Песни о любви

      И опять эта величественная осанка. Идеально прямая спина, расправленные плечи и лишь слегка наклонённая вперёд голова, чтобы можно было смотреть в окуляр микроскопа. Тонкие пальцы, обхватившие регулятор резкости, но лишь для того, чтобы просто им где-то быть — задумчиво постукиваешь по нему пальцем. Брови на мгновение хмурятся и тут же расслабляются. Отрываешься от окуляра, чтобы поменять предметные стёкла. Замираешь, заметив мой взгляд. Принимаешь игру в гляделки, всё так же не шевелясь с предметными стёклами в руках.       Моргаешь первым, возвращаясь к микроскопу.       — Вообще-то, я тут работаю.       Это правда — у нас дело, которым ты занят с прошлого вечера. Обычно, ты всегда выигрываешь в гляделки, но сейчас слишком занят, а я…       — Ну что? — не выдерживаешь, всё ещё ощущая мой взгляд.       — Ничего, — слегка пожимаю плечами, но продолжаю смотреть.       Ничего, просто слишком красивый.       Иногда на меня находит, и я не могу оторвать взгляд. Раньше это казалось неправильным — так смотреть на друга. Но раз уж мы вышли за рамки простой дружбы, то теперь я могу это себе позволить.       Такой красивый и такой гордый, что иногда треснуть хочется.       Сегодня у тебя день рождения, но мне не позволено не то что приготовить подарок, но даже просто поздравить словами. «Это самый обычный день, Джон», — утверждаешь ты.       Красивый, гордый и такой глупый.       Ну как может быть обычным тот день, в который родился Он?       Вот и приходится смотреть на него за работой, любуясь этой неприступной красотой и мысленно делать для него подарки целого мира.       Например, эта медленно опускающаяся на город ночь и птицы, которые на своих крыльях держат тучи, не позволяя им упасть на спящих жителей. Это для тебя, Шерлок. Чтобы ты мог незаметно подкрадываться в темноте к неумелым преступникам, которые иногда с такой лёгкостью сдаются. Не удивительно, я бы тоже сдался тебе.       Если бы тебе это было нужно, я бы сделал всё, чтобы отдать тебе всё время целого мира, всю бесконечность бесконечностей, чтобы ты просто был. Такие как ты должны жить вечно, украшая своим присутствием эту жалкую вселенную. Чтобы весь мир вращался не просто для тебя, а из-за тебя. Хотя, со скромностью у тебя и так нет проблем. Ты знаешь, что вся вселенная движется вокруг тебя одного.       Знаешь, если ангелы существуют, то сегодня они на небесах поют радостные песни и танцуют. Всё для тебя.       И этот начавшийся дождь, и ветер в волосах, и разрушающиеся горы, и самый хитрый серийный убийца, все чудеса света, вся тишина, вся музыка, всё самое прекрасное для тебя в этом мире — всё это для тебя.       Иногда я сам ужасаюсь тому, насколько сильно люблю тебя. И втайне радуюсь, что ты никогда не узнаешь этого, иначе давно сдал бы меня в клинику как помешанного.       Такие мысли всегда заканчиваются одинаково — подойти бы к тебе сейчас и обнять. Или поцеловать. Но ты работаешь, и если я попытаюсь отвлечь тебя, ты лишь дёрнешься и пробубнишь: «Джон, я занят». А если я буду настаивать, ты на мгновение поддашься, но неизбежно оттолкнёшь меня, чем сам будешь расстроен, потому что не любишь меня огорчать, — что бесконечно греет моё искалеченное сердце, конечно, — Работа всё так же важна для тебя. И я, на самом деле, до безумия рад, что это так, что ты так и не изменился. Ведь именно таким я тебя полюбил.       Ты довольно хмыкаешь, а затем отворачиваешься от микроскопа.       — Я знаю, почему ты так на меня смотришь.       Если ты сменил тему, значит, я больше не рискую отвлечь тебя, поэтому поднимаюсь с соседнего стула и подхожу совсем близко, положив руки на твои молочные плечи, скрытые тёмной рубашкой.       — Не трудно было догадаться, наверное, учитывая, какой сегодня день.       Ты закатываешь глаза, но ничего не отвечаешь, ожидая то, что неизбежно происходит каждый раз.       Сначала я прижимаюсь губами к твоему лбу, мысленно боготворя это невыносимо прекрасное сознание за тонкой стенкой костной ткани. Затем, обхватив руками твою голову, словно это очень хрупкая и очень дорогая китайская фарфоровая ваза династии Цин, я наклоняюсь и вдыхаю божественный запах твоих волос. «Это всего лишь шампунь», — практически слышу я твой голос в голове, но нет, только на твоих волосах, смешавшись с твоим запахом, этот вполне заурядный запах шампуня, становится каким-то особенным.       — Господи, как же много ты для меня значишь, — выдыхаю я тебе в волосы, не совсем заботясь о том, поймёшь ли ты слова.       Чувствую, что ты опускаешь свои руки мне на талию, и я подхожу ближе.       — Говори уже.       Твоё лицо спрятано у меня где-то в изгибе шеи, и я могу чувствовать, как твои тонкие ресницы задевают мою кожу.       Всё ещё держа твою голову, словно найденный священный Грааль, я поворачиваю твоё прекрасное лицо к себе и вновь и вновь тону в глазах.       — С днём рождения.       Твои губы на мгновение дрогнули в лёгкой улыбке.       Удивительно, что спустя столько времени меня всё ещё током прошибает изнутри, когда ты первым тянешься за поцелуем.