«Он прогоняет и стыд, он и узы теснейшие дружбы Врозь расторгает, и он извращает вконец благочестье. Ведь и отчизну свою и родителей милых нередко Люди, стремясь избежать Ахеронта пучин, предавали. Ибо, как в мрачных потёмках дрожат и пугаются дети, Так же и мы, среди белого дня, опасаемся часто Тех предметов, каких бояться не более надо, Чем того, чего ждут и пугаются дети в потёмках. Значит, изгнать этот страх из души и потёмки рассеять Еолжны не солнца лучи и не света сиянье дневного, Но природа сама своим видом и внутренним строем». Тит Лукреций Кар, «De rerum natura», книга третья; Introductio, стихи 83-94.
Alex Roe – Night of the Hunt
Он судорожно стягивал с себя ослабленные цепи. Руки тряслись от напряжения и накатившего страха. Он отплевывал воду до тех пор, пока грудь не перестала ныть. Сколько бы он ни пытался приложить сил к тому, чтобы разрушить цепь, у него этого не получалось. Силы оставили его, и он чувствовал себя ослабевшим в этом странном месте. Не было его сущности, этот темный лабиринт двимеритовой породы отрезал его от всего, чем он являлся, и он чувствовал себя по-настоящему беспомощным. Цепи глухо лязгнули. Он приложил немало попыток к тому, чтобы выпутаться из них. Он пополз по холодному полу к лежащему, чувствуя, как его охватывает паника. Его и мир разделяла толща непроглядной холодной воды, чуднó нависающая над гротом, словно бы та находилась за толстым стеклом. Гравитационные аномалии изменили это место, и даже этот грот подвергся странным переменам. Он быстро подполз к телу, чувствуя, как с его волос и одежды капает вода. Ему было страшно. Он был один и не знал, что ему делать, будучи отрезанным от своей сущности на целую вечность. Он нависал над мертвенно бледным телом и давил на грудь, чувствуя, как его паника сменяется истерикой. Не такого конца они хотели и искали не такой правды. Не от кого им было ждать помощи, никогда. Они были заперты под толщей воды в глухом подземелье, где их никто не смог бы найти, как бы ни пытался. Страх охватил все его существо, ему никак не хотелось оставаться одному. Он жалел, что из-за его решения страдали другие. Он без устали пытался продолжать реанимацию, отсчитывая напористые толчки рук, и чувствовал ужас, смыкающий холодные ладони на его шее. Ему не хотелось верить, что смерть была так беспощадна и бесчестна, и лишь стискивал зубы, стараясь не падать в бездну так скоро. Время тянулось медленно, и он не знал, сколько времени прошло в его попытках привести охладевшее тело в сознание. Шок и страх перед одиночеством не позволяли ему просто взять и оставить это. Он продолжал снова и снова, пытаясь давить малейшие вспышки истерии до тех пор, пока лежащий самостоятельно не втянул в себя воздух, заходясь булькающим кашлем. Очнувшийся сплевывал воду на склизкий камень, судорожно пытаясь вдохнуть, а он лишь отполз в сторону, чувствуя, как дрожат руки.***
Геральт сидел на камне, притянув к себе ноги. Рядом с ним лежали отстегнутые ножны вместе с клинками. Он с холодным безразличием смотрел на темную толщу воды, не чувствуя ничего. Глотку и грудь раздирало от боли, его бил озноб. Он не знал, был ли теперь смысл в его реанимации, и не понимал, почему так быстро смирился с тем, что быстрая смерть — самый лучший выход из их положения. Но теперь это было не так важно. Он испытывал желание отдохнуть и твердо знал, что времени у него на это было предостаточно. Регис сидел немного поодаль. Взгляд его был пустым и холодным, и сам он был подобен мертвецу. Они были живы и находились в рассудке, но уже похоронили себя заживо под толщей воды. За их спинами виднелся зияющий вход в пещеры подводного грота, но никому из них не хотелось уходить отсюда, с места, худо-бедно освещенного. Ведьмак закрыл лицо руками и подумал о том, что хотел бы оказаться где угодно, но лишь бы не здесь. Возможно, ему даже не хотелось бы владеть ведьмачьим ремеслом, и он готов был бы гнить даже в канаве, после какой-нибудь пьяной драки. Но не сидеть запертым в двимеритовой тюрьме, ожидая, когда его настигнет безумие. — Я слышал эту историю, когда еще рос при родителях, — хрипло сказал Регис, глядя на темно-синюю толщу воды, нависающую над ними. — По приходу в этот мир один из Старших, раньше мы называли их так, спустился на месте выхода в этот грот, пытаясь найти упокоение и изоляции ото всех, став первым Скрытым. Говорят, он был первым и последним, кто смог обойти весь Волундар'х. Он отсутствовал около пятидесяти лет, пока не вернулся назад. — Это очень утешает, — сипло сказал Геральт. — Я не знаю, как он смог отсюда выбраться. Гравитационные аномалии не позволяют выплыть отсюда даже мне. Значит, есть иной выход. — Ты же говорил, что никто так и не смог выбраться? — усмехнулся ведьмак, потирая лицо. — Какой другой выход? — Но он-то выбрался. — Регис, — устало просипел ведьмак, — срок человеческой жизни несколько отличается от твоего, если ты не забыл. И особенности моего организма немного не дотягивают до ваших. — Но что изменится, если мы так и будем сидеть на месте? — вскинул руки тот. — Тебе нужно двигаться. Ты чуть не умер! — Угу, — только и буркнул Геральт, защелкивая ножны на груди и поднимаясь на ноги. — Пойдем, раз надо. Они встали и пошли в сторону черной зияющей пасти. Ведьмаку становилось не по себе от ее масштабов и коридоров, уходящих в никуда. Он остановился перед входом в лабиринт, задумчиво оглядывая его своды. Регис стоял рядом, заправляя сырые волосы назад. Его отталкивала эта зияющая пасть, но он понимал, что если им и идти, то только туда. В какой-то момент, он готов был поклясться в том, что из пещер дыхнуло гнилью. — Сколько тут заключенных, которые еще не успели нас почувствовать? — спросил ведьмак, задирая голову вверх. — Их много? У нас вообще есть шанс выжить? — Я не знаю, — Регис пожал плечами. — Извини, Геральт, но мне неведомо, как далеко могло зайти правосудие Высших. Неуверенно потоптавшись на месте, ведьмак бросил взгляд на толщу воды и вздохнул. — Ты веришь в каких-нибудь богов? — спросил тот, и Регис изумленно посмотрел на друга. — Геральт, я бессмертен и боюсь, что мой скептицизм... — Я бы посоветовал тебе помолится всем богам, о которых ты слышал, — ведьмак оскалился и шагнул вперед, — тем более, раз ты говоришь о том, что отсюда никто и никогда не выбирался. Ухмылка сошла с лица вампира, и он здорово испугался. Слова Геральта были неприятны, но являлись правдой во всей своей красе. И верить им оставалось лишь в самих себя, в этом темном и жутком месте. Он тяжело вздохнул и пошел вслед за ведьмаком, скрываясь в черной пасти Волундар'ха.***
Он шел на ощупь, касаясь пальцами некогда шершавой стены. Она была сырой и склизкой. Ему было неприятно, но понемногу он привыкал к этой сырости, тошнотворной и всеобъемлющей. Глаза его привыкли к темноте за несколько дней, и он различал в ней выступающую из стен породу. Тут всегда было холодно и влажно, и его кожаная куртка распухла от впитанной в себя влаги. Он сполз по стене, протягивая ноги прямо в проходе. Он устал идти, и Регис отнесся к этому с должным пониманием, сделав привал. Он хотел бы греться возле костра, но в проклятых пещерах не было ничего, кроме скал и руды. Они, как кроты, бороздили тоннели, в бесконечных попытках найти выход. Геральт спал, когда уставал настолько, что не мог больше двигаться дальше. Он садился среди коридоров и вытягивал ноги вперед, опираясь спиной о склизкую стену. Сон забирал его практически мгновенно, и то были быстрые и бредовые обрывки разных воспоминаний. Он просыпался так же внезапно, как и засыпал, пытаясь разграничить память с существующей реальностью. С момента их входа в пещеры Волундар'ха прошло несколько дней, и за это время они уже успели затеряться среди бесконечных проходов. Ни Регис, ни Геральт не знали, куда им идти, но они упрямо блуждали в темноте, пытаясь отыскать среди нее свет. Ведьмак открыл глаза, увидев в темноте очертания вампира, сидящего напротив, и усмехнулся. — Регис, — сказал он, и голос его гулко разнесся по системам коридоров, — а ведь двимерит — это сплав. — Ты бредишь, — усмехнулся тот, шелестя одеждами и поднимаясь, — те цепи были сплавом двимеритовой очищенной руды и стали. — Да, — отозвался ведьмак, — брежу. — Надо поискать еды, — сказал Регис. — Я могу ножом соскребать мох со стен и жрать его. Как олень. — Это плесень, Геральт, — вздохнул тот, вставая на ноги, — и вряд ли она окажет на тебя благотворное воздействие. Пойдем, может быть, удастся найти хоть что-нибудь. Он протянул ведьмаку руку и тот тяжело вздохнул, видя ее очертания в темноте. Он оперся на нее и встал на ноги, чувствуя слабость из-за одолевавшего его голода. В одном Регис был прав: без еды он долго продержаться не сможет. Они вновь двинулись вперед по туннелю, и Геральт касался пальцами склизкой стены, думая о том, как ему выживать дальше.***
— Блядь, Регис! Ни за что! Никогда в жизни! Он держался за стену и прислушивался к ощущениям. Омерзение одолевало его, и даже в попытках выжить он не хотел идти на такое, но Регис был непреклонен. Перед ним, в темноте, лежала рука. Он различал ее очертания и чувствовал накатывающую тошноту. Он никогда об этом не задумывался и гнал любые мысли из головы, касающиеся косвенного или прямого каннибализма. Прошла почти неделя с момента начала их скитаний по пещерам, но они так и не смогли найти в них никого и ничего. Лишь вода, капающая прямо с потолка, была единственной отрадой в попытках выжить. Регис молча перематывал культю, уже слабо кровоточащую. Суставы и кости на месте раны ныли, организм готовился к регенерации. Он готов был терпеть эту боль и являл себя холодным реалистом в этой ситуации. Они затерялись в пещерах давно, и если бы тут было хоть что-то, чем можно было поживится, они бы нашли это, рано или поздно. Но чем глубже они заходили, тем меньше у них оставалось надежды на то, что Геральт сможет долго протянуть в таких условиях, не имея никакого источника пропитания. — Почему-то когда ты цедил мою кровь, тебя это ничуть не смущало, — сказал он, затягивая отсыревший бинт одной-единственной рукой. — Будь добр, назови мне хоть одну причину, по которой ты не станешь этого делать. — Регис, — выдохнул ведьмак, — это пиздец, ты понимаешь?! Осознай, блядь, одну простую истину: ты только что отрезал себе руку, даже не пискнув, для того, чтобы я ее сожрал! Регис! Он лишь хмыкнул. — Я выслушаю любые другие варианты, которые могли бы тебя устроить, но видишь ли, в чем все проблема: тут нет никаких других вариантов, Геральт. Это вопрос выживания. — Это ни к чему не приведет, Регис! — громко сказал ведьмак. — Я все равно умру тут! — Регенерация тканей в состоянии относительного покоя для организма проходит в течении недели. Болезненно, неприятно, но я думаю, что это терпимо. — Почему ты меня просто не оставишь тут подыхать? — С друзьями так не поступают, насколько я знаю, — мягко сказал тот, — я уйду отсюда на некоторое время. Пересиль себя. Других выходов нет, Геральт. И это — один единственный верный путь. Вампир отошел от стены, и Геральт проводил его взглядом, пока тот не растворился в темноте окончательно. Он слышал лишь его тихие шаги, уходящие вглубь пещеры, и чувствовал, как его одолевает отчаяние. Ему никогда в жизни не хотелось попробовать мясо человека, пусть его друг им и не являлся хотя бы отчасти. Он сполз по склизкой стене вниз, чувствуя дрожь и не понимая, из-за чего его колотило: из-за голода или же из-за отвращения, которое он пытался переступить, делая выбор между выживанием и человечностью. Ведьмак стиснул зубы и коснулся ладонью лежащей руки. Она была теплой, и Геральт чувствовал запах крови, исходящий от нее. Желудок болезненно сжался, и ведьмак отпрянул от плоти, проклиная и себя, и Региса за то, что почти согласился на этот шаг. Его тошнило от одной мысли о том, что он собрался сделать. Он пытался представить себе все те эликсиры, которые ему приходилось когда-либо принимать, но ничто не шло в сравнение с этим. Судорожно сглотнув, он взял отрезанную конечность, ярко представив себе, как Регис разъединял ее кинжалом в локтевом суставе. Рвотный позыв сдавил горло, но желудок был пуст. Он выровнял дыхание, пытаясь не думать о том, что рука все еще была живой. Выдохнув, Геральт резко вцепился зубами в горячую плоть, чувствуя знакомый железный привкус во рту.***
Они сбивались со счета дней. Они научились опознавать пещеры, в которых некогда бывали, и в сознании рисовалась карта. Помечая выступы подземных коридоров большими зарубками или тем, чем приходилось, они научились находить неизведанные доныне тоннели, ведущие вглубь, еще дальше в непроглядную тьму. Они шли по пещере, ориентируясь по запахам и звукам; и зрение понемногу теряло свой приоритет. Геральт научился справляться с тошнотой и последующей рвотой, когда организм отторгал принятую пищу. Он был рад темноте, потому что не знал, как смотреть в глаза Регису после всего того, что с ним происходило. Ведьмак чувствовал в этом всем волнами накатывающее безумие и боялся окончательно превратиться в животное, ведомое лишь вопросами выживания. Тоннель, который они отыскали, круто уходил вниз, и, обдумав дальнейшие действия, они решили спускаться, не пытаясь искать другие пути отхода. Пологий коридор был склизким, устоять на таком полу было трудно. Но они продолжали медленно спускаться, придерживаясь за влажные стены. Внизу коридора, пещера разбивалась на два прохода. Решив не размышлять над тем, куда идти, они зашли в левый узкий проход, чувствуя, как он снова уходит глубоко под землю. За время, которому не было счета в этой непроглядной тьме, Геральт здорово научился ориентироваться в темноте по звукам и запахам. Часто он и вовсе закрывал глаза, чтобы не переутомляться, и шел на ощупь. Регис шел вслед за ним, иногда выходя вперед. Они часто пытались говорить, потому что тишина, вкупе с темнотой, доводила до безумия. Говорили они о разном, и это помогало хоть как-то удерживать душевное равновесие, в пределах некоторых плавающих границ. Они спустились вниз, и Регис вышел вперед, вслушиваясь в темноту. Он быстро дышал, втягивая в себя душный воздух подземелья, и пытался уловить запахи, исходящие из очередной чернеющей пасти пещеры. Геральт внимательно вслушивался в звуки падающих капель и встал прямо за вампиром, беззвучно переставив ноги. — Там кто-то есть, — шепотом сказал Регис, и они побежали вперед. Об их шаги разбивались лужицы водной глади, они пытались обогнать друг друга, стараясь нагнать звук, ставших их надеждой. Они останавливались перед очередными развилками путей, вслушиваясь в шорохи и чужое хриплое дыхание, снова срываясь на бег. В конце очередного коридора светлело, и они побежали туда, выбегая на яркий для их глаза свет. Глаза нестерпимо резало. Геральт плотно прижимал руки к лицу, словно получив ожог от того, что просто посмотрел на огонь. Их опрометчивость и поспешность завела их в логово одного из заточенных в Волундар'хе, и, что им стало понятно сразу, — им тут были не рады. Лишенный способностей и обезумевший от заточения высший бросился на них, пытаясь орудовать небольшими дюймовыми когтями. Геральт отступил в сторону и выхватил меч из ножен, чувствуя охвативший его гнев. Тварь, заточенная в стенах Волундар'ха, меньше всего напоминала даже нечто близкое к человеку. Он бросался на них, не причиняя никакого вреда Регису, и царапины, которые тот получал, практически мгновенно затягивались. Он тянулся к бледной шее, и Эмиель отбрасывал его от себя. Геральту было жутко оттого, что одиночество и бессилие может сотворить с бессмертным. Тварь кинулась в его сторону, и он вывел меч вперед, подсекая ударом ногу, на которую приходилась его опора. Бестия заревела, падая навзничь. Ведьмак, не противоборствуя желанию кровавой расправы, взявшему над ним верх, нанес по лежащему пару точных рубящих ударов, пресекая его возможность к быстрой регенерации. Лезвие, несколько раз с лязгом царапнуло холодный каменный пол пещеры, и Регис, безумно глянув на Геральта, припал к изрубленной твари. Он жадно цедил кровь, а высший, обезумевший и обессилевший, истошно ревел. Ведьмака пробила жуть, и он подумал о том, какими животными они постепенно становились.***
Геральт мог с легкостью расписать, подобно сомелье, каким на вкус было человеческое мясо. Вряд ли он когда-либо хотел попробовать его при иных обстоятельствах, но великая нужда заставляла идти на многие поступки, от одной мысли о которых стыла кровь в жилах. Теперь оно было жареным, и отвращения к его поглощению он испытывал меньше. Он попросту старался об этом не думать, чтобы не сводить себя с ума. Он изорвал рубаху на небольшие лоскуты, пропитав их все спиртовыми настойками, которые нашлись у него, и у Региса. Все это было убрано в самую большую из найденных склянок и плотно закупорено, во избежание испарения спирта. Этим они обеспечили себе постоянный источник света, и пещеры приобрели объем, которого они раньше не видели. Зрение понемногу восстанавливалось, и Геральт все силился понять, сколько времени они провели в заточении. Ведьмак сидел на небольшом каменном уступе, глядя на свое отражение в зеркальном лезвии серебряного меча. Выглядел он неважно. Щеки сильно впали, а скулы выпирали наружу, острые и выразительные. Под глазами залегли темные круги, и он коснулся их грязными пальцами. Это его забавляло. Он посмотрел на потрескавшиеся губы и грязный рот, спрятанный в прядях закатавшейся бороды и усов. Он все еще видел в своих глазах отблеск здравого ума, но ему становилось тоскливо от того, что с каждым днем его становилось все меньше. Выживание было их приоритетной целью, и человечность при этом было сохранять куда сложнее. Геральт не знал, как считать время, находясь в вечных потемках, и пещеры не давали ему ответа на этот вопрос. Он отложил меч в сторону и глянул на Региса, который изучал яшму, найденную у него в сумке. Геральт помнил, чем был этот камень, но не знал, как призвать птицу. Осмотр Эмиелем тоже ничего не дал, и ведьмак убрал камень назад, вспоминая, как птица юркнула ему под рубаху, после чего он перестал адекватно мыслить. Зачем она это сделала, он не знал. Но хотел ее призвать любой ценой, потому что сейчас она им была нужна, как воздух. Он оперся о стену и закрыл глаза, слушая голоса в своей голове. Они шептали ему о том, что было когда-то давно, и он слушал их, чувствуя, как успокаивается и от него отступает страх. Сны были короткими, и он их не запоминал, однако среди них все чаще слышался голос, и он никак не мог вспомнить, кому тот принадлежал. Он навязчиво шептал ему об одной и той же вещи, про которую ведьмак никак не мог вспомнить, проснувшись, но понимал, что она чрезвычайно важна для них. — Геральт, — сказал Регис, завидев, что ведьмак не спит. — Что-то не так? — Да, — отозвался он, не открывая глаз. — Я пытаюсь вспомнить одну очень важную вещь, но у меня никак этого не получается. — Что за вещь? — Мне снится голос, который говорит одну и ту же фразу. Я никак не могу это вспомнить. — Я не пересмешник, — вздохнул Регис, — извини. — Я должен запомнить это, — тяжело вздохнул ведьмак, поднимаясь на ноги. — Это важно, я уверен. Регис посмотрел на стальной меч, служивший им факелом. Лицо его было уставшим и измотанным. Он продолжал идти вперед, но им хотелось отдыха, которого они не могли себе позволить. Не здесь и не сейчас. — Мне кажется, — негромко сказал Геральт, касаясь рукой лба, — что я начинаю сходить с ума. — Я надеюсь, что ты сможешь удерживать свое сознание крепким достаточно долгое время. Вряд ли эта социальная депривация пойдет мне на пользу тоже, — Регис тяжело вздохнул, отдергивая перепачканную высохшей кровью рубаху. — Я однажды тоже сломаюсь, Геральт. Прямо как тот несчастный. — Надеюсь, это произойдет позже, чем я окончательно свихнусь, — сказал ведьмак, поднимая меч с пола. — Идем, мы достаточно долго просидели тут. Надо двигаться дальше.***
Он прикрывал ладонями лицо, чувствуя, как по лицу текут слезы. К сводам пещеры поднималась пестрокрылая, заполняя щебетом бесконечные ходы грота. Он был рад тому, что наконец-то, общими усилиями, у них вышло вытянуть из его головы те самые слова, которые обращали камень в птицу. Это было чем-то другим, обычная магия не работала в пределах Волундар'ха, и они были благодарны за то, что теперь у них был путеводный луч среди непроглядной тьмы. Они все чаще шли, останавливаясь лишь для вынужденного отдыха. Птица вела их по разным направлениям, и они доверяли ее чутью. За несколько дней пути под навигацией пестрокрылой, они заметно поднялись выше. Тяжелый давящий воздух становился легче, и надежда на выход сменялась чистой верой в то, что они непременно смогут отсюда выбраться. Горькое отчаяние сменилось приливом душевных сил, и они продолжали идти вслед за ней, будто бы не зная устали. Геральт перестал твердить как мантру слова о том, что он не был животным. Он хотел сохранить человечность, переступив все, что его с ней связывало, и шел наверх, стиснув зубы. Он хотел жить и понимал, что шанс, который им был так милосердно дарован, был ниспослан самой судьбой, и о фатализме не было и речи. Птица издала тревожную трель, опустившись на плечо ведьмака. Он коснулся ее перьев грязными пальцами, прислушиваясь к гулкой тишине. Они непонимающе переглянулись с Регисом, и птица вновь взволнованно крикнула. Они начали подъем наверх и Геральт резко остановился, чувствуя, как ужас охватывает его. Из проема, в который они собирались зайти, на него смотрела пара внимательных черных глаз, поблескивающих в свете факела. Ведьмак отпрянул в сторону, отбрасывая стальной меч и вынимая из ножен серебряный. Вампир недобро кривил губы в усмешке, выступая к ним из тени. Регис оскалился, готовясь в случае опасности, прыгнуть прямо на врага. Все они были равны в битве за выживание. И лишь у Геральта было оружие, которое могло им его обеспечить. — Что тебе нужно? — холодно спросил Эмиель, глядя на Скрытого. — Что ты хочешь? — У вас есть то, что вы можете мне дать, — сказал он, усмехаясь. — Нечего нам тебе дать! — рявкнул Геральт. — Уйди. Скрытый побежал в сторону ведьмака, и птица вспорхнула с его плеча, бросаясь в отчаянную атаку и защищая хозяина. Оллерик отбил ее одним мощным ударом, словно мошку отбросив в сторону. Послышался тихий стук и шорох разлетающихся осколков. Геральт посмотрел себе под ноги, различив в тусклом свете факела маленькие кусочки светлой яшмы. С истошным криком оборвалась их последняя надежда на спасение, и ведьмак бросился на Скрытого, занося меч для удара. Эрмингильд не уворачивался от его атаки. Он стоял на месте и ждал момента, когда по нему придется удар. Геральт ощутил, как затупевшее лезвие входит в плоть. Скрытый закричал сквозь стиснутые зубы, падая на пол. Ведьмак, освирепевший от боли, разрывающей его сердце и разум, рубил его, не жалея сил. Он с криками замахивался для ударов по обезображенному телу, чувствуя, как его забирает горячее безумие. Его оттащил в сторону Регис, с болью смотрящий на изрубленного Скрытого, начавшего регенерировать. — Будь.. милосерден... — прохрипел тот, шевеля окровавленными губами. — Прошу. Регис с отвращением смотрел на него, сжимая пальцы в кулаки. — Дай мне умереть! — заревела тварь, и Регис бросился на него, прикладываясь к шее. Он затих. Геральт с горечью поджимал губы и собирал осколки яшмы в мокрую от крови перчатку, чувствуя окончательно охватившее его отчаяние и безнадегу. Теперь уже ничего не могло их вывести отсюда, и Скрытый похоронил себя вместе с ними.***
Lorne Balfe & Hans Zimmer – Faith
Они остановились посреди переходов в пещеры. За последние несколько дней они не разу не заговаривали друг с другом, лишь молча шли, выбирая свой путь. Воздух снова стал тяжелее, и о свете, сияющем в конце тоннеля, не было и речи. Геральт устало смотрел перед собой и чувствовал, что хочет свести счеты с жизнью, но понимал, что Регис ему не позволит этого сделать. Он и сам не мог переступить через чужое самопожертвование, это было бы слишком эгоистично. Волундар'х превратил их в чудовищ, и теперь они стали сами себе врагами. Геральт улегся на холодный пол, глядя на сталактиты, нависающие над ним. Тусклого света хватало для того, чтобы худо-бедно различать все вокруг. Бессилие мешалось с отчаянием и он вытащил из сумки осколки яшмы, которые ему удалось собрать некоторое время назад. Ему было больно смотреть на эту разбитую надежду, и теперь только смерть казалась единственным доступным выходом из этой тьмы. Геральт крепко сжал глаза, проваливаясь в забытье. Он ждал смерти и жаждал ее больше всего на свете. Он пробудился от пристального взгляда. Ведьмак внимательно посмотрел на Региса, который спал, не раскрывая плотно сомкнутых глаз. Он взял меч, на котором догорала тряпка, и сделал новый факел, поднимаясь на ноги. Геральт осматривался вокруг, освещая подземную залу тусклым светом горящей ткани. Вдруг он ощутил, как на загривке встают дыбом волосы, и машинально попятился. В одном из нескольких проемов он заметил девушку в простых одеждах, зеленых, словно весенняя трава. Он не мог разглядеть ее черты с такого расстояния и прищуривался, понимая, что попросту бредит. В черные тяжелые косы, сливающиеся с темнотой, было что-то вплетено. Ведьмак шагнул назад, пытаясь разбудить Региса. Он мгновенно подскочил, сонно хлопая глазами. — Регис, — судорожно просипел тот, указывая на проем, в котором видел фигуру девушки, — там! Он пригляделся и обеспокоенно посмотрел на ведьмака. — Геральт, там никого нет. Ведьмак перевел взгляд на то место, где видел фигуру девушки, но перед ним была лишь темнота. Он протянул руку Регису, помогая встать, и быстрым шагом двинулся к тоннелю, освещая перед собой путь. Вампир шагал вслед за ним, испытывая смешанные эмоции. Он понимал, что Геральт сходил с ума, но шел за ним следом, не имея иного выхода. Белоголовый нырнул в тоннель, резко уходящий вниз. Он быстро спускался по склизкому камню вниз, удерживая факел в руке, и они вышли в большую подземную залу, в которой еще ни разу не были. Вдалеке виднелась маленькая фигурка босоногой девушки, и Геральт побежал ей навстречу. Она стояла к ним спиной и взгляду Региса была недоступна. Сократив дистанцию до нескольких метров, ведьмак замедлил шаг, внимательно вглядываясь в спину фигуры. Длинные косы были украшены маленькими цветочками, белоснежными, как первый снег. Он протянул к ней ладонь, и она повернулась к нему, показывая свое лицо. Рука Геральта упала плетью, и он замер. — Геральт, — горько сказал Регис, и ведьмак сморгнул, понимая, что видение снова пропало, — там никого нет. Пожалуйста, перестань. — Регис, это была Шейне! Я клянусь тебе, это была она! Регис изумленно посмотрел на своего друга, но промолчал. Геральт огляделся вокруг, поочередно заглядывая в тоннели. Он подолгу смотрел в их зияющие пасти, пока не услышал звонкий смех где-то наверху. Они начали взбираться вверх по тоннелю, и ведьмак шел за девушкой, бегущей от него по коридорам. Он срывался на бег следом, а она все так же не давала себя касаться, лишь хитро улыбаясь, глядя из-за своей спины на ведьмака. Они поднимались все выше, но ведьмак этого не замечал. Его втянули в эту игру, и сейчас он был вóдой, пытающимся поспевать за юркой фигуркой, так хорошо знакомой глазу. Они бежали по коридорам, и шаги их гулко отдавались от стен. Регис молчал, чувствуя накативший на него страх. Ему было страшно оттого, что видел Геральт, и он даже не представлял, куда это могло их завести. Но принимал один неоспоримый факт о том, что двигаться хоть в каком-то из направлений было разумнее, чем просто сидеть на месте. Он пригибал голову, когда проход в очередной тоннель начинал сужаться, и поражался тому, как в истощенном муками организме находилось столько сил для того, чтобы продолжать срываться на бег. Геральт остановился. Девушка стояла впереди и выжидающе смотрела на ведьмака. Он перевел дух и снова побежал к тому месту, где минутой ранее была Шейне. Осмотревшись вокруг, он поднял голову наверх, увидев в потолке едва заметную в полумраке расщелину. Геральт выжидающе смотрел за Регисом, глядя на то, как он подходит, с печалью глядя на ведьмака. Белоголовый кивнул наверх. — Я подсажу тебя, — сказал он, — сможешь меня поднять? — Думаю, что смогу, — отозвался Регис. — Давай. Геральт скрестил грязные руки, и вампир встал на них сапогом, упираясь подошвой в ладони. Он карабкался вверх, хватаясь за уступ, и протиснулся на уровень выше. Тут было гораздо прохладнее, чем в нижней части Волундар'ха, и теперь его сомнения улетучивались, перерастая в настоящую истерию. Он силился понять, что именно вело ведьмака из бесконечного хитросплетения подземелий в правильном направлении, но не мог. Он улегся на живот, опуская вниз руки, исполосованные белыми шрамами. Регис поднял меч, положив его рядом с собой, и снова протянул руки Геральту, вытягивая его наверх. Он устало улегся на холодный камень, пытаясь отдышаться. Пламя горело ярче, и становилось понятно, что они уже были выше уровня воды. Они переглянулись, и Геральт схватил в руку клинок, освещая их путь. В конце коридора маячило зеленое платье, и он вновь побежал, чувствуя, как стремительно свежеет воздух. Час сменялся другим, от усталости уже ныли мышцы и суставы, но он упрямо шел вперед, за насмешливой и вечно безустанной цыганкой. Воздух становился легче, дышать было опьяняюще прекрасно, потому что он был холодным и свежим. Регис остановился, прислушиваясь к себе. Двимерит больше не отягощал его, и он испытал от этого настоящую радость. Они бежали вперед, и Геральт тяжело ступал ногами по скалистой породе. Вампир чувствовал, как бешено стучит чужое сердце, перегоняя кровь по жилам. От истощенного организма исходило столько жизненной силы, что ему хотелось склониться перед ведьмаком, как перед источником вечно горящего огня. Он резко свернул влево, и они попали в небольшую залу. Возле каменного завала стояла Шейне, и Регис замер, увидев ее впервые за все это долгое время, которое их вел ведьмак. Он не смел сделать и шага вперед, боясь, что лишь случайность позволила ему увидеть ее. Она протягивала руки вперед, и ведьмак бросился к ней, сжимая ее в объятиях. От нее пахло холодом, и открыв глаза, Геральт увидел на потрескавшейся куртке снег. Оглядевшись вокруг, он подозвал Региса к себе, принимаясь откидывать камни из завала в разные стороны. Вампир приблизился к нему и взялся разбирать и отбрасывать валуны. Они с грохотом катились по скалистому полу, а заключенные упорно продолжали их отшвыривать. Геральт сбил с меча горящую тряпку, погрузив их во тьму. Он аккуратно вставил лезвие между камней, поддевая один из них и вытаскивая вместе с клинком. Сквозь небольшую щелочку между булыжников, на пол упал свет. Геральт ощутил, как быстро забилось сердце у него в груди, и они с удвоенным рвением принялись разбирать завал, открывая свет лицам. Пальцы ведьмака ныли, и кровоточили его обломленные ногти, но он продолжал откидывать камни в сторону, чувствуя, как его охватывает эйфория. Регис резко дернул на себя один из валунов, и груда камней обвалилась, открывая им проход наружу. Геральт нащупал под ногами меч и вставил его в ножны, медленно выходя наружу и прикрывая глаза от яркого света. Вокруг них была снежная пелена, сквозь которую проглядывалась желтая высохшая трава. Они находились высоко над уровнем моря, и все это время они скитались внутри горы, изрытой, одному черту известно, чем. Геральт пытался привыкнуть к свету и убрал руку от глаз. Он истошно закричал, чувствуя, как его пронизывал ледяной ветер. Слезы катились по перепачканному лицу, и ведьмак отчаянно кричал виват миру, от которого они так долго были скрыты. Регис покинул пределы пещеры, выходя на свет и улыбаясь. Они кричали, словно обезумевшие, и обнимались, наконец, почувствовав, что оковы были сброшены. Геральт присел на колени, хватая руками первый снег и умывая им грязное лицо. Он хотел смыть с себя все то, что оставило на нем это страшное подземелье. Но он никогда не смог бы этого сделать, потому что Волундар'х поставил на них свою печать, которую невозможно было смыть даже кровью. Они спускались в долину, перебегая по мокрому снегу, а вслед им, с уступа, смотрел мужчина в желтом кафтане. Он мягко улыбался, болтая ногами и наблюдая, даваясь диву о том, как силен был их дух, так и не сломленный никакими испытаниями. — Я еще увижусь с ними? — с грустью спросил девичий голос, и О'Дим поднял голову вверх. Шейне стояла босиком прямо на снегу, глядя на мужчину из-под приподнятых ресниц, на которых пухом лежали снежинки. Цветы в ее волосах никогда не вяли, и сама она, как эти цветы, была вечной. — Все возможно, дитя. — Почему ты сам не пошел к ним? — спросила она, присаживаясь рядом. — Почему ты попросил меня? — Скажи мне, девочка: было ли у них доверия больше ко мне или все-таки к тебе? Она промолчала, поджав тонкие губки. — Ступай, Шейне. Цветам сейчас не время. Гюнтер повернул голову вбок, глядя на пустое место рядом собой. О'Дим облегченно вздохнул, довольный проделанной работой. Он поднялся на ноги и огляделся вокруг. Фигуры людей, вышедших из пещеры, превратились в темные пятна, но даже отсюда он слышал их голоса. Ему было приятно наблюдать за тем, как люди обретают истинное счастье, ничем не опороченное. И сейчас он видел то, чему вряд ли смог порадоваться еще хоть когда-нибудь столь же искренне. Он ушел и отвел свой взгляд от путников, разорвав между ними и собой прочную связь. Было это концом и для него; и он был готов снова смотреть на других людей сквозь время, и на тех, кто ждал его по другую сторону жизни, недосягаемой никому из смертных. И ему хотелось верить, что до конца времен он еще встретит тех, кто будет готов показать свою истинную силу духа.