он, дойдя до очередного безумного всемогущего творения этого мира. Ему претил тот факт, что существа, обладающие невероятным могуществом, играли человеческими жизнями так, как им то заблагорассудится. Однако и знатные господа были в этой бесконечной игре ничуть не лучше тварей, порожденных Сопряжением. Весемир снял с пояса флягу, глядя на сидящего рядом с ним ведьмака с некоторым беспокойством. Он отпил кислого вина и, с удовольствием посмаковав его, отдал флягу Геральту. Тот пил молча, жадно глотая вино и словно не замечая его вкуса. Больше всего ему хотелось напиться и не поднимать наутро тяжелую голову от постели ни при каких условиях. Но жизнь диктовала другие условия, и тот лишь смиренно соглашался с ними. — Пойдем, Геральт, — сказал Весемир некоторое время спустя. — Устроим сегодня небольшой пир, по поводу вашего отъезда. Ламберт будет рад не рад нажраться. Да и ты, как я вижу, тоже. К тому же, стол уже накрыли. — Экий ты проницательный, — усмехнулся белоголовый, поднимаясь на ноги. — Ну пойдем. Они двинулись в сторону крепости, которая медленно погружалась в сумерки. Снег быстро сошел с серых зубьев башен, а ветер, гуляющий в горах, высушил грязь, которая долгое время чавкала под ногами и разносилась по всей крепости перепачканными ногами. Немногочисленная прислуга, помогавшая ведьмакам из благодарности или страха, постоянно ругалась, но понимала, что ничего с этой грязью поделать было нельзя. — Весемир, а где же Косимо и Альзур? И Фоголора я так и не увидел. Куда они пропали? — Геральт вдруг остановился. — Почему они не зимовали в крепости? Весемир повернулся к Геральту. — Косимо отправился в Новиград к алхимикам еще прошлой весной. Совершенствует составы при помощи одному черту известных людей. Общество таких не принимает, и они были вынуждены от него изолироваться. Он прислал с птицей письмо, что выйдет вместе с чародейками, по контракту Наариса, — он завел руки за спину и медленно двинулся вперед. — Альзур в храме Мелитэле. — Что с ним произошло? — Он находился в долгих поисках и, решив поспешно использовать выведенное заклинание, чуть не погиб от мощного выброса энергии. В тот день медальоны дрожали, должно быть, на границах с Темерией. Разнесло полбашни, оторвало бедняге несколько пальцев. Башню-то мы залатали, но вот самого Альзура... Геральт задумался. Он помнил этого чародея еще из далекого детства. Тот был несговорчивым и холодным мужчиной, который так же хладнокровно проводил испытания, над прошедшими обучения мальчишками. И то, что он поступил столь неосмотрительно, очень сильно удивило ведьмака. — И как давно он там? — спросил Геральт. — С начала прошлой весны. Идет на поправку. Ярре и Нэннеке часто пишут о нем. А почему ты вспомнил о них? Белоголовый ощерился. — Ну, в крепость со дня на день нагрянут чародеи, и я осознал, что чего-то в Каэр Морхене недостает. — Экий ты шустрый на размышления, Геральт. — Мне не до этого было, — отмахнулся ведьмак и спросил. — Ну а что же с Фоголором? Весемир снова остановился и посмотрел на ведьмака из-под густых седых бровей. Он не желал говорить об этом, но понимал, что упертый, словно стадо баранов, Геральт, не даст ему покоя. Выражение лица белоголового менялось с поразительной быстротой. — Он в крепости, Геральт, — ответил Весемир. Геральт уперся руками в бока и пристально посмотрел на наставника. Он испытывал негодование, и Весемир поджал губы, отмахиваясь от своего неблагодарного ученика. — Ну а чего же ты ждал, Геральт? — спросил он. — Что он выйдет и будет потрясать твою руку и руки всех остальных? Ему не до этого сейчас. На зимовку четырьмя годами ранее привезли семеро мальчишек. Ты помнишь сам. — И что, никто?.. — Нет, Геральт, никто из них не выжил. Фоголор всегда начинал процесс мутаций вместе с Геларом. Но без поддержки мальчишки просто не переносили мутации. Мы даже пытались совершенствовать состав анальгезии, чтобы те переносили трансмутацию в глубоком трансе. Но все псу под хвост. Еще и Косимо не было. Геральт тяжело вздохнул, и они отправились к крепости, не проронив до самого входа ни слова. Он прекрасно понимал, почему Весемир не хотел делиться всем этим, потому не хотел больше расспрашивать о подробностях. Он слышал от Кгози и Региса о том, чем они занимались долгими ночами всю их зимовку, пропадая в подземельях, и испытывал отвращение ко всему происходящему по другую сторону ведьмачьего цеха. Но понимал и необходимость всего этого, хотя бы из-за таких тварей, в лапы которых попал сам. Они вошли в крепость, и Геральт быстрым шагом пошел к скромно накрытому столу. За ним, кроме Эскеля, больше никого не было, и ведьмак уселся рядом с другом, наливая себе полную кружку браги. Пил Геральт жадно и с чувством человека, который едва покинул пределы пустыни. Он со стуком опустил опустевшую кружку на стол, и Эскель повернулся к нему боком, глумливо разглядывая. — Что, Геральт, — спросил Эскель, — тяжелый разговор? Тот молча налил себе еще браги. Темноволосый ведьмак кивнул и повернулся в сторону стола, наливая в кружку и себе. Они молча пили, и Геральт думал о том, что лучшего собутыльника, чем Эскель, вряд ли можно было бы найти на всем Континенте, и за его пределами — тоже. Ведьмак, которого Геральт считал если не своим братом, то близким другом, был человеком немногословным, что в некоторых обстоятельствах было весьма ценным. Напиваться в тишине нравилось им обоим. Время неуловимо текло сквозь пальцы, выпитые стаканы и тишина, способствовали установлению душевного равновесия. Но лишь до тех пор, пока они не услышали за своими спинами шаги. К ним шел Ламберт, гадко усмехаясь и силясь не обронить шутку, едва не дошедши до стола. — Что, нажираетесь? — осведомился он, усаживаясь рядом с Геральтом. — Вот же свиньи! А что сказал бы Весемир? К нам гости едут, а вы... Да что же с вас взять. Эскель вздохнул и поморщился, нависая над опустевшей кружкой. Геральт допил третий по счету стакан самогона и повернулся к Ламберту, чувствуя, как его охватило легкое опьянение. — Нажираемся, — сказал Геральт. — Будто ты бы не нажрался. Ламберт, ощутив со стороны старшего ведьмака вызов, молча придвинул к себе кружку, до краев наполняя ее пойлом. Он неотрывно смотрел в желтые глаза белоголового и вливал в себя ячменную брагу, и, выпив до дна, поставил стакан на стол. — Доволен? — ощерился Ламберт. — Так а то ж. Ведьмаки повернулись в сторону стола и принялись методично напиваться дальше. У каждого на то была причина, и, поддерживая скрытые мотивы алкоголизма друг друга, они продолжали пить в тишине. Даже Ламберт и тот молчал, похрустывая солеными огурцами и с какой-то меланхолией глядя на стремительно пустеющую бутыль. — А где все? — спросил Геральт. — Уже час сидим, а их все нет нигде. — Так как же? — Ламберт изумленно посмотрел на белоголового. — Ты что, совсем шары себе залил? Я же сказал. Полчаса тому назад гости приехали. Топчутся возле конюшен до сих пор. Встречают дорогих хлебом и солью, ноги лобзают. Там такие бабы приехали, бестии эти. Чародейки. И мужики приехали, пятеро их, не считая двоих. — А чародеек сколько? — спросил тот. — Шестеро чародеек, — ответил Ламберт, с хрустом пережевывая капусту. — И Косимо приехал, и Альзур тоже, будь он неладен. Все руки аж по локоть перемотаны. И это, — тот вдруг осекся, — ты бы сидел себе тут лучше. Не надо тебе туда, сами придут. — Это еще почему? — Геральт пристально посмотрел на Ламберта. — Кто еще приехал? Ламберт так и не успел сказать ни слова. Ворота со скрипом отворились, и в крепость влетел Зибор, направляясь к столу. Он был разъярен, и быстрым шагом шел в их сторону, то и дело заправляя падающие на лицо светлые пряди волос. Лицо у него было с грубыми чертами, а природа наградила его широкой челюстью, что делало его похожим на фигурку резного щелкунчика. Ламберт повернулся в его сторону и язвительно улыбнулся. — Гой, ты гоже с мыльной шеей скачешь, яки конь в пшеничном поле, а? Эскель и Геральт, смотрящие из-за плеч на Зибора, прыснули. Хмель поспособствовал мгновенному разжиганию хохота, сотрясающего своды крепости. Смеялся даже Ламберт, и улыбка не сошла с его покрасневшего лица даже в тот момент, когда светловолосый ведьмак подошел, угрожающе нависнув над захмелевшей рожей. — Вы издеваетесь, суки? — воскликнул он. — Там гости приехали, а они тут сидят, и пьют! Да Весемир вам шеи-то взмылит! — Присядь, выпей с нами, — проворковал Геральт, — поешь, отдохни. Тебе Весемир уже шею намылил, так что тебе терять? — Ладно, Геральт, — сказал Эскель, похрустывая огурцом, — пойдем, может, и правда помощь нужна. — Мамзели небось с собой навезли тряпья кучу, — вздохнул Ламберт. — Ладно, пойдемте. — И чего телепортами своими не пользуются? Бред какой-то, — буркнул Геральт, допивая остатки браги. Они встали из-за стола, и нетвердость ног, на которых им предстояло идти во внутренний двор, дала о себе знать. Захмелевшие и веселые, они вышли из крепости, в прохладу весеннего вечера. Геральт подставлял лицо ветру, чувствуя, как его отрезвляет пронизывающая до костей свежесть. Он смотрел вперед и видел, как толпятся люди у конюшен, а оставшиеся в Каэр Морхене ведьмаки носятся вокруг прибывших гостей, заводя лошадей в стойла. Геральт внимательно разглядывал собравшихся, пока резко не остановился, хватая за плечо Ламберта. — Это потому я должен был сидеть в крепости? — негромко спросил Геральт. — Ты сразу, блядь, не мог мне сказать о том, что она приехала с остальными, пока я не нажрался? Ламберт виновато посмотрел на белоголового, промолчав в ответ. Геральт тяжело вздохнул, и они спустились к конюшням, где шли оживленные разговоры. Чародейки, от которых по всей округе разносился запах приторных духов и масел, вели оживленные переговоры с Наарисом, который оказывал им честь в приеме так, как только мог. Весемир стоял вместе с Альзуром, высоким, как жердь, с густыми черными волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке. На его руках отсутствовала большая часть пальцев, и он с трудом сгибал оставшиеся. Косимо был человеком средних лет, не выше, чем сам Весемир; он часто бывал благосклонен к разговорам и не был затворником, как Фоголор. Мимо рыжеволосой женщины ему просто захотелось пройти мимо, и уж тем более ему не хотелось, чтобы она завидела его в таком состоянии. У него было много вопросов, но он не хотел ее тревожить, потому просто быстро шагнул в другую сторону, сгребая выгруженные из телеги вещи. Ламберт отшучивался по поводу чародеек, собравшихся в узком кругу, пока они несли вещи в замок. Весемир очень недобро смотрел на их раскрасневшиеся лица по дороге до крепости, но молчал, так и не проронив ни слова. Однако, яд, который буквально сочился из их наставника, чувствовался и без лишних слов. Они принесли вещи в крепость, оставив их в приготовленных покоях, и вернулись ко столу. Геральт ощущал душевные тяготы от предстоящего разговора и понимал, что если не сегодня, то эта беседа может никогда уже и не состояться. Налив браги в стакан, он навис над ним, слушая, как большой зал крепости наводняют гости. Они садились за скамьи, а ведьмаку и вовсе не хотелось видеть никого из них. Отчасти, он даже радовался тому, что завтра они должны были отбыть на рассвете. Наарис встал во главе стола, налив себе вина, почтительно подняв бокал перед собой. По правую руку от него восседал Весемир, а по левую — черноволосая чародейка, которая была знакома ведьмаку только на слуху. Она смотрела на всех собравшихся из-под приподнятых накрашенных век, с какой-то насмешкой, или то была усталость, обязывающая ее даже в таком положении держать форму. Геральт внимательно изучал ее лицо, пока та не подняла фиалковые глаза на смотрящего. Ведьмака обдало холодом, и он вновь уставился на стакан с брагой, стоящий перед ним. Ему не хотелось смотреть на Весемира и чародейку, которая сидела рядом с ним по левую руку, вызывая у ведьмака одним своим видом целую бурю эмоций. — Покорно благодарю вас за содействие и принятие контракта, — зычно сказал Наарис, удерживая кружку с вином перед собой, — позвольте представить вам всем друг друга, даже если вы знакомы. Нам многое придется сделать вместе. Йеннифэр из Венгерберга. Женщина, сидящая рядом с Наарисом, устало кивнула, и тот продолжил: — Кейра Мец из Каррераса, — почтительно сказал купец, и из-за стола встала молодая женщина со светлыми, почти белыми волосами. — Я благодарен за то, что вы оказали мне честь. — Что вы, Наарис. Дело очень интересное, — ответила она, и уселась назад, оправив длинную юбку. Геральт с презрением посмотрел на нее, понимая, что всех собравшихся интересовала не столько награда, а сколько сам факт применения магии, невероятно могущественной и запретной в понимании обывателей. Каждый из сидящих жаждал открыть для себя что-то новое и урвать кусок вожделенных знаний, чтобы при случае, не гнушаться и опробовать изведанное на остальных, в бесконечной гонке за влиянием. Ведьмак молча слушал Наариса и поражался тому, какое количество громких имен сотрясло своды Каэр Морхена. Решив не слушать весь их список до самого конца, он влил в себя остатки браги и вышел из-за стола, окончательно наплевав на этикет и его требования. Некоторые из сидящих удивленно смотрели на белоголового, шагающего в сторону жилых помещений, но Наарис продолжал знакомство, не нарушая настроений в пользу ведьмака. Геральт вышел на балкончик, ведущий на высокие стены крепости, и остановился, облокотившись о парапет. Ветер раздувал ему волосы, и ведьмак подумал о том, что не увидел за столом Региса и Шейне, которая абсолютно точно нашла бы общий язык с чародейками. Причины отсутствия вампира ему были понятны, но ему не хотелось отправляться на его поиски прямо сейчас. Геральт хотел отдохнуть от шума тошнотворных светских бесед, которые еще толком и не начались, и отойти от опьянения. Он пытался не думать о рыжеволосой женщине, сидящей по левую руку от Весемира, но у него ничего не выходило. Он простоял на стене достаточно долго для того, чтобы озябнуть. Хмель медленно сходил, и голова постепенно становилась ясной. Геральт согнул замерзшие пальцы и дыхнул на них, обогревая их теплом и растирая. Он замер, прислушиваясь к ветру, и тяжело вздохнул. — И давно ты тут стоишь? — спросил он. — И сама не знаю, Геральт, — ответила женщина, и ведьмак развернулся к ней. Перед ним стояла женщина невысокого роста. Одета она была в простую одежду, не схожую с убранством остальных чародеек по своему подобию. Рыжие волосы были небрежно убраны за спину, а под прядями спереди красовался обод, обтянутый змеиной шкуркой. Геральт внимательно смотрел на мягкие черты лица, которые словно не были тронуты временем. В теплых янтарных глазах он прочитал глубокое чувство вины, так и не высказанное за все это долгое время. Он молча смотрел на нее и не мог поверить, что у нее нашлись силы увидеть его лично, придти к нему наедине; поговорить и высказать все обиды, которые были запрятаны где-то глубоко за прожитыми порознь годами. Он видел ее впервые в жизни и знал, как она выглядит, только по описанию Весемира, который с самого детства стал ему, словно отец. И сейчас, по воле судьбы, он стоял перед своей матерью, не зная, что сказать и куда деться. Висенна шагнула к нему навстречу и крепко обхватила руками. Геральт чувствовал тепло ее рук даже сквозь одежду. Сейчас она казалась ему очень хрупкой и маленькой женщиной, меньше, чем та была на самом деле. Он обнял ее в ответ, чувствуя, как внутри вместе с этим что-то надрывается. И вся недосказанность и обида выходила из потаенных уголков памяти вместе со слезами.***
Они сидели на кухне, слушая доносящиеся до них разговоры с большого зала. Геральт держал мать за руки, рассказывая ей о сложившейся ситуации. Она внимательно слушала, склонив голову вбок, и кивала, переспрашивая о том, как сложилась судьба ее сына. Разговор, поначалу, был очень нелегким, и, превозмогая боль, они пришли к шаткому согласию. Молить о прощении было бесполезно, да и без надобности; за таким количеством пройденного каждым из них пути, это было легче просто отпустить. Геральт не винил Висенну за то, что она оставила его в Каэр Морхене, он принял свою жизнь такой, какой она была, уже очень давно. За время, проведенное на стене, ведьмак окончательно протрезвел, и эмоции, которые заставили его почувствовать себя птицей, загнанной в клетку, поспособствовали этому ничуть не меньше, чем промозглый ветер. — Значит, — сказала она, когда Геральт закончил свой рассказ, — вы отправляетесь в Темерию. Вот так дела. Она задумалась и отпустила согретые ладони сына, отстегивая с пояса небольшую торбу. Висенна задумчиво перебирала травы, раскладывая их на столе, а Геральт внимательно следил за тем, как маленькие руки этой юркой женщины вязали из свежих веточек лишь ей понятные фигурки. — Как работает эта волшба? — спросил Геральт, разглядывая веточку омелы, сжимая ее между пальцев. — Они даже не завяли ничуть. Висенна тепло улыбнулась, глядя на ведьмака исподлобья. — Проще показать, чем рассказать. — Ты все так же находишься у друидов? — спросил он, опуская веточку с белыми ягодами на стол. — Я слышал от Весемира об этом. — Да, Геральт, — ответила она, скручивая веточки между собой, — я прибыла из Майены. Весемир просил меня дождаться по пути остальных чародеев. Я встретила Меранода в Оксенфурте, и оттуда мы вместе отбыли. Ведьмак усмехнулся и потер глаза пальцами. Он испытывал приятную усталость, и разговор, некогда казавшийся ему катастрофой, был довольно приятным. — И почему ты вообще согласилась отбыть в Офир? — В Офир? — удивленно спросила Висенна. — Геральт, я не собираюсь плыть в Офир с остальными. Я остаюсь в Каэр Морхене, чтобы помочь Весемиру в одном деле. Он пригласил меня. — И ты приехала. Геральт смотрел на мать и думал о том, что случайности, из которых буквально состояла вся его жизнь, были похожи на часть чьего-то безумного плана. Того же О'Дима, который так запросто играл человеческими судьбами, только смотрящего куда дальше. — Проводишь меня к Фоголору? — спросила Висенна, сжимая в руке два плетенных оберега. — Иначе я потеряюсь в крепости. Геральт пристально посмотрел на Висенну, и она потупила взгляд, вновь испытывая укол вины. Она уже рассказала сыну о том, что достаточно долгое время поддерживала связь с чародеями Каэр Морхена, и, как бы тот не пытался скрыть горькую обиду под напускной маской безразличия, она видела, насколько сильно это его задевает. Он молча встал из-за стола и повел за собой рыжеволосую Висенну в сторону башен, откуда в подземелья уходил небольшой комплекс тоннелей. Ведьмак зажег несколько свечей знаком и отворил дверь, открывая взгляду зияющую пасть темноты. Геральт пошел вперед, а Висенна, затворив за собой двери, продолжила спускаться вслед за сыном, придерживаясь рукой за стену винтовой лестницы. Чем ниже они спускались, тем прохладнее становилось вокруг. Эта часть крепости находилось глубоко под надстройками, и вечная промозглость не прогревалась даже летом. Однако зимой тут прохладно, даже несмотря на круглогодично горящие камины. Они спустились вниз, и Геральт затушил свечи. В подземелье было сыро и темно, но глаз хорошо различал окружение в полумраке. Неприятные воспоминания возвращались к ведьмаку с резкими запахами трав и гнилостной вонью помещений, служивших погребом. Он шел знакомым ему путем, внутренне содрогаясь от воспоминаний и криков, чужих и своих собственных. Висенна нагнала его и взяла под руку, шагая рядом. — На какую судьбу я тебя обрекла, Геральт... — с ужасом сказала она, оглядывая приспособления и устройства, предназначенные для совершения мутаций. — Прости меня. Геральт искоса посмотрел на нее и остановился. — Зачем ты снова просишь прощения спустя столько лет? Вряд ли я бы хотел другой судьбы сейчас, когда прошел столько времени на Пути. Я всю свою жизнь ждал этого разговора с тобой, но не решался приехать в Меранод, чтобы увидеть тебя. Мне было страшно ничуть не меньше, чем тебе. Убийца чудовищ, который бился с кем угодно, но боялся увидеть свою мать и открыть для себя правду. Но знаешь, что я тебе могу сказать? Неважно, теперь это уже неважно. Я не хочу мусолить эту тему, потому что прошло столько времени. Это не имеет смысла. Я прошел все это и остался жив, и я благодарен Весемиру за то, что он воспитал меня как собственного сына. Она смотрела на него, поджимая подрагивающие губы. Ей было нелегко слушать то, что говорил Геральт, но она продолжала схватывать его слова. — Я рад, что смог поговорить с тобой и, наконец, нашел сил встретиться. Но я не в том возрасте для того, чтобы снова и снова говорить о том, что было когда-то там. Важно то, что происходит сейчас. И я не знаю, останусь ли я живым или умру, потому что лишь какое-то чудо, или все-таки — лихо, меня уберегло от смерти уже несколько раз за эти несколько лет. Висенна подошла к нему и обхватила его лицо ладошками, поглаживая шрамы, которыми то было испещрено. Не находилось слов и рассказов, чтобы описать всю жизнь, проведенную порознь. Но ей хотелось набраться смелости, чтобы переступить ту черту, когда близкие люди не были друг другу холодными незнакомцами. — Мы ведь не чужие люди, Геральт, — тихо сказала она, отходя от него. — Я расскажу тебе, почему так случилось. Когда только ты пожелаешь об этом узнать и будешь готов услышать. Они двинулись дальше, и Геральт упрямо глядел себе под ноги, не желая смотреть по сторонам и в сторону Висенны. По какой-то причине он испытывал стыд, словно мальчишка. — Я часто писала Весемиру, спрашивая о тебе. — Зачем? — горько спросил он. — Для меня это был почти смертный приговор. — Все не так просто, Геральт. Он отворил двери, и они вошли в большую теплую комнату. В ней было множество полок с книгами и всевозможными реагентами. У невысокого потолка сушились травы, пучками свисая до самого пола. В помещении было чисто и немного душно; духота мешалась с запахом химикатов и алхимических вытяжек. Они прошли вперед и попали в основную часть рабочего места Фоголора. Магом был мужчина среднего возраста с волосами бурыми, словно шкура пещерного медведя. Он был суховатым и высоким, а острые черты его лица имели серьезное выражение. Он сосредоточенно читал и записывал содержание из двух открытых книг перед ним, в то время как возле книжных шкафов прогуливался Регис, изучая потрепанные корешки различных учений. — Фоголор, — негромко сказала Висенна, выходя на свет, — здравствуй. — Висенна? — маг отложил перо и удивленно посмотрел на вошедших. — Неужели это ты? Он вышел из-за стола и почтительно пожал ей руку. Завидев Геральта, чародей пристально посмотрел на него и перевел взгляд на чародейку. — Вижу, разговор у вас был непростой. Ступайте, мы закончили с печатью. Спасибо за помощь, Регис, — сказал Фоголор, поворачиваясь в его сторону. — Это был весьма необычный опыт работы. Эмиель почтительно склонил голову и направился к выходу. Висенна печально посмотрела на Геральта, и тот, не сказав ей ни слова, вышел за пределы комнаты, прикрыв за собой дверь. Он бездумно шел по коридорам, чувствуя себя переполненным. Он зашел в одну из комнат, путь в которую был сродни дорогой на плаху, и вошел внутрь, туда, где пахло застарелой кровью и черт знает чем еще. Посреди тускло освещенной комнаты стоял крепкий стол, отчищенный от чужой рвоты и крови. Пол под ногами тоже был предельно чистым, словно только что был выложен руками умелых каменщиков. Он провел рукой по краю стола и навис над ним, пытаясь себе представить, сколько через него прошло мальчишек, которых вынесли из этой темной комнатушки за все время. Он испытывал усталость и стоял над столом, чувствуя, что хмель окончательно выветрился из его головы. Спустя некоторое время, в комнату трансмутаций зашел Регис. На его шее висел небольшой камушек, и ведьмак, обратив на него внимание, подумал о том, что теперь, вместо ремня торбы, вампир постоянно касался руками веревки с печатью. Он внимательно посмотрел на друга и тяжело вздохнул. — Ну и ночка, — сказал белоголовый, — над нашими головами сидят люди, которые при желании могут не оставить и камня на камне от всей крепости, а я хожу по подземельям и травлю себе душу воспоминаниями. Регис кивнул и внимательно посмотрел на Геральта. — Действительно удивительная ночь. Но ты ведь не об этом хотел поговорить, верно? Геральт промолчал. — Дело в этой женщине? Она очень славная и, насколько я заметил, она глубоко переживает за тебя. — Это моя мать, Регис. Ее зовут Висенна. И сегодня я наконец с ней познакомился.***
Занимался рассвет. Светать стало все раньше, и сейчас, поднявшись засветло, он сидел в большом зале, заливаемым золотым светом солнца. Каэр Морхен спал после бурной ночи, и было слышно, как сквозь приоткрытые окна, внутрь задувает ветер. Геральт чувствовал себя скверно. Сон долгое время никак не шел, и он проспал, от силы, несколько часов. Проснувшись засветло, ведьмак собрался в путь, сложив с собой необходимые вещи и еду, заготовленные задолго до их отбытия. Он лениво жевал хлеб и ждал, когда в зал спустится Регис. Лошади стояли оседланными еще с вечера, и вот, он сидел за столом, ожидая их выхода. Спустя некоторое время, к нему вышел Эмиель, с небольшим наплечным мешком и торбой, плотно набитой травами и склянками. Он уселся рядом с ведьмаком, и они молча смотрели на золотой рассвет, заглядывающий в окна. Говорить никто не хотел, потому что в дороге у них было бы достаточно для этого времени. Но настроение было тяжелым, никак не способствующим позитивному настрою к предстоящему путешествию. Каждому казалось, что дорога, ведущая от Каэр Морхена, вела в один конец. Тяжело вздохнув, ведьмак встал и вылез из-за скамьи. Послышались шаги, и они развернулись в их сторону. По залу, в сторону Геральта, несся заспанный Хаким, который, как отметил про себя ведьмак, здорово подрос с того момента, когда они первый раз встретились. За ним шел Кгози, потягиваясь на ходу и широко зевая. Хаким крепко обнял Геральта и Региса, благодаря за все время путешествия. Он жаловался на то, что не может ничего подарить им в путь, но ведьмак лишь отмахивался, умоляюще прося Хакима не будить никого из спящих. Старик подошел к стоящим и протянул руку для пожатия, крепко сжимая ладони друзей. Они негромко переговаривались и прощались, после чего вышли во двор, за тихо скрипнувшие двери крепости, в промозглое весеннее утро. У конюшен Геральт разглядел Весемира и Эскеля, которые переговаривались друг с другом. Они спускались к стоящим, сжимая дорожные мешки и чувствуя какую-то обреченную меланхолию происходящего. Должно быть, так было всегда, когда хорошим друзьям приходило время прощаться. Геральт отпустил мешок на землю и крепко сжал руку Весемира, благодаря его за теплый прием. Тот усмехался и отнекивался, говоря о том, что никак иначе он не мог бы поступить. Эскель долго тряс руку друга, пытаясь клясться в том, что никогда в жизни больше не сядет за один стол вместе с ведьмаком. Тот лишь посмеивался, убирая в седельные сумки вещи и снедь. Регис учтиво попрощался с наставником Каэр Морхена, и тот горячо поблагодарил его в ответ за неоценимый вклад в изучение природы его существа. Они стояли, ведя неспешные разговоры, и эти минуты, как им казалось, длились вечность. Со стороны крепости бежала женщина, накинув на узкие плечи шерстяной плащ. Рыжие волосы огнем горели в золотом свете рассветного солнца, и она сама была словно огонек, живой и теплый. Висенна подошла к Геральту и протянула ему два омеловых оберега, от которых волнами исходила сильная магия. Он принял их, поблагодарив ее, а она, неловко встав на носки, обхватила его голову руками, касаясь губами лба. От ее волос пахло травами, и у Геральта сжалось сердце оттого, что он так и не решился задать главный вопрос, тяготивший его очень долгое время. Но как сказал Регис перед их отправлением, меньше знаешь — крепче спишь. Они оседлали коней и попросили передать несколько теплых слов Наарису и Шейне. Весемир пообещал передать их слова и, пожелав удачи на Пути, пошел с Эскелем открывать тяжелые ворота крепости.***
«В то время как путники отправлялись из белозубой крепости на юг, гоня лошадей по высохшим дорогам и горным ручьям, черноволосая бестия неслась вперед, уходя все дальше и дальше. Она нещадно загоняла лошадь, и душа ее требовала большего, чем возвращения домой. Ей нравились неизведанные и чужие земли, и она хотела объять весь этот мир, затерявшись в нем и потеряв нить с прошлым. Но как бы ей ни хотелось стать другим человеком — совершенно другие слова пламенем горели в контракте. Надежда была ее лишь на то, что они не обнаружили ее пропажу слишком рано. Она хотела уйти как можно дальше, и сердце ее звало вперед, к неизведанным землям, туда, где она сможет потеряться и сбежать».