Blue Gets Tortured

Блу медленно приходит обратно в сознание, когда его проносят через входную дверь их дома. Он в шоке, его сознание не воспринимает ничего, кроме боли, и Папирус аккуратно усаживает его на диван. Скелет ненадолго уходит, а после возвращается со знакомой аптечкой, которую они хранят в ванной. Он садится на журнальный столик перед ним и начинает работать, вынимая дезинфицирующие средства и бинты, притягивая обрубок ноги на свое колено. Блу не смотрит на свою ногу и не думает, что вообще сможет. Вместо этого он смотрит на лицо своего брата. Наблюдает, как он осторожно очищает рану с сосредоточенным взглядом, что напоминает ему о времени, когда они были детьми. Будучи неугомонным, каким и являлся Блу, он часто получал ссадины и разбивал коленки, а его старший брат всегда помогал ему — поднимал на руки и помогал смахнуть слезы, позволял сжимать его руку, когда он применял жгучее дезинфицирующее средство. — будь аккуратней в следующий раз, блу, — он всегда слегка отчитывал его, не важно, сколько раз это происходило. Воспоминания вызывают болезненный комок в горле, отчего он начинает плакать, а после рыдать, заставляя собственные кости греметь. — санс, — звучание его имени, не прозвища, заставляет Блу подхватить дыхание и вопросительно уставиться на Папируса. — перестань плакать. я сказал тебе, что все будет хорошо. перестань плакать. — теперь Блу рыдает еще сильнее. Он пытается сформулировать слова, но не может, не знает, что бы он сказал, если бы мог. Следующее, что он чувствует — невероятной силы удар кулаком в скулу, от которого он растягивается на диване. Папирус хватает его за воротник футболки и поднимает обратно в сидячее положение, после переводя внимание на ногу, начиная оборачивать ее марлей. Кажется, словно вся комната вращается. Блу может чувствовать синяк, образовавшийся на лице, и пробовать собственную кровь. Что-то во рту? Он отплевывается, и зуб падает на его колени, оставляя пятно голубой сукровицы. — ребя-я-ят, это выглядело как хук правой, — другой Санс оценивающе просвистел. Блу, на самом деле, забыл о двух других скелетах. Его двойник подходит и поднимает зуб, вращает его в руке. — напомни мне не злить тебя, ладно? — он хихикает, складывая зуб в карман. Папи с одобрением ухмыляется. Блу скрипит его оставшимися зубами изо всех сил, пытаясь успокоиться и утихомирить свой плач. — Ну, так что, — начинает другой Папирус, когда другой заканчивает бинтовать конечность. — Ты говорил, что он девственник? Вопрос вызывает свежую волну ужаса, омывая Блу, затягивая пальцы вокруг его паникующей души. — ты даже не представляешь, насколько, — подтверждает его брат с легкими нотками насмешки в голосе. — Так почему бы нам не порвать его? — садистская улыбка вызывает мурашки, пробежавшиеся по его позвоночнику. Он чувствует остроту своей паники, пытается смягчить ее. Физическое насилие — это одно дело, но это совсем другое… Никоим образом Папирус не согласится на это. Он никогда не трогал его таким образом, ни разу, да и черт возьми, они никогда даже не говорили о сексе, он не мог согласиться с эт- — я хочу его рот, — тотчас же сказал его брат. Он не будет, он не будет, он не будет… его разум перескакивает с места на место, как поцарапанный диск, даже если они уже расстегнули ремни, скинули его с дивана, и несколько пар рук тянут его за одежду. Он закрывает лицо руками, пытаясь заглушить все ощущения. Этого не может быть. Чьи-то пальцы жестко трутся о его лобковый симфиз, стимулируя его так быстро, что ему становится больно. — Создай что-нибудь, что мы сможем поиметь, — нетерпеливо требует другой Папирус. — хей, босс, позволь мне сделать это, — он чувствует, как когтистые, длинные пальцы рук сменяются на более маленькие. Движения другого Санса по-прежнему настойчивые и не менее осторожные, но какая-то тонкость заставляет его скулить и чувствовать собственную магию, соединяющуюся в тазу и превращающуюся в полупрозрачное голубое влагалище. — готов порвать свою ягодку, Блуберри? — другая версия его издает смешок. Он отчаянно глядит на своего брата сквозь пальцы, в его взгляде читается мольба. — Папи… прошу… Папи освобождает свою, слабо светящуюся оранжевым цветом, магию от грузных шорт, а после мягко шлепает ею по его ушибленной щеке. — открой, или он войдёт в твою глазницу. Угроза — это то, что подталкивает его к действию. Он уже не сомневается, что его брат сделал бы то, что сказал. Блу немного приоткрывает челюсть, вызволяет наружу свой язык, проходится им по стволу брата. Он пронзительно кричит, когда чувствует, как еще двое входят в его лоно, заполняя его такими ощущениями, которые он никогда не испытывал. Папирус пользуется своим преимуществом и толкается в открытый рот, теперь нижняя часть его члена пульсирует на языке Блу. Он зажмуривает глазницы, когда другие братья устанавливают карающий темп, не подгоняя его под желания скелета. Он борется за возможность вдохнуть воздух из-за ужасной вещи во рту. — дыши через нос, — наставляет его брат, а он исполняет. Папи намного нежнее двух других скелетов. Он медленно, почти чувственно, двигает бедрами, трахая лицо младшего брата. — санс. посмотри на меня, — мягко требует он. Блу подчиняется, глядит на его выражение лица: такие незнакомые глаза, полные похоти, а так же безошибочный любовный взгляд, которым он одаривает его, показывая, что любит его. Но это делает всё еще хуже, особенно когда Блу стирает границы между его любящим братом и этим жестоким монстром. Он нежно гладит его неизбитую щеку, а после внезапно дает ему пощечину. Скелет негромко стонет, горло Блу сильнее сжимается вокруг него, и тот делает это снова. Свежие слезы начинают струиться по лицу, и Папирус стирает их с помощью большого пальца, перед тем как поднести его к лицу и попробовать их. Толчки ускоряются, и теперь он крепко вцепился в череп Блу. Всеобщий темп становится рваным незадолго до того, как за его бедра хватаются, прижимая его крепче к себе и принося лишь боль. Слышатся стоны, а после все они изливаются глубоко внутрь него. Чьи-то зубы резко впиваются в его лопатки, отчего Блу жалобно скулит. Когда он, наконец, освобождается, то всем телом падает на пол, давясь горячей и липкой спермой, чувствуя, как она скатывается по его тазу и ногам. Вся энергия потрачена, и он настолько, настолько истощен. Блу закрывает глаза, и лишь самая далекая часть его разума задается вопросом, проснется ли он.