Рэд. Я — цвет твоего безумия

      Благостную тишину, изредка разбавляемую нервным постукиванием пальцев по рулевому колесу, разбил на сотни частей телефонный звонок, заставший Вэрнона Волфери врасплох. Признаться, он не думал, что в ближайшее время придётся отказаться от собственных задумок и скорректировать расписание в соответствии с желаниями другого человека. Он бы с радостью отмахнулся от этого звонка, проигнорировав его, как игнорировал сотни других попыток добраться до него, но, увы, абонент, жаждавший внимания, входил в категорию тех людей, которых нельзя не заметить. Попытка сделать это в былое время грозила серьёзными последствиями, и наплевать, в общем-то, на наличие родственных уз. Для Ингмара они никогда ничего не значили. У него вообще было своё понятие о ценностях, и с общепринятыми правилами оно не пересекалось ни в единой точке.       Сейчас страха не было, но привычка отвечать в обязательном порядке осталась.       — Хочу видеть тебя через пятнадцать минут у себя в кабинете. И ни минутой позже, — произнёс Ингмар, традиционно проигнорировав приветствие.       — В таком случае, мне стоит подумать о том, каким чудом приделать своей машине крылья, — отозвался Вэрнон. — Учитывая сегодняшние пробки, я смогу добраться до тебя за столь рекордное количество времени только благодаря чуду, не иначе. Хотя бы полчаса, и всё решится в лучшем...       — Не торгуйся, — грубо оборвал племянника Ингмар. — Не с сутенёром общаешься, чтобы цену сбить. Если я сказал, что хочу видеть тебя через пятнадцать минут, значит, через пятнадцать минут ты должен стоять на пороге моего кабинета. Уложишься в четырнадцать — ещё лучше, а шестнадцать — уже плохо.       — Ты хочешь невозможного, дядя, — усмехнулся Вэрнон, заключив небольшое пари с самим собой.       — А ты иногда забываешь о том, что незаменимых людей не существует, — отпарировал Ингмар.       — У тебя нет альтернативы, — отрезал Вэрнон. — Только я. Шавок своих меняй, как хочешь, хоть по сто раз их перетасовывай, отбирая и раздавая должности, но в этом случае разброса кандидатур нет. Решение принято давно, и мы оба это знаем. Твой единственный наследник — я. Других не наблюдается. И не будет. Так что не разбрасывайся угрозами. Твои пафосные заявления пугали меня в двадцать, сейчас — нет. Пустое сотрясание воздуха, ничего кроме.       Дожидаться ответа он не стал.       Отключился и швырнул телефон на пассажирское сидение.       Почему-то захотелось вымыть руки и тщательно, до зеркального блеска, протереть салфеткой телефон.       Появилось странное ощущение грязи, в которой он измазался за время недолгого разговора.       — Капризная старая сука, въезжающая в маразм, — прокомментировал Вэрнон недавнее происшествие, усмехнувшись надменно.       Он точно знал, что в отведённый мизер уложится. Возможно, даже выгадает немного времени, появившись раньше, но сделать всё без дополнительных замечаний не смог. Пререкания с Ингмаром вошли у него в привычку.       Тот, кто прежде был для него непоколебимым авторитетом и вызывал неизменное восхищение, ныне провоцировал лишь раздражение и желание поскорее избавиться от обузы. Самодур, выживающий из ума — таким стал его дядя. Подозрительность, прежде дававшая знать о себе, теперь достигла небывалых высот, превратившись в манию преследования и страх оказаться за бортом, будучи обыгранным представителями молодого поколения.       Ничего удивительного в этом не было.       Время шло, Ингмар не молодел.       Те люди, что окружали его прежде и считались беззубыми щенками, давно выросли из этого амплуа, став вполне себе взрослыми, опасными хищниками, готовыми перервать глотку всем и каждому, кто посмеет перейти им дорогу. Смена подросла. Тому, кто правил всё это время королевством, настала пора уйти на покой. Но он не собирался отдавать власть без боя.       Она пьянила его.       Она была его главным наркотиком.       И он не мог от неё отказаться.       Он не хотел лечиться от своей зависимости.       Он верил, что ещё не один десяток лет продержится у власти, и никто из соратников не попытается от него избавиться.       Удивительное умозаключение, если принять во внимание его прошлые поступки, и то, с какой лёгкостью он сам прежде избавлялся от своих конкурентов и неугодных соратников, однажды посмевших перейти дорогу королю Наменлоса. Если убирал он, то с таким же успехом однажды могли убрать и его. С каждым годом провернуть задуманное становилось всё проще. Кольцо сужалось, воздуха становилось всё меньше, и Вэрнон играл в этом заговоре не последнюю роль. Впрочем, в отличие от дяди, всегда и во всём предпочитавшего радикальные методы, он мог пойти на компромисс, своеобразную сделку. Готов был озвучить предложение, от которого невозможно отказаться. Из уважения к сединам и былым заслугам, как он сам определял мотивы собственного великодушия.       Ингмар добился своего, несомненно.       Построил империю, о которой всегда мечтал, и к расцвету которой стремился с тех самых пор, как впервые нырнул в море, полное пираний, и в цивилизованном мире именуемое бизнесом — честным людям там делать было нечего. Долго они на свете не задерживались.       Кто-то уходил сам — предупреждений хватало, на открытое столкновение они уже не нарывались.       Кого-то к подобному решению методично подталкивали, и у них хватало ума уползти от этого берега, пока ещё была возможность.       Кому-то его навязывали, приводя приговор в исполнение.       Империя Волфери процветала. Росла. Расширялась, подминая под себя всё и всех, поглощая, захватывая, раскатывая по асфальту, а после собирая заново, но уже собственными усилиями и под собственным же брендом. Те, кто по глупости решался пойти наперекор, в дальнейшем горько жалели.       Именно поэтому империи требовались молодые руководители, способные подстроиться под новую ситуацию, а не продолжавшие насаждать привычные — отжившие своё — методы, основательно устаревшие и теперь ничего, кроме саркастической усмешки не вызывающие.       Ей требовалась крепкая рука, а не подрагивающая и усыпанная старческими пятнами, что романтичные французы издавна именовали маргаритками смерти.       Со стороны казалось: для своего возраста Ингмар неплохо сохранился. Он не позволял себе терять форму, выглядел по-прежнему внушительно, и для посторонних всё ещё был мрачной кровавой легендой Наменлоса. Но не для Вэрнона, с ранних лет находившегося рядом с дядюшкой, досконально изучившего всю внутреннюю кухню и знавшего, сколько усилий приходится прилагать родственнику, чтобы не сдавать позиций. В первую очередь, для того, чтобы самому поверить, будто он их не сдаёт.       Реальность его аутотренинги отметала.       Отец Вэрнона, будучи почти на десять лет старше брата, выглядел, как ни странно, моложе. В свои шестьдесят пять он даже не поседел окончательно. Может, потому, что не подвергал себя риску и вообще старался держаться в стороне от подобных мероприятий.       Более того, не одобрял их.       И по поведению был как будто не Волфери.       Ингмар красил волосы в чёрный цвет, чтобы скрыть седину, проявившуюся у него поразительно рано. Когда появились первые белоснежные пряди, ему не было ещё сорока лет. А к сорока пяти годам он поседел полностью. Не было того плавного перехода, о котором принято говорить «волосы цвета соли с перцем». Сначала тёмная шевелюра, а потом — стремительное превращение в обладателя седых волос.       Появились морщины, появились те самые маргаритки смерти, густо усеявшие кожу на руках.       — Стареешь, дядя, — однажды насмешливо протянул Вэрнон, сидя напротив него и уделяя большее внимание зажигалке, нежели человеку, находившемуся рядом.       Потому-то в первый момент и не понял, отчего в помещении установилась кладбищенская тишина.       Он бы и не подумал, что зацепил до глубины души. Крутил вещицу в руках и был занят исключительно ею, а, когда поднял глаза, позволив взглядам пересечься, прочитал на лице дяди всё, что так и осталось в дальнейшем невысказанным. Осознал: только что нанёс сверхточный мастерский удар, наступил на мозоль и ударил по самой чувствительной болевой точке.       Ингмар, привыкший всё контролировать и быть хозяином жизни, больше всего на свете боялся постареть.       Пока это видел он сам, не было ничего страшного.       Когда начали замечать остальные, он пришёл к выводу: дела его плохи.       Ингмар наверняка чувствовал, что положение ухудшается, всё выходит из-под контроля, а молодняк дышит в спину, держа пистолет наготове и выбирая подходящий момент, чтобы выстрелить в затылок престарелой лошади, от которой больше нет никакого толка, одни лишь проблемы. Потому и беспокоился, стараясь — с определённой периодичностью — напомнить окружающим о своём величии.       Были те, кто продолжал проникаться спонтанными представлениями и хранить верность Ингмару.       Но были и те, кто отдавал предпочтение племяннику.       И сколь бы не прискорбно это было для Ингмара, второй лагерь расширялся, а вот число его единомышленников стремительно уменьшалось.       Вэрнон не стремился к перевороту, позволяя дяде тешить себя иллюзиями, но, когда того заносило на поворотах, и в ход шли угрозы, утратившие силу несколько лет назад, он не выдерживал и ненавязчиво напоминал о том, что время не стоит на месте. Вечная жизнь Ингмару не грозит, так пусть перестанет бравировать былыми заслугами. Новых подвигов не предвидится, а прежние истории об его величии успели всем основательно надоесть, набив оскомину.       Всё действительно обстояло так, как сказал Вэрнон.       Когда он только-только вступил в ряды определённой структуры, находившейся под предводительством дяди, когда сказал «прощай» спокойной жизни, о которой мечтали его родители, когда впервые увидел своими глазами то, о чём слышал в их приглушённых разговорах, чувство страха накрыло его огромной волной, сравнимой по силе разве что с цунами.       Всё это было для него шокирующим.       Хотелось сделать шаг назад, отступить и больше никогда не пересекаться с диким миром, в котором законы не работают, а деньги и власть решают всё на свете, снимая любые вопросы, помогая закрывать глаза на преступления любой тяжести, избавляя от проблем одним выстрелом или ударом ножа, нанесённым в тёмной подворотне.       Но в том-то и дело, что так дела обстояли лишь на первых порах. Он сам не заметил, как втянулся. Быть может, удовольствие от происходящего получать не начал, но и перестал каждое происшествие превращать в трагедию мирового масштаба, не придавал им значения, затирал в воспоминаниях, засвечивал, как некогда плёнки в старых фотоаппаратах, о которых сейчас все уже и думать забыли.       Он усваивал науку дяди и оказался, на редкость, талантливым учеником, схватывающим всё на лету. Дважды повторять ему не требовалось, достаточно было инструкций, чтобы он самостоятельно их доработал и составил план действий, который затем приводил в исполнение.       Несмотря на наличие родственных связей, он не сразу поднялся наверх. Начинал с самых низов, а в итоге добрался до своеобразной должности личного ликвидатора, которому поручали убирать самых-самых. Действовать уверенно, демонстрировать качество, доказывая собственную профессиональную пригодность.       Без шума, пыли и привлечения лишнего внимания. Его клиенты исчезали быстро, тихо и навсегда. О том, что они когда-то топтали землю, уже никто и не вспоминал. И имён их не произносил.       Милый мальчик, когда-то проводивший время за многочисленными чертежами и грезивший карьерой архитектора, превратился в профессионального убийцу, и начал находить определённые плюсы в своём новом положении. Его жизнь изменилась до неузнаваемости, чертежи отправились в ящик, стоявший на чердаке в доме родителей и покрывшийся ныне толстым слоем пыли. Все капители, колонны, фасады придуманных зданий, украшенные какими-то невероятными узорами, так и остались данью прошлому, не имея более шанса на воплощение в реальном мире.       Тридцать один год.       Внушительный послужной список.       Желание править миром, ну, или хотя бы одним отдельно взятым городом, в комплекте.       Тот мир, в который предложил войти дядя Ингмар, оказался Вэрнону ближе, чем тот, двери в который открывали родители.       Прежние мечты составили компанию чертежам. Они тоже покрылись пылью, закончив свои дни в глубокой летаргии.       По мелочам Вэрнон больше не разменивался.       И понимал, что ещё долгое время не вспомнит о том, что собой являет спокойная жизнь.       Когда ему захочется тихой старости в чьей-нибудь компании, он найдёт способ это организовать, но пока переломный момент не наступил.       Перед личным ликвидатором поставят ещё немало задач, которые будут нуждаться в немедленном разрешении. То, что сегодня Ингмар решил вызвать его на ковёр и настаивал на незамедлительном появлении, наводило на определённые подозрения.       Кажется, снова объявились какие-то отчаянные людишки, решившие, что они сумеют перерубить хребет огромной химере, во главе которой стояли Волфери.       Сколько их уже было? Сколькие вышли из переделки живыми и невредимыми?       Вэрнон усмехнулся и покачал головой.       Жизнь ничему их не учила.       Все, с кем ему доводилось сталкиваться, несомненно, были наслышаны о возможностях правящей в городе семьи, но вопреки доводам разума рисковали, рассчитывая на благосклонность со стороны судьбы.       Припарковавшись, Вэрнон посмотрел на экран своего смартфона, мысленно поздравив себя с маленькой победой.       Как и следовало ожидать, он справился с поставленной перед ним задачей, приехав раньше срока. Более того, в запасе у него осталось несколько минут. Если бы фраза «время — деньги» имела реальное воплощение, и каждый выигрыш в подобных мини-пари ему оплачивали, он стал бы богаче, как минимум, в два раза. Но их не оплачивали, потому приходилось довольствоваться моральным удовлетворением на фоне победы, которая была очевидна.       В себе и своих способностях Вэрнон не сомневался.       — Форс-мажор? — поинтересовался он, пересекаясь с одним из охранников Ингмара.       Тот кивнул.       — Ещё какой.       — А подробнее?       — Мистер Волфери не откровенничал на эту тему. Но дело, несомненно, серьёзное. Он рвёт и мечет с тех пор, как к нему Скайфорд заявился.       — Скайфорд?       — Да.       — Надо же, — протянул Вэрнон.       Новые подробности, нарисовавшиеся на горизонте, не рассеяли возникшие прежде подозрения, а утвердили их.       Где Скайфорд, там проблемы.       Закономерное явление.       Давно пора указать ему на дверь, отправив на все четыре стороны.       Сказать для проформы, что он свободен.       Всем и так понятно, что далеко уйти ему не позволят. Не тот человек, которого можно отпускать в свободное плаванье. Знает больше положенного, язык за зубами держать не способен. Чем дальше, тем меньше понимания. Мозги под действием наркоты, которую он утром, в обед и вечером принимает в качестве аперитива, превратились в кисель, но…       Есть одно весомое «но».       Ингмар не позволит от него избавиться. Не потому, что по-человечески пожалеет. О привязанности тем паче речь не заходит.       Всё упирается в преданность, которую Скайфорд демонстрирует отменно, когда находится в более или менее нормальном состоянии. Отличный пример дворняги, которую когда-то пригрели, а она и рада стараться, чтобы выслужиться перед хозяином, получив порцию — согласен и на микроскопическую щепотку, выраженную хоть в денежном, хоть в порошковом эквиваленте — чужого расположения.       Каждый раз, как хозяина видит, эмоций море.       Но Ингмар, как всегда, видит то, что хочет видеть, и фатально заблуждается.       Верить Скаю не стоит. На деле он всё делает не из преданности — из страха.       Лижет руки, лижет ноги.       Задницу тоже радостно и активно лижет. Последнее, само собой, в переносном смысле.       Но как отменно научился это делать. Только позавидовать такому рвению можно. Или посочувствовать.       Скорее, всё-таки второе.       Завидовать там было нечему.       Пересекая гостиную, Вэрнон заметил Камиллу, чью задумчивость и нервозность выдавала некая озадаченность, отразившаяся на лице. Девушка что-то внимательно разглядывала на экране планшета, постукивала по нему ногтем с ярко-малиновым — в тон короткого, задравшегося или же намеренно задранного выше колена платья — лаком, время от времени пролистывая страницы вверх-вниз и едва заметно шевеля губами.       Вэрнон, воспользовавшись свободными минутами, не упустил возможности понаблюдать за ней. Подумал, что если представится такой шанс, можно перекинуться парой слов, несмотря на то, что они только недавно попрощались и, наверное, глупо говорить о том, что соскучились друг по другу.       Вэрнон не соскучился.       Однозначно.       За чувства Камиллы он поручиться не мог.       За то время, что они были знакомы, он точно узнал только то, что Камилла любит деньги. Как обстояли дела с тёплыми чувствами, направленными в сторону живых людей, он не интересовался, да и не собирался лезть девушке в душу, вытаскивая наружу все её грязные секреты.       От неё он хотел немногого.       Больше-то она и дать не могла. При всём желании стать полезной, она так и оставалась лишь приложением к Ингмару, которое не спасёт ситуацию, сыграв решающую роль. Нет. Случись что-то, выходящее за рамки привычного, первая в расход и пойдёт.       Такие, как Камилла, обычно долго на свете не задерживаются.       Но тогда он не думал о её жизни в перспективе. Не выстраивал теории о том, как сложится судьба бывшей модели. Его интересовал вырез её платья. Её — содержимое его штанов.       Взаимовыгодные отношения, как ни крути.       Банальное развлечение.       Чтобы добиться желаемого, под кожу забираться не обязательно. Достаточно было залезть под юбку. Камилла, к слову, вовсе не протестовала, напротив, обеими руками поддержала инициативу.       Остальное не имело значения.       Очередная попытка дорогого дядюшки доказать всем и каждому, что он на многое способен. Не только в должности руководителя, но и в роли заслуженного героя постельных баталий. Молодая любовница, найденная на каком-то из местечковых конкурсов красоты, «мисс Наменлос — 2015», или что-то в этом роде. Она грезила карьерой модели, красовалась на нескольких рекламных плакатах, предлагая купить одежду известного бренда, йогурт и смартфон определённой марки. Можно сказать, мечта осуществилась и жизнь удалась.       Свою — небольшую, но лучше, чем ничего — порцию славы она получила.       А денег у неё теперь было столько, что хватило бы на две жизни. Больше, чем она представляла в самых смелых фантазиях, если вообще представляла.       Бегать по языку, чтобы заработать на жизнь, ей не требовалось.       Достаточно было податься в любовницы к важной персоне, держащей город в страхе, и жить припеваючи.       Она и жила, мечтая теперь не о всемирной славе, а о кольце на безымянном пальце и смене статуса.       Миссис Волфери.       Ей бы, несомненно, хотелось однажды услышать подобное обращение в свой адрес, но Ингмар не спешил делать предложение. Вэрнон и вовсе неоднократно давал понять, что секонд-хенд ему не нужен. Он спит с ней не от великой любви, что поразила в самое сердце, лишив покоя и сна.       Он просто развлекается, ходит по лезвию ножа, ищет острых ощущений, периодически укладывая в постель подружку своего дяди, которая вынуждена извиваться, словно уж на сковородке, чтобы эти отношения от Ингмара скрыть.       Чтобы отлучаться ради встреч с Вэрноном из дома, она придумывала себе множество занятий, начиная от бальных танцев, которые, по её словам, жаждала научиться танцевать чуть ли не со времён младшей школы, но как-то не сложилось, заканчивая курсами норвежского языка. Почему именно этого — неизвестно. Она вполне сносно разговаривала по-немецки, лексикон её не ограничивался фразочками из порнофильмов. Довольно высокий уровень, выше начального, уж точно. Могла бы соврать, что продолжает учить его, желая добиться уровня свободного разговорного, но она сказала первое, что пришло на ум, и теперь ломала голову над тем, как увильнуть от поездки, которую ей предлагали с завидным постоянством. Ингмар жаждал посмотреть, а точнее послушать, насколько талантливой оказалась его девочка в обучении.       Она была бы рада продемонстрировать навыки, но вся гадость ситуации заключалась в том, что Камилла за полгода своих «занятий» ни одного учебника в глаза не видела. Он удивился бы, приди она к нему с комплектом учебников. Ведь — закономерно — по его вине она ничего толком не делала. Предпочитала проводить время в его постели, и единственный навык, который могла там развить, укладывался в пошлую формулировку, гласившую, что знание многих языков в данных конкретных условиях не обязательно. Для минета вполне хватало владения одним.       Пристальное наблюдение за Камиллой вскоре увенчалось успехом. Она оторвалась от созерцания экрана и посмотрела на Вэрнона, стоявшего в дверном проёме.       Не удержавшись, Вэрнон подмигнул Камилле.       Она чуть закусила нижнюю губу.       Провела ладонью по бедру, как будто поправляя юбку своего платья цвета фуксии, но, на деле, задирая её ещё сильнее, чем прежде.       Никакого простора для воображения.       Намеренное обнажение с определённой целью.       Заметь их Ингмар за обменом подобными говорящими жестами, взглядами, поступками, он бы, наверняка, снова поседел в две секунды, просекая, что происходит прямо у него перед носом. Но он пребывал в счастливом неведении, веря в своё своеобразное семейное счастье, которое радостно висло на шее у другого и, лёжа рядом с ним, активно размахивало рукой с зажатой между пальцами зажжённой сигаретой, попутно откровенничая о том, насколько уныл и неинтересен секс с мужчиной возраста шестьдесят плюс или около того.       Вэрнону были неинтересны рассказы.       Ничего по-настоящему важного в информативном плане они не несли.       Секс с мужчинами возраста шестьдесят плюс уж точно на повестке дня не стоял. Ни сейчас, ни в перспективе.       Вэрнон слушал откровения через слово, а то и через предложение, после чего придумывал какой-нибудь предлог и отправлял Камиллу обратно. Ну, или ей звонил сам Ингмар, и она была вынуждена поскорее уехать, подарив Вэрнону на прощание короткий торопливый поцелуй, чаще всего, оставлявший на его губах слой помады.       Торопливо подкрашивала губы, стирала косметическое средство поцелуем и снова хваталась за кисточку, чтобы поправить макияж.       Когда Камилла уезжала, Вэрнон не откидывался на подушки и не лежал, наслаждаясь запахом духов, оставшимся на простынях. Напротив, первым делом он спешил сменить постельное бельё, избавившись от терпкого аромата. И только, когда запах окончательно выветривался, начинал заниматься повседневными делами.       Забавная на первых порах, сейчас она его утомляла.       Она была привлекательна и, наверное, красоте предписывалось компенсировать недостаток всего остального. Например, способности понять, что долгие прочные отношения Вэрнону не нужны. Женщина, переходящая от одного члена семьи к другому, словно знамя или кубок, собственно, тоже не нужна. Более того, не будь Камилла любовницей его дяди, он бы и не посмотрел в её сторону. Первый секс с ней был данью ещё одному пари с самим собой, заключённым в подвыпившем состоянии, а это, как известно, самое опасное время.       Алкоголь и безумные поступки любят ходить парой, крепко взявшись за руки, до боли переплетая пальцы.       К Вэрнону тоже заглянули.       Тогда они увиделись впервые.       Тогда он впервые одарил девушку понимающим взглядом.       Вскоре они трахались в подсобном помещении ресторана, где отмечали не что-нибудь, а день рождения Ингмара.       Новая знакомая что-то горячо и сбивчиво шептала ему на ухо. Он, находясь под воздействием алкоголя и азарта, мало что слышал и понимал, но, честно говоря, даже не пытался прислушиваться, отдавая себе отчёт в том, что ни одно из этих слов ему не пригодится в дальнейшем.       Впрочем, на одном разе Камилла не остановилась. Всё, сказанное тогда, он услышал неоднократно. И неоднократно же уверился, что действительно ничего не потерял, проигнорировав вдохновенные рассказы в первый вечер.       Сейчас Камилла смотрела на него с удивлением, смешанным с лёгкой порцией страха перед происходящим. Какой бы романтичной и наивной она не была, а о деятельности обоих своих любовников она знала не только со слов. Что-то слышала, что-то видела. Не нарочно. Просто оказалась не в то время, да не в том месте, вот и поняла: сказка была лишь в её воображении. Реальность от этих заблуждений довольно сильно отличается.       Она многое понимала, когда хотела.       Когда не хотела, продолжала упорствовать.       Одним из таких случаев был Вэрнон.       Сколько бы он не повторял, что большее предпочтение отдаёт парням, она никак не могла уложить это в своей голове, всячески отторгая новые знания, как организм отторгает при пересадке чужеродные органы.       — Ты же спишь со мной. И, заметь, делал это не единожды, — говорила она. — Глупо пытаться убедить меня в том, что это случайность.       — Даже не пытаюсь, — саркастично ухмылялся он. — Правда заключается в том, что я действительно люблю мужчин больше, чем женщин. Спать я могу со всеми, в обоих случаях не без удовольствия, но это не значит, что я не замечаю разницы. Если всё-таки жаждешь выйти замуж, поищи другую кандидатуру. Я не собираюсь отбивать тебя у дяди и устраивать кровопролитные войны, если на кону стоит подобный трофей.       Иногда она молча сносила его оскорбления.       Иногда обижалась, называла подонком и, словно ошпаренная, вылетала из постели. На ходу натягивала на себя в случайном порядке найденные элементы гардероба, и удалялась, гордо вскинув голову, чтобы... вернуться через пару недель, и снова попытаться поднять собственную ценность в чужих глазах.       — Что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она приглушённым голосом, прихватывая планшет и поднимаясь с дивана.       — Ничего такого, что могло бы не понравиться хозяину дома, — заметил Вэрнон. — Дядя пригласил меня на встречу, вот я и приехал. А ты думала?..       Вопрос был риторическим, ответа не требовал. Романтичные настроения снова одержали победу в борьбе со здравым смыслом. Захотелось поверить в сказку, будто на риск пошли во имя любви, приехали, чтобы повидаться с принцессой, заточённой в башне.       Рапунцель, сбрось свои волосы.       — Я об этом вообще не думала, — фыркнула Камилла, наклоняясь и поправляя ремешок босоножки, слишком сильно пересекающий щиколотку, так, что на коже остался красноватый след. — Мне есть о чём подумать в свободное время, и, прими к сведению, темы эти не вращаются вокруг тебя.       — У тебя проблемы? — невинно спросил Вэрнон.       Камилла поджала губы.       По всему выходило, что да. У неё действительно проблемы. Может, не глобального масштаба, тем не менее. Не всё в жизни птички, выбравшей золотую клетку, гладко и хорошо.       Она могла бы обо всё рассказать Вэрнону в надежде на утешение, но останавливали сомнения. Она не знала: стоит ли искать сочувствия и сопереживания у этого человека? Риск быть осмеянной был в разы выше. Вариант с совместным решением проблемы вырисовывался один на миллион тщетных попыток.       — Некое обстоятельство, — уклончиво произнесла Камилла.       — Обстоятельство? — эхом повторил Вэрнон.       — Да. Рождественские праздники, — пояснила Камилла. — Мы с Ингмаром обсуждали, где можно провести это время, и, признаться, я рассчитывала совсем не на то, что он предложил. Я до последнего верила, что это не случится, но сегодня он вручил мне билеты, и там написано...       Договорить она не успела.       Вэрнон засмеялся.       Захохотал, не попытавшись ради приличия замаскировать истинные чувства и ощущения, порождённые словами собеседницы. Да, разумеется, он не ошибся, верно угадав предполагаемое место назначения. Оно само собой вырисовывалось, учитывая предшествующую рождественским праздникам ложь длиной в полгода. Тут и разброса особого не существовало. Однако сама реакция Вэрнона Камиллу не только не спровоцировала на ответную улыбку и поддержание веселья, а основательно взбесила.       Ещё немного, и пощёчина не заставила бы себя ждать.       Камилла замахнулась и тут же вскрикнула от боли.       Скорость реакции у них с Вэрноном была, несомненно, разной. Не в пользу Камиллы, что очевидно.       — Не думай, что я позволю тебе безнаказанно это сделать, — произнёс он, моментально посерьёзнев, и в глазах его Камилла без труда прочла угрозу.       Вэрнон слов на ветер не бросал. Он мог быть улыбчивым, милым, обаятельным мужчиной, но мог быть и безумной машиной для убийств, которая уж точно не падает в обморок от вида крови и не боится причинять боль другим. Хоть лёгкую, хоть невыносимую. Для него это не имеет значения, и физические страдания других людей остаются незамеченными.       Шутить с ним не стоило. Распускать лишний раз руки — тоже.       Вэрнон был не из тех, кто смотрит сквозь пальцы на подобные выходки, и, получив пощёчину, тут же подставляет вторую щёку, желая испытать катарсис и ответить за нанесённые обиды.       — Сволочь, — прошипела Камилла, вырываясь из цепкого захвата и отступая на шаг.       На запястье стремительно наливались алые пятна будущих синяков.       — Никто не заставлял тебя придумывать для прикрытия столь экстравагантное занятие, — равнодушно бросил Вэрнон. — Могла сказать, что хочешь стать хорошей хозяйкой, потому посещаешь курсы вышивки крестом, и на Рождество тебя обеспечили бы наборами для создания будущих шедевров. Но ты не ищешь лёгких путей, потому сама себя загнала в ловушку. И теперь пытаешься переложить ответственность за случившееся на меня. Моей вины здесь нет, так что выкручивайся сама. Попытайся. Не жди, пока тебя спасут другие. В жизни это правило обычно не работает. Ради интереса пролистай пару учебников и попробуй выучить хоть что-нибудь. Не получится? Разыграй сценку, посетовав на сложность и проблемы с усвоением материала. Не мне тебя учить лицедейству. Напряги мозги и ищи выход из ситуации.       — Это и твои проблемы тоже.       — С чего бы?       — Я могу рассказать обо всём Ингмару, — усмехнулась Камилла. — И он...       — Тебе не поверит, — развёл руками Вэрнон. — Расскажи, посмотрим, к каким последствиям приведёт твоя откровенность. Расскажи, если не боишься вылететь на улицу, лишившись всего, к чему успела привыкнуть за это время. В лучшем случае.       — А в худшем?       — Действительно хочешь знать? Тебя отдадут охране, разрешив делать всё, что угодно, без ограничений. Не сдерживая порывы, не отказываясь от самых смелых фантазий, приходящих им на ум. Учти, не у всех мечты сексуально-приятные. Среди работников Ингмара найдётся пара-тройка отпетых садистов, а больше тебе и не нужно. Этих хватит за глаза, чтобы пожалеть о неспособности держать язык за зубами.       Пальцы нежно скользнули по щеке, горячее дыхание коснулось кожи, губы оказались на непозволительно близком расстоянии от уха. Нежный тон и омерзительные слова — невероятный контраст.       — Но ситуация забавная, — произнёс Вэрнон, подводя итог. — Как ни поверни, а получается, что всё всегда упирается в меня. Я — ditt endelikt.       — Что? — напряглась Камилла.       — Неужели не знаешь? Такое простое словосочетание, а поставило знатока в тупик. Твоя погибель, — пояснил Вэрнон. — По-норвежски. Думал, ты сразу узнаешь и переведёшь.       — Ты... — бессильная злоба нашла отражение разве что в стремительно сжатых кулаках.       Замахнуться повторно на Вэрнона Камилла не посмела.       Он ухмыльнулся довольно и, в последний раз погладив Камиллу по щеке, удалился.       Лимит времени подходил к концу, а перепалки с Ингмаром на фоне опоздания в планы Вэрнона не входили.       Досадные мелочи, портящие жизнь.       Их и без того слишком много. Не стоит добавлять ещё несколько неприятных моментов своими стараниями.       Стучать в дверь Вэрнон не стал, сразу же распахивая её и переступая через порог. Окинул помещение взглядом и, спустя пару секунд, вскинул бровь в недоумении. Картина, развернувшаяся перед ним, поражала и немного настораживала.       Видеть такое в кабинете Ингмара было неожиданно.       Помешанный на чистоте и порядке Ингмар не терпел, когда его рабочее место превращалось в обитель хаоса, но сейчас описать помещение иными словами просто не получалось. Здесь всё было вверх дном. На ум приходили только два варианта. Либо сегодняшние события происходят в параллельной реальности, а потому всё поставлено с ног на голову. Либо совсем недавно в кабинете творилось нечто, выходящее за привычные рамки. Грандиозное столкновение, участниками которого стали Ингмар и его верная псина, которая последние лет пять, набравшись опыта, не вызывала на себя гнев вышестоящего, умело заметая следы, подставляя других и умудряясь выходить сухой из воды.       Что-то пошло не так.       Сбой в матрице.       Лопнувшая чаша терпения.       Ярость, чьи волны продолжали висеть в воздухе и теперь, когда виновник скрылся в неизвестном направлении, оставив на память о себе совсем немногое.       Сильный промах, на который невозможно закрыть глаза, сделав вид, будто ничего не было — просто воображение не на шутку разгулялось. Вэрнон постарался восстановить недавние события по фрагментам, что были представлены его взору. Битое стекло, пятна на ковре — виски, вода, кровь. Первого немного, второго — больше. Кровь в приоритете. Сломанная клюшка для гольфа, брошенная посреди кабинета и тоже — как и ковёр — отмеченная алыми пятнами, истерзанные растения. Сбитая со стола ваза с цветами, ошмётки лепестков по всему помещению, голые стебли.       Лилии «Касабланка».       Не тайная, а очень даже явная страсть Ингмара.       Цветы, наделённые в его жизни особой символикой, о которой, правда, никто не догадывался. Во всяком случае, из тех, кому эти цветы были предназначены в дар.       Знали только избранные. Ограниченный круг людей.       Вход по пропускам.       Получить пропуск — невыполнимая задача.       Тайными знаниями никто не разбрасывается.       Ингмар считал, по-детски наивно верил, что этот небольшой ритуал приносит ему удачу в делах. Те, кому он присылал или дарил лично белоснежные лилии, обычно были первыми кандидатами на вылет из игры. Цветы в их руках были для Ингмара знаком того, что всё сложится так, как он задумал, и дело обязательно пройдёт, как по маслу.       Традиция сложилась двадцать лет назад, с тех пор старательно поддерживалась. Тогда незадолго до наступления часа расправы Ингмар подарил цветы своему партнёру по бизнесу, Юноне Рэдли. Даме с железной хваткой и такой же выдержкой. Несгибаемой, непотопляемой, неубиваемой. Казалось. В ту ночь всё изменилось. Железная леди и её сын погибли от рук Брайана Скайфорда, а семилетний внук, сладко спавший в обнимку с плюшевым кроликом, был застрелен Уитмаром Леганом в своей постели.       Конечно, об этом не говорилось в новостных выпусках.       Официальная версия утверждала, что причиной смерти стала халатность хозяев особняка, неисправность, взрыв, ею спровоцированный, стихийно вспыхнувший пожар, невозможность потушить его вовремя.       Сведения об истинных событиях, развернувшихся в рождественскую ночь в Наменлосе, не стали достоянием гласности.       Офицер полиции, посмевший отколоться от общественности, выдвинувший свою версию событий, скоропостижно скончался, оставив молодую жену безутешной вдовой, а пятилетнего сына — наполовину сиротой.       Других храбрецов не нашлось.       Когда это дело было актуальным, Вэрнон и сам относился к той возрастной категории, что пешком под стол ходит. Не совсем малыш, но и не взрослый. Ему было одиннадцать, он раскладывал на столе лист ватмана и, высунув от усердия кончик языка, орудовал линейкой и карандашом, перенося на бумагу свои мечты о великом архитектурном будущем.       Развернись эти события в настоящем, Вэрнон не сомневался, что честь — Ингмар действительно считал, что, раздавая поручения, оказывает неоценимую услугу и превозносит своего визави — отправить на тот свет не кого-то там, а саму железную леди Наменлоса и её семейство, выпала бы на его долю.       Он сделал бы всё иначе, не так, как те — ещё совсем юные, но отчаянно желавшие выслужиться перед хозяином — олухи, оставившие массу следов и не сумевшие сбить с толку одну крайне дотошную ищейку. Идея с пожаром была хороша, но реализовали её посредственные исполнители. Какие они, таков и результат. Ошибок было столько, что только слепой не заметил бы. А, может, заметил бы и он.       История, состряпанная на скорую руку.       Нитки торчат отовсюду.       Стоит потянуть за одну, и всё рассыплется на части, от цельной картины не останется ни следа.       Напоминание о событиях двадцатилетней давности — колье с великолепными зелёными камнями. Фамильная драгоценность Рэдли, которую Скайфорд, не удержавшись, прихватил из дома. Алчность дала о себе знать, блеск прекрасно огранённых камней ослепил и заставил позабыть об осторожности, послав в бездну одно из главных правил: никогда ничего не брать с места преступления. Даже, если взгляд цепляется за эту вещь с потрясающей периодичностью, и противостоять желанию обладать ею — практически нереально. Всё равно нельзя идти на поводу у своих прихотей. Ингмар колье отобрал, предварительно устроив своим приспешникам феерический разнос, о котором они наверняка не один день вспоминали. Вэрнон не знал наверняка, но догадывался, что и тогда были сломанные клюшки для гольфа, кровь, разговоры на повышенных тонах.       Тоже своего рода традиция.       С тех пор колье так и хранилось в сейфе.       Сбыть его не представлялось возможным. Слишком приметная вещь, и, если однажды она появится на виду, вопросов возникнет немало.       А кому нужны проблемы?       Отогнав ворох непрошеных воспоминаний, связанных с мертвецами, ставшими в Наменлосе легендой, Вэрнон щёлкнул зажигалкой, закуривая.       Ингмар, стоявший у окна со стаканом виски, обернулся, услышав тихий щелчок крышки, отброшенной демонстративно-небрежным жестом, и ощутив запах табачного дыма, расползающегося по комнате.       — Судя по всему, здесь было жарко, а я пропустил всё веселье, — произнёс Вэрнон с притворным сожалением. — Печально. Мог бы подождать меня, я бы устроил выдающееся шоу. Приятное во всех отношениях для нас обоих. Ты же знаешь, моя любовь к Скайфорду не знает границ.       О любви все знали — факт. Как и о том, что неприязнь эта была вполне взаимна.       Вэрнон не собирался держать рядом крыс, что прогрызают древесину обшивки, помогая утопить корабль, ставший некогда их пристанищем. Ему нужны были надёжные люди, на которых можно положиться и которым можно доверять, не боясь получить удар в спину.       Скайфорд таким не был.       Во всяком случае, когда речь шла о верности Вэрнону.       Разрешения у Ингмара Вэрнон не спрашивал. Не дожидаясь ответных реплик, отлип от входной двери, брезгливо переступив через осколки и изуродованные растения, он подошёл к столу и, внимательно оглядев кресла на предмет осколков, всё же рискнул приземлиться туда, расположившись со всеми удобствами и комфортом.       Если во время кратковременного телефонного разговора у него возникли подозрения о том, что дядюшка находится не в лучшем состоянии и не самом бодром расположении духа, то теперь последние сомнения приказали долго жить, оставив стопроцентную уверенность при полном отсутствии колебаний. Ингмар находился на взводе, и чем сильнее были его переживания, тем мрачнее он обычно становился. Сейчас он был темнее тучи и не скрывал своего тихого бешенства, пугавшего обычно сильнее, чем самая яркая вспышка ярости любого другого человека.       Ингмар посмотрел на часы, усмехнулся.       — Всё-таки уложился.       — А ты сомневался в моих способностях?       — Нисколько.       — Приятное, хоть и вытащенное силой, признание от дорогого дядюшки, — заметил Вэрнон и, оглядевшись по сторонам, добавил: — Ты сегодня был в ударе. Даре предстоит основательно потрудиться, чтобы вернуть этому помещению его привычный вид. Что здесь произошло? Ураган? Наводнение? Или же просто один из твоих недалёких козлов снова оступился и подкинул нам проблем?       — Уже в курсе?       — Не совсем. Скорее, слышал отголоски долетающего скандала, а птичка начирикала, что здесь не обошлось без Скайфорда. Впрочем, я бы и сам, в первую очередь, подумал на него, а не на кого-то другого.       — Что за птичка?       — Терстон. Он сказал, что твоё плохое настроение связано с визитом Брайана. Что этот ублюдок сотворил теперь? — Вэрнон растёр окурок в пепельнице и выжидающе посмотрел на Ингмара, надеясь, что долго ждать не придётся.       В такие моменты истинное распределение ролей просматривалось особенно ярко. Один сдаёт позиции и теряется, а второй хищно скалится, готовясь напасть и перервать горло старому волку. Такие правила — никаких правил. Только законы стаи. Тот, кто хочет стоять во главе, должен доказать превосходство, наглядно его продемонстрировав. Схватись они между собой, личность победителя не стала бы неожиданным открытием. Исход поединка давно известен. Всё предрешено. Никаких сюрпризов.       Ингмар отошёл от окна.       Стакан, наполненный виски до краёв — особый случай, в иные дни он не позволял себе больше пары небольших глотков — с тихим стуком опустился на столешницу. Содержимое слегка расплескалось, оставляя на гладкой поверхности тёмное озерцо.       Ингмар не обратил на это происшествие внимания, что было ему несвойственно. Педант и в высшей степени эстет, он не терпел подобных несовершенств, они вызывали у него раздражение, похожее на лёгкий зуд. Он игнорировал их в отдельных случаях, когда размышления о проблеме затмевали всё остальное.       Сегодня, видимо, всё выходило за рамки привычных, легкоустранимых проблем.       — Ничего такого, что могло бы меня по-настоящему выбить из седла, — процедил Ингмар, устраиваясь напротив Вэрнона и глядя на него одним из тех взглядов, что принято именовать отрепетированными.       Всегда гарантированный результат — успех.       Трепет собеседника.       Признание старшинства.       Ну да.       — В честь чего тогда погром?       — Удачно выбранное для появления время. Не люблю, когда в мои планы вмешиваются посторонние. Ещё больше не люблю, когда посторонним удаётся их сломать.       — Кому-то это удалось? — удивился Вэрнон.       — Нет.       — В таком случае?..       — Но кто-то может попытаться.       — И кто же?       — У нас тут красный уровень опасности, — хмыкнул Ингмар, окончательно возвращая былое самообладание, взяв себя в руки и перестав дёргаться, будто выпускница, решившая отдать невинность однокласснику, но не знающая, как ему эту новость преподнести.       — Почему красный? Всё так серьёзно? Кто они? Откуда? Сколько их? Чего хотят?       — Неизвестно. Есть подозрение, что одиночка, но это не точно. У него вполне могут обнаружиться помощники. Пока рано делать выводы. Сейчас он просто дал о себе знать, пообещав утопить Наменлос в крови.       — Как своевременно, — отметил Вэрнон, криво усмехнувшись; подбросил зажигалку, внимательно наблюдая за её полётом. — Мне кажется, или мы уже давно это сделали?       — Сделали, но он проявил оригинальность, пообещав пролить нашу кровь.       Произнеся это, Ингмар не удержался и засмеялся.       Смех у него был хриплым и неприятным.       Вэрнон сделал вид, что сосредоточился на своих неуместных развлечениях, выставляющих его несерьёзным человеком, склонным недооценивать противника и пропускать мимо ушей важные сведения.       Обманчивое впечатление.       Шут, идущий по жизни со смехом.       Он давно перестал придавать значение тому, каким видели его окружающие.       Он знал правду.       Остальные пусть думают, что хотят.       — Самоубийца, — выдал отстранённо. — Отчаянный, горячий и не слишком умный. Я думал, будет что-то интересное, а тут... Ничего нового. Снова знакомая история. Ты поэтому позвал меня? Хочешь, чтобы я занялся решением проблемы? Успели что-то узнать?       — В этом-то и заключается главная проблема, — неторопливо произнёс Ингмар.       — В чём?       — О нём неизвестно вообще ничего. А переписка, которая могла бы сыграть нам на руку, полностью уничтожена. Скайфорд, которому довелось с ним общаться, ничего не сохранил и не запомнил толком, потому теперь единственная информация, которой мы располагаем — это обещание и имя маленького ублюдка, решившего бросить нам вызов.       — Имя? Ты считаешь, что этого недостаточно? — удивился Вэрнон. — Это же ключ ко всему. Как его зовут?       — Рэд, — ответил Ингмар. — Его зовут Рэд.       — И? — поторопил Вэрнон.       — И всё, — пояснил Ингмар.       Вэрнон посмотрел на него с подозрением, пытаясь понять: серьёзен дядя или же решил глупо над ним пошутить, выбрав неудачное время.       Ингмар был серьёзнее некуда.       Пришлось признать, с информацией дела обстояли не просто плохо, а очень плохо.