Когда-нибудь

— Она была совершенно очаровательнейшим существом, — мистер Бейлиш откинулся назад, утопая в мягкости красного бархата — удивительно помпезного, вычурно дорогого материала, обнявшего его за плечи согревающей ворсистостью набивного рисунка и пряным, тяжёлым ароматом сладкого одеколона, пропитавшего обивку уже не нового кресла. — Девушки, подобные Сансе, редко бывают пугливыми, и им по природе своей предназначены главные роли. Такие женщины со временем становятся волчицами, абсолютно не кроткими, дикими, неукротимыми. Впрочем, в будущем она стала именно такой… Бледные глаза сверкнули огнём воспоминаний, приобретая странное магическое сияние, в тусклой ночи показавшееся зелено-синими языками пламени — или это было лишь отражение свечей, хаотично наполнивших стены пустынных просторных комнат, соединённых между собой открытыми дверьми в длинную, теряющую свой конец в сумерках анфиладу. Где-то там, в другой её стороне, эхо повторило его вздох, полный какого-то готического сожаления, трагедии упущенной возможности и ликования собственной гордости, перекрикивающей все прочие его чувства. Мужчина сцепил пальцы в замок, в задумчивости своей не замечая, как томительно долго белела его кожа в напряженности размышлений. — Санса была великолепна в своём неистовом желании, в своём упорном стремлении, в своей не жалеющей себя отдаче, в тех попытках, удачных или нет, в приобретении личной свободы, давно, казалось бы, ставшей для неё абсолютно утраченной. Я помнил её совсем девочкой — такой, какими они обычно бывают в том возрасте, когда вера в волшебство ещё не утрачивает своего влияния на наивные души, но когда желания плоти уже предостерегают ночами, полными тревожных снов и накопленной, переливающейся за край чувствительности, ищущей то сердце, что смогло бы сохранить её, не разбив тонких верований. Уже тогда её лицо было полно томленного сладострастия. Прямой рыжий волос был жестче, чем он бывает у таких девиц, губы алее и манили противоположный пол сильнее, чем могли бы это сделать бледные, бесчувственные губы её подруг. Она была розой — хрупким, нежным, искушающим своим ароматом садовых пчел цветком, не забывающим всё же оберегать себя остриями широких шипов. Впрочем, в день нашего знакомства у меня было не меньше седых волос, чем сейчас, но даже я предпочёл бы пасть в благоговении к её ногам, ожидая лишь одного добродушного девичьего взора, чем стоять перед ней незамеченным безликим существом. — Короткая улыбка выдала мужское лукавство, но мягкий взгляд в сторону оправдал его, не обесценив его слов, но и не дав им высшей награды. — Та встреча была не долгой, и мне оставалось, пожалуй, только молиться богам, чтобы она была не последней. Безмятежная тень пробежала под его глазами, оставшись отпечатком неведомого раскаяния в мелких морщинах, украсивших его взгляд и сделавших его более притягательным и загадочным, словно подернутым поволокой недавнего пробуждения, еще не победившего цепкого блаженного сна. Через мгновение мужчина продолжил: — В следующий раз она предстала передо мной красавицей, утратившей детскую угловатость и приобретшую то привычное женское очарование, полнившее грудь и украшающее взгляд тем истинно-идеальным флиртом, какой встречается только у молодых особ, готовых к покорению тысяч мужских сердец. Мог ли я сопротивляться тем чарам? Хризолитовой радужке глаз, мечущей колдовские искры? Влажной вишневой улыбке и медово-горькой усладе, что они могли бы подарить? Предавшись против воли воспоминаниям, мистер Бейлиш подался вперёд, неосознанно начертив дрожащей рукой в воздухе манящий женский силуэт. Мысли его вновь вернулись к частоколу потускневших во времени дней, затаенных в сумраке густящейся ночи, еще не опустившейся белым покрывалом простыней к его ногам, еще не блеснувшей мириадами далеких бледно-желтых звёзд, еще не занявшейся последними алыми всполохами солнечных лучей, тающих миражом ароматной дымки полевых цветов. Его кожа всё ещё горела в том закате, сохранив тепло девичьих прикосновений, пальцы покалывало от их недостатка, нехватки ощущений мягкости податливого тела, прижавшегося в порыве чувств рыжеволосой красавицы. Петир вспоминал горчащий вкус лимонной цедры, что оставляли её губы на его языке, и тонкий цитрусовый запах, исходивший от огненных локонов. Он всё ещё чувствовал то, как она припадала в жадной ласке к нему, охваченная сладким предвкушением экстаза. Он помнил тот миг, когда блаженная в своём непорочном распутстве, девушка млела под тихим возносящим её мужским вздохом, отражаясь в чёрных точках его зрачков тонкой стройной граций, почти невидимой, незаметной, эфемерной линией женского тела, навсегда сохраненной в его сознании. Образ её преследовал его, отстраненно терзая сердце мистера Бейлиша мелодичным голосом Сансы, напоминающей ему о себе и повторяющей его имя в сладком томительном стоне оргазма. Безвольно он упал обратно в кресло, рука, зависшая мгновение назад в воздухе, плетью упала на колени, мужчина опрокинул голову назад, прикрыв от дрогнувшей свечи глаза, суетливо мечущиеся под прозрачной синеватой коже век. Петир в муках оскалился, как скалится раненное животное, еще не павшее жертвой собственной охоты, и сокрушенно вздохнул, и эхо пересмешником вторило его вздоху. Через мгновение, словно что-то вспомнив, Бейлиш улыбнулся, и улыбка та была полна торжествующего ликования и упоенной гордости, с какой говорят о собственных детях: — А после она покинула меня. Птицей взмыла в небо и бледной точкой растворилась в тучных, серых облаках…