Prediction

1540 год, февраль. Холодный ветер усиливался, наполняя паруса и унося корабль все дальше от берегов Стамбула. Еще один бой позади, еще одна галера султана Сулеймана отправлена ко дну. Сейчас предстояло зайти в порт в Баре — пополнить запасы пресной воды и подлатать пробоины в обшивке. Непоседливый Мехмед, как только ему позволили, тут же принялся бегать по палубе и громко смеяться, представляя, что раздает команды, представляя себя капитаном, в ответ на что моряки только посмеивались: — Вот вырастешь, будут у тебя свой корабль и команда. — Такой маленький, а уже хочет быть капитаном! Мехмед обижался. Он не любил, когда его называли маленьким. Не любил, когда мать возилась с ним, как курица с яйцом, — ему начинало казаться, что она ограничивала его свободу, надевая еще один кафтан потеплее или оставляя рядом с кем-нибудь из команды. Только отец мог позволить себе общаться с ним, как с равным себе, пусть Мехмед и был пока еще слишком мал. За все это время не прошло и дня, чтобы Айбиге не вспоминала об Эмине. Пусть все говорило об обратном, она чувствовала, что его сердце все еще бьется, что он еще ходит по этой земле. Сын снился ей часто, почти каждую ночь ханым видела один и тот же сон, в котором она гуляла с Эмином по зеленому саду и радовалась жизни. Или они вместе упражнялись на саблях и ездили на лошадях, как тогда, в Стамбуле, у дома Мурада. Или плыли на большом корабле к дальним берегам. Но только одно всегда оставалось неизменным: рядом с Эмином шел другой человек, словно призрак, лицо которого Айбиге никак не могла рассмотреть. Мальчишка не боялся его, но на ханым его присутствие наводило некий страх. Об этих снах она никому не рассказывала: Адиль вряд ли понял бы, а Мурад-реис терпеть не мог ее воспоминания. Он все еще ревновал к Малкочоглу, даже его отсутствие не могло успокоить буйный характер капитана. А после пропажи Эмина реис изменился весьма не в лучшую сторону: о чем только говорили те ночи, проводимые им с одной из рабынь, захваченных в плен. Ее он не стал продавать на невольничьем рынке, а оставил на корабле, для себя, чем попытался отомстить Айбиге. Ничего не оставалось, кроме как терпеть: Мурад был не из тех, кто готов был так просто отступиться от всего, что ему принадлежало. И ни в коем случае он не отказался бы от Айбиге, не развелся бы, пусть она и хотела этого. Сбежав с нею от людей Рустема-паши, он практически связал ей руки, лишив возможности даже обратиться к кадиям или служителям мечетей тех портов, куда причаливал их корабль. Нельзя было позволить себя обнаружить. Ханым знала, что он все понимает и подмечает, что пусть она и его законная жена, это ничего для нее не значит. Что Мураду не удалось стать частицей ее души, что замужество может являться только лишь изменением статуса. Она молча сносила его выходки, выжидая время. Да, присутствие рабыни раздражало, порой злило, но только потому, что Айбиге чувствовала унижение по отношению к себе. Оскорбление, но никак не ревность. Она злилась на мужа за то, что позволял себе так с ней обращаться, но не за то, что предпочел другую. Да пусть, пусть Мурад оставит себе эту невольницу, пусть забавляется. Но он не должен поступать так с ней — с той, которую, как он говорил, любит больше своей жизни. — Ты обязан жениться на ней, — к этому сводились все их разговоры. — Я не стану терпеть такого к себе отношения! Но ничего не менялось: сквозь сон Айбиге слышала опротивевшие ей стоны и хриплый голос, доносившиеся из капитанской каюты. Она не плакала, не жаловалась. Лишь ждала подходящей возможности. Адиль все меньше поддерживал ее — с самого начала он осудил сестру за связь с Малкочоглу, а теперь, когда боль в сердце стала еще острее, наоборот — вместо того, чтобы быть рядом, принял сторону Мурада-реиса. — Аллах покарал тебя, сестра. Он забрал у тебя все, что напоминало о твоем грехе, чтобы ты поняла, где твое место в жизни, — его бесконечные нравоучения ни на день не прекращались. — У тебя есть любящий муж, и в твоем сердце не должно быть места для других. Смирись уже с этим. А еще заодно с тем, что теперь она преступница, убийца, беглянка, которая не просто не сможет вернуться домой, но и вообще — пребывать на территории всей Османской империи. И ее муж почти уже месяц не проводит с ней ночь, приглашая к себе какую-то грязную шлюху. Хотя она уже не такая грязная, как была раньше. Вот сверху снова послышались шаги — капитан получил свое и отослал девчонку прочь, как всегда делал. Сейчас она пройдет по лестнице, потом на палубу, а потом… Все произошло очень быстро, девица даже не успела закричать. Лишь выронила из рук узорный кубок, с громким звоном упавший на палубу. — Я не позволю тебе меня унижать, реис, — стерев с кинжала кровь, сказала ханым, смотря прямо в его глаза, полные гнева. Столпившаяся вокруг команда молчала, ожидая его ответа. Капитан уже готов был ударить ее, вырвать кинжал из рук и заколоть насмерть, но крик с мачты прервал его: в такой темноте один из моряков все же разглядел огоньки порта. — Избавьтесь от нее, — Мурад-реис указал на лежавшее на палубе тело со множеством ран. — Адиль-эфенди, ты пойдешь со мной. Брат почтительно прижал руку к груди и тут же поднялся в каюту. Странно. Мурад-реис всегда брал с собой Тугрула-агу, своего верного помощника, а теперь вдруг ни с того, ни с сего с ним на остров отправляется Адиль? Айбиге удивилась, но переспрашивать у Мурада ничего не стала. Закрыв за собой двери каюты, она решила поговорить с братом. — Что-то случилось, Адиль? — ее просто разбирало любопытство. — Почему Мурад-реис берет на сушу с собой именно тебя? Ты всего лишь лекарь. Тебе не под силу таскать тяжелые бочки с водой. — Я должен идти, Айбиге, — Адиль поспешил спуститься вниз, предпочтя не ответить на вопрос. Ханым смерила его укоризненным взглядом и, опершись о борт, уставилась на горизонт. Бар, портовый город Адриатики. Давно они не бывали тут. Старые приятели реиса, жившие здесь, всегда были готовы предоставить ему кров и причал. Даже, несмотря на то, что сейчас Мурада искала чуть ли не вся флотилия империи, а так же множество охотников за быстрыми деньгами. — Порой мне кажется, что эфенди больше слуга Мурада-реиса, чем ваш брат, — за спиной появился Тугрул-ага. — На что ты намекаешь? — Я просто говорю то, что вижу. Айбиге вздохнула. Действительно, отчасти Тугрул был прав: в последнее время Адиль и вправду сильно изменился, стал скрытным. Она никогда не видела его таким. Что произошло, что заставило его отводить взгляд и при ее появлении резко менять темы для разговора? После всего того, что они пережили, это был единственный самый близкий и родной ей человек кроме Мехмеда. За всё это время, будучи замужем, Айбиге так и не смогла по-настоящему привыкнуть к Мураду, осознать для себя, что такое быть законной женой. Возможно, из-за того, что между ними до сих пор, как стена, стояла незримая тень ещё одного человека. Того, чей призрачный силуэт являлся ей во снах. *** 1539 год, ноябрь. В порту Голубиного острова было очень неспокойно. На берегу в крепости горели тусклые огоньки, отбрасывая множество бликов на волны, бьющиеся о каменистые берега. Здесь корабль беглецов укрылся от очередной погони, хитро заведя султанские галеры прямо под башни-бойницы. Здесь Мурад-реис собирался было надолго остановиться и пополнить запасы воды и продуктов, однако начавшийся так не вовремя шторм заставил его отплыть из порта в открытое море. Едва только забрали письма с голубятни, как тут же прозвучал сигнал к отплытию. Буря. В это время корабли покидают порт — сильные у берега волны не так грозны в море. Сильный дождь, брызги, захлестывающие палубу, крики людей — все это смешалось в общий шум. Айбиге сидела в трюме, прижимая к себе Мехмеда, и лишь ждала, когда все закончится. Сверху доносились голоса команды, порой можно было среди них отличить Адиля. Внезапно именно его голос, словно молния, пронзил ночной шум: — Капитан! Мурад-реис! Спасайте Мурада-реиса! Дайте кинжал! От этого стало не по себе. Признаться, Айбиге все еще в глубине души что-то испытывала к нему, и потому забеспокоилась. — Что, сердце не на месте? — Синан-ага усмехнулся. — Эх, Айбиге-ханым, от себя не убежишь. Крики на палубе не смолкали. Наконец, раздался громкий всплеск — похоже, кто-то прыгнул за борт. Адиль? Вряд ли, он же не умеет плавать. Хотя кто из них умеет? Никто не борется с морской стихией, если попадает в нее — так рассказывали Айбиге многие пираты. Вскоре дождь немного унялся, и, по голосам команды, можно было распознать, что капитан снова на корабле, жив и здоров. — Куда? — Синан ухватил ханым за локоть, когда та рванулась к лестнице. — Сидите здесь, вы оба. Шторм еще не закончился. Едва он сказал это, как сильный порыв ветра качнул корабль, и послышался громкий звук. Сквозь решетчатое окно Айбиге увидела, как часть фок-мачты обрушилась прямо на палубу. Похоже, придется задержаться здесь. Отремонтировать неф и потом уже отправиться в дальнейший путь. — А теперь представь, что стало бы, не будь меня рядом, — строго сказал Синан-ага. — Это Всевышний послал меня, чтобы защитить тебя, Айбиге-ханым. И Мехмеда, маленького реиса, — он взял рыжего кроху на руки. *** Шторм постепенно стих. На палубе трудились аги, убирая свалившуюся часть мачты, отвязывая с нее шкоты и паруса, постепенно наводя порядок после ночной бури. Капитан спал в своей каюте — сейчас он мог позволить себе такую вольность. Верный друг Адиль, как и всегда, сидел подле него и разглядывал сложенные на столе записки с голубятни. Одна из них привлекла его внимание, и, не устояв перед любопытством, Адиль решил все же прочесть ее. Едва развернув записку, он не поверил своим глазам. Этого не могло быть, невозможно. Эмин его юный племянник Эмин — он не погиб в той давке на рыночной площади. Адиль вспомнил заплаканные глаза сестры, вспомнил ее ужасную тайну, маленького крошку, которому когда-то он помог появиться на свет. Маленький реис остался в Стамбуле, возможно, даже видел, как уплывает их корабль. Его бросили там одного, никому не нужного. Также как когда-то в Херсоне оставили Адиля, посчитав его погибшим. Всё в этой жизни повторяется. Он вздохнул и покосился на спавшего на тахте Мурада-реиса. Капитан отдыхал после ночного шторма — в то время всем пришлось несладко, а ему особенно, о чём свидетельствовала повязка на руке от кисти до локтя. Если бы не внимательность Адиля, вовремя заметившего падение реиса за борт, тот шкот утащил бы его на дно. За всё это время Айбиге так ни разу и не пришла к нему, не навестила. И это не оставалось незаметным: Адиль дорожил своей дружбой с капитаном, и такое отношение сестры к своему законному супругу не могло оставить его равнодушным. Отвернувшись, Адиль снова взглянул на записку. Малкочоглу — гласила витиеватая подпись снизу. Малкочоглу — тот самый, о котором упоминалось в поддельном письме? Отец Эмина? Что ж, если это действительно так, то с мальчишкой все в порядке. Айбиге рассказывала о той серьге, что подарила своему любимому когда-то, и о кулоне для сына. Если этот бей сложит два и два — он все поймет, и за Эмина можно не опасаться. — Что в записке, Адиль-эфенди? — сонно спросил капитан. — Пустяки, — вздохнул он, комкая обрывок пергамента, — очередные угрозы от султана. — Сожги ее, даже не стану читать такое.