Рэд. Я — цвет твоего безумия

      «Добрый дядюшка никогда не оставит тебя без работы», — усмехнувшись, подумал Вэрнон.       Сидя в гостиной своего дома, он неспешно пролистывал электронные страницы, на которых отображались сообщения о событиях, случившихся за прошедший день в Наменлосе. Что-то вроде проверки. Новая привычка, что ещё не укоренилась, но имела все шансы стать постоянной спутницей. Не то, чтобы в былое время Вэрнон полностью игнорировал информационный поток, не уделяя ему должного внимания. Знакомился, конечно, с новостными сводками, иногда находил там что-то интересное, но особого значения не придавал и большого количества времени этому занятию не уделял. Были куда более важные вопросы, требующие решения. Тем более что в новостях зачастую писали не то, что следовало бы, а то, чего хотелось Ингмару. С большинством сюжетов Вэрнон знакомился ещё на стадии их разработки, потому нового для себя находил немного. В основном, лишь отслеживал, какими словами переданы те или иные сообщения.       С появлением нового лица в рядах преступности Наменлоса, новости обещали стать интереснее.       Вэрнон разворачивал страницы с предвкушением, но, спустя несколько минут торопливого ознакомления с заголовками, понимал, что ожидания в очередной раз не оправдались. Преступление в начале недели, и снова затишье. Единичная акция не привела к бесконечному кровопролитию и алым рекам, в которых тонут и захлёбываются десятки местных жителей, имевших несчастье работать на мистера Волфери.       Простое сведение счётов, маленькая месть.       Историю Уитмара Легана, погибшего от двух метко выпущенных пуль, успели обсосать со всех сторон и забыть за какие-то жалкие семь дней. Тем и закончилось.       Сегодня убили.       Завтра закопали.       Послезавтра вычеркнули из памяти, несмотря на обещания помнить вечно.       Обычная практика.       Бывало такое и прежде.       Будет неоднократно в дальнейшем.       Не обязательно с таким размахом, как в случае с Уитмаром, но, однозначно, будет. Столько людей каждый день умирает.       Кого-то застрелят, как и Уитмара, кого-то собьёт машина, кто-то оступится и погибнет под колёсами поезда, кто-то добровольно поднимется высоко-высоко, а потом покинет это здание путём, обычно для выхода непредназначенным.       Всякое случается.       Ситуация с Уитмаром далеко не уникальна. Так, мелкая помеха, случившаяся во время пробуждения истерии, а потому привлекшая к себе пристальное внимание.       Неприятный инцидент, но, тем не менее, не ужасающий и не вгоняющий в ступор от осознания невероятной жестокости и силы противника.       На обещанное кровавое наводнение небольшой показательный номер никак не тянул.       Либо парень себя переоценивал, либо обещал нечто иное, а не то, что увидели огромные от страха и кокаина глаза Брайана Скайфорда.       Здесь Вэрнон тоже выдвигал на рассмотрение несколько вариантов.       Вариант первый. Брайан ошибся.       Вариант второй. Брайан намеренно солгал, желая избавиться от приближающихся неприятностей чужими руками, оттого преувеличил масштабы надвигающейся катастрофы.       Сегодняшние новости ничего удивительного или необычного не поведали. Ничего такого, что могло бы выбить из привычной колеи, заставив насторожиться и приготовиться к худшему, вновь вспоминая таинственного вершителя правосудия, рассуждающего о преступлениях.       Рэд.       Милашка Рэд.       Загадочный, таинственный юноша, держащийся на расстоянии и продумывающий каждое своё действие с точностью до сотых долей процента.       Вспышка в бесконечной темноте, что появляется и угасает, когда ему вздумается.       Опасный враг?       Или всего-навсего любитель острых ощущений, попусту бросающийся громкими обещаниями, и ни на что, кроме них неспособный?       Закрыв все вкладки, Вэрнон отложил планшет на стол, откинулся на спинку дивана, запрокинул голову, глядя в потолок.       Мысли в голове сменялись стремительно. Размышления о затаившемся противнике уступили место проблемам актуальным, чьё решение нельзя было отложить в долгий ящик, а следовало разрешить в самое ближайшее время, до наступления рождественских праздников.       Мизерное количество времени и достаточно сложная дилемма, требующая красиво поставленной финальной точки. Нельзя сказать, что задача загоняла Вэрнона в тупик, заставляя трястись в ожидании наступления этого дня. Не загоняла. Даже минимального трепета не вызывала. Он знал, как поступить, и находил свой план, если не идеальным, то максимально близким к этой характеристике.       Добрый дядюшка действительно заботился о его будущем, проявляя колоссальное рвение, и, наверное, многое бы отдал за возможность посмотреть, как провалится мероприятие, к организации которого приложит руку племянник. Добрый дядюшка, несомненно, должен был по истечении срока признать собственную неправоту, потому что Вэрнон не собирался проигрывать и проваливать порученное задание.       У него в запасе оставалась неделя.       Всего лишь неделя.       Целая неделя.       Зависит от того, с какой стороны посмотреть на сложившуюся ситуацию.       Пускать её на самотёк, пренебрегая указаниями Ингмара, Вэрнон не собирался, потому уже сейчас, на стадии подготовки — неоправданно чрезмерная уверенность, но у каждого есть свои маленькие слабости — пророчил благополучный исход дела.       Да и в Сайфере он не сомневался нисколько. Все теории, выстроенные Ингмаром, рушились логическим подходом за считанные секунды, и ничего на их месте не оставалось.       Телефонный разговор с Сайфером, определивший начало дня, сыграл в формировании убеждений не последнюю роль. Тот, как всегда, был учтив и в конце разговора предложил встретиться, чтобы обговорить новые детали встречи. Вэрнон пренебрегать предложением не стал, внёс встречу в своё расписание, определив в качестве оптимального времени для проведения переговоров вечер грядущего четверга. Сайфер согласился, и они распрощались на позитивной ноте, крайне довольные друг другом. Некая доля подозрений не исчезла окончательно, но притупилась и больше не напоминала острый край осколка, о который реально пораниться каждый раз, когда ненароком его задеваешь. От осколка осталась одна десятая часть.       Вычеркнув из списка эти заботы, Вэрнон мысленно вернулся к недавнему знакомству, состоявшемуся вроде бы случайно.       Он старался смотреть на это спонтанное столкновение иначе, не любуясь бестолково на то, что ему любезно позволили разглядеть, а расширяя рамки и заглядывая за них. Хотя, и то, что ему довелось увидеть в так называемом базовом наборе, производило определённое впечатление. Неизгладимое. Надолго отпечатывалось в памяти и не желало оттуда выбираться. Но этого явно недоставало для составления полного портрета личности.       Вэрнон стремился заполнять пробелы в своих познаниях, закрывая их информацией, полученной из надёжных источников. Надёжнее непосредственного её носителя никаких источников быть не могло, потому и основной упор делался на взаимодействие с мистером Теккереем.       Вэрнон усмехнулся, мечтательно закрывая глаза и позволяя знакомому образу возникнуть под сомкнутыми веками.       Чтобы сделать это, времени ему потребовалось минимальное количество. Самый мизер. Наверное, всё потому, что Рэймонд и без того постоянно фигурировал в его размышлениях, пробудивших воспоминания о нелепых поступках молодости, романтических порывах и почти утраченном умении влюбляться. О навыке, не до конца уничтоженном, раз он снова напомнил о своём существовании.       А, может, это была особенность, присущая данному случаю.       Глупо отрицать: Рэймонд производил определённое впечатление. Не заметить его в толпе было довольно сложно, почти невозможно. Если только намеренно закрывать глаза. В противном случае, взгляд, так или иначе, неизменно возвращался бы к мистеру Теккерею.       Понаблюдать за ним, узнать немного больше обычного, а, может, и не немного.       Одни смотрели бы исподтишка, боясь быть обнаруженными и отвергнутыми. Другие без сомнения, провоцируя на реакцию. До тех пор, пока не получат желаемое, и необыкновенно яркие глаза не подарят ответный взгляд.       Дальше — как получится.       Либо связь окажется кратковременной и вскоре прервётся, ни к чему толком не приведя, либо перерастёт в нечто большее. Не только невербальное общение, но и нормальный разговор.       Вэрнону одних взглядов не хватало.       И он не сомневался, что в обязательном порядке сумеет провернуть всё, что задумал ранее. К тому же, время, отведённое Рэймонду, в категорию напрасных трат не входило. Он был частью плана. Неотъемлемой, но потрясающе приятной. В противовес всем остальным составляющим, например, тому же Скайфорду, от общения с которым челюсти сводило и хотелось грязно выматериться, вспоминая все существующие ругательства, и осознавая, что их для передачи истинных чувств категорически не хватает.       Разумеется, заинтересованность подобного плана, Вэрнон не собирался афишировать. Открытое противостояние не принесло бы ему удовольствия, да и жертву эксперимента могло отпугнуть, заставив на время залечь на дно, забиться в угол и отказаться от своих планов.       Вэрнон ждал развития событий, ему не нужна была тишина и осторожность. Ему нужен был танец на минном поле, где каждый шаг сопряжён с риском на двести процентов, финал непредсказуем, а потому особенно интересен.       Но для начала следовало вытащить партнёра на это поле.       Чем он и планировал заняться в ближайшее время.       Можно было нанести визит, приехав без приглашения, но Вэрнон ограничился телефонным звонком. Что-то вроде проявления вежливости — стремление справиться о планах на вечер и вынесение на рассмотрение своей идеи, которая, по его мнению, должна была понравиться мистеру Теккерею, снискав одобрение. Положительный ответ, никак иначе.       Рэймонд хотел увидеть Наменлос?       Да, несомненно, хотел.       Сам об этом говорил.       Намеренно подчёркивал, что способно задержать его здесь, а что —посодействовать скорейшему отъезду.       Фасад и изнанка.       Они у Наменлоса были разными.       Ничего общего.       Стороны, непохожие друг на друга, но обе по-своему обворожительные. Глядя и на фасад, и на изнанку, получалось отыскать привлекательные черты.       Есть нюансы, но с ними можно смириться в подходящей компании. Останется лишь сделать выбор, окончательно определившись с тем, какая жизнь больше по душе. Тихая и скучная, либо полная опасностей, когда каждый новый день, как доза адреналина на кончике иглы, что вот-вот нырнёт под кожу.       Рэймонд говорил, что жаждет первого.       Но в глазах его прочитывалось обратное.       Вэрнон не мог не воспользоваться шансом и не проверить догадку.       Он собирался показать Рэймонду город.       Прямо сегодня.       Прямо сейчас.       Зимняя ночь — идеальное время для свидания.       Весь город, как на ладони.       Лежит у твоих ног. Любуйся, детка. Наслаждайся. И делай выбор.       Отвечать на звонок Рэймонд не спешил. Смолкли гудки, включился автоответчик, предлагающий оставить сообщение голосом прежнего хозяина, которому уже давно было наплевать на личности тех, кто звонит в дом музыки. На причины, по которым они это делают, наплевать вдвойне. Внезапное вкрапление в продуманные до мелочей мечты давно знакомого голоса, слегка остудило пыл, но не убило решимости.       Сообщение Вэрнон не оставил. Сбросил вызов и позвонил ещё раз.       Старания были вознаграждены.       Вместо старческого голоса, немного надрывного и вечно простуженного, прозвучал другой тон, немного хрипловатый, но не отталкивающий, наоборот, весьма и весьма активно фантазию подстёгивающий. Что-то еле слышно щёлкнуло, раздался тихий выдох, и Вэрнон догадался, что щелчком сопровождалось открытие его зажигалки.       — Молчание — не лучший способ для начала диалога, — заметил невидимый собеседник.       — Мне всегда казалось, что первым, отвечая на телефонный звонок, что-то должен говорить хозяин дома, — признался Вэрнон.       — Привычное дело, — произнёс Рэймонд. — Но вряд ли в этом коротком представлении можно услышать что-то новое и интересное для себя. Мы оба знаем, по какому сценарию разворачиваются подобные разговоры. Минимум новаторства. Я назову имя, которое тебе уже известно, ты напомнишь мне своё. Я не удивлюсь тому, что ты знаешь этот номер. Или удивлюсь, поставив себя в глупое положение, но зато отлично вписавшись в образ каноничной блондинки, не понимающей простейших вещей. Что-то вроде: «Вэрнон, как ты меня нашёл?». Ты объяснишь, что номер этот есть в телефонном справочнике, и потому узнать его может каждый желающий — не такая уж великая тайна, ради раскрытия которой стоит поднимать на ноги сотни ищеек, промышляющих частным сыском. Достаточно лишь потратить пару секунд, и всё сразу станет на свои места. Так что, можно было не тратить время на представления и обмен нелепыми фразами, а сразу сказать, какие причины заставили тебя позвонить мне, мистер Волф-ф-фери-и.       Снова растянул его фамилию, как делал это во время разговора тет-а-тет.       Подобное произношение звучало непривычно, но волнующе. Немаловажным фактором своеобразного восприятия был голос, произносивший его фамилию столь нетривиально, как никогда не делали другие.       В этом прослеживалось нечто эротичное, а вместе с тем — насмешливое, и Вэрнон не до конца разобрался, чего больше. Рэймонд умудрялся органично переплетать одно с другим, накрепко сплавляя эти составляющие между собой.       Получалось нечто особенное.       Ноты угрозы, звучащей тонко, ненавязчиво, но вполне ощутимо, придавали завершённость, создавали невероятный по степени воздействия коктейль из чувств и эмоций.       — Сразу догадался? — спросил Вэрнон.       — Да.       — Почему?       — Тебе честно или лестно?       — И так, и так? — предположил Вэрнон.       Собеседник усмехнулся.       — С чего начать?       — С честности.       — Я не успел обрасти широкой сетью знакомств в этом городе. Моя жизнь больше напоминает добровольное затворничество, нежели что-то другое. Я, конечно, не сижу целыми днями дома, но и не общаюсь с посторонними сутки напролёт. Тех, кто проявил интерес к моей персоне за время пребывания в Наменлосе, можно пересчитать по пальцам. Внушительная шеренга не выстроится. И вообще-то в очереди, приди мне в голову идея организовать это, будет стоять только один человек. Ты. Остальным нет до меня дела, но и я не стремлюсь к активной интеграции в общество. Здесь и без того есть, чем себя занять.       — Например?       — Дневники бывшего хозяина дома, наполненные множеством мыслей о создании музыкальных произведений. Признаться, узнаю немало нового. Родственники и знакомые композитора искренне считали его несчастным человеком, не снискавшим славы и потратившим жизнь на погоню за призрачными перспективами. Знаешь, что забавнее всего?       — Что?       — Он к признанию попросту не стремился, удовлетворившись тем, что имел, работая для того, чтобы выплеснуть свои эмоции, переживания и наблюдения в музыку. Благо, что финансовое состояние позволяло ему заниматься любимым делом, не прерываясь на раздражающую рутину работы. Его все считали немного психом, а, по-моему, он был интересным человеком. Интереснее многих, с кем мне доводилось пересекаться в былые годы. Но не самым примечательным. Это факт.       — Были те, кто оставил в твоих воспоминаниях ощутимый след?       — Были.       — И много?       — Много больше, чем может представить среднестатистический человек. Но, знаешь, все мы немного психи, потому я стараюсь не судить их, а принимать со всеми странностями. Они же прощали мне мои. Вот и я прощаю. Перейдём к варианту, построенному на откровенной лести?       — Пожалуй, — хмыкнул Вэрнон.       Рэймонд был многословен, но его не хотелось грубо прерывать. Он не глотал окончания, не сбивался, не спешил, но и не растягивал беседу нарочно, пытаясь подогреть интерес к своей персоне попытками создать имидж неземного, немного богемного создания. Он просто рассуждал с неким шиком о людях, их странностях и о себе, тоже не лишённом этих самых странностей.       Вэрнон слушал и запоминал.       Сегодня Рэймонд был откровеннее, чем в вечер первой встречи и спонтанного знакомства, что не могло не спровоцировать пробуждение повышенного интереса у внимательного слушателя.       — Лесть подразумевает под собой заверения о красоте твоего голоса. Настолько потрясающего, что я никогда его не забуду и сумею узнать из сотни других, если вдруг сто человек решат заговорить одновременно с тобой. Услышал однажды, и меня сразило наповал, — заметил Рэймонд, и Вэрнон представил, как тот мог бы улыбнуться, произнося подобные слова. — Но это звучит излишне пафосно и слишком сладко. Приторно, лживо... Стиль романтический. Не думаю, что ты поверишь в реальность такого расклада, хотя тебе польстит, несомненно. Кроме того, вариант лестный подразумевает благодарность за подаренную зажигалку, которой я активно пользуюсь. И которая мне действительно очень нравится. Причин несколько. Во-первых, красивая. Во-вторых, удобная. В-третьих, стильная. Плюс служит напоминанием о том, как зовут моего собеседника, а, значит, мне не грозит запамятовать и ошибиться, назвав тебя чужим именем. Отличная шпаргалка для того, кто забывает имена. Я к таким не отношусь, но если бы... В общем, сам понимаешь. Замечательная штука. — Подозреваю, что часть о зажигалке гораздо правдивее, нежели та, что о голосе, — усмехнулся Вэрнон. — Да, — согласился Рэймонд, не скрывая и не пытаясь увильнуть от однозначного ответа. — Во всяком случае, сейчас. Я не настолько сентиментален, чтобы меня уносило от человека с одной встречи и одного спонтанного подарка, даже такого многофункционального и полезного. Сейчас меня терзает вопрос иного толка, родившийся на фоне длительных размышлений об определённых вещах. Зажигалка — не котёнок или щенок, о судьбе которого бывший владелец обычно печётся, а потому звонит новому и расспрашивает о том, как меховому клубку живётся на новом месте. Особых условий ей не требуется, уход тоже не слишком сложен, потому имею полное право подозревать, что звонишь ты мне по иным поводам. Верно?       — Верно.       — Тогда?..       — Что?       — С какой целью ты это делаешь?       — Хочу дать тебе на выбор несколько, а, может, и сразу все причины.       — Причины чего? Или для чего? — уточнил Рэймонд.       Голос его не дрогнул, но слегка изменился. Появилось больше заинтересованности, пришедшей на место былой отстранённости и сухой, какой-то канцелярской вежливости, от которой веяло холодом, вполне ощутимым, сродни тому, что царил за окном.       Добрый знак. Как он есть.       — Несколько поводов, подталкивающих тебя к тому, чтобы кратковременная поездка превратилась в долгосрочный проект. Хочу помочь тебе определиться с выбором. Хочу, чтобы ты задержался в этом городе. Вот и придумываю, чем тебя соблазнить и как это сделать. Возникла идея, и мне она в виде плана понравилась. Так почему бы не опробовать?       — Интересно, — протянул Рэймонд. — Мне нужно сделать для этого что-нибудь? Или?..       — Или, — ответил Вэрнон. — От тебя абсолютно ничего не требуется. Только собраться и быть готовым часам к десяти. Увидишь город с непривычной стороны. Таким его видели единицы.       — Мирные жители засыпают, просыпается мафия? — иронично произнёс Рэймонд; не удержался и хохотнул, вызывая у Вэрнона ответную улыбку.       Если он знал правду, то умудрился ввернуть её в общий разговор весьма органично, не переходя грань, не задавая вопрос в лоб, не подталкивая к откровениям, а всего-то упоминая всем с детства известную фразу из распространённой игры.       Безобидная шутка, а не прямое обвинение или стремление вывести на чистую воду, получив признание.       Если не знал, то его интуиции оставалось позавидовать, потому что развита она была просто отлично.       — Не совсем.       — Как тогда?       — Увидишь.       — Договорились.       — Значит, да?       — Да, мистер Волф-ф-фери-и, — он снова вернулся к подобному тону. — Это значит «да». Сложно отказать, когда перед тобой открывают столь занимательные перспективы. А я не из тех, кто разбрасывается возможностями.       — Тебе понравится.       — Самонадеянно.       — Но оправданно.       — Откуда такая уверенность?       — Ты не из тех, кто разбрасывается возможностями. Я не из тех, кто разбрасывается словами. Потому обещаю. Понравится.       * * *       Чтобы влюбиться в высоту, ничего делать не приходится. Она, как наркотик, а, может, сильнее. Достаточно одного полёта, чтобы захотелось возвращаться к этому развлечению снова и снова. Он знал это на собственном опыте и не сомневался, что Рэймонд, составив ему компанию, испытает схожие чувства. Тот же восторг и восхищение, тот же блеск, промелькнувший в глазах, тот же азарт, что захлёстывает с головой и не отпускает до самого конца.       Прошло немало времени, а он, по-прежнему, помнил, как и при каких условиях впервые оказался на борту вертолёта. Что тому способствовало и во что вылилось.       Это был один из его праздников. Двенадцатый день рождения. Он предвкушал наступление знаменательной даты, поскольку дядюшка пообещал ему нечто особенное и подмигнул заговорщицки, произнеся эту фразу.       Родителей обещание не вдохновило. Более того, способствовало пробуждению у них стандартной реакции, которой они встречали каждое начинание Ингмара, независимо от того, насколько оно было рискованным или безобидным. Любую инициативу, исходящую от родственника, они воспринимали в штыки, тем более у них имелись свои планы, связанные с празднованием, и постороннее вмешательство было расценено крайне негативно.       Ингмар посмеивался и с серьёзным выражением лица заметил, что в этот день Вэрнон станет настоящим мужчиной. Что подразумевало это определение, оставалось лишь догадываться, надеясь, что у Ингмара хватит ума не притащить на детский праздник крепкий алкоголь, сигареты, лёгкие наркотики и девиц облегчённого поведения, призванных с размахом поздравить именинника. Наверное, воображение родителей именно такие картины и нарисовало, но реальность оказалась в разы безобиднее.       Ингмар не заказывал особый торт, из которого должна была выпрыгнуть стриптизёрша, и не пытался споить племянника. Он выкрал его со скучного праздника, который больше напоминал похоронную процессию, нежели изначально запланированное мероприятие, и вместе они отправились навстречу путешествиям.       — Будем прививать тебе вкус к жизни, — пообещал Ингмар, положив ладонь на плечо Вэрнона и крепко его сжав. — Согласен?       Что он мог сказать в ответ?       Пожалуй, речи о разбросе вариантов не шло.       Он закивал часто-часто, словно опасался, что Ингмар возьмёт свои слова обратно. Не увидит энтузиазма на лице и решит вернуться к проверенной схеме, а она успела Вэрнону основательно опротиветь.       Разумеется, перспективы, нарисованные перед ним дядей, не могли не пробудить интерес. Они заинтересовали его, заинтриговали и едва не заставили подпрыгивать на сидении, пока машина стремительно летела к месту назначения, где их уже дожидался главный сюрприз вечера.       В сравнении с тем, что предлагал ему Ингмар, вся программа праздника, придуманная и расписанная в деталях родителями, представлялась детским лепетом. Здесь всё было серьёзно, по-взрослому. Сначала немного настораживало, а потом — втянулся, и ощущение опасности, преследовавшее на начальной стадии, отступило. Появился адреналин. Одна его доза за другой, одно приключение за другим. Страх уходит, глаза расширяются от восторга, рот приоткрывается. Эмоций столько, что слов не хватает для полноценной их передачи. Хочется хлопать в ладоши, подпрыгивая на одном месте.       Двенадцать лет.       И такой подарок.       Иногда, поддаваясь порывам сентиментальности, Вэрнон позволял воспоминаниям закружить его в стремительном потоке, оживляя в сознании события давно ушедших лет; тот первый полёт там оживал тоже. Быть может, не без особых на то причин.       Практически судьбоносное событие.       Первый повод задуматься всерьёз о том, какая жизнь ему интереснее. Та, которую ведут родители, или та, дверь в которую приоткрыл, позволив заглянуть внутрь, дядя Ингмар.       Здесь нет домашнего торта с двенадцатью свечками, соседских детей, игр в прятки и клоуна, показывающего различные фокусы. Всего того, что уже неоднократно было в его жизни, как на собственных праздниках, так и на праздниках, устроенных родителями приятелей. Всегда одни и те же фишки, одни и те же шутки, всегда одна и та же карта, которую клоуны вытаскивают из-за уха.       Пиковый туз.       Интересно, почему?       Может, какой-то знак?       Однажды Вэрнон решился задать этот вопрос, но ничего вразумительного в ответ ему не сказали. Пришлось смириться с осознанием: никакого сакрального смысла. Просто по привычке так делают.       Вот и всё таинство.       Здесь ему показывали карточные фокусы иного толка. Те, которые стоит отточить, переходя из разряда любителя в разряд профессионала, но никогда, никому и ни при каких условиях не открывать тайну владения, потому что откровенность ни к чему хорошему не приводит. Искусство играть и обыгрывать. Многочисленные секреты шулера. Сначала — уровень начинающего игрока, а там — по возрастающей.       Пока не станет мастером.       Клоунов не было. Были многочисленные хмурые мужчины в строгих костюмах, которые пели ему стандартную песенку о дне рождения, был грандиозный фейерверк и прогулка по ночному Наменлосу, завершившаяся на террасе дядиного особняка. Торт был явно приготовлен не в домашних условиях, поражал воображение размерами и больше походил на гору. Горели свечи, потушить которые сам Вэрнон не сумел бы одним выдохом при всём желании.       Тогда, поедая свой кусок праздничного угощения, он загадал себе жизнь, похожую на жизнь дяди.       Стоит заметить, желание исполнилось.       Но вряд ли всё упиралось в народные приметы.       Скорее в то, что у Ингмара изначально были свои планы на будущее племянника.       На первых порах он о них старался не распространяться, да и не был уверен, что Вэрнон поддержит решение обеими руками, отказываясь от размеренной жизни, далёкой от грязи, крови, переломанных моральных ценностей, искалеченных принципов и всего того, с чем они сталкивались практически ежедневно.       Ингмар хотел сделать Вэрнона своим преемником, искренне считая, что разбрасываться владениями, отдавая их в руки посторонних людей — сущее расточительство. Если делать кого-то своим наследником, то кровного родственника, неоднократно доказавшего свою преданность, как самому Ингмару, так и делу, а ещё — способность управлять таким огромным живым организмом, носившим название «империя Волфери».       И делать это планировал не насильно.       Его попытки привить вкус к жизни не прошли даром.       Семена упали на благодатную почву, принялись, дали обильные всходы и богатый урожай.       Вэрнон вырос со временем в идеального кандидата.       Став частью дядиной команды, он успел повидать и пережить многое, но тот вечер, условно обозначенный, как момент посвящения, врезался в память сильнее всего остального, положив начало своеобразной традиции, которую Вэрнон искренне любил. Его небольшое развлечение, его маленькая слабость. Его высота. Парение над ночным городом, вполне исполнимое желание посмотреть на Наменлос сверху, с высоты птичьего полёта, удивляясь тому, насколько удивительно и непривычно он выглядит.       Яркое пятно — сотни, а то и тысячи огней, загорающихся по всему периметру.       Сегодняшняя цель была проста и предельно ясна.       Одна из наиболее примечательных точек города, с которой можно окинуть его взглядом и почувствовать себя, если не королём мира, то хотя бы королём данного мегаполиса.       Сложно думать иначе, когда он раскидывается перед тобой во всей красе и виден, как на ладони.       Чтобы произвести на Рэймонда большее впечатление, возможно, стоило отказаться от услуг профессионалов своего дела и самостоятельно пилотировать вертолёт, но Вэрнон эту затею удачной не находил. У него были иные задачи и мысли, связанные с полётом. Провернуть задуманное, будучи пилотом, он не сумел бы.       На гениальность идея не претендовала, но была, по-своему, примечательной. Вэрнону хотелось так думать, ещё — рассчитывать на то, что задумка выгорит, и Рэймонду начинание понравится, а не вызовет протест и недоумение. На первый взгляд, он был приличным домашним мальчиком, которого интересует процесс познания, а потому в культурную программу его повседневных развлечений включены путешествия, знакомства со старыми дневниками, хранящими воспоминания о событиях ушедших лет, тайны, коими окружены люди и города. Наблюдатель — лучшая характеристика. Самая точная, самая цельная, самая подходящая и отражающая суть. Исследователь. Своего рода, учёный, заинтересованный в получении определённых знаний, доступ к которым способен обрести не каждый встречный, а только отдельные личности.       Рэймонд был не чужд азарта и совершения поступков, связанных с риском.       Вэрнон видел в нём авантюриста.       И родственную душу.       Мог ошибаться, но склонялся к мысли, что ошибки всё-таки нет, и он всё понял правильно. Расшифровал без посторонней помощи, опираясь на свои познания в такой занимательной науке, как человековедение. Этому не учат в школе. Это постигается лишь на практике, методом проб и ошибок. Иного пути нет, к сожалению.       Он не знал наверняка, как встретит его предложение Рэймонд.       Априори, не мог этого знать.       Но надеялся, что его страсть разделят, и принятое решение не обернётся катастрофой. Наверное, подобные вещи следовало заранее обговаривать и согласовывать со вторым участником, но он делал ставку на эффект внезапности и некоторой непредсказуемости, попутно напоминая себе о том, что большинство мальчиков взрослых отличается от маленьких только ценой используемых игрушек, в остальном — интересы мало меняются. Но некоторым приходится облизываться, глядя на те или иные игрушки, а другим достаточно выложить на стол определённую карточку, и все проблемы исчезают разом, а автопарк пополняется желанным экземпляром. Или не автопарк. Частные самолёты, вертолёты и яхты становились предметами желания не реже, чем машины, а, может, и чаще. Последними удивить кого-то было несложно, они давно стали обыденностью, первые три пункта пока столь широкого распространения не получили, потому и интерес пробуждали больший.       Перед отъездом Вэрнон успел ещё раз переговорить по телефону со своим помощником, удостовериться, что всё остаётся в силе, погодные условия позволяют совершить вылет, и никаких помех не предвидится.       Жизнь благоволила.       Вэрнон довольно улыбнулся.       Рэймонд не заставил себя ждать. Когда Вэрнон остановился у ворот дома музыки, Рэймонд уже стоял там, сунув руки в карманы чёрного френча. Головными уборами он пренебрегал, а вот о шарфе позаботился. Цвет аксессуара был таким же, как и у френча. Сам шарф оказался длинным, узким и невероятно стильным, что вообще-то Вэрнона удивляло, поскольку он привык к тому, что шарфы большинство людей, с коими доводилось сталкиваться, не украшали, а основательно так уродовали. Несказанно портили образ и плохо в него вписывались — гармонии, как ни бывало.       Рэймонд собственным примером эту закономерность и сложившееся впечатление опровергал. Он не выглядел с шарфом нелепо, он выглядел потрясающе.       Рэймонд резко обернулся, отпустил тонкие шпили ограждения, которые придерживал одной рукой, шагнул навстречу, полностью оказавшись в свете фар. Он не жмурился и не прикладывал к глазам ладонь. Просто смотрел неотрывно.       И на мгновение Вэрнону стало немного не по себе от этого взгляда.       По спине прошёл холодок.       Вспыхнул огонёк зажигалки, и ощущение опасности, подарившее ему стихийные, порывистые объятия, мгновенно испарилось, словно его и не было вовсе. Вэрнон умел контролировать свои эмоции, одержал победу над ними и сейчас, в этой недосхватке, природа которой оставалась для него неизвестной.       Разве что снова интуиция шалить принялась?       Вполне возможно.       Он вышел из машины и остановился рядом с ней. Фонари, горевшие рядом с воротами, ярко освещали небольшое пространство перед ним, и в этом ореоле света продолжал неподвижно стоять Рэймонд.       Именно сейчас, когда они вдвоём находились на пустынной улице, не было мыслей о домашних мальчиках, что предлагают зайти на чашку чая, чтобы согреться и вместе покопаться в дневниках бывшего владельца дома, за которыми не уследили родственники, а потому семейный архив попал в руки постороннего человека. Немного надменная улыбка и эта неизменная широкая прядь, закрывающая половину лица, придавала образу таинственности, и Вэрнон готов был биться об заклад, что не удивился бы ни капли, выхвати Рэймонд пистолет и выпусти в него всю обойму. Видение это вышло настолько живым и ярким, что Вэрнону пришлось помотать головой, чтобы избавиться от картины, представшей перед глазами.       Тонкий слой белого снега и красные капли, украсившие его, будто неаккуратно разбрызганная по полотну краска.       Но в руках у Рэймонда не было ничего, кроме сигареты. И улыбка, которой он одарил Вэрнона, получилась мягкой, без капли угрозы.       Взгляд неприятностей не обещал.       Морок испарился окончательно, отпустив, но не избавив от сомнений. Гадать, что это за странные видения, Вэрнон не перестал ни на миг.       — Привет, — произнёс Вэрнон, останавливаясь в нескольких шагах от Рэймонда.       Тот не ответил сразу. Сначала потушил сигарету об ограждение, прицелился и швырнул окурок в урну. Вэрнон за полётом проследил и мысленно этой меткости поаплодировал — попасть удалось с первого раза. Каноничные три попытки не понадобились.       Рэймонд быстро преодолел расстояние, их разделявшее. Подошёл вплотную и, привычным жестом убрав от лица волосы, резко подался вперёд, так, что губы оказались у уха и почти коснулись кожи. Неудивительно. Рискованным этот жест мог быть в любом другом случае, а здесь о риске речи не заходило. Если только это не риск — потерять шанс на полноценное свидание, получив вместо него незапланированный, но актуальный секс в машине. Не тратя времени на поиски более подходящего места.       — Добрый вечер, мистер Волф-ф-фери-и, — выдохнул Рэймонд.       Мгновение, и Вэрнон не удержался бы — схватил его за волосы, заставив запрокинуть голову, и поцеловал.       Без показной сентиментальности и заверений сбитым шёпотом, украшенным придыханием, в стиле «я так по тебе соскучился», без осторожности и без глупых вопросов о разрешении, которое ему вовсе не требовалось. Он не привык интересоваться чужим мнением.       Он просто брал и делал, что ему хотелось.       Сейчас — именно этого.       Рэймонд, будто прочитав эту далеко не спонтанную, а весьма навязчивую и долгоиграющую мысль, успел отпрянуть ровно тогда, когда рука потянулась к его волосам.       — Приятно снова встретиться, — заметил он, пряча руки в карманы. — Признаться, недавний звонок меня удивил. Не думал, что нам доведётся пересечься ещё раз. И уж тем более не предполагал, что мне, если я решу посмотреть Наменлос, что называется, в деталях, выпадет возможность воспользоваться услугами такого гида. На мой взгляд, ты производишь впечатление крайне занятого и крайне делового человека, которому некогда тратить время на глупости.       — Под глупостью ты подразумеваешь себя?       — Возможно, — пожал плечами Рэймонд.       — Почему?       — Я не считаю себя настолько запоминающейся личностью, чтобы обо мне вспоминали после однократного пересечения. И не считаю себя личностью настолько привлекательной, чтобы пленить одним взглядом всех и каждого, кто встретится на моём пути. Я мог бы предположить, что ты пожалел о собственной расточительности и решил забрать спонтанно вручённый подарок. Мне было бы жаль расставаться с ней. Говорил это прежде, но повторю ещё раз. Отличная вещица. Но этот вариант я тоже отметаю, потому что подобных зажигалок у тебя, вероятно, с десяток. А если и одна, то это тоже не проблема, ведь её стоимость ничтожна в сравнении со всем остальным, что ты имеешь. Если потерял одну, заказать другую проще простого.       Вэрнон проследил за движением руки Рэймонда. Тот больше не прятал её в кармане. Держал зажигалку, мягко водил большим пальцем по крышке — там, где была гравировка с именем.       Как будто оно имело для него особое значение.       Погладил несколько раз, прежде чем подбросить её, поймать и снова спрятать.       — Напрасно, — хмыкнул Вэрнон, прислонившись к машине и скрестив ноги в щиколотках.       — Что именно?       — Не считаешь себя привлекательной личностью. Впрочем, именно в этом заявлении я сомневаюсь. Больше склоняюсь к мысли, что ты неплохо осведомлён о том, как тебя воспринимают люди, и какое впечатление ты на них производишь. Ты не просто привлекательный.       — Да?       — Да. Ты красивый. И ты об этом знаешь.       — Стандарты этого понятия слишком расплывчаты, чтобы делать такие громкие заявления, — произнёс Рэймонд. — Все знают, какая внешность считается модной, но никто не знает, каким является воплощение настоящей красоты, потому что, как я и сказал ранее, для всех она разная. Но, не скрою, было приятно это услышать. Действительно приятно, Вэрнон.       Имя он произносил нормально, без змеиного шипения, без скрытой угрозы, замаскированной под сиюминутную дурашливость.       — В общем-то, кое в чём ты прав, — заметил Вэрнон, поправляя воротник и чуть приподнимая уголок губ; на полноценную улыбку эта игра мимики не тянула, но активно демонстрируемый жизнерадостный настрой прекрасно иллюстрировала. — И крайне деловой, и крайне занятой. Характеристика, выданная тобой, мне подходит. С парой поправок, но подходит. Всё это в моей жизни есть, но, когда возникает необходимость, или лучше сказать, потребность сделать что-то, не слишком важное для дел, но архиважное для меня, время обязательно найдётся. Сегодняшний случай идеально иллюстрирует эту ситуацию. В ближайшие дни меня ожидает горячее время и бесконечные заботы. В основном, связанные с разрешением рабочих вопросов. Но перед тем как рутина поглотит меня с головой, хочу устроить себе праздник. Не могу отказаться от удовольствия — провести немного времени в приятной мне компании. К тому же, есть причины, по которым я это делаю. Своего рода деловая встреча. Переговоры. Возможное заключение долгосрочного контракта. Всё это сегодняшний вечер тоже предусматривает.       Рэймонд, удивившись сказанному, вскинул бровь.       Вэрнон снова позволил себе полуулыбку.       — Именно так, — сказал, подтверждая недавнее высказывание.       — И только попробуй отказаться? — предположил Рэймонд, опираясь обеими ладонями на капот и поворачивая голову так, чтобы видеть Вэрнона.       Сначала — профиль, а потом — всё лицо.       Снова обмениваться пристальными взглядами, молчаливыми обещаниями и, возможно, невысказанными угрозами, коими веяло от обоих.       Вэрнон наблюдал.       Вэрнон анализировал.       Вэрнон терялся в догадках.       И сожалел, что не обладает нюхом профессиональной ищейки, способной раскалывать всех лжецов за считанные секунды.       — Никакого принуждения. Всё на добровольной основе, — произнёс он, сразу переходя к делу и раскрывая карты, спрятанные в рукаве. — Любишь скорость, высоту и риск?       — Обожаю.       Без фальши, без нарочитого придыхания и попыток стать соблазнительнее, без иронии. Просто и откровенно. Всего одно слово, и ни единого сомнения в том, что действительно не просто любит — обожает.       Внимательный взгляд зелёных глаз, что обжигает.       Не отвести взгляд.       Даже, если сильно хочется — не выйдет.       Невозможно.       — Этой ночью будет и первое, и второе, и третье. И всё, что пожелаешь, — пообещал Вэрнон. — Этой ночью Наменлос будет лежать у твоих ног.       — В каком смысле? — прищурился Рэймонд, не скрывая своей заинтересованности.       Сделал стойку, как охотничья собака, почуявшая жертву и готовая к началу преследования.       Но здесь ему никого преследовать не предлагали. Ему обещали принести всё готовое, на блюде с голубой каймой, сервировав стол по всем правилам и позволив насладиться изысканным блюдом; найти и оценить все существующие оттенки вкуса.       Голос искусителя.       Тебе понравится.       Ты не сможешь противиться и дальше.       Без сомнения.       — В прямом. Что скажешь?       — Вот так сразу? Даешь такие обещания человеку, которого знаешь всего неделю, а видишь второй раз в жизни? Не слишком ли опрометчиво и неосмотрительно?       — В самый раз, — заметил Вэрнон, убирая прядь от лица Рэймонда и наблюдая за его реакцией на спонтанное действие.       Усмешка в ответ.       — Занимательно.       Вэрнон больше не задавал вопросов, перейдя на язык жестов.       Он протянул Рэймонду ладонь, надеясь на ответный шаг, и совершенно не удивился, ощутив крепкое решительное рукопожатие.       Ресницы опустились.       Волосы снова выбились из причёски, закрывая половину лица.       «Тебе бы идеально подошла роль спутника короля Наменлоса», — хотел сказать Вэрнон, мысленно надевающий корону на голову Рэймонда.       Но промолчал.       Пока.