Prediction

Ты принадлежишь мне, я сделал тебя своей, и ни в одной сказке нет женщины, за которую сражались бы дольше и отчаяннее, чем я сражался за тебя с самим собой. (Ф. Кафка)

1537 год, февраль. Сегодня малышу исполнилось ровно четыре года. Рожденный на корабле, в крайне суровых условиях, Эмин быстро завоевал симпатии окружающих. Будучи весьма спокойным ночью, днем он часто собирал вокруг себя компанию из двоих-троих человек, которые рассказывали друг другу о своей жизни пусть и в тысячный раз и, глядя на щурящегося на солнце мальчишку, вспоминали, как же сейчас живут их близкие и родные люди, если те еще живы до сих пор. В каждом из портов Мурад-реис приказывал набрать побольше овощей, фруктов, пресной воды, запасов провизии, чтобы было и повкуснее, и хватало на долгое время. Спустя долгие четыре года его корабль снова вернулся в воды Средиземного моря. За все это время Айбиге успела своими глазами увидеть известные порты Европы, познакомилась с таким известным человеком, как сам Хайреддин Барбаросса, уже ставший к тому времени капудан-пашой Османской империи, научилась сражаться на мечах и превосходно стрелять из лука. Она знала практически все о корабле. Как вязать узлы, в какую сторону развернуться, чтобы ветер наполнил паруса, как определять путь по звездам и многое другое. И Эмин старался не уступать матери в этом, старательно запоминая все то, что ей рассказывали более опытные моряки, и не упуская ни единого момента, чтобы наподдать своей деревянной саблей кому-нибудь из команды. За это несчастные пираты тихо ругали Синана-агу, который и сделал для мальчишки ту вещь, а сам надежно укрывался от его нападок в трюме и только посмеивался над остальными. Однажды ночью Айбиге, накинув плащ, вышла на палубу подышать воздухом. В этом маленьком порту, омываемом волнами Адриатического моря, им оставалось пробыть всего одну ночь. Сейчас, после починки корабля, предстояло хорошо запастись едой для отплытия в Стамбул. Снова Стамбул. Что-то подсказывало, что путь туда не принесет радости, как и в тот раз, когда ханым оставила в Крыму всю свою семью и отправилась к тетушке. С тех пор она так и не увиделась с братьями — лишь раз довелось ей встретиться с отцом, посетившим султанский дворец. А теперь она опять плывет туда. Что на этот раз, какую еще частичку души там оставит? На глаза наворачивались слезы — то ли от грусти, то ли от ветра. Появившийся рядом Адиль попытался было утешить сестру, но зря. Отправив его куда подальше, ханым вытерла рукавом лицо и уставилась на порт. Вдруг она почувствовала, как кто-то дергает ее за полы плаща — это Эмин подбежал, держа в руке свою деревянную саблю. Сквозь расстегнутый воротник нижней рубахи на шее сына виднелась цепочка с тем самым «самодельным» кулоном из сережки. Айбиге взяла мальчика на руки и прижала к себе. Малкочоглу — снова и снова она вспоминала о нем. Все еще хранила любовь к нему в своем сердце, не желая забывать. Каждый раз, глядя на Эмина, расчесывая его темные кудри, Айбиге думала о Бали-бее, о том, как и где он живет, хранит ли до сих пор ее дар или нет, женился ли, а может… Эта мысль пронзила ее, словно молния. Столько лет прошло, а о сыне Бали-бею Айбиге так и не сообщила! Ну, конечно, раньше было никак нельзя — все же корабль Мурада-реиса находился слишком далеко, и велика была вероятность, что письмо не дойдет. Айбиге убежала в каюту, а затем, наказав Адилю следить за сыном, сошла на берег, неся в руке футляр с письмом и кошель с монетами. Нанять гонца не составило особого труда. Один шустрый малый из Боснии согласился почти за бесценок. А вот с объяснениями насчет адресата вышло посложнее: наемник так торопился в путь, что плохо смог уяснить, кому нужно отдать послание — как ни кричала ханым ему вслед «Малкочоглу Бали-бей!», топот копыт лошади заглушил почти все слова. Едва поднявшись на корабль и войдя в свою каюту, Айбиге обнаружила там Мурада-реиса, сидевшего на ее кровати. Рядом крепко спал Эмин, положив свою кудрявую головку ему на колени. Осторожно, чтобы не разбудить ребенка, капитан встал и вышел из каюты, пригласив Айбиге проследовать за ним наверх, в его покои, и оставив Адиля присматривать за малышом. Едва захлопнулись двери, глаза Мурада-реиса потемнели от злости. — Что ты творишь, как смеешь покидать корабль, не сообщив? — он снова сорвался. — Мурад, молю тебя, успокойся. Я не сделала ничего дурного, — Айбиге уже привыкла к его постоянным крикам. — Ничего, за что ты мог бы... — договорить не получилось — с громким звоном посуда со стола полетела на пол. Неужели ему сообщили? Но об этом не знал никто, даже любимый братец. — Я всего лишь отправила письмо в Крым, — ханым старалась выглядеть как можно более спокойной, но это только наоборот злило Мурада-реиса еще больше. — Ложь! Ни в какой Крым ты писем не писала! — казалось, что еще немного — и злобный капитан просто убьет ее на месте. — Это для него, верно? Для отца Эмина? — Хватит, Мурад! Прекрати, как ты мог такое подумать? — сейчас самым главным было убедить его. — Не вздумай лгать мне, — капитан с трудом сдерживал очередной порыв гнева, — Ты все еще его любишь, думаешь о нем. — Но я здесь, с тобой. Глупый пират! Как же она устала от его постоянной ревности, от неприятных комплиментов, которыми он постоянно «одаривал» крошку-Эмина. Даже сейчас умудрился выпытать, кому Айбиге отправила письмо. Или же так славно притворился, что знает об этом. Хорошо, пусть будет по его желанию! Если он хочет, то пусть получит ее. Прямо здесь и сейчас — может, тогда поймет, что есть в ее словах правда. Избавившись от плаща и пояса, Айбиге торопливо расстегивала мелкие пуговки на кафтане. В один миг Мурад-реис приблизился к ней и схватил за руку. — Айбиге, — сжимая хрупкое запястье, глухим голосом проговорил он, — не играй со мной. — Позволь мне остаться, Мурад, — ханым старалась не терять самообладания. — На еще одну нашу ночь, — осторожно она коснулась ладонью его щеки, отчего капитан прикрыл глаза. Как ни крути, а четыре года, проведенные рядом с этим человеком, наложили отпечаток на жизнь Айбиге. Мурад-реис привлекал ее по-своему: своим характером, неиссякаемой энергией, умением руководить теми, кто был старше него. И ханым понимала, что от себя не убежать — к этому человеку у нее тоже были чувства, пусть и не такие, как к Бали-бею. И втайне от себя она боялась потерять и его тоже. Мурад-реис ничего не ответил — лишь резким движением стянул вниз с Айбиге уже не нужный кафтан. Крепкие руки скользнули вдоль тонкой талии, поцелуй — сначала жадный, а затем более нежный. Ханым отвечала на его ласки, притягивая Мурада к себе за воротник, расстегивая одежду, все больше распаляя желание. Сейчас они принадлежали только друг другу. Сняв с себя кафтан и рубаху, он с силой толкнул Айбиге на кровать. Лаская и целуя так, как не делал ни с одной женщиной до этого, Мурад прижимался к ней всем телом, разрывая тонкую ткань гемлека, наслаждаясь каждым моментом их близости. Потому что любил по-настоящему только ее, Айбиге-ханым, только она заняла все место в его сердце. Все красотки, с которыми он когда-то развлекался, — будь то пленные девушки или барышни из борделей у портов — никогда не запоминались ему так, как она. На каждое следующее утро капитан уже забывал, как выглядела та или иная девушка, с которой он проводил очередную ночь, и потому даже не интересовался, кто она и как ее звали. Лежа на спине, полностью обнаженная, Айбиге не сводила с него глаз, чувствуя его внутри себя, прижимая ближе и ближе с каждым движением, зарываясь руками в его огненно-рыжие волосы. Мурад гладил ее упругие бедра, лаская и исследуя каждую клеточку ее тела, задерживаясь именно в тех местах, где ей больше всего этого хотелось, — сейчас Айбиге принадлежала только ему и никому более. Покрывая поцелуями нежную шею и плечи, срывая с нежных губ стоны удовольствия, он позволял ей полностью расслабиться, забыться, раствориться. Представить, что никого в ее жизни никогда не было, кроме его одного. — Айбиге, — тихо произнес капитан, в последний раз крепко сжав ее ладонь. Тяжело дыша, он лег рядом, зарывшись лицом в ее длинные темные волосы, разметавшиеся по подушкам. Они уснули почти одновременно — но даже во сне Мурад-реис крепко прижимал Айбиге к себе. То ли от страха потерять ее, то ли от съедавшего его душу чувства ревности. Ведь когда-то эта хатун принадлежала другому. Тут в дверь постучали: Тугрул-ага пришел сообщить, что все готово к отплытию. Быстро одевшись, капитан вышел на мостик и скомандовал покинуть порт, после чего вернулся в каюту. Тусклый луч луны освещал спящую Айбиге — она лежала на кровати, почти не прикрывшись одеялом, рядом валялась разбросанная одежда. Мурад-реис присел у изголовья, молча любуясь ее лицом, манящими изгибами тела, тонкими руками. Он хотел ее. Всю. Засыпал и просыпался, думая только о ней. О том, как было бы им хорошо вместе — только им двоим. Внезапно его взгляд упал на лежавшее на полу длинное мягкое перо — похоже, оно упало вместе с чернильницей со стола, когда Айбиге сняла свой плащ. Тихо, стараясь не разбудить, Мурад-реис подобрал перо с пола и повертел в руках. Осторожно, едва касаясь, он провел опахалом пера по щеке Айбиге, спускаясь к шее. Ханым лишь вздохнула и положила лежавшую на животе руку на подушки. На лице Мурада-реиса появлялась хитрая улыбка: сейчас он был главным, сам решал, что и как будет делать, лаская и ублажая свою госпожу, умело проводя кончиком опахала по ее вздымавшейся груди, животу, бедрам. Заставляя ее саму повернуться так, как он того требовал. Осторожно сдвинув в сторону одеяло, Мурад легко провел пером еще раз по животу Айбиге, наблюдая, как она сама сжимает и ласкает свою грудь и тем самым пытается показать, что готова уже принять его. Но вместо этого он лишь осторожно дотронулся пером до внутренней стороны ее бедер, спускаясь все ниже, и, наконец, отбросил ненужное перо в сторону и коснулся пальцами руки ее самого сокровенного — сначала нежно, а затем все более игриво, ласками доводя ханым до исступления. Мурад не сводил взгляда с возлюбленной, наблюдая за тем, как она с каждым движением подавалась бедрами ему навстречу, желая и требуя его, — лишь чуть прикрыл глаза, стараясь побороть себя. Последний пик — и он почувствовал, как становятся влажными его пальцы, касавшиеся ее плоти; осторожно Мурад-реис укрыл Айбиге и провел ладонью по ее спутанным волосам. — Малкочоглу… — едва переведя дыхание, произнесла ханым, улыбаясь во сне. Шайтан ее побери, она все еще о нем думает! Даже в порыве страсти зовет его. А этот мальчишка остался тут, как память о той прошлой жизни! С трудом уняв порыв гнева, Мурад-реис вышел из каюты. Лежа на кровати, Айбиге видела удивительный, но в то же время странный сон. Она снова находилась в комнате хранителя покоев — любимого Бали-бея, облаченная лишь в тонкий красный гемлек. И вдруг сюда явился человек в синем камзоле, лицо которого при этом было не видно. Он подошел ближе к Айбиге и стал ласкать ее, постепенно снимая гемлек. Поэтому ей так и не хотелось просыпаться. Наоборот, ханым пыталась убедить себя в том, что это Бали-бей сейчас рядом с ней, а не Мурад-реис. Оттого и не удержалась, потому и сорвалось с ее уст заветное «Малкочоглу», так разозлившее капитана. Он ничего так и не сказал Айбиге: ни сейчас, ни спустя время. Пусть верит в свою прежнюю любовь, со временем и это пройдет. А если нет, то Мурад-реис сделает все для того, чтобы она полюбила его так же сильно, как и он ее. *** А много позже, дождливой ноябрьской ночью, в богатом доме Мурада-реиса в Стамбуле, на свет появился Мехмед — маленький крошка с рыжими, как у отца, волосами. И только тогда пират понял и почувствовал, что теперь они с Айбиге, может быть, ненадолго стали семьей.