Рэд. Я — цвет твоего безумия

      Воздух, его окутавший, пропах насквозь табаком, морозной свежестью, проникавшей в салон автомобиля через приоткрытое окно, и дорогим парфюмом с примесью какой-то острой ноты, которую сходу определить не получалось. Микс из ароматов, накрывший приливом и закруживший, затянувший в эпицентр урагана — первая ассоциация с владельцем машины, который с настойчивостью, достойной то ли уважения, то ли отвращения от осознания навязчивости, предлагал свои услуги. Задача повышенной сложности — отделаться от внимания.       Не сказать, что отказ был искренним.       Потому-то пререкание продлилось недолго, да и пререканием, как таковым, не являлось. Просто обмен парой незначительных фраз, предложение подвезти, наигранная невинность — нежелание обременять того, кто и так едва не получил ворох проблем по вине невнимательного пешехода, повторное предложение и легко полученное согласие.       Пристальный взгляд, оценка внешности и оценка обстоятельств.       Желание просчитать вероятность положительного для себя исхода, заключённого в утвердительном ответе.       Никто не хочет долго гоняться за намеченной жертвой.       Особенно точно это высказывание отражает суть, если в роли охотника выступает член семьи Волфери.       Не факт, что всё выгорит.       Но можно попытаться.       Сейчас всё складывалось, как нельзя лучше.       Приблизительно на такой результат ставка, во время разработки плана, и делалась. Стоило узнать, что Вэрнон Волфери является ценителем не только женского, но и мужского пола, как мысль о «случайном» знакомстве тут же закралась в сознание. Не ушла оттуда после тщательной проработки. Напротив. Укоренилась, прижилась и расцвела буйным цветом, постоянно подбрасывая пищу для размышлений и подсказывая, как проще всего подобраться к врагам. Приложить немного усилий и сделать своим союзником одного из них. Его самого в известность ставить не обязательно. Более того, не стоит этого делать. Нужно просто его использовать в качестве трамплина или взлётной полосы.       И всё.       И никаких проблем.       Приземление было вполне удачным. Максимум — пара синяков, что пройдут через неделю.       До определённого момента все события развивались строго по плану.       Потом подверглись корректировке.       Хлопок дверцы машины и злобный крик были предвестниками беды. На мгновение промелькнула мысль, что сейчас его приложат головой о ближайший фонарный столб.       Несомненно, попытаются это сделать.       Случись такое, он бы не стал подчиняться, прогибаясь под обстоятельства, покорно терпя боль, как заправский мазохист. Не позволил бы использовать себя в качестве мальчика для битья. Это давно стало делом принципа — отвечать на боль болью большей, оставив амплуа жертвы другим.       Он бы ударил в ответ, по ходу дела перекраивая первоначальный сценарий и придумывая, как подобраться к Ингмару не напрямую, а окольными путями, отметая вариант с информатором поневоле, коим предписывалось стать, при благоприятном стечении обстоятельств, Вэрнону.       События развивались стремительно.       Инстинкт самосохранения проснулся, напоминая о себе.       Вэрнон не торопился извиняться, не осведомлялся о самочувствии пострадавшего, не помогал подняться. Стоило ли заикаться о предложении — подкинуть до ближайшей больницы, если падение вышло неудачным?       Жалости и сострадания не было. Было раздражение, от которого искры во все стороны летели.       Закономерное, соответствующее продолжение.       План рушился.       Надежды умирали.       Долгая прогулка под открытым небом и вариант знакомства, реализованный на практике, себя не оправдали.       Сильная хватка профессионального убийцы, не знающего жалости и спокойно сворачивающего головы всем, на кого укажет дядюшка; рука, занесённая для удара, выбивающего из противника всю дурь.       Неосторожное движение.       Едва различимый шелест ткани.       Спадающий капюшон.       Пересечение взглядов.       И...       Беспомощность?       Растерянность?       Он изумился, прочитав отражение этих переживаний в глазах Вэрнона, в очередной раз убеждаясь, что удача его не любит.       Нет-нет, она его совершенно точно не любит.       Она его обожает.       Приди ему в голову мысль защёлкнуть на шее Вэрнона ошейник и потянуть послушную собаку за собой, всё прошло бы с лёгкостью и без единой проволочки.       Главное — не упустить время и не тратить время на сомнения.       Может, решение и ошибочное, но он не боится оступиться.       Ошибки давно стали синонимом бесценного опыта, а это тоже совсем неплохо.       Разглядывая Вэрнона исподтишка, Рэд приходил к закономерному выводу, что внешность действительно обманчива. Это правило работало не только в его случае, но и в ситуации, связанной с племянником Ингмара. Не зная, чем этот человек зарабатывает себе на жизнь, и, столкнувшись с ним впервые на пустынной дороге, можно было принять его за вполне законопослушного гражданина.       Относительно, конечно, законопослушного.       Много денег. Много власти. Много возможностей.       Основные ассоциации, приходившие на ум в первый момент встречи. А большие деньги, власть и возможности мало сочетаются со стопроцентным соблюдением закона. Не всегда, но в большинстве случаев найдутся допущения или, как принято их называть, — те самые, пресловутые, — сделки с совестью.       Всё ради процветания, всё ради благополучия.       Глядя на своего союзника, не знающего и не догадывающегося о том, что ему щедрой рукой пожаловали это звание, Рэд приходил к неизменному заключению: Вэрнон Волфери красив. Слишком красив, чтобы его облик мог оставить равнодушным, не пробудив внутри никаких чувств и желаний. Но тем и лучше. Окажись он отталкивающим внешне, изображать заинтересованность было бы куда сложнее.       Реально и выполнимо, но сложнее.       Фамильные черты. Те же тёмные волосы, те же голубые глаза, что и у Ингмара. Разве что седины в волосах не наблюдалось, и в глазах было больше живости.       Восприятие их — земля и небо.       Не стоит пояснять, кто есть кто.       Фотографии в полной мере не передавали потрясающей ауры властности, исходившей от Вэрнона.       Работа графических редакторов и обработка снимков приглушала многое и во внешности, делая Вэрнона похожим на сотни других бизнесменов, обитающих на этой планете. Укладывающих волосы в дорогих салонах и для выхода в свет предпочитающих исключительно брендовые вещи, влетавшие в кругленькие суммы, которые, впрочем, проблем не добавляли. Для них эти ценники были каплей в море, складывающемся из куда более основательных трат.       До момента встречи наяву он был каким-то... обезличенным. После нескольких минут личного общения сумел изменить мнение Рэда о себе. В жизни, а не на снимках, Ингмар казался изрядно потрёпанным, демонстрируя щетину на лице, а его племянника лёгкая небритость совсем не портила. Она добавляла определённого шарма. Наверное, когда он был гладко начисто выбрит, выглядел и вовсе великолепно и потрясающе.       А когда менял потёртые джинсы и пуловеры, наталкивающие на мысли об уюте, на строгие костюмы, превращался в объект желания многих людей обоего пола.       Теперь Рэд судил не по фотографиям.       Теперь у него перед глазами была настоящая модель, и мысленно он примерял на неё все прежние образы, почёрпнутые из прессы во время заочного знакомства.       Не будь Вэрнон родственником Ингмара, его заместителем, правой рукой и будущим преемником, не столкни их с Рэдом жизнь в подобной ситуации, не являйся каждый из них тем, кем они являлись, всё могло бы развиваться по иному сценарию.       С примесью иных чувств.       Наверное.       Снова неточность.       Говорить Рэд мог разве что за себя, но не за других.       Рассуждать об этом было нелепо, потому что определённые условия существовали и оставались неизменными.       Дано.       Решение.       Никаких отступлений. Никакой импровизации.       Всё чётко по плану.       Вэрнон был.       Они являлись.       И фоном для их знакомства служили именно такие декорации, не располагающие к сентиментальным порывам.       Очередная попытка вытащить выигрышный билет в лотерее под названием жизнь. Очередное стремление использовать собственную внешность в качестве дополнительного козыря.       Обставить во всём и исчезнуть раньше, чем откроется правда.       До того, как за его голову объявят награду, а город поставят на уши.       До того, как личность, скрывающаяся за прозвищем Рэд, взятым не с потолка и не по наитию, а целенаправленно, будет раскрыта.       Отголосок прошлого, прямая связь.       До того, как на виновников его личной трагедии снизойдёт озарение, и они поймут, за что им мстят.       До того, как из тьмы веков будет поднята пропахшая нафталином и побитая молью история, о которой обитатели Наменлоса думать забыли сразу после того, как завершилась торжественная часть, и Ингмар Волфери в очередной раз покрасовался перед телекамерами, раздавая направо и налево интервью, смахивая попутно притворные слёзы. Отлично показанное сожаление о гибели делового партнёра, дорогого друга — бывшего одноклассника и однокурсника, обязательные слова о невинной душе, погибшей в столь юном возрасте. Самое поразительное заключалось в понимании: Ингмар верил всему, что говорил. Его не терзали угрызения совести. Он поступал так, как считал нужным. Его голос ни разу не дрогнул и не сорвался.       Невероятное лицемерие.       Во времена обитания под одной крышей с Терезой, Рэд нередко задумывался о триумфальном возвращении. Предполагал, как уверенно и непоколебимо шагая по головам, однажды вернёт себе всё, что отобрал у него Ингмар и восполнит потери за то, что вернуть уже нельзя, сколько ни старайся. Обширный список, который можно продолжать до бесконечности, вспоминая всё новые и новые утраты: имя, доля в бизнесе, счастливое детство, шансы на успешную реализацию в выбранной профессии и множество других привилегий, коих он оказался лишён.       Но время шло, наивность стиралась, а вместе с ней уходила уверенность.       Тогда он вынашивал планы, в которых нашлось немало места для жестокости. Много боли, много крови, много криков, осознание и страх в бледно-голубых — выцветших — глазах, когда нож будет входить в податливую плоть раз за разом, не убивая, но принося очередную порцию страданий. А палач, пришедший вместе с темнотой, несущий её в себе, продолжит преувеличенно радостно улыбаться, лишь в самом финале шмыгнув пару раз носом для приличия.       Ресницы дрожат — слёз нет.       Досуг не для всех и не для каждого.       Развлечение с доставкой на дом.       Реванш.       Ответный удар в стиле Рэдли, которого, разумеется, никто не ждал.       — Безмерно сожалею, дядя Ингмар. Вы ведь так любили нашу семью, так рыдали, когда нас не стало. Мне тоже жаль, что вы умираете. Я хотел бы заплакать по вам, но... не могу.       Он неоднократно представлял, как скажет эту фразу, а теперь вынужден был отказаться от былых задумок. Ему не составило бы труда — подобраться к Ингмару, но этот план отличался повышенными рисками при отсутствии гарантий.       Рэд хотел выжить.       Несмотря на мизерные шансы, всё-таки хотел.       Тишина, царившая в салоне, позволяла ему плавать в бескрайнем океане мыслей, одну за другой выстраивая бесконечные цепочки, руша их, соединяя между собой в причудливых сочетаниях.       Большим мальчикам, прошедшим интенсивный курс обучения в школе жизни, освоившим многочисленные методы борьбы и получившим сертификат об окончании его с отличием, не стоило бояться такой мелочи, как поездка в одной машине с незнакомцем. Особенно, если первоначально эта поездка была конечной целью, которой он старательно добивался. Тем не менее, уверенности в том, что один успешный пункт повлечёт за собой удачу и в дальнейшем, не наблюдалось.       «Ты погоришь на мелочи, — шептало подсознание, не вдохновляя на подвиги, а старательно отговаривая от развития авантюры. — Сегодня ты совершил самую большую ошибку в своей жизни, и умудрился сделать то, что не удавалось другим. Накинул петлю себе на шею и затянул её. Осталось спрыгнуть с табуретки. Это будет самый нелепый суицид, который только можно придумать. Пытаться убить других, но убить по неосторожности самого себя».       Мысли о взгляде Вэрнона не давали покоя и откровенно настораживали.       Не зная, что спровоцировало растерянность, сложно было делать далеко идущие выводы. Следовало держать руку на пульсе, а не расслабляться, поверив, что всё отлично, и его жизнь шаг за шагом приближается к чудесному преображению в волшебную сказку, где исполняются все мечты, как скромные, так и не очень.       — Куда тебя отвезти? — спросил Вэрнон, не догадываясь о том, какие мысли бродят в голове спонтанно подобранного пассажира.       Они проехали в тишине всего ничего — несчастные пять минут, а Рэд успел перебрать несколько десятков возможных промахов, выбивающих почву у него из-под ног.       Перед глазами вставал список из четырёх имён, который он собирался распечатать в самое ближайшее время, поставив напротив первого из них ярко-красную кляксу.       Четверка людей, растоптавших его жизнь, уничтоживших всё, что было ему дорого.       1. Уитмар Леган.       2. Брайан Скайфорд.       3. Норман Мастейн.       4. Ингмар Волфери.       Все они сделали свой вклад. Все они поспособствовали тому, что обиженный ребёнок решил пойти по кривой дорожке, растерял всё светлое, что когда-то прививали ему родители, и начал убивать, не задумываясь ни о чём, не терзаясь принципами. Они обесценили в его глазах человеческую жизнь, наглядно продемонстрировав, насколько она хрупка, и как легко её отобрать. Настолько легко, что и говорить об этом смешно.       Жизнь — драгоценность.       Если судить с этой позиции, то на его счету находится внушительное количество огранённых камней.       Целый алмазный фонд.       Не меньше.       Хотя, в этом плане, Вэрнон составил бы ему достойную конкуренцию.       Чувствовал ли Рэд себя богачом?       Смешной вопрос.       — В Гринхилл, — произнёс он, выныривая из размышлений и с лёгкой заинтересованностью, но без показного восторга поддерживая разговор. — Дом на Уолберри-стрит. Тот, что в самом начале улицы. Такой...       — Дом музыки? — уточнил Вэрнон, отмечая про себя, что они живут недалеко друг от друга.       Пятнадцать минут езды всего лишь.       — Возможно. Я не знаю. Пока не слишком освоился в городе и плохо здесь ориентируюсь. Риэлтор, с которой мне довелось работать, ничего толком не рассказывала об этом доме, а я не интересовался. У него есть какая-то история, которой стоит опасаться?       — Нет. Легенды нет. Но я немало удивлён таким выбором.       — Почему?       — Его аренда стоит немало, а сам он...       — Красив и величественен внешне, но внутри довольно безвкусно оформлен, — продолжил фразу Рэд. — Не без этого. Однако не критично. Я не собираюсь его покупать и переделывать. На столь масштабный проект меня не хватит. В качестве постоянного места обитания я наверняка выбрал бы что-то другое, но при нынешнем раскладе дом меня вполне устраивает. Люблю творческий беспорядок, больше всего похожий на хаос. Он меня вдохновляет. К тому же, у меня с бывшим хозяином много общего.       Хаос.       Да вся его жизнь целиком и полностью из хаоса состояла. Прибежище не слишком известного композитора, витавшего в своих мыслях и совершенно не придающего значения состоянию жилища, вполне подходило такому, как он.       Атмосфера и особая романтика неустроенности — то, что он наблюдал всю жизнь, и теперь, балансируя на грани жизни и смерти, готовясь нанести удар по четырём точкам на карте, отмеченным швейными иголками с красными наконечниками, делал то, чего не делал прежде.       Тратил бездумно, бросая деньги на ветер и не думая о грядущем дне.       Его завтра могло не наступить вовсе, и лишняя тысяча долларов на банковском счёте не поспособствовала бы оживлению.       — Тоже пишешь музыку? — спросил Вэрнон.       — Ха, почти, — засмеялся Рэд, вспоминая свои мысли о выстрелах, криках и прочих методах создавать «музыкальное» сопровождение для совершённых преступлений. — На самом деле, нет. Не пишу, несмотря на то, что определённые люди пытались приобщить меня к прекрасному и организовали обучение. Это случилось уже после того, как я покинул школьные стены, потому амбиции удалось удовлетворить наполовину. Я не слишком хорошо разбираюсь в нотной грамоте, крайне посредственно играю, но зато отлично слушаю. Дело не в музыке. А в том, что я, как и бывший хозяин особняка проматываю состояние, доставшееся мне в наследство, попутно пытаясь найти себя в этом мире и своё место в жизни. Чтобы определиться, где хочу встретить старость, решил немного времени уделить путешествиям, потому перебираюсь с места на место. Так меня занесло в Наменлос. Осматриваюсь. Оцениваю. Но воздерживаюсь от опрометчивых решений.       — И как тебе в Наменлосе?       — Честно?       — По возможности.       — Пока нравится.       — Значит, ты здесь задержишься?       — Не знаю. Может, да. Может, нет. Время покажет. Не хочу делать поспешные выводы.       Нет.       Естественно, нет.       Нужно быть настоящим самоубийцей, чтобы остаться здесь и беспечно бродить по улицам, не ожидая ответного удара.       Убить Волфери и не покинуть после этого Наменлос в кратчайшие сроки — подписать себе смертный приговор.       Любой младенец знает, не то, что взрослые.       Рэд поправил прядь волос, словно собирался убрать её за ухо, но в последний момент передумал, позволив ей закрыть часть лица. Создавая своеобразный барьер-преграду между ним и Вэрноном.       Рассмотреть за волосами можно немногое, если только он не повернётся и не начнёт пристально смотреть на Вэрнона, ожидая ответного взгляда.       Скорее всего, получит.       Вэрнон обязательно заметит, что за ним наблюдают с не меньшим интересом, и откликнется на немой зов.       — Почему? Приходилось разочаровываться?       — Обжигаться, — хмыкнул Рэд, чуть запрокинув голову и глядя в потолок.       Он включился в игру, желая немного сильнее зацепить своего собеседника. Пробудить интерес к внешности, удержать, усилить.       — Впервые слышу, чтобы подобную характеристику применяли к городам. Обычно обжигаются на людях, а не на местах их обитания.       — Фасад и изнанка города часто отличаются друг от друга. Мне доводилось оказываться в эпицентре стихийных бедствий, и мне это не понравилось. Есть, с чем сравнивать, а потому выбор сделать проще. Я не ищу приключений. Мне по душе спокойная жизнь. Если Наменлос подарит мне её, с удовольствием обоснуюсь здесь на длительный срок. Если нет... — он сделал выразительную паузу, повернув голову, перехватывая ответный взгляд, отмечая его не совсем привычную для простого разговора, не подкреплённого особым влечением, продолжительность и улыбаясь.       Не соблазнительно, не демонстративно порочно.       Вместе с тем — не слишком скромно.       Стать святой невинностью или с блеском исполнить её роль ему не грозило.       Янис, сделавший однажды упор на его сексуальность и пожелавший раскрыть эту черту личности, не ошибся. Она смотрелась органичнее, нежели попытки покраснеть, копируя стиль поведения неопытной школьницы, ставшей объектом внимания привлекательного популярного одноклассника и не верящей своему счастью.       — Тогда?..       — Придётся попрощаться с этим городом и поискать другое уютное местечко, в котором меня встретят с распростёртыми объятиями.       — Появилось что-то на примете?       — На планете множество городов, заточенных под те или иные финансовые возможности. В большинстве случаев, именно в последние всё и упирается, выбор приходится делать, исходя из того, что находится в твоём кошельке. Когда есть средства, тебе не о чем беспокоиться почти в любой из точек мира. Конечно, если тебя по глупости не занесёт в какую-нибудь страну-катастрофу, вроде Сомали, где круглый год воюют без остановки. И вряд ли вообще когда-нибудь остановятся. Но туда я точно не собираюсь.       Впереди показались знакомые ворота.       Недолгое совместное путешествие подходило к завершению.       Он ощущал облегчение, а вместе с тем — лёгкое разочарование. Он не отказался бы понаблюдать за своим подопытным кроликом чуть дольше, чем позволила дорога домой.       Рэд запустил ладонь в карман, пытаясь обнаружить там необходимую вещь, но, кроме пачки сигарет и ключей, ничего не нашёл. Когда выпал плеер, он не пропустил. Момент, когда потерялась зажигалка, остался незамеченным.       Он нарочно проверил все карманы, окончательно убеждаясь в том, что умудрился понести первую потерю от знакомства с Волфери. К счастью, незначительную. Окажись его зажигалка приметной, или более того — именной, с выгравированными на ней инициалами давно погибшего человека, всё обстояло бы в разы хуже.       — Чёрт, — произнёс, усмехнувшись. — Кажется, действительно потерял. Не поможешь?       Взмахнул рукой с зажатой сигаретой, наглядно демонстрируя, помощь какого рода ему требуется.       — Конечно, — кивнул Вэрнон, доставая свою зажигалку и поднося ближе.       Сигарета оказалась во рту, и Рэд подался вперёд.       Манёвр вышел рискованным.       Ладонь слегка дрогнула.       Пламя едва не облизало нижнюю губу. Ещё немного, и оно бы припалило кожу, оставив шрам.       Рэд посмотрел на Вэрнона, пытаясь понять: случайность это или намеренно спланированная акция, похожая на предупреждение, выданное заранее.       Не играй с огнём. Проиграешь. Пожалеешь.       Несколько простейших и очевиднейших слов пронеслись в голове стремительно, вспыхнули там горящими буквами, не желающими гаснуть.       Затлела бумага, запахло дымом, и в пламени потребность исчезла, но оно продолжало мерцать в опасной близости от кожи.       В какой-то ненормальный момент Рэду захотелось, чтобы это предположение стало реальностью, и ему удалось ощутить обжигающее прикосновение, приносящее с собой боль, расплавляющее кожу, но зато возвращающее способность трезво мыслить, а не ловить на себе пристальный гипнотизирующий взгляд и не теряться в догадках относительно того, что творится в голове младшего Волфери. Его взгляд мог означать, что угодно, начиная от заинтересованности, заканчивая подозрением во всех смертных грехах.       Какой из вариантов верен, знал только Вэрнон.       Рэд ненавидел блуждание в темноте, потому недостаток информации его напрягал.       Необходимость в уточняющих вопросах отпала раньше, чем он решился их озвучить. Пламя погасло. Вэрнон разжал ладонь, позволяя зажигалке спланировать на колени Рэда. И тут бы вздохнуть с облегчением, но ситуация приняла иной оборот, куда более серьёзный. На мгновение промелькнула в сознании картина с горящей зажигалкой, от которой моментально занимается синтетическая одежда, не оставляя шанса на спасение, и исчезла, вытравленная прикосновением не менее обжигающим. Невольный — или целенаправленный? — захват пряди, причинивший кратковременную боль, пристальное внимание, от которого невозможно спрятаться.       — Тебе нравятся мужчины? — спросил Вэрнон.       — Хороший вопрос, — усмехнулся Рэд, не пытаясь избавиться от прикосновения, покорно его снося, умудряясь находить отголоски чего-то приятного, хотя и нежеланного вовсе, а потому иррационального.       — Нет?       Уточнение для проформы. Рэд чувствовал это кожей. Волфери привыкли получать то, что им понравилось. Не имеет значения, как долго продлится интерес. Если что-то привлекло их внимание, оно обязательно попадёт в коллекцию и будет радовать.       День, два, год...       До тех пор, пока не надоест, и хозяев не посетит желание — избавиться от надоевшего экземпляра.       Можно отказываться, можно сопротивляться, но результата это не принесёт — станет напрасной тратой определённого ресурса.       Вопрос Вэрнона не звучал вопросом.       Он был утверждением с небольшой ремаркой-дополнением.       Тебе нравятся мужчины.       А если нет, то это лишь дело времени.       Не нравятся сейчас — обязательно понравятся потом.       Я понравлюсь.       Хочешь ты этого или нет.       Рэд хмыкнул, поднимая с коленей зажигалку. Повертел её в руках, рассматривая со всех сторон. У Вэрнона она была как раз именной. Прекрасный способ представиться — отдать вещь со своим именем в руки собеседника.       Пальцы осторожно скользнули по гравировке, складывающейся в имя. Он ощущал каждую из букв, словно клеймо, выжженное на коже.       Собрав свою «вечность», протянул вещицу обратно Вэрнону, но тот её не принял, бросив коротко:       — Оставь себе.       — Благодарю за помощь, — ответил Рэд, открывая дверцу и собираясь покинуть салон автомобиля, оставив Вэрнона в одиночестве. — И за подарок тоже большое спасибо, мистер Волф-ф-фери-и.       Намеренно произнёс фамилию подобным образом.       Не засмеялся, но позволил себе ухмылку.       — На вопрос можешь не отвечать, — милостиво разрешил Вэрнон, позволяя Рэду ускользнуть от прикосновения; фантомное ощущение теплоты кожи под пальцами по-прежнему не давало покоя. — Нет ничего такого, чего я не смог бы узнать. Твоим тайнам недолго оставаться тайнами.       — Это угроза или предупреждение?       — Констатация факта.       — Мне стоит опасаться?       — В большинстве случаев, грязные секреты и тёмные страницы прошлого, которые хочется скрыть от посторонних глаз, находятся у каждого человека.       — Я ничего и не скрываю, — произнёс Рэд, спрятав неожиданный подарок в карман и продолжая сжимать в пальцах сигарету, но не затягиваясь, просто оставляя её тлеть. — Меня зовут Рэймонд Теккерей. Мне двадцать один год. Не женат. Не судим. Не состоял. Не привлекался. Вредные привычки... есть. Впрочем, это не новость. Глупо отказываться от них, стоя с сигаретой в руках. Но это не самое страшное и нисколько не постыдное явление. В остальном, у меня скучная жизнь и не менее скучная биография.       — А мужчины? — усмехнулся Вэрнон.       Рэймонд не торопился раскрывать карту.       Шагнул за ворота, не приглашая следовать за ним. Только оказавшись на своей территории, обернулся и, внимательно посмотрев на Вэрнона, стоявшего рядом с машиной, ответил без тени улыбки и напускной жеманности:       — Вполне. Надеюсь, удовлетворил твоё любопытство?       — Вполне, — то ли случайно, то ли намеренно передразнил его Вэрнон.       Рэймонд оценил, но демонстрировать это не стал, направившись к дому и не оглядываясь, несмотря на то, что настойчивый взгляд, которым его провожали, прямо-таки пробивал затылок.       Он знал, что Вэрнон слов на ветер не бросит и обязательно проверит всё услышанное этим вечером, разобрав жизнь Рэймонда Теккерея на составные части. Что ж, биография была написана талантливо, подчищена и подправлена в ходе многочисленных редакторских правок. Лучше не придумать. Никаких провокаций, никаких проблем с законом. Мальчик при деньгах, не лишённый интеллекта, но далеко не гениальный. Привлекательный внешне, пресыщенный всем и вся в столь юном возрасте. Скучающий, ищущий развлечений, чтобы жизнь перестала напоминать смертную тоску, не возражающий против необременительного романа, выступающего в качестве лёгкого допинга, придающего серым будням иное наполнение и иной вкус.       С лёгкостью сбросить себе несколько лет и начать жить заново, привыкая и веря тому, что сочинил однажды в порыве вдохновения, распространив информацию везде, куда дотянулся.       Всё было гладко, части истории сшиты между собой так, что не оторвать их друг от друга.       Единственной связью с прошлым было имя, от которого он не сумел отказаться.       Да, признаться, и не хотел.       Хлопнула входная дверь, закрываясь за его спиной.       Рэймонд расстегнул дафлкот и осмотрелся по сторонам, оценивая общее состояние дома.       Насчёт хаоса он несколько преувеличивал. Дом музыки не походил на свалку. Здесь можно было отыскать много ненужного хлама, вроде порванных гитарных струн или исписанных нотами листов — несостоявшихся творений прошлого хозяина, отличавшегося плодотворностью и незавидной непопулярностью, но, в целом, этот бардак нисколько не мешал жизни.       Родственники покойного настояли на том, чтобы вещи в доме оставались на своих местах. Так хотел бывший хозяин. И сдавать дом музыки соглашались только тем, кто не собирался устраивать там переворот, меняя обстановку до неузнаваемости.       Рэймонд точно не собирался.       Его устраивал первоначальный вид.       Самое подходящее место для человека, живущего в состоянии вечной боевой готовности, которому некогда думать о быте и прочих незначительных мелочах.       Прислонился спиной к закрытой двери и прикрыл глаза, нашаривая в кармане сегодняшнее спонтанное приобретение.       — Волф-ф-фери-и, — прошептал привычно-шипящим тоном, вспоминая пристальный взгляд, не самые скромные вопросы и обещание основательно покопаться в его жизни.       Копайся, мог бы сказать он. Копайся, сколько угодно.       Хуже, чем рождественский подарок, вручённый в праздничную ночь двадцать лет назад, вы для меня уже ничего не придумаете.       Тогда был ваш пик.       Сейчас — жалкая мышиная возня.       — Волф-ф-фери-и, — повторил громче, высекая огонь и глядя на него из-под полуопущенных ресниц. — Как символично. Вы сожгли мой дом, я обещал сжечь ваши жизни. Ты даришь мне зажигалку, значит, ты не против. Посчитаю это хорошим знаком. Пусть всё сложится.       Пусть вспыхнет пламя и занимается всё ярче, пока от каждого, кто причинил мне боль не останется маленькая горстка пепла.       * * *       Воскресный вечер Уитмара Легана, проведённый в стенах «Седьмого неба», удался на славу.       Во всех смыслах.       И даже недовольное ворчание Хоффера, развозившего их со Скайфордом по домам после бурного веселья, отмеченного большим количеством алкоголя, не могло испортить Уитмару настроение. Хоффер из их тройки был, пожалуй, самым здравомыслящим, а, может, просто самым занудным, потому старался с завидной настойчивостью вправить непутёвым приятелям мозги. Иногда его нотации можно было послушать, а иногда хотелось послать нахер, чтобы не лез со своими нравоучениями и не мешал веселиться другим.       Способен держаться на расстоянии от стимуляторов разной степени вредности? Умница, мальчик. Гордись собой и носи невидимую корону. Но делай это в молчании. Не все такие, как ты.       Он и Скайфорд точно не такие.       Попробуй пожить в вечном напряжении, не давая ему выхода. Так и свихнуться недолго. Крыша едет стремительно, и удерживать её становится всё сложнее.       Им с Брайаном ещё и сорока нет, а так и не скажешь.       Ощущения, будто прожил лет сто, как минимум.       Жизнь потрепала основательно. Попали к Волфери ещё мальчишками, выполняли грязную работу, там, где более высокопоставленные персоны марать руки не хотели. Столько лет прошло, многие поднялись, заняли новые ниши, из которых их теперь не вытянуть ни за что, сделали себе имя, в как будто честный бизнес подались. Таких немало, а они...       Они как были мальчиками на побегушках, так ими и остались. Никакого продвижения вперёд, никакого подъёма по карьерной лестнице. Двадцать лет назад они мочили неугодных, мочат и теперь, изредка получая скупую похвалу.       Мальчики. Сорокалетние.       Не об этом Уитмар мечтал, когда соглашался впервые пойти на дело.       Не об этом думал по завершении испытательного срока, когда пожимал руку Ингмара Волфери, соглашаясь выполнить его приказ и избавиться от семейки Рэдли.       Ситуация виделась ему пустяковой, раз-два, и всё готово. Информация, которую им подкинули за несколько дней до выхода на своеобразную сцену, подозрения подтверждала.       Слишком открытые, честные и наивные для тех, кто обладает такими средствами. Чрезвычайно беспечные. Охрану отпускают, двери держат чуть ли не на распашку. Перед людьми Ингмара и вовсе раскроют их без лишних вопросов. Потому что друзья, потому что когда-то играли в одной школьной команде в бейсбол, потому что Юнона когда-то обоим свитера дарила на Рождество, потому что...       Много причин.       Перечислять все запаришься.       Друзья.       И этим всё сказано.       Вроде бы всё предельно ясно и понятно. Друг он и есть друг, как ни крути. Реальность доказала, что интерпретировать это определение можно по-разному. Одни действительно за близкого человека и в огонь, и в воду шагнут, а другие только вид сделают, дожидаясь подходящего момента, чтобы подножку поставить и пройтись по упавшей жертве, ломая его позвоночник в нескольких местах.       Для Килиана Рэдли дружба была явлением из первого варианта.       Для Ингмара Волфери — из второго.       Тогда ещё Уитмар подумал, что от таких друзей держаться подальше надо. И вообще не стоит людям доверять. Меньше светлых чувств к ним испытываешь — меньше разочарования наступает, когда слетают покровы, и обнажаются истинные мотивы. Вслух, само собой, ничего не сказал.       Его мнением начальство не интересовалось.       Ингмар сказал.       Они исполнили.       На том взаимодействие и завершилось.       Исполнили топорно. Не так, как во время разработки операции планировали. Да и на деле всё оказалось в разы сложнее.       Не стоило перед тем, как пошли на дело, пить. Они сделали по несколько глотков для храбрости, поскольку без того собраться с мыслями и избавиться от внутренней дрожи было в разы сложнее, никакие попытки убедить себя в правильности совершённых поступков не действовали. Первое серьёзное испытание, ответственность колоссальная. Убить, взорвать, устроить пожар. И никого не оставлять в живых. Никого. Если уничтожать, то с размахом, всех сразу, а не постепенно.       Скайфорд периодически пытался что-то подвывать о том, как ему страшно, что их заметут; вместо повышения они получат пинок под зад от нанимателя и унылые пейзажи с колючей проволокой за окном, на ближайшие лет десять-двадцать, может, больше.       Ещё о том, что надо валить.       — У них денег дохера. Возьмём что-нибудь, загоним за хорошую сумму и свалим. Давай? А, Леган? Им уже всё равно будет, а мы...       Глупо было пытаться донести до Брайана мысль о том, что пытаться сбежать от Волфери бесполезно. Из-под земли достанет, если ему понадобится. О них он однозначно не забудет, как бы они не старались. Побег им сорвут ещё на стадии планирования, и тогда перспектива с тюрьмой покажется сказкой в слащаво-девчачьих тонах.       Скай упорствовал и всё-таки решился кое-что у покойников позаимствовать.       Колье выглядело внушительно.       Даже колоссально далёкий от ювелирного искусства человек, как Уитмар, понимал, сколько такое может стоить.       Загнать не получилось.       Сбежать — тоже.       Оплату, полученную за дело и урезанную за провинности почти втрое, пришлось пустить на иные нужды, совсем не туда, куда планировалось сначала. Во всяком случае, Брайану. Уитмар свои деньги отложил. Брайан потратил — вставлял зубы, восполняя пробелы, появившиеся не без помощи Ингмара.       — Отрубить бы тебе лапы кривые, чтобы в следующий раз не запускал их, куда не следует, — произнёс насмешливо Ингмар, возвышаясь над ними и с удовольствием рассматривая окровавленное лицо Ская.       Отнятое колье он сразу же отдал своим охранникам, а сам занялся воспитательной работой.       Руку не отрубил. С него сталось бы, но он не стал зверствовать по максимуму — выбрал иное наказание, менее радикальное, но тоже не для слабонервных особ. Размахнулся и со всей силы приложил Брайана по лицу клюшкой для гольфа — любимый пыточный инструмент. Выбил то ли три, то ли четыре, а то и все пять зубов.       — Тупое отродье, — усмехнулся перед тем, как развернуться и покинуть помещение, утопленное в напряжённой звенящей тишине.       Больше ничего не сказал, но Уитмар уже тогда понял, что они попали в чёрный список. Теперь их к серьёзным делам не подпустят. Проверку не прошли, обманули надежды и едва не сорвали всю операцию.       Уйти им не удалось и в дальнейшем.       Волфери поймал их на крючок, сорваться с которого не представлялось возможным. Не маленький — огромный крюк, вошедший в кожу и плоть, продравший их, подвесивший, превративший в марионеток, которых будут бросать на передовую. Мясо, подставленное под пули.       Или батрачить на Волфери и однажды сдохнуть в перестрелке.       Или сесть за убийство и сдохнуть в тюрьме.       Что первая, что вторая вариация доверия не внушали.       Если за эти годы они чего-то и добились, то только званий «заслуженного алкоголика» и «конченого наркоши».       Уитмар пил, Брайан предпочитал порошки и таблетки.       Они гнались за свободой, но не получали её, продолжая то ли стоять на месте, то ли бегать по кругу.       Не стоило размышлять об этом.       Последние искры-отблески эйфории, порождённые выпитым виски, дотлели и погасли, ничего на память о себе не оставив. К горлу подкатила тошнота, и мир закружился, будто карусель — только что расписных лошадок не хватало для полного соответствия.       Лифт, наконец, подъехал, и Уитмар вздохнул с облегчением. Не было больше никакого терпения стоять и ждать, а на подъём по лестнице ему не хватило бы сил. Кажется, они и вовсе его оставляли. Из молодого, фонтанирующего идеями мужчины, он превратился в ноющее унылое дерьмо, умеющее только виртуозно жалеть себя, перебирая в памяти многочисленные упущенные возможности.       Когда-то их было много.       А теперь вовсе не осталось.       Молодой Волфери сколотит себе другую команду. Ему не нужна старая гвардия. Он с давних пор зуб имеет на Ская. Уберёт Брайана, уберёт и всех остальных, кто ему неугодным кажется.       Полетит вслед за другом и он, Уитмар.       — Мистер, подождите! — окликнули Уитмара. — Задержите лифт, пожалуйста.       Он задержал, поставив ногу между створок.       Будь трезв, послал бы к такой-то матери трёхэтажным матом.       Алкоголь и сплин делал его сентиментальнее и добрее.       — Спасибо, мистер, — произнёс какой-то парень, заскочивший внутрь кабины в самый последний момент, едва-едва успел.       Уитмар исподтишка посмотрел на своего вынужденного соседа, возвращающегося домой поздней ночью, а, правильнее сказать — под утро, не в лучшем виде. Но если Уитмара потрепала жизнь, то парню явно досталось от материальных противников. У него были сбиты костяшки, разбита губа, а левый глаз заплывал. Парень стянул с головы капюшон, громко шмыгнул носом, проводя по нему рукой — по коже протянулся красный след. Ещё и нос разбили.       Не повезло так не повезло.       Тёмные волосы были собраны в хвост, но несколько прядей всё равно выбивались из причёски, обрамляя лицо.       — Паршивая ночь? — спросил Уитмар.       Голова гудела и раскалывалась. Настроение свалилось за уровень плинтуса. Единственное, что оставалось — утешать себя тем, что в мире есть люди, которым сегодня хуже, чем ему. Например, этот парень, составляющий ему компанию в лифте.       — Да нет. Охрененная, — отозвался парень, усмехнувшись окровавленными губами, облизываясь и сплёвывая красноватую слюну в замаранный платок. — Могла бы быть, если бы не пара омерзительных моментов.       — Неслабо тебя отделали.       — Старшее поколение учит младшее жизни.       — Отчим? Отец?       — Отец девчонки, с которой я собирался потрахаться. Вернулся не вовремя домой. Вид моей голой задницы его не воодушевил.       — Твоё счастье, — заметил Уитмар.       — Это точно, — согласился парень, почти утратив настороженность, что прежде царила в его взгляде.       Уитмар хохотнул.       — Совет тебе на будущее. Снимай тёлок, у которых нет отцов. С ними проще. Или шлюх. Здесь вообще никаких проблем.       Лифт остановился на нужном ему этаже. Уитмар проверил карманы.       Надо же. Ключи на месте. Умудрился каким-то чудом не потерять их.       — Спасибо, — произнёс юноша. — Обязательно им воспользуюсь. Спокойной ночи, мистер.       — Спокойной ночи, — отозвался Уитмар, оборачиваясь на мгновение.       Последним, что он увидел перед тем, как створки лифта съехались, стала чуть надменная улыбка.       Для того, кого избили в этот вечер, парень выглядел слишком довольным жизнью. А его улыбка...       Отчего-то она запала в душу, никак не желала уходить из головы. И мысли порождала сплошь тёмные, мрачные, затонированные чёрным цветом.       Она прочно ассоциировалась с тем, что принято именовать неизбежностью.       Уитмару казалось, что так улыбается сама смерть.       Его собственная смерть.