Рэд. Я — цвет твоего безумия

      — Кто же ты такой? — задумчиво протянул Вэрнон, опираясь ладонями на балконное ограждение и глядя в темноту, словно она обладала возможностью дать ответ на интересующий вопрос. — И как мне тебя найти?       Рэд — привычное прозвище, сроднившееся с ним, или импровизация, порождённая спонтанным поиском имени, чтобы не оставаться безымянным? — появился внезапно и снова исчез, не давая знать о себе, не напоминая, не присылая писем с угрозами, не оставляя никаких подсказок.       Он просто мелькнул вспышкой в ночи и погас, оставив на память о себе яркий, похожий на хвост кометы след. Благодаря его выходке, Наменлос напоминал переполошённый муравейник, в который щедро плеснули воды, заставив обитателей города изрядно понервничать.       Достаточно было понаблюдать пристально за Ингмаром, чтобы понять, насколько одно незначительное событие выбило его, невозмутимого и уверенного в собственных силах из колеи.       За несколько лет тишины и беспрекословного подчинения Ингмар привык к тому, что здесь все повинуются его приказам.       Он контролирует всё.       Разве что дышать жителям не запрещает.       Но если бы мог, сделал бы воздух платным. Шикарный был бы источник дохода, но не судьба.       В остальном...       Нет здесь ничего такого, над чем семья Волфери была бы не властна.       Люди живут, если ей это угодно, умирают, если она считает это нужным, поднимаются наверх, если она даёт зелёный свет, и опускаются на самое дно, если она захочет, чтобы предприимчивая личность сбавила обороты, отказавшись от своего энтузиазма.       Слова о погружении на дно не всегда использовались в переносном значении. Иногда они были самой настоящей констатацией факта, а не банальным сотрясанием воздуха.       Чтобы провернуть данный трюк, требовалось знать врага в лицо. С тем, кто скрывался под именем Рэд, привычная схема не прокатывала.       Он был чистым листом бумаги, на котором нет ни единого опознавательного знака. Какой стороной не поверни, а он всегда и во всём будет схож с сотней других таких же листов. Он мог с лёгкостью затеряться среди местных жителей, а мог и вовсе находиться за пределами города, развлекаясь на расстоянии, пребывая в безопасном месте и посмеиваясь над недалёкими противниками.       Бросившись на его поиски, можно потратить огромное количество времени, тем самым, дав ему фору и позволив оказаться на несколько шагов впереди. Хотя, Вэрнон не сомневался, что он и так будет опережать события. На старте — точно.       Дальше — дело случая.       Успех опьянит, вскружит голову, восторг затопит сознание, и эйфория сделает своё чёрное дело, породив череду ошибок, по которым не составит труда вычислить рискового, но такого глупого мальчишку, посмевшего сунуться на чужую территорию.       Пока козыри были у него в руках, но это не означало, что он умеет играть.       Как и не означало, что другие не умеют блефовать, обыгрывая тех, кто располагал изначально лучшими комбинациями.       Эмоции никогда не были хорошими помощниками. Они только портили всё. Ингмар был тому замечательным примером. Пока он плевался огнём и обещал выпустить кишки человеку, посягнувшему на его власть и регалии, Вэрнон хранил пуленепробиваемое спокойствие и строил план дальнейших действий. Никакой паники. Потрясающий самоконтроль.       Хотя бы кому-то из них стоило быть разумным.       Эта честь выпала Вэрнону, а не его дяде.       В последнее время, в их отношениях такой расклад стал не случайностью, но закономерностью. Вэрнон делает, Ингмар только психует, утратив контроль над своими порывами. Скандалит, пьёт и размахивает клюшками для гольфа, ломая их о головы и спины провинившихся соратников. Как будто не понимает, что поддержку себе такой внутренней политикой не усилит, а потеряет остатки влияния, очистив дорогу для племянника, давно и прочно метящего на место главы криминальной семьи.       Подумав об этом, Вэрнон усмехнулся.       Провёл ладонью по волосам, взъерошив их.       Неделя выдалась на редкость мерзкая, омрачённая появлением загадочного мистера «Р», как он условно называл Рэда, и общей нервозностью, этим визитом порождённой. И сейчас, когда она подошла к концу, Вэрнон почувствовал некое облегчение, хотя, не мог отделаться от ощущения, что оно обманчиво, и эта беззаботность, которой он поддался, аукнется им всем.       Но...       Он действительно не знал, что можно сделать.       Он впервые в жизни оказался в тупике.       Того, кто считал себя лучшим убийцей Наменлоса и, по правде говоря, делал это заслуженно, обставили.       Он умел работать с информацией, но главная подстава заключалась в том, что информации не было.       Кто ты?       Он мог до бесконечности повторять вопрос. Шептать, говорить нормальным тоном, кричать, максимально повышая, а то и срывая голос, но знал, что единственным собеседником останется пустота.       Рэд не выходил на контакт.       Не бросал вызов именно ему, хотя, неоднократно возникало подозрение, что у них больше общего, чем у того же Рэда и Брайана Скайфорда. Почему его посещали такие мысли? Вэрнон не знал толком, просто чувствовал, а своей интуиции он доверял, если не на все сто, то процентов на девяносто восемь.       Рэд не проводил параллели и сделал ставку не на молодого волка, а на Скайфорда, с ним же и предпочёл вступить в диалог.       Что послужило тому причиной?       Интуиция интуицией, а экстрасенсорными способностями Вэрнон не обладал, потому предпочёл не гадать, указывая пальцами в небо, а спросить у непосредственного участника событий, как всё было, восстанавливая хронологию и размывая тёмные пятна истории, чтобы под слоем грязи обнаружить несколько зацепок.       Потратив время на успокоение Ингмара, Вэрнон отправился тогда на поиски Брайана. Информация, полученная из первых уст, даже если они ненормально лживые, всегда давала простор для фантазии и помогала выйти на путь, ведущий к правильному решению. До того всё это напоминало блуждание в темноте, с завязанными куском плотной ткани глазами.       Долго разыскивать любителя поболтать в сети с незнакомцами не пришлось.       Скайфорд обнаружился в крытой беседке, с пакетом, набитым колотым льдом, который он прикладывал к носу, и с окровавленным платком в руке. Ингмар в порыве яростного вдохновения разукрасил одну из своих шавок крайне старательно.       Живописно получилось, ярко.       Безвкусно. Явно не шедевр мирового искусства.       Но зато в глаза бросалось сразу.       Особенно часто притягивали к себе заинтересованные взгляды перебитый нос и рассечённая бровь.       На столе стояла начатая бутылка джина, отданная Скайфорду в качестве утешения сердобольными приятелями.       Они же собрались вокруг, старательно играя роли сочувствующих чужому горю слушателей.       Немного, всего двое, но Скайфорду и такой аудитории хватало за глаза. Большего он не смел желать.       Вэрнон кашлянул, привлекая к себе внимание.       Скайфорд обернулся, и разговоры, состоявшие — в основной массе — из жалоб, стихли стремительно, как радиоволна, вещание которой резко прервали.       Вэрнон одарил Уитмара и Хоффера тяжёлым взглядом, давая понять, что надо честь знать. Посидели немного, отдохнули — пора за работу. Он их здесь видеть не желает.       — Оставьте нас со Скаем наедине, — произнёс отстранённо.       В том, что слова его прозвучали не как просьба, а как полноценный приказ, сомнений не возникало.       Леган похлопал своего неизменного напарника и по совместительству лучшего друга по плечу, после чего удалился, потянув за собой Хоффера.       Он знал, что племяннику Ингмара лучше не перечить и не провоцировать лишний раз его гнев.       Вэрнон и Брайан остались наедине.       Обстановка к дружеской беседе располагала лишь внешне.       Беседка, алкоголь и два человека — идеальные составляющие для задушевного разговора. Но Вэрнон испытывал к Скайфорду открытую неприязнь, которую не мог замаскировать ни прежде, ни теперь. Перехватывая взгляды Брайана, направленные в свою сторону, он часто приходил к выводу, что спасало его, тогда ещё зелёного, неоперившегося и мало разбирающегося в устройстве криминальной империи, лишь родство с Ингмаром.       Будь он мальчишкой со стороны, Скайфорд свернул бы ему шею, не моргнув глазом.       Несчастный случай.       Такое бывает.       Оступился, упал с лестницы, случайно сломал ноги, шею, пару ребёр — всё на свете.       Не стоит тратить время на разбирательства.       Просто упокойте мальчишку с миром.       И забудьте, что он когда-то мешался под ногами.       Сейчас Вэрнон был хищником большим, чем Скайфорд.       Брайан упустил и время, и возможности избавиться от раздражителя, являющегося единственным кандидатом на роль преемника, и вовсю заправляющего здесь ещё при живом дядюшке.       Теперь ему ничего не оставалось.       Альтернатива исчезла.       Только терпеть и примириться с неизбежно приближающимися кадровыми перестановками.       Вэрнон поднялся по ступенькам. Опустился на сидение, расположившись так, чтобы смотреть в глаза собеседнику, одарил его придирчивым взглядом. Проанализировал картину и остался частично доволен тем, что увидел. Он оценивал конечный результат работы с точки зрения профессионала, а не обывателя, решившего выступить в качестве эксперта.       Тяжело вздохнул.       Развлечения его всё-таки лишили и к телу не подпустили.       Он не считал себя садистом, но для него это проходило почти на уровне принципов. Да, вероятно, и не был им, но пару раз врезать от души Скайфорду не отказался бы. Тот давно заслужил и ныне расплачивался по счетам, которые должен был оплачивать с незапамятных времён. Три вещи Вэрнон мог созерцать бесконечно. Два первых пункта совпадали со стандартной программой, а вот третий выбивался.       Как течёт вода, как горит огонь и как получает за промахи Скайфорд.       Последнее было интереснее всего.       Участие в этом процессе, несомненно, принесло бы ему ещё больше наслаждения, но, увы, не сложилось и оставалось призрачной перспективой. Почти безнадёжное явление.       Словно прочитав мысли наблюдателя, Брайан потянулся к бутылке, желая сделать несколько глотков и успокоить расшалившиеся нервы.       Вэрнон перехватил её раньше.       Пить не собирался.       Мучимый жаждой, он не прикоснулся бы к той бутылке, из которой пил Скай, а отсутствие стаканов говорило в пользу теории о том, что последний принимал свою своеобразную, но действенную микстуру прямо из горла.       Вэрнон внимательно оглядел бутылку, погладил этикетку, цокнул языком, выражая восхищение отличным выбором.       Посмотрел на Брайана холодно и сказал невозмутимо:       — Заслужи.       — Что тебе нужно? — хмуро спросил Брайан.       Вэрнон одарил его ещё одним, насквозь прожигающим взглядом.       Брайан закашлялся.       — Попытка номер два, — произнёс Вэрнон гораздо грубее, растеряв показную доброжелательность, активно эксплуатируемую в начале разговора.       — Вы чего-то хотели, мистер Волфери?       Каждое слово давалось Брайану с трудом. Он словно вырывал его из себя, силой вытаскивал, как клещами.       В гробу он видел этого мистера, но положение обязывало.       Шанс, что однажды они махнутся местами, стремился к нулю.       Вэрнон улыбнулся.       — Другое дело. Молодец, Скай. Так бы сразу и начинал разговор.       — Так что?       — Расскажи мне о человеке, с которым ты общался в чате. Что это был за чат. Как вы познакомились. При каких условиях завели диалог и разговорились. Всё, в деталях, ничего не упуская из вида. Хоть по ролям мне его разыграй, но я должен знать содержание вашей переписки. Мне интересна любая мелочь, вплоть до того, какая погода была у него за окном, когда он впервые решился с тобой заговорить.       — Как вы это себе представляете, мистер Волфери? — спросил Брайан.       Немного ехидства, граничащего с раздражением, и намеренное выделение обращения при помощи интонации от Вэрнона скрыть не удалось.       Возможно, Брайан не пытался маскировать своё отношение к личности, сидящей напротив и нахально размахивающей бутылкой, словно красным флагом, у него перед носом, а намеренно подчёркивал своё отторжение.       Во всяком случае, в глазах его прочитывался слабо завуалированный, а то и вовсе вполне открытый посыл — привычный совет пойти на хер. Или, как минимум, засунуть бутылку себе в задницу и валить на все четыре стороны со своими вопросами-допросами, прочей мутью, от которой хотелось блевать. Как и от личности непрофессионального детектива, загоревшегося идеей и желающего поразить окружающих своей дедукцией, вкупе со способностью выводить на чистую воду тех, кто старательно её мутил.       Страж Наменлоса выходит на охоту.       Это время обещает быть жарким и кровавым.       Личная трагедия Брайана Скайфорда заключалась в том, что он заранее знал исход ситуации, в которой они находились сейчас. Понимал, что Вэрнон без лишних — нелепых и ошибочных — телодвижений добьётся того, чего желает. Он поразит. Он выведет. Он обязательно докопается до сути, а потом притащит виновника поднявшейся шумихи сюда, в дом Ингмара.       Живым или мёртвым, но притащит.       И снова будет почивать на лаврах, в то время как он, Брайан, уже успел поплатиться за свои непродуманные действия, разозлив хозяина и спровоцировав у него эмоциональный взрыв.       — Отлично представляю, — заметил Вэрнон, просматривая почту на предмет новых писем.       — У вас более развито воображение, мистер Волфери.       — Не пытайся казаться тупее, чем ты есть, — мрачно произнёс Вэрнон, на несколько секунд оторвавшись от своего занятия и посмотрев на Брайана. — Мне нужна информация о том, кто называет себя Рэдом. Ты единственный, кому довелось с ним общаться. Не можешь обрисовать в общих чертах, пересказывай переписку построчно, как будто передо мной стоит твой ноутбук, и я могу увидеть всё своими глазами. Число, время суток, стартовая фраза. Он же не мог появиться просто так, сказать, что собирается перебить нас, как бездомных собак, а потом исчезнуть. Не можешь сам, давай я помогу собраться с мыслями. Когда он появился впервые?       — Месяц назад, — неохотно отозвался Брайан.       — Замечательно. Можешь, когда захочешь, — иронично хмыкнул Вэрнон.       Брайан его замечание проигнорировал.       — Но тогда это была не личная переписка. Он просто заглянул на форум и оставил несколько комментариев в темах, которые привели к оживлённым спорам.       — Ведёшь в сети высокоинтеллектуальные споры? — вскинул бровь Вэрнон, не представляющий Брайана в роли достойного оппонента. — Никогда бы не подумал.       Скайфорд мог смеяться над тупыми, плоскими шутками, посещать сайты сомнительного содержания, выискивая порнушку под настроение, на которую можно задорно подрочить перед сном. Из категории более или менее возвышенного — планировать поездки и подбирать подходящие предложения.       Он мог общаться на Фейсбуке, проводить вечера за играми, где нужно мочить монстров, не тратя время на разработку стратегии, а тупо размахивая оружием. Примитивные инстинкты, такие же желания.       Никаких попыток приобщиться к прекрасному, никакой тяги к прокачиванию своего культурного уровня.       Он был из категории тех людей, о которых принято говорить: сила есть — ума не нужно.       Чтобы устроить свою жизнь и быть ею довольным, ему вполне хватало первого. Второе так и оставалось невостребованным.       Элементарный уровень развития.       Амёба обыкновенная.       Это нежелание развиваться не в последнюю очередь провоцировало у Вэрнона отторжение.       Он, сколько себя помнил, всегда тянулся к прекрасному.       Все, кто пребывал в стагнации и чувствовал себя в ней, словно рыба в воде, вызывали у него некое омерзение. Тем более что возможности развития у Скайфорда были, но он ими не воспользовался, отталкивая с завидным постоянством.       — Громкие преступления. И люди, их совершающие, — произнёс Брайан. — Тема, которую он поднял в своих сообщениях.       — Надеюсь, тебе хватило ума не засветиться там с заявлениями о своей причастности к подобным происшествиям и не хлестануть перед присутствующими боевыми заслугами.       — Слушай, ты...       — Перед тем, как что-то сказать, думай, кто является твоим собеседником, иначе одно спонтанно брошенное слово может привести к катастрофе, — грубо оборвал Брайана Вэрнон. — Дальше, Скай. Не отвлекайся. Рассказывай, как вы от этих тем перешли к личному общению. Свои претензии, направленные в мой адрес, выскажешь потом. Или в письменном виде отразишь. Но не обещаю, что придам им значение.       Брайан снова полоснул по нему взглядом, по остроте сравнимым разве что с бритвенным лезвием.       Имей этот взгляд материальное воплощение, Вэрнон захлебнулся бы своей кровью, стремительно вытекающей из располосованного резким движением горла. Но пока это оставалось на уровне фантазий, и всё, чем он, Скайфорд, располагал — бессильная злоба, направленная на выскочку, возомнившего о себе слишком — непозволительно — много.       Вэрнону разговор приносил раздражения не меньше, чем Брайану, а потому, оставшись в одиночестве, наедине со своими мыслями, он не сдержал тяжелого вздоха.       То ли облегчения, то ли разочарования в способности Ингмара подбирать себе окружение, то ли и того, и другого разом.       Он не до конца разобрался в ощущениях, потому однозначных выводов не делал.       Разговаривать с Брайаном было столь же приятно, как разговаривать со стеной. С последней, пожалуй, всё-таки приятнее. Она не адресовала бы Вэрнону испепеляющих взглядов, а он не испытывал бы тяги к проявлению своих профессиональных навыков. Кулаки чесались, нервозность росла, чужая тупость бесила. Всё вместе приводило ко вполне предсказуемому результату — ужасному моральному неудовлетворению.       И Вэрнон сдался, приняв стратегическое решение — самостоятельно всё узнать, не прибегая к услугам тех, чья помощь больше напоминала попытки испортить и без того дрянное положение текущих дел.       Скайфорд вновь доказал свою непригодность и неспособность вести дела.       Лишние яйца, которые мешают.       И которые давно пора отрезать.       Или отстрелить.       Метод избавления от них большой роли не играет.       Единственное, что вынес из его рассказов Вэрнон, так это то, что, пожалуй, Брайан многого не договаривает.       Может, вполне осознанно, а, может, по причине того, что собственные посты и сообщения на форуме он кропал под кокаиновой — или героиновой — дымкой, и большая часть событий из его памяти начисто стёрлась, оттого он смотрел на Вэрнона, с трудом соображая, чего от него хотят, и бессильно злясь.       Он опротестовал слова Вэрнона, оскорбился вопросом, но... не убедил.       Зная его способности, не приходилось сомневаться в умении находить — чаще самостоятельно создавать — проблемы.       Он вполне мог похвастать сомнительными подвигами, и тем самым привлечь внимание к своей персоне.       Но это открытие ничего не проясняло и не помогало двигаться вперёд. Вэрнон до рассказа знал Скайфорда, как свои пять пальцев.       Рэд, как был, так и остался загадочной личностью.       По всему выходило, что он практически ничего о себе не рассказывал, но умел вытягивать информацию из собеседников. Действовал ненавязчиво, маскировался отлично, лез в душу спонтанно, но так, что самому хотелось её распахнуть перед таким замечательным человеком, в противном случае — находил лазейки и трусил собеседника до тех пор, пока все его секреты не оказывались в его руках.       Бесценный навык.       Вэрнон хотел бы таким обладать, но, к сожалению, уровень мастерства подкачал. Его методы добывания информации часто строились на насилии, начиная от простейшего, заканчивая самыми изощрёнными вариациями.       Противник действовал деликатнее.       Но это было столь же действенно.       Судя по путаным показаниям Брайана, Рэд знал о нём почти всё.       Скайфорд не знал о Рэде ничего, кроме прозвища, поиск которого тоже не дал никаких результатов.       Напрасная трата своего и чужого времени.       Он думал так, сидя в машине, пролистывая список контактов и перебирая в уме варианты — персоны тех, к кому можно было обратиться для получения информации.       Он думал так и теперь, спустя неделю, когда стоял на балконе, смотрел на ночное небо и вспоминал ответы своих информаторов, которым доверял, как себе или немногим меньше — разве что на сотую долю.       Он, чувствуя обречённость задуманного дела, сразу понял, что так будет.       Через семь дней подозрения подтвердились.       Никто не знал человека по прозвищу Рэд.       Никто.       Все, как по шаблону, дали единый ответ.       Нет в преступном мире, как Наменлоса, так и за его пределами, человека, откликающегося на подобное имя.       Загадочный мистер Р.       Признавать это было тяжело и не слишком приятно, но Вэрнон мысленно поаплодировал Рэду. После короткой презентации, устроенной ему Ингмаром, неизвестный противник не пробудил интереса, показавшись ещё одним, будто с помощью кальки созданным самовлюблённым типом, не способным анализировать ситуацию и напрасно принижающим возможности семьи Волфери. После разговора с Брайаном уверенность пошатнулась, и образ больше не был плоским, у него появились характерные особенности, черты, начал вырисовываться характер.       Рэд появился из ниоткуда.       Исчез в никуда.       Но обещал вернуться.       Вэрнон не сомневался, что однажды это обязательно случится.       Возможно, быстрее, чем они предполагают.       Вэрнон находился в ожидании. Предвкушал встречу и, споря с самим собой, делал ставки. Спонтанный тотализатор, в котором нет никакого риска — очередная проверка интуиции, что так редко его подводила, чаще подсказывая правильные варианты. Сейчас он решал сложную, но немаловажную и крайне занимательную задачу.       Кто окажется победителем в столкновении?       Обычно сомнений не возникало.       В этот раз в его сознании царила мутная неопределённость.       Что-то мешало.       Сбивало.       Чаши весов колебались, не желая отражать фиксированный результат.       То одна поднимется вверх.       То вторая.       Вэрнон не боялся. Страхи давно перестали его одолевать. Он предпочитал не поддаваться наплыву этого чувства, а пробуждать его в других. Его умозаключения и страхами-то назвать нельзя было. Опасения, которые уйдут с началом нового дня.       Наступит рассвет, и всё вернётся на круги своя.       Враги будут уничтожены. Волфери снова докажут, что нет семьи достойнее и нет семьи опаснее. Они — истинные хозяева, чья власть неоспорима, и лучше не пытаться становиться у них на пути, если жизнь дорога.       — Рэд, — произнёс Вэрнон, пробуя это имя на вкус, пытаясь отыскать все существующие в нём оттенки и нотки, как в глотке дорогого вина.       Чужое имя звучало непривычно, растекалось по языку, словно горькая жидкость, оставляющая на удивление сладкое послевкусие.       Противоречивость.       Ничего кроме.       Как и цвет, что был обозначен данным словом.       Цвет любви и страсти.       Цвет ярости.       Цвет безумия.       Яркий шёлк и розовые лепестки.       Запреты.       Один из оттенков только что пролитой крови.       Бесконечный поток образов, возникающих в сознании, сменяющихся с потрясающей скоростью.       — Рэд, — повторил Вэрнон гораздо увереннее, нежели в первый раз, смакуя и наслаждаясь; растягивая губы в похабной улыбке. — Иди ко мне, поиграем в особые игры. Волк с нетерпением ждёт свою Красную Шапочку.       * * *       Давным-давно, как только появилась возможность, и позволили финансы, Вэрнон покинул родительский дом, наполненный воспоминаниями о детстве, и перебрался в отдельное жилище.       Сначала это была небольшая квартира, затем, по мере улучшения материального положения и продвижения по своеобразной карьерной лестнице — дом, не приобретённый после кого-то постороннего, а специально для него построенный.       Особняк располагался в пригороде, терялся в окружении многочисленных деревьев и отлично демонстрировал всем желающим финансовые возможности его обитателя.       Решение перебраться туда не добавляло Вэрнону скромности в глазах посторонних, но ему было наплевать на то, какое впечатление он производил на окружающих людей, абсолютно параллельно: шокировал ли он их своими тратами или оставлял равнодушными?       Он не собирался ущемлять себя в чём-то и жить скромно, чтобы лишний раз не привлекать внимание. Ещё одна привычка и фамильная черта, роднившая его с Ингмаром.       Родители Вэрнона смотрели на его поступки с осуждением. Попытки объясниться с ними и доказать, что он сам вправе решать, какую жизнь проживать и чем заниматься, чаще всего проходили по единому сценарию, отмеченному неизменно выматывающими нервы скандалами. Хлопаньем двери, спонтанным прекращением разговора и стремлением разойтись по разным углам, дабы не нервировать и не доводить лишний раз друг друга до белого каления.       Отец не мог простить Вэрнону предательство мечты и слёзы матери.       Вэрнон злился, когда ему пытались вправить мозги и наставить на истинный путь, спустя много лет с момента принятия решения.       Сам факт, что он не отрёкся от Ингмара и не сбежал от него в поисках тихой гавани, уже говорил о многом, заверяя, что нынешнее положение Вэрнона вполне устраивает, и он не собирается ничего кардинальным образом менять. Он давно привык к такому укладу жизни, и иного для себя не представляет, несмотря на то, что прекрасно осознаёт недовольство родных и близких.       Расхождение во взглядах, однако, не мешало ему периодически приезжать к родителям, чтобы провести с ними немного времени, поговорить на отвлечённые темы и постараться поддержать видимость счастливой семьи. Картина рушилась стремительно, стены шатались, складываясь, будто карточный домик, и все обитатели оказывались погребёнными под обломками. Каждый раз.       Буквально. Каждый. Раз.       Это походило на особый вид мазохизма, но Вэрнон продолжал наносить визиты.       Не отказался от традиций и сегодня.       Предварительно позвонил и согласовал с родителями время встречи.       Визит состоялся и, как ни странно, прошёл не по канонам гостеприимства, присущим данной ветви семьи Волфери. Не было упрёков, напоминаний о максимализме, затмевающем здравый смысл, поступках, о которых неоднократно придётся пожалеть, и грязных деньгах, заработанных ценой пролитой крови и отнятых жизней. Никто не упрекал, никто не пытался перевоспитать. Не возвращал демонстративно подарки, привезённые не по какому-то торжественному случаю, а по велению души.       Родители готовились к наступлению Рождества и нового года, обсуждали планы на время праздников, интересовались тем, как собирается провести этот период их единственный сын.       Вэрнон отделался кратким ответом:       — Ничего особенного. Посмотрю по обстоятельствам.       По большей части не солгал, поскольку не определился, каким станет для него конец уходящего года. Пытался, но каждый раз себя одёргивал, напоминая о необходимости поддержания бдительности на должном уровне. Его работа не терпела таких промахов. Став наёмником, о слове «беспечность» пришлось позабыть. Зато слова «безопасность» и «осторожность» выдвинуть на лидирующие позиции, закрепив эти места за ними навечно, не забывая о них ни днём, ни ночью.       Рэд мог появиться в любой момент. Хоть в будний день, хоть в праздник. Второе представлялось Вэрнону более реальной перспективой. Он сам любил наносить удары в моменты, когда никто их не ждал, и это взаимодействие с жертвой оказывалось наиболее продуктивным для него и болезненным для неё.       Он надеялся на скорую встречу с таинственным парнем, лишённым умения здраво мыслить и наивно решившим, что желания уничтожить кого-то достаточно для успешно проведённой военной кампании.       С нетерпением, походившим на то, что испытывают школьники, желающие поскорее узнать вкус взрослой жизни.       Мечты о переменах, мечты о чём-то новом.       Каким будет Рэд?       Старым или молодым?       Красивым или омерзительным, вызывающим отторжение с одного взгляда?       Обаятельным или отталкивающим?       Как поведёт себя, если загнать его в ловушку, подтолкнув к самому краю?       Испугается и шагнёт вниз или вцепится руками и ногами в своего палача, чтобы упасть вместе? Если гибель неизбежна, то он отправится в ад не в одиночестве — вместе со своим убийцей.       Будет бороться до последнего или сдастся в первые минуты после того, как почувствует, что земля под его ногами загорается?       Повеселит?       Удивит?       Разочарует?       Они не пересекались лично, но одного упоминания хватило для того, чтобы все — или большую часть — мыслей Вэрнона занял этот человек.       Не зная его характера, не видя лица, не слыша голоса, Вэрнон всё равно думал о нём.       Это немного походило на одержимость, напоминало навязчивую идею.       Если Рэд надеялся именно на такой эффект, стоило признать: он умеет появляться эффектно и привлекать внимание к своей персоне до того, как будет поднят занавес.       Если его поступки не были заранее спланированной акцией, то ему невероятно повезло. Сделал своей визитной карточкой загадочность и выбил сотню возможных пунктов из ста.       Вэрнон жаждал проверить своего противника на прочность, испытать, насладиться отменной игрой. И, оставив сантименты, разделаться с ним. К сопернику, сумевшему поразить и привнести новизну в привычные, повседневные развлечения, можно проявить снисхождение, преподнеся своеобразную награду. Тот, кто предложит не скучные гонки на выживание, а шоу, достойное и захватывающее, может выбрать себе подарок — смерть, которая привлечёт больше всего. Любой каприз для того, кто достойно проигрывает.       Яд, способный в зависимости от вида принести, как невыносимые страдания, так и моментальное избавление от всего. Пуля, выпущенная в голову. Смерть от удушья — лёгкое прикосновение к шее. Острое лезвие, вспарывающее кожу медленно, нарочито-показательным жестом, либо же наносящее молниеносный удар.       От банальности до изощрённости.       Я покажу тебе смерть такой, какой ты её не видел, несмотря на достаточно близкое с ней знакомство. Мне есть, чем тебя удивить. Тебе понравится. Спорим? Или поверишь на слово?       Он настолько погрузился в свои размышления, подкрашенные алым цветом, что едва не потерял связь с реальностью. Грёзы были интереснее и красочнее привычно-тёмных улиц, знакомых с детства.       Силуэт мужчины, окутанный красной дымкой, занимал его мысли, отвоёвывая себе всё больше места, не оставляя шанса ничему и никому другому.       Спонтанная фантазия, подкреплённая размышлениями. Разумный вывод: тот, кто выбрал себе такое имя, не может не любить красный цвет.       Но субботним вечером Вэрнону было предначертано встретиться совсем с другим человеком. Равнодушным ко всем оттенкам красного, предпочитавшим в одежде монохром, но оттого не менее загадочным и волнующим воображение.       Реальность Вэрнона чуть не окрасилась в цвет придуманной мечты прямо сейчас.       С минуты на минуту.       Фары выхватили из темноты чей-то силуэт слишком поздно.       Столкновение было неизбежным. Он понимал это предельно ясно и чётко, но всё равно постарался исправить положение и резко свернул в сторону, радуясь тому, что по вечерам здесь практически нет машин. И тому, что его манёвр не приведёт к аварии, закончившейся десятками трупов. Спровоцированной ради спасения одного идиота, выскочившего на дорогу там, где этого делать не стоило.       Вэрнон вышел из машины, громко хлопнув дверью.       Ему хотелось сорвать злость на незнакомце, не раздумывая, не тратя время на разговоры, а сходу врезав по челюсти, с иррациональной радостью слушая её хруст, глядя, как с губ капает кровавая слюна, и летят на землю несколько выбитых зубов. Он действительно собирался ударить, подойдя к тому, кто сейчас находился на земле, ухватив его за ворот явно дорогого дафлкота и резко вздёрнув вверх.       — Безмозглая сука! — прошипел он озлобленно. — Какого...       «...хера ты творишь» осталось невысказанным и проглоченным вместе со всеми претензиями       Размазать виновника недоаварии по асфальту не вышло.       Потому что капюшон упал с головы, и Вэрнон замер на месте, ничего не произнося.       Тупо глядя на парня, стоявшего напротив.       Не зная, что сказать.       Не впервые в жизни, но, как и тогда, это чувство было отвратительным до невозможности и болезненного осознания собственной беспомощности.       Безоговорочной капитуляции перед обстоятельствами.       Впервые его встряхнуло подобным образом шесть лет назад.       Когда он брался за точные подсчёты, выходило, в целом, около семи. Именно семь лет назад его крыша начала медленно, но уверенно подтекать, прохудившись в нескольких местах. На исходе года, проведённого в состоянии перманентного безумия, Вэрнона накрыло окончательным и бесповоротным крашем, от которого он оказался не в состоянии избавиться привычными методами. И это был его собственный ад, куда никто, кроме него, не имел доступа. Все попытки провести туда посторонних оканчивались провалом и осознанием: тщетно.       Есть один способ, ничего кроме него.       События, выворачивающие наизнанку, препарирующие без анестезии, расчленявшие его вполне себе сформировавшуюся и определившуюся с приоритетами личность на составные части. Он не знал, какой доли себя лишится на следующий день. Будет это маленький кусочек или огромный кусок, на который невозможно смотреть спокойно? Он вообще не до конца понимал, что происходит.       Правильнее сказать, понимал.       Более чем.       Прекрасно осознавал, но не желал признавать реальность своего падения в собственных глазах.       Решение проблемы пришло само собой и больше всего подходило под определение радикального. Вэрнон вздохнул свободно, в полную силу, почувствовав смесь разочарования и облегчения. Неизвестно, чего в ней было больше, но он старался думать о происходящем, как можно реже, не акцентируя внимание на не слишком радостных событиях своей жизни.       Давно забытое чувство возвращалось, когда он смотрел на незнакомца, продолжавшего с невероятным равнодушием воспринимать сильную хватку на плече, даже не поморщившись от неё, хотя Вэрнон точно знал, насколько это может быть больно. Он старался причинить боль, полностью позабыв об осторожности. Когда он совершал схожие манёвры, попытки имели обыкновение становиться успешными.       Но парень, стоявший перед ним, никак не реагировал на происходящее, словно уже сейчас, после кратковременного обмена взглядами ощутил своё превосходство и в полной мере осознал, в чьих руках, по-настоящему, заключена истинная сила, кто реально удерживает ситуацию под контролем.       Сила и контроль.       Пристальный взгляд, способный сбивать с ног и лишать воли к сопротивлению даже таких отморозков, как Вэрнон.       Чем дольше младший Волфери смотрел, тем сильнее убеждался в том, что здравый смысл его только что отчалил на тот свет, не удосужившись попрощаться или хотя бы предупредить для приличия о возможной отлучке.       Думал он и о том, что совершил непростительный промах, который мог бы завершиться плачевно. Пары секунд вполне хватило бы незнакомцу, чтобы прикончить его, пырнув несколько раз ножом или выстрелив один раз в упор.       Пара ничтожных секунд, чтобы все заслуги на ниве отбора чужих жизней, присущие Вэрнону Волфери, померкли и превратились в часть истории, а все его недоброжелатели радовались победе, узнав, что помеха устранена и больше никогда не встанет у них на дороге.       В руках у незнакомца не было ни ножа, ни пистолета. Достаточно одного взгляда, чтобы привычная картина мира превратилась в ничто. Покрылась мелкой сеточкой трещин, расползающихся по поверхности с невероятной скоростью, словно кто-то с размаху ударил молотком по стеклу, лежавшему на земле.       Таким, как парень, заставивший Вэрнона мысленно вернуться назад, вспоминая не самый спокойный период жизни, не нашлось бы места в раю, несмотря на его внешность. Таких, как он, наверняка встречали с распростёртыми объятиями в аду, чтобы завербовать их в ряды своих агентов. А потом отпустить на землю и ждать, когда новички-профессионалы начнут способствовать появлению многочисленных проблем с самообладанием, самоконтролем и умением удерживать свои мысли и поступки в рамках приличия, у примерных, послушных и во всех отношениях положительных граждан.       Если они могли сбить с истинного пути благочестивого человека, то для повторного пробуждения безумия, завладевавшего некогда сознанием Вэрнона, требовалось ещё меньше времени.       Пара мгновений, и семи лет, ушедших в персональный архив воспоминаний, как ни бывало.       Раздавшийся тихий стук как будто отрезвил Вэрнона.       Вот именно.       Только. Как. Будто.       Горячка и жар, прокатившийся по венам, никуда не делись и не отпустили окончательно.       Случайным образом нарушенная тишина позволила ему вернуться в настоящее, перестав предаваться воспоминаниям и грезить тем, что давно стало несбыточной мечтой.       Незначительная мелочь.       Плеер с длинной спутанной лентой наушников, выпавший из кармана. Мягкое мерцание экрана, практически не различимая на расстоянии, но явно играющая на полной громкости мелодия — причина невнимательности и невосприимчивости к сигналам опасности.       Усилием воли Вэрнон заставил себя разжать ладонь, разрывая тактильный контакт и теряя ощущение теплоты под пальцами.       — Ты в порядке? — спросил, одержав далеко не простую победу над своими эмоциями.       Парень воспользовался свободой от захвата, чтобы подобрать плеер. Выпрямившись в полный рост, усмехнулся, не пытаясь скрыть своих сардонических настроений, и ответил на вопрос вопросом, наглядно продемонстрировавшим, что недавний порыв Вэрнона не остался без внимания.       — Всегда интересуешься состоянием здоровья своих противников перед тем, как ударить? Если они в порядке, то прикладываешь головой об асфальт, а, если нет, то жалеешь, отряхиваешь от пыли и отправляешь с миром на все четыре стороны?       Экран его плеера продолжал мерцать, рассеивая темноту, и Вэрнон краем глаза успел заметить название текущей композиции.       Белые буквы, мелькающие на чёрном фоне и молниеносно врезающиеся в память.       Drag me to Hell.       Всего-навсего совпадение.       Но как охренительно символично.       Его туда не тащили, не заставляли совершить что-то против воли, подталкивая к обрыву, на дне которого притаились острые каменные пики.       Никакого насилия.       Ни в перспективе.       Ни в реальности.       Он добровольно, без сопротивления, делал шаг в распахнувшуюся перед ним бездну.       Снова.