Рэд. Я — цвет твоего безумия

      В семнадцать лет он сделал для себя сразу несколько открытий.       Первое заключалось в осознании того, что женщины способны подарить ему любовь.       Второе гласило, что мужчины тоже не против провести время в его компании. Они не будут говорить громких слов и любви не подарят, они не будут нежными, но зато смогут подкинуть несколько сотен, столь необходимых и нужных, на удовлетворение тех или иных потребностей.       Предложения звучали с завидным постоянством, постепенно формируя мировоззрение и позволяя понять, каким козырем является внешняя привлекательность. Будь размах больше, он бы, возможно, однажды согласился сыграть по чужим правилам. Не навечно, на определённый отрезок времени, пока не надоест притворяться.       Но ставки были мизерными.       Он не играл в такие игры и не разменивался по мелочам       Ему нужно было всё и сразу.       Как вариант, гарантии, что однажды возможностей станет больше, и планы, которые он строил долгие годы напролёт, в конечном счёте, будут с блеском реализованы.       В восемнадцать лет он узнал, как зарабатывать деньги, играя на прошлых открытиях и виртуозно обводя вокруг пальца падких на его внешность мужчин и женщин.       Схема была до неприличия проста, распространена, отработана годами тысячами других авантюристов. Её не получалось назвать на сто процентов рабочей, периодически случались сбои. Но только у других — ему удивительнейшим образом везло.       Сменялись, как в калейдоскопе, города.       Десятки таблеток растворились в шампанском, чае или любом другом напитке, десятки опустевших кошельков остались лежать на столе в квартирах своих владельцев, а деньги перекочевали в руки Рэда, тогда ещё отзывавшегося на другое имя. Впрочем, вряд ли хоть одна из его жертв знала, как его зовут в реальности. Он придумывал себе сотни имён и личностей, меняясь до неузнаваемости, играя то в развратного мальчика, то в саму невинность, которая только-только выпорхнула в большой мир, и совершенно не способна в нём ориентироваться без посторонней помощи. Желающих стать проводниками находилось немало.       Он никогда не боялся оступиться.       И не боялся наказания.       Те, с кем ему доводилось пересекаться на жизненном пути, называли его сумасшедшим.       Он не обижался, ему данная характеристика льстила.       Он и сам давно пришёл к выводу, что не похож на других, известных ему людей.       У большинства тех, с кем ему доводилось пересекаться, были какие-то приземлённые мечты, желания, страхи, сомнения. Чувства, которые загоняли их в определённые ситуации, нередко становившиеся безвыходными. У них были рамки, ограничители. У него не было ничего такого. Он плевал на условности, плевал на законы, плевал на всё. Он жил так, как считал нужным.       Белая ворона, как сказали бы о нём другие.       Он бы усмехнулся.       Белые крылья подошли бы кому угодно, но только не ему. Получи он их по ошибке, уже через несколько часов они бы полностью сменили цвет, став тёмно-серыми, испачкавшись в той грязи, в которой жил он. И собирался жить дальше, до тех пор, пока главная мечта жизни не исполнится, и Наменлос не попрощается с парой-тройкой своих граждан.       В девятнадцать бесконечный бег его утомил, а мысли о том, что на внешности можно зарабатывать иным способом не отпускали ни на мгновение. Он долго думал, как это провернуть, и удача снова ему улыбнулась.       В том, что эта капризная дама с переменчивым характером питает к нему слабость, как и многие другие дамы из плоти и крови, сомневаться не приходилось. Она помогла ему ускользнуть из дома, когда туда пришли люди Волфери, вытащила из цепких лап смерти, когда он лежал с жуткой пневмонией после пробежки по холоду, позволила провернуть несколько десятков незаконных дел, увенчавшихся успехом — ни единой промашки, а потом послала навстречу того, кто помог поправить финансовое положение.       Окажись на месте Рэда кто-то другой, он, возможно, посчитал бы это предложение не рукой помощи, протянутой нуждающемуся человеку, а плевком в лицо и персональным оскорблением.       Рэд снова смотрел на мир со свойственным ему прагматизмом и невосприимчивостью к увещеваниям о существовании и необходимости соблюдения моральных ценностей. Его моральные ценности, если они когда-то существовали, давно приказали долго жить, да и терять, собственно, было уже нечего.       Располагал он немногим, а, отказавшись от предложения, мог усугубить положение.       Ему надоела стандартная система: грим, выбор жертвы, попытка заинтересовать её, необременительный флирт, шампанское и прочие атрибуты. Он выжал из этой роли всё, что можно было выдоить. Она начала его раздражать, и он всё чаще ловил себя на мысли, что продолжение грозит большими неприятностями. Однажды он точно попадётся. Пора завязывать со своими криминальными похождениями. Не навсегда. Настанет день, когда он вернётся, но возвращение это будет иным. Триумфальным.       Представление, не связанное с опустошением кошельков недотёп, жаждущих получить порцию любви.       Он принял протянутую руку и крепко её пожал, не забывая обворожительно улыбаться, поскольку давно узнал цену своей улыбки и не собирался пренебрегать возможностью заполучить в свои сети очередную рыбку. Не просто сотрудничать с ней, а получить множество привилегий.       Он старался.       И добился поставленной цели.       Здесь от него требовались иные навыки, а предлагались иные амплуа.       Знакомство с Янисом Колвери принесло в привычный мир Рэда множество новых открытий и подарило богатый опыт, не только жизненный, но и сексуальный. Заставило окончательно позабыть о комплексах, скованности и боязни использования своего тела в качестве инструмента для получения желаемого.       Неплохой мост, по которому можно перейти в жизнь лучшую, отличную от той, что едва не стала привычной.       Взрослый, определившийся с тем, чего хочет от жизни, окончательно расставивший приоритеты, не загоняющийся по любви, верности и прочим вещам, которые имеют обыкновение портить неплохие партнёрские отношения. Янис искал от жизни удовольствия — не в последнюю очередь в постели, но настолько опасался венерических заболеваний, что представить его, трахающимся с первым встречным, никак не получалось. Он всегда тщательно выбирал себе любовников, выискивая, как сам любил повторять, лучших из лучших.       Странно, что при такой тряске над своим здоровьем, он не пренебрегал наркотиками.       Янис мог позволить себе больше, чем все остальные, с кем Рэд водил близкое — и не очень — знакомство прежде. Заявлял во всеуслышание, что ему, как творческой личности, находящейся в поисках сексуального вдохновения, необходимы новые впечатления, а если постоянно потчевать его одним и тем же блюдом, наступит состояние пресыщенности, и вдохновение окончательно испарится.       Янис спал со многими, но участие в его играх не было обязательным условием для Рэда. Он мог присоединиться, а мог и отказаться. Никаких негативных последствий, никаких проблем.       Иногда он говорил твёрдое «нет», если предлагаемые кандидаты вызывали стойкое отторжение, а иногда соглашался.       Нельзя сказать, что всё, происходящее в общей постели, действительно ему нравилось. Он не искал удовольствия, как такового. Просто удовлетворял любопытство, пытаясь понять, что ему нравится, а что вызывает отторжение.       Некий эксперимент с непредсказуемым финалом.       Янис называл себя художником, создающим шедевры современного искусства, оценить которое по достоинству способны далеко не все.       На деле же, он был фотографом, снимающим не столько эротику, сколько порнографию, которая не получала широкого распространения в сети, а попадала исключительно в руки ограниченного круга постоянных клиентов. Поразительно щедрых и не менее поразительно развращённых своей властью и финансовыми возможностями. Иногда всё в рамках закона и приличий, иногда — на ювелирной грани, словно хождение по тонкому острому лезвию бритвы.       Когда состоялась встреча, Янис уже успел обрасти немалым количеством нужных знакомств. Получил определённую известность в не слишком широких, но способных обеспечить ему безбедную жизнь, кругах. И находился в очередном — коих в его жизни было немереное количество — поиске вдохновения.       Рэд, с которым они пересеклись, оказался тем самым источником новых идей, которого так не хватало Янису.       И который он уже не надеялся обрести.       Не смазливое, но по-настоящему красивое лицо, свежесть, юность, практически чистый незапятнанный холст, на котором реально нарисовать любой шедевр. Он не был затасканным и не выглядел дешёвкой, но в глазах Янис заметил что-то такое... Когда он начинал объяснять, чем именно его зацепил Рэд, то обычно мысль до конца не доводил, теряясь и путаясь в показаниях. Будучи на несколько лет старше, он чувствовал себя неловко рядом со своим новым вдохновителем, ценным приобретением и источником дохода в одном флаконе.       Терялся.       И снова брал контроль над эмоциями только после того, как пристальный взгляд переставал прожигать насквозь, снисходительная улыбка появлялась на тонких, но оттого не менее чувственных губах, расчерчивая лицо, и раздавался тихий смешок. Рэд опускал голову, позволяя светлым волосам, подстриженным в неизменное длинное каре, занавесить лицо и смеялся.       Смеялся от осознания того, какую реакцию вызывает его взгляд.       Рэд жил в студии Яниса.       Однажды пришёл по приглашению и остался.       Не было больше съёмных комнат, бесконечных переездов с места на место и побегов. Была техника экстра-класса, обнажённые модели обоих полов и знакомство с фантазией, не знающей границ.       Были деньги в свободном доступе, а не от дела до дела — немного, определённый процент от продаж материалов, но лучше чем ничего — и постоянный любовник, не робкий, нежный и заботливый, а точно знающий, чего и как хочет.       Рэд дарил ему вдохновение.       И в постели.       И за её пределами.       Своеобразное, извращённое, грязное, пошлое, но всё-таки вдохновение.       Первая съёмка, в которой Рэду довелось принять участие, была с закосом под средние века.       Небольшой сценарий на пару листов, вырванных из тетради и исписанных от руки.       Молодой лорд, которого после бал-маскарада насилует слуга, обычно помогающий ему одеваться.       Рэд, услышав предложение, захохотал, и лицо Яниса вытянулось от изумления.       После такой реакции он ждал однозначного отказа, но Рэд умел удивлять, потому, отсмеявшись, произнёс:       — По рукам.       Официального договора, как такового, не было. Вместо него — лишь крепкое рукопожатие и страстный поцелуй. Что-то вроде проверки способностей, оценка умения вживаться в роль, и всё такое прочее.       Но об этом Янис сказал позже.       Тогда просто проверил и потащил Рэда к себе в студию, пообещав предварительно:       — Станешь звездой, детка.       Не обманул, в принципе.       Это был не Голливуд и не всемирное признание, но их всё устраивало. Рэд стал тем, кто приносил Янису немалый доход, придав его работам чуть ли не культовый статус. Загадочная личность, что никогда не открывала своего лица, предпочитая сниматься в маске. Недоступная, а оттого желанная вдвойне.       Первая съёмка прошла на удивление легко.       Даже проще, чем первый опыт с клофелином.       Но если там были многочисленные тренировки, то здесь всё строилось на импровизации. Никаких репетиций, никакой подготовки.       Студия.       Нелепая одежда.       Огромная кровать.       И незнакомец, исполняющий роль слуги.       Если не знать одобренный сценарий, на первых порах несложно обмануться.       Роль жертвы Рэду была незнакома. Попытайся кто-то в реальности провернуть с ним подобное, одним трупом стало бы больше, но это была всего лишь игра, и он чувствовал себя органично в предложенном амплуа.       Страх, граничащий с ужасом, боль, отторжение...       Он изображал всё это с одинаковым профессионализмом до тех пор, пока Янис не объявил, что работа завершена. Большего не требуется ни от одного из приглашённых моделей.       Молодой человек, вживавшийся на протяжении нескольких часов в роль слуги, удалился. А Рэд остался сидеть посреди разворошённой кровати.       Разорванный камзол сползал с одного плеча, повсюду летали обрывки перьев, что украшали шляпу до начала работы.       Рэду некуда было идти.       Денег ему за старания пока не дали.       Маска, надетая впервые, но севшая, как влитая, и ставшая отличительным знаком в дальнейшем, закрывала половину лица.       Он потянулся, чтобы снять её, развязывая узел одним уверенным жестом. Аксессуар упал на простыни, и в этот момент Рэд увидел, как из соседней, смежной комнаты выходит Янис.       Они несколько минут рассматривали друг друга, пребывая в молчании.       Рэд анализировал увиденное, и оно его вполне устраивало. Янис не был красив, с первого взгляда в самое сердце не поражал, но, несомненно, относился к тем людям, которых принято называть сексуально привлекательными. У него были острые черты лица, которые довольно гармонично сочетались между собой, тёмные волосы, карие глаза, небольшой шрам над губой. Ничего такого, что спровоцировало бы отторжение и пробудило рвотный рефлекс.       Рэд сделал ставку на себя.       В очередной раз назначил цену своей красоте и постарался проверить, насколько ходовой этот товар.       Ничего не сказал. Лишь подхватил обрывки перьев, подбрасывая их в воздух, и откинулся на подушки, усмехнувшись.       — Ты потрясающе фотогеничен, — произнёс Янис, разрушая молчание. — Слышал об этом когда-нибудь?       — Нет.       — Правда?       — Я не фотографировался прежде для себя, то есть, по собственному желанию. Лет с семи, — отозвался Рэд. — Может, больше. Да и профессиональных фотографов в моём окружении не было, чтобы сказать об этом.       — Ты мог бы сделать карьеру модели.       — Неужели?       — Или актёра.       — Плевать.       — Не хочешь?       — Нет. У меня другое призвание.       — И какое?       — Тебе не всё равно? — притворно изумился Рэд, заранее зная истинный ответ, но нисколько не разочаровываясь.       Любовь с первого взгляда и сентиментальность существовали где-то в параллельной реальности, но не в его настоящем.       Ни он, ни тот, кто быстро находил с ним общий язык, такими качествами и способностями, априори, обладать не могли.       — Всё равно, — ответил Янис.       — Тогда к чёрту твои вопросы.       — К нему.       В тот вечер они больше не разговаривали, не продумывали планы на будущее, не рассуждали о дальнейшем сотрудничестве.       Всё было просто, очевидно и ясно с самого начала. С момента старта знакомства, со спонтанного поцелуя, оставившего на губах влажный след, а напротив имени Яниса — пометку о возможности продолжения. Хотя бы раз. Поцелуй вышел вполне себе ничего, можно было рискнуть с остальным.       Рэд это сделал.       Прикосновение руки, потянувшей молнию на брюках вниз.       Недвусмысленные взгляды и такие же жесты.       Кончик языка, скользнувший по приоткрытым губам.       Костюм молодого лорда, ставший жертвой обстоятельств, окончательно пришёл в негодность, одним рывком превращённый в лохмотья, перья разлетелись по всей студии, подушки упали на пол.       Проверочный поцелуй, который мог так и остаться единичной акцией, повторился ещё раз. А потом ещё, и ещё, и ещё много раз.       Они трахались на той самой кровати.       Не постановочно, когда идёт лишь имитация полового акта — реально.       — Оставайся со мной, — предложил Янис на следующий день.       Рэд остался.       В конце концов, терять ему было нечего.       Он ничем не рисковал, принимая предложение.       Он просто делал очередной выбор.       Поднимался на очередную ступеньку лестницы, способной привести к исполнению заветной мечты.       Он не до конца понимал, почему из всего многообразия моделей, с которыми работал Янис, такая возможность выпала именно ему. Почти год пребывания в раздражающем, нисколько не счастливом неведении, а потом — широко распахнутые глаза и осознание происходящего, которое завершилось совсем не так, как предполагал Янис. Они, будучи любовниками, живя под одной крышей, постоянно играли друг с другом, выстраивая стратегии и делая ставки, кто кого в итоге переиграет.       Янис был уверен, что победа у него в кармане. Рано или поздно он полностью подчинит Рэда себе, пробудит в его душе то самое чувство, именуемое любовью, и после того, как это случится, начнёт вить верёвки из бывшей пираньи. Выбьет ей все зубы, превратив в безобидную аквариумную рыбку.       Он и предположить не мог, что у Рэда свой взгляд на сложившуюся ситуацию, и ни о какой любви там речи не идёт.       Ни о любви.       Ни о привязанности.       Ни о чём таком.       Только размышления о выгоде, которую можно получить.       И можно ли ещё?       Или срок годности истёк, и стоит провести утилизацию?       Зубы пираньи никуда не делись. Просто их до определённого момента не выставляли напоказ, предпочитая обманные манёвры и маскировку.       — Ты никогда не узнаешь, какой я, на самом деле, — произнёс он однажды, пристально глядя Янису в глаза. — Когда тебе покажется, что ты уже близок к разгадке, не спеши поздравлять себя с победой, потому что все эти мысли — самообман и мираж, в который хочется верить. Но не стоит. Путь иллюзий — гадкий выбор, Ян.       Судя по тому, как передёрнуло Колвери, Рэд его раскусил.       Разговор оборвался на мрачной ноте.       Спустя полтора года совместного быта, который совершенно не походил на быт обычных пар, они потеряли статус любовников. Остались деловые отношения и обитание под одной крышей.       — Иногда мне кажется, что ты с лёгкостью всадишь в меня нож, — признался Янис, исподтишка наблюдая за бывшим любовником. — Не испугаешься ни крови на руках, ни возможного наказания. Осознание того, что наделал, тебя не отрезвит и не заставит трястись от страха в ожидании наказания за преступление. Ты и преступником-то себя не посчитаешь.       — Давно я тебя настолько пугаю?       — С тех пор, как я тебя увидел.       — Ну-ну.       — Я ошибаюсь в своих предположениях?       Рэд усмехнулся, услышав вопрос, но не ответил, уделив больше внимания своему ноутбуку.       Перестав тащить Рэда в постель, Янис, тем не менее, не перестал его снимать. Напротив, старался задействовать его в работе, как можно чаще.       Но не обошлось без важных, бросающихся в глаза, перемен. Рэд во всех проектах, реализованных при его участии, теперь выступал с сольными номерами, партнёров и партнёрш ему более не предлагали.       Платить Янис практически перестал, аргументируя это тем, что фотографии не продаёт, а, значит, и выгоды от них никакой. Говорил, что это исключительно для себя — продолжение поисков вдохновения. Проекты, воплощённые в жизнь при помощи основной музы. Снимки в стол, а не ради обогащения.       Спустя полгода, Рэду, наконец, открылась правда о том, что творилось вокруг него. Сам того не осознавая, он принимал во всём живое участие. Его жизнью распоряжались, выставляли на аукцион, словно неодушевлённый предмет, а он...       Догадывался.       Не мог не догадываться.       Однако, не имея на руках реальных доказательств, опираясь лишь на собственные домыслы и умозаключения, не бросался обвинениями.       Ждал подходящего для срыва покровов момента.       И он наступил.       Янис сам обо всём рассказал, проболтавшись на радостях. У него практически выгорела отличная сделка. Оставалось совсем немного. Пара шагов до персонального рая. Но, как это всегда и случается, один последний шаг может оказаться самым сложным — длиннее жизни. Ну, или равным ей. Что тоже не слишком заманчиво. Стоя на пороге смерти, об исполнении былых мечтаний уже не грезишь. Всё становится неважным и второстепенным.       Откровения на волне эмоционального возбуждения.       Болтун — находка для шпиона. Безумно верное и меткое высказывание.       Яниса от предвкушения тащило.       Тащило, как никогда. Так не торкала его и самая первоклассная наркота, которой он время от времени баловался. Не постоянно, лишь время от времени. Чистый дорогой снег, который ему перепадал от постоянного клиента в качестве бонуса за неоценимые заслуги на ниве создания эротических шедевров.       Рэд смотрел на это явление всё с тем же интересом исследователя, сам пробовать не стал бы. Чистый разум был его главным сокровищем и главной ценностью. Красоту можно испортить лёгким росчерком лезвия или небольшим количеством кислоты. А мозги всегда останутся при нём, и если выбирать между первым и вторым, он не станет колебаться, долго и мучительно мечась между этими несопоставимыми богатствами.       Второе.       Конечно же, второе.       Заподозрить Яниса в том, что он снова прикладывался к заветному порошку, бесхозно валявшемуся в стакане с канцелярскими принадлежностями, можно было запросто. Но Рэд знал, что сегодня Янис не прибегал к помощи своего стимулятора. Его волновало нечто иное.       Он был в ударе.       Во всех отношениях.       Съёмка, которую он организовал в тот вечер, проходила на кураже, и это не могло не сказываться на результате работы. Рэд, обычно равнодушный к отснятому материалу, а потому неоднократно попрекаемый за свою эмоциональную холодность и неспособность оценить великолепное творение, признал, что снимки получились прекрасными. В них не голая постановка. В них страсть, в них боль. В них нереализованное желание обладать моделью, присущее и тому, кто хочет получить эти снимки, и фотографу.       Всего два элемента наряда, которые ничего толком не скрывают, выставляя предложенное тело на всеобщее обозрение.       Полностью расстёгнутая чёрная шёлковая рубашка и грубые верёвки.       Доминирование над мятежной душой. Попытка приручения дикого зверя.       И осознание, как вспышка. Таким способом его не удержать.       Однажды верёвка порвётся, и он выпустит когти.       Но пока он в неволе, можно наслаждаться, не теряя времени. Прикасаться к нему, гладить, сжимать, причинять боль или же, напротив, мучить лаской, пытаясь приручить и приучить к себе. Перепробовать все существующие методы, выбирая наиболее действенные.       Товар, представленный потенциальному покупателю во всей своей красе.       Неизменная маска на лице, частично его скрывающая. Сегодня чёрная. Насыщенный цвет, никаких полумер.       Игра на контрасте со светлыми от природы волосами.       Яниса настолько крыло эмоциями, что — Рэд подозревал — он мог испытать оргазм исключительно от процесса работы и полученного результата. Не прикасаясь к себе, не пытаясь вернуть прошлое и уложить в постель самого Рэда.       Просто.       Так.       Рэд сидел на диване, растирая запястья, пострадавшие от халатности самопровозглашённого гения. Наблюдал за этим экстатическим приходом, и ждал откровений о причинах, послуживших таким спонтанным переменам. Из дома Янис уходил не в лучшем расположении духа, а, вернувшись, начал фонтанировать идеями и одухотворённо творить. Притащил бутылку шампанского, которое обычно игнорировал, и виски. Первое пить не стал, вылив содержимое на свою модель и засняв всё на плёнку. Второй напиток пока так и не открывал, но, несомненно, должен был это сделать в самое ближайшее время.       Он всегда отмечал успехи порцией виски.       Завидные достижения — двойной порцией.       Сегодня он мог бы выхлестать всю бутылку разом.       Покончив с обработкой фотографий, Янис пришёл к своей музе. Опустился перед ней на колени, целовал руки и выглядел поразительно неадекватно.       Рэд, сохранявший спокойствие в большинстве жизненных ситуаций, независимо от того, какими они были, смотрел на этот моноспектакль с привлечением к действиям зрителя, со стандартной отстранённостью, лишь слегка окрашенной пренебрежением.       — Что с тобой? — спросил, усмехнувшись.       Ладонь легла ему на щёку, провела нежно. Подушечка большого пальца погладила уголок губ.       Рэду прикосновение не нравилось. Оно казалось ему липким, пачкающим кожу чем-то, вроде сиропа, а потому противным вдвойне.       — Сегодня самый счастливый день в моей жизни, — произнёс Янис, продолжая распространять вокруг себя ауру счастья и безграничной радости.       — Почему?       — Потому что я не ошибся.       — Относительно?       — Когда сделал выбор и решил сделать тебя своей визитной карточкой. Я с самого начала знал, что так будет.       — О чём ты?       Янис обхватил его лицо руками, заставляя смотреть себе в глаза и не позволяя отвернуться.       Он был пьян без алкоголя и под кайфом без наркотиков.       — О том, что за ночь с тобой многие будут готовы выложить приличную сумму, и эта сумма превзойдёт все мои ожидания. Какое счастье, что я всё-таки смог заполучить тебя тогда. Ты — моё лучшее творение. Восхитительный, неповторимый, нереальный. Истинное произведение искусства. Жаль будет с тобой расставаться, но я всегда знал, что однажды ты станешь украшением чьей-нибудь коллекции, и этот момент наступил.       Он дышал хрипло, находился на грани. Его эйфория достигала пика, и всё, что следовало бы держать в секрете, ныне рвалось наружу, желая быть высказанным. Рэд не останавливал, он внимательно слушал, получая подтверждение всем былым подозрениям и окончательно утверждаясь во мнении, что не напрасно записал Яниса в разряд уродов, думающих исключительно о собственной выгоде и забивающих на тех, кто помогал им пробиваться наверх.       Были люди, позволявшие наступать себе на голову.       Были те, кто принимал подобные — сомнительные — подарки с благоговением и бесконечной благодарностью, продолжая до конца дней своих вспоминать благодетеля добрым словом.       Рэд к их когорте не относился.       И заслуг Яниса в случившемся не видел.       — Давно ты записался в сутенёры?       — Это не то, о чём ты думаешь.       — Откуда тебе знать, о чём я думаю. Насколько помню, навыком чтения мыслей ты никогда не обладал, потому знать наверняка не можешь.       — Я не продаю тебя.       — А что делаешь?       — Устраиваю твою жизнь.       — Конечно.       — Сомневаешься в моей честности?       — Ты почти год меня обманывал, — резюмировал Рэд, проигнорировав вопрос. — Все фотографии, на которых был запечатлён я, ты создавал не для личной коллекции, а для определённого человека и загонял их ему за приличные суммы, из которых я не увидел ни единого цента. Никогда не задумывался об этом прежде, но сейчас склонен думать, что твоё вдохновение было продиктовано его желаниями. Ты снимал меня так, как того хотелось ему. Он получал то, что хотел увидеть.       Судя по звенящему молчанию, прозвучавшее предположение было недалеко от истины.       Рэд не спрашивал, но констатировал факт.       Оттолкнув ладонь, всё ещё касавшуюся щеки, откинулся на спинку дивана, сложил руки на груди и внимательно посмотрел на Яниса. Тот так и продолжал стоять на коленях.       Унизительное положение.       Самая подходящая поза для человека, подобного Янису.       Хорошо, хоть руки к Рэду больше не тянул, не пытался прикоснуться и не клялся в вечной любви. Нет ничего более шаблонного и омерзительного, чем показная любовь, разыгранная по всем правилам, вписывающаяся в классический сценарий. Подвижки к тому были. Янис молчал, но Рэд прекрасно представлял, что ему собираются сказать и какими словами обелить собственный поступок.       Заверения в том, что всё делалось во благо. Не ради денег, но ради благополучного сытого будущего, ради стабильности, ради красивой жизни, если угодно.       Это не проституция.       Всего лишь жизнь на содержании.       Янис оригинальностью не отличался. Он сказал именно то, чего ожидал Рэд.       — Только идиот откажется от заключения подобного соглашения. А ты никогда идиотом не был. За то время, что мы знакомы, я понял, что твоя главная страсть в жизни — это деньги, у него их достаточно. Если этот мужчина готов отвалить такую сумму за посредничество, представь, какими средствами он располагает в принципе?       — И какими? — спросил Рэд.       — Огромными.       — А сколько он готов заплатить за то, что ты сведёшь меня с ним?       Янис не ответил. Поднялся с пола, подошёл к столу, выхватил из стопки чистый лист и быстро размашисто написал сумму, которую ему предложили за организацию встречи. После чего, продолжая хранить молчание, вручил записку Рэду.       Цифра действительно была внушительно-шестизначной.       Кто бы мог подумать, что на свете найдётся кто-то, желающий заплатить за возможность обладания фотомоделью, примерившей на себя многочисленные амплуа, но, по умолчанию, считавшейся шлюхой? Наверное, у того мужчины в дополнение к внушительному счёту в банке прилагалось и психическое расстройство, поскольку человек, рассуждающий здраво, не стал бы бросаться деньгами, чтобы получить в единоличное пользование экземпляр, подобный Рэду. А там... Кто знает? Сам бы Рэд, махнись они с неизвестным местами, точно не стал бы, посчитав такое желание проявлением помутнения рассудка, а не голосом здравого смысла.       — Доллары? — уточнил Рэд. — Будь умницей, Янис, назови валюту, в которой вы собираетесь проводить расчёты?       — Нет, не доллары. Евро.       — Интересно. Пожалуй, начинаю понимать, отчего ты так возбуждён, — усмехнулся Рэд. — Предложи мне какой-то незнакомый хрен такую сумму за символические труды, я бы тоже находился в приподнятом настроении. Хотя, не скажу, что это так уж много. Я в своё время видел больше.       Не лгал. Не пытался пустить пыль в глаза, приписывая то, чего не было и превознося себя хотя бы в рассказах, раз жизнь должным образом не сложилась.       Видел.       Больше.       Намного больше.       В тех выписках со счетов членов семьи Рэдли были как восьми, так и девятизначные суммы.       Больше же он мог унаследовать, не преврати Ингмар Волфери его жизнь в аттракцион безумия, где не было места спокойствию, размеренности и благополучию.       — Почти поверил. Как же. Где ты их мог видеть? В мокрых снах?       — Моя доля? — спросил Рэд, проигнорировав глупые ремарки.       — Что?       Янис, до того пребывавший в эйфории, нахмурился. Брови сошлись у переносицы, а губы искривила надменная усмешка, сказавшая больше возможной, самой проникновенной речи.       — Какой процент от этой суммы получу я, если соглашусь встретиться с твоим клиентом?       — Смеёшься? — спросил Янис.       — Нисколько. Максимально серьёзен. Или ты всерьёз считаешь, что...       Договорить он не успел. Янис склонился над ним, опираясь ладонями в спинку дивана, по обе стороны от его головы. В глазах без труда прочитывалось раздражение, а лицо приобрело хищное выражение, наблюдать которое прежде никогда не доводилось. Сейчас он был не просто рассержен. Слово «злость» не передало бы и сотой доли его истинных настроений.       Янис находился в том состоянии, когда чужая жизнь обесценивается со скоростью света, и насилие становится единственным языком, на котором получается вести диалог со своим оппонентом.       И забрать первую с помощью второго становится проще простого.       Он был полон решимости вытрясти из Рэда либо согласие, либо душу.       Третьего не дано.       — Послушай меня, самовлюблённая мразь, — прошипел угрожающе, — до того, как мы с тобой встретились, ты был никем. И никем же можешь стать, если я выброшу тебя на улицу. Обычно люди испытывают благодарность к тем, кто помог им в жизни, но тебе это чувство, кажется, незнакомо, потому ты изрядно наглеешь. Я вытащил тебя из грязи и сделал звездой. Уже за это ты должен лизать мне ботинки...       Вот только Рэд его нисколько не боялся, и не собирался соглашаться на заключение невыгодной сделки.       — Создал из праха и вдохнул жизнь, — засмеялся он. — У тебя от счастья, кажется, крыша поехала, и ты начал примерять на себя чужую роль. Скажу по секрету, тебе далеко. Очень. И не советую разбрасываться оскорблениями. Только от меня зависит: получишь ты эти деньги или нет. Твоему недомеценату нужен я, а не кто-то другой. Ни одна из твоих шлюх столько не стоила и не приносила тебе столько денег. Так что, тот ещё вопрос: кто кого сделал звездой. То ли ты меня, то ли я тебя, подняв гонорары на новый уровень. Ты и так знатно меня поимел, не выплатив ничего из того, что было получено за снимки, а наварился ты на них неплохо. Я хочу свою долю. Это справедливо, на мой непритязательный взгляд, и я надеюсь на твоё благоразумие.       Он съехал по вычурной скользкой обивке вниз, шире раздвигая ноги, к тому моменту уже обтянутые джинсовой тканью, а не выставленные на всеобщее обозрение в бесстыдной наготе, и саркастически улыбаясь. Он был наглым самодовольным сукиным сыном, повидавшим в свои годы больше, чем многие его сверстники не увидели бы и за всю жизнь, копаясь на приусадебных участках, готовя индейку на день Благодарения, старательно обустраивая семейные гнёзда. Тишина, спокойствие.       Никаких проблем. Никаких форс-мажоров, выходящих за рамки нормальности.       Он вёл себя соответственно выбранному амплуа.       Пощёчина стала неожиданностью.       Кровь, выступившая на губе, катализатором.       Ладонь, сжавшаяся на горле, последним предупреждением.       Зажжённая сигарета — методом маленькой, но неприятной мести, которую невозможно проигнорировать.       Сизый дым, и непредсказуемое движение, поставившее в тупик.       Горящий кончик неожиданным болезненным прикосновением обжёг обнажённую ключицу, лишая преимуществ, заставляя противника разжать руки и податься назад.       — Я мог бы ткнуть эту сигарету тебе в глаз, — хмыкнул Рэд. — Но почему-то не стал этого делать. Наверное, подумал о будущем. Тебе ведь предстоит работать с произведениями искусства, а, чтобы их оценить, нужно хорошее зрение. Отличить подделки от истинных шедевров не так-то просто, вечно ценителей искусства мошенники кинуть норовят, подсунув им какую-нибудь безделушку и впарив по заоблачной цене. Верно, Ян?       Он облизнулся, ощутил на языке привкус крови, сплюнул прямо на пол и с невозмутимым видом затянулся недокуренной сигаретой.       Прихватил куртку, непочатую бутылку виски, предназначенную для празднования заключения выгодной сделки, и направился к выходу.       Лишь на пороге притормозил и произнёс:       — Истинное искусство требует достойной оплаты. Времена, когда художники канонично должны были быть голодными и вдохновенно работали на износ за посмертное признание, остались в прошлом. Кому, как ни тебе это знать.       Тяжёлая пепельница, брошенная ему в голову, разлетелась на куски, соприкоснувшись со стеной.       — Сука неблагодарная! — рявкнул Янис, привыкший к покорности со стороны моделей и не ожидавший сопротивления хотя бы от одного из них. — Дешёвка. Грязная потаскуха, возомнившая о себе невесть что. Никому твоя задница нахер не нужна. Я других найду. Намного лучше, чем ты, и гораздо сговорчивее.       Рэд, стоя за закрытой дверью и прислушиваясь к звукам чужой истерики, криво усмехнулся; вновь щёлкнул зажигалкой, заворожено глядя на тонкое подрагивающее пламя.       — Спорное утверждение, — произнёс тихо.       Истинное искусство требует достойной оплаты.       Он повторил эти слова, открывая список жертв, начавших историю убийцы по имени Рэд.       * * *       Спи спокойно, маленький ангел.       Всего четыре слова, высеченные на камне.       Ещё одна притворная ложь от хозяина Наменлоса, отражённая на надгробии Рэймонда Рэдли.       Скульптура — копия знаменитого ангела скорби       Рядом лежат увядающие цветы, чьи лепестки прихватил мороз, и они покрылись тонким слоем льда.       Рэд прикоснулся к ним несколько дней назад, но до сих пор не мог отделаться от того холода, которым обожгло тогда.       Посмотрел на белоснежные крылья, провёл рукой и по ним, ощущая гладкость камня.       История, которая не забывается.       История, что выжжена в его памяти огненными буквами.       Похоже, только в его. Остальным уже нет дела.       Тихие шаги в темноте. Слабо подрагивающее пламя свечей, отражённое в оконных стёклах. Тревожная мелодия, что плывёт по комнатам, заполняя их. Струны рыдают, когда встречаются со смычком, и чистый высокий звук повисает в воздухе.       Он играет «Реквием».       Непрофессионально.       Но с завидным старанием и усердием.       Он хороший ученик.       Всё, что он делает, должно быть грандиозным.       Музыка — не его призвание, не его стезя. Гораздо сильнее он ладит с той музыкой, что создаётся в сплетении криков боли и отчаяния, приправляется аранжировкой выстрелов и взрывов, доходит до кульминации и стихает, оставляя после себя опустошение.       Скрипка не поддалась — он иногда путает ноты.       Но только иногда.       Чаще всё-таки играет так, как надо.       Шаг, за ним — ещё один.       Переставлять ноги в такт мелодии.       Глаза закрыты.       Зубы до боли прихватывают нижнюю губу, и снова на языке расплывается тот отрезвляющий вкус.       Ориентируется в темноте, не боясь оступиться, свалить что-то на пол или зацепиться за что-то. Он подобен призраку, что свободно перемещается, не ведая преград, не замечая их.       Спи спокойно.       Этот мир слишком жесток. Он убивает невинность, стирает её, вытесняет, замещая грязью. Грязь можно презирать, ненавидеть, отторгать, но однажды приходится признать: без неё не обойтись. Вспоминая наше детство, я всё чаще прихожу к выводу, что ты бы в этом мире — мире Наменлоса — не выжил. Не тот характер, не те амбиции, не те стремления.       Но я всё ещё скучаю по тебе.       Мы были полными противоположностями, но всё равно отлично ладили между собой. Нам не мешали эти различия.       Любить можно не только сильных духом.       Любить можно всех.       До определённого момента любить могут все.       Даже я когда-то это умел...       Смычок в последний раз прошёлся по струнам, и музыка стихла.       Рэд прислонился плечом к стене, продолжая удерживать скрипку в руках.       Много лет назад, в самом раннем детстве, он мог бы расплакаться, думая о несправедливости жизни и о том, что на свете не осталось ни единого человека, ради которого он мог бы жить, мечтать, созидать, а не рушить. Ради которого он сам мог бы стать человеком, а не монстром, который, образно - да и не образно - говоря, режет глотки и вырывает ногти своим жертвам.       Но таких людей действительно больше не осталось, он вырос, попрощался с сожалениями, принял реальность со всеми её неприглядными чертами, смирился с происходящим.       Сейчас глаза его были сухими — ни намёка на слёзы.       Только чёрная, всепоглощающая темнота, затопившая душу и активно рвавшаяся наружу, напоминала о трагедии давно сгоревших дней.