Prediction

Солнце едва виднелось над горизонтом. Утро, рассвет, полная тишина. Не были слышны крики торговцев-зазывал, не раздавались из кофеен всяческие разговоры. И лишь из какого-нибудь окна портовой таверны иногда доносились стоны и вздохи. Рустем-паша уже проснулся и ожидал в порту отплытия корабля, как внезапно громкий крик привлек его внимание. Тут же поспешили вниз с палубы, мимо по причалу побежали моряки и реисы, находившиеся неподалеку. Не теряя времени, паша решил поторопиться к месту, куда скапливался народ. Подойдя ближе, он сумел рассмотреть сидевшую на камнях девочку в сером кафтане, сжимавшую руки в кулаки. Но более Рустема поразило другое: рядом лежала мертвая, с изуродованным лицом, хатун в зеленом кафтане. Похоже, это ее вид так напугал бедняжку. — Михринниса, дочка! — сквозь толпу протиснулся сам Барбаросса. — Все в порядке? О, Аллах, — он перевел взгляд на мертвую, — не может быть! Не смотри, дочка, пойдем, — укутав Нису в свой кафтан, он прошел в толпу, попутно отдавая приказы команде: — Отведи мою дочь домой, Тургут-реис, мы отложим отплытие. Сегодня нужно заняться похоронами и сообщить Повелителю. Рустем-паша, помогите поднять тело. — Как прикажете, — Рустем тут же спустился, подхватил на руки лежавшую и перенес на причал. Холодна, как лед, отметил он про себя. Хюррем Султан будет очень расстроена этой смертью. Да и сам паша тоже где-то в глубине очень переживал, но скрывал эти чувства под маской своей натуры. Внезапный порыв ветра чуть обнажил правую ногу мертвой. Рустем стоял, не двигаясь, рассматривая аккуратную гладкую кожу лодыжки, слыша, как собирают в дорогу гонца с письмом для Повелителя, а перед глазами проносились совсем другие картины. Картины прошлого. *** 1532 год. — Так больно? — Немножко. — Я должен сообщить хранителю покоев и позвать лекаря, Айбиге-хатун, иначе Повелитель может казнить меня. — Рустем-ага, только не ему, не надо! Ой, больно… А лекаря позови. Ханым сидела на скамье, одной рукой придерживая порванную штанину. Конь, которого ей привели сегодня, оказался не на шутку быстр и резв, и поскакал так, что даже она была не в силах с ним справиться. Как ни учили ее братья, от колючего кустарника ничто не уберегло, и одна из цепких веток все же впилась в ногу, выбив из седла и разодрав кожу до крови. И, слава Всевышнему, Айбиге осталась жива после такого падения. Иначе Рустем потерял бы не только должность, но и жизнь. Лекарша оказалась весьма расторопной и нелюбопытной — за кошель с несколькими акче выполнила все, что от нее требовалось, пока Рустем стоял рядом и наблюдал, чтобы никто не приблизился к конюшне. Он не мог ни в коем случае допустить никаких пятен на своей пока безупречной репутации, так что и сейчас старался вовсю. — Вот, — Айбиге оглядела себя, — так лучше. Да что там лучше? Рваная штанина, кое-как заправленная в сапог, размазанная по кафтану грязь в попытке отмыть, листья и колючки в волосах. Валиде Султан и Повелитель сразу поймут, в чем дело. Со стороны послышался звук шагов. Кто-то шел к конюшне и был уже близко. — Хранитель покоев! Это он, его прислали за мной! — Айбиге едва-едва успела скрыться за одной из стен. — Придумай что-нибудь, Рустем-ага. Легко сказать — придумай. Мысли лихорадочно вертелись в голове, но ни одна из них не была толковой. — Малкочоглу Бали-бей, — ага склонился в приветствии. — Я за Айбиге-хатун пришел, — бей был мрачен, как и всегда. — Валиде Султан говорит, что уже холодно, и пора возвращаться. — Айбиге-хатун… — тут ага замялся, — она просит передать, что хочет еще покататься и велит принести ее теплый кафтан. — Как пожелает Айбиге-хатун, — на лице Бали-бея появилось удивление, однако настаивать он не стал и тут же ушел, не видя, как еще одна пара глаз провожала его. Позже, надевая кафтан, крымчанка на прощание лишь сказала Рустему: «Как же жаль, ага, что у меня не было такого хитрого брата, как ты». Кто же мог знать, что это было ее последнее катание на лошади в султанской конюшне. Но этот день Рустем запомнил навсегда. *** — Хватит, Сюмбюль! — крик Хюррем Султан разнесся по покоям. — В прошлый раз ты сказал то же самое, и видишь, что получилось? Довольно! — Но госпожа… — Что сейчас? — Хюррем держалась, пытаясь не терять самообладания. — Что изменилось? — Госпожа, — Сюмбюль чуть опустил голову и попятился назад, будто уже зная, что произойдет вскоре, — в тот раз Айбиге-хатун не нашли, а сейчас она… сейчас ее обнаружили в порту мертвой! На некоторое время в воздухе повисла звенящая тишина. Давящая на уши, заполняющая все пространство, вязкая, липкая, как мед. Показалось, что даже голоса птиц в дворцовом саду стихли. Хюррем закрыла глаза — все кончено. Теперь точно конец. Аллах свидетель, не таким хотела она видеть будущее крымской ханым. Султанша тяжело опустилась на тахту и сделала пару глотков воды из кубка. Весь вид госпожи давал понять, что эта весть сильно ее задела. — Кто это сообщил? — Гонец от Хайреддина-паши, моя госпожа. Он также сказал, что… — Валиде? — в покои вошла Михримах Султан. Юная госпожа была весьма встревожена и несколько грустна. — Валиде, что случилось? Этого Хюррем ожидала менее всего — обычно дочь приходила только на утреннее приветствие, а после замужества приезжала еще реже. Жестом указав Сюмбюлю-аге уйти, султанша приложила ладонь ко лбу. — Все в порядке, Михримах, — на лице Хюррем появилась едва заметная улыбка, — прошу тебя, не задавай сейчас вопросов, — детям ни к чему знать поводы для ее беспокойств и волнений. — Почему ты печальна, доченька? Тебя что-то беспокоит? Может, стоит позвать лекаршу для осмотра? — Мой муж Рустем-паша, — Михримах коснулась губами протянутой руки матери и присела рядом. — Он знает, что я в положении, и именно сейчас, в такой момент, его нет рядом. Ах, дочка. Как же сейчас нужна тебе поддержка матери! И как сейчас хотелось самой побыть немного слабее, чтобы кто-нибудь так же подошел и сказал, что несмотря ни на что, все будет хорошо. Но приходится держаться, не показывать вида. Обняв Михримах, султанша лишь в своем отражении в зеркале видела слезинки в серо-голубых глазах. — Хайреддин-паша приходил, — с тяжелым сердцем произнес и любимый Сулейман, — Айбиге-хатун около его корабля нашли — так он мне сказал. Аллах покарал ее за все грехи, — и эти слова ему произносить было очень трудно. Безутешна была и Хюррем, украдкой вытирала она рукавом кафтана мокрые от слез щеки. Султан позволил носить траур по бедняжке, объявив, что простил ее и что теперь лишь Всевышний ей судья. Однако с Мурада-реиса обвинений не снял, и поиски его не прекращались ни на день.