Рэд. Я — цвет твоего безумия

      — Умеет производить впечатление. Правда, Тедди? — поинтересовался Рэймонд, обращаясь к своему собеседнику, не реагировавшему на происходящее, но зато внимательно слушающему всё, что ему говорили. — Будь мы немного романтичнее, нас бы пробрало до глубины души. Но мы неромантичные ублюдки, и нас таким не удивить. Что-то подобное мы проходили много лет назад. В другой компании, но, тем не менее, проходили, потому теперь нас схожими трюками не поразить в самое сердце. Однако мистер Волфери старался, и за это ему отдельная благодарность. Жест был красивым. Ночной город, которым нам довелось полюбоваться в его компании — тоже. Вертолёт — шикарным. Шампанское — вкусным. И поцелуй... Не совсем поцелуй, конечно... Ну да ладно. В любом случае, он был приятным. Стоит признать, Тедди, я его хочу. Не поцелуй, само собой. Вэрнона. Смешно, да? Вообще-то мне стоит его ненавидеть. Семья Волфери хорошего мне не сделала, а вот гадостей принесла немало, но желание потрахаться — ненависти не помеха. Одно с другим способно сосуществовать, потому я не думаю, что нарушил какие-то законы логики. Можно совместить приятное с полезным. И я постараюсь это реализовать на практике. Если сегодня у нас всё выгорит, я позволю себе небольшой отдых. Этакое вознаграждение за труды. Подарю его себе перед тем, как добить два последних пункта и отчалить восвояси. Причин для отказа нет, но зато есть один весомый повод, чтобы согласиться на вчерашнее предложение и поехать вместе с Вэрноном на эти острова. Может быть, скажешь что-нибудь в ответ? Мне надоело твоё молчание.       Он резко хлопнул раскрытой ладонью по соседнему сидению.       Тишину салона нарушил шелест целлофановой упаковки.       Попал, не глядя, несмотря на то, что куда большее внимание уделял не пассажиру, а ночной дороге, по которой плавно двигалась машина.       Он никуда не спешил.       Он точно знал, что успеет сделать всё, что нужно.       И даже больше.       Его план медленно, но верно становился реальностью, и это не могло не радовать.       — Я люблю тебя, — произнёс Тедди немного противным голосом, от которого Рэймонд поморщился. — Я люблю тебя.       — Я тебя тоже, — ответил Рэймонд. — Но, увы, этим вечером нам придётся расстаться. Хорошо, что мы недолго были вместе, а потому привыкнуть к тебе и привязаться на сто процентов я не успел.       На это Тедди ответить было нечего.       Его познания ограничивались одной заученной фразой на все времена. Он повторял её постоянно, что бы с ним не творили. Ухвати за ногу, ухвати за руку, нажми на живот — результат останется единым. Он всегда будет призваться хозяину в любви, глядя на него стеклянным глазом и расставляя плюшевые лапки, в надежде на то, что его будут обнимать и тискать.       Рэймонд одарил игрушку кратковременным взглядом и тут же отвернулся, сосредоточившись на дороге.       Она занимала его куда сильнее, чем внешний вид питомца, призванного создать подходящий антураж, напоминающий о событиях ушедших лет. Разумеется, отыскать максимально подходящий экземпляр ему не удалось — пришлось довольствоваться тем, что было. Пижамка в чёрно-красную клетку, светло-коричневый мех шубки, вышитый тёмными нитками рот.       Рэймонд купил эту игрушку незадолго до вылета в Наменлос.       Они вместе ночевали в гостинице. Медведь сидел в кресле, смотрел на нового владельца одним глазом, наталкивая на мысли о прошлом. Игрушка с дефектом, попавшая каким-то чудом в торговый зал. Рэймонд не рассчитывал на такую удачу, а она ему улыбнулась и подсунула нужную вещь. Не пришлось портить идеальный экземпляр самостоятельно.       Рэймонд сидел напротив.       Потом, когда тишина зазвенела и начала растворяться, размывая временные границы в его сознании, откинулся назад и пристально посмотрел в потолок. Зажмурился. Вспомнил — фантомный теперь, но бесконечно реальный тогда — обжигающий холод. Собственный крик, застрявший в горле и не нашедший выхода. Коробку с недопитым ананасовым соком, что стал первой ассоциацией со вкусом трагедии и отчаяния. Бег по мрачным улицам, которые казались ему зловещими, и холодный свет фонарей, освещавших дорогу, ведущую в никуда, как он тогда думал. Тонкую ткань пижамы, что почти не согревала. Яркое пламя, что вспыхнуло стремительно, окутывая дом.       Вспомнил всё.       Впрочем...       Забывал ли?       Глупый вопрос.       До недавнего времени он думал, что память бережно хранит страницы давней истории, и всё ушедшее воспринимается им столь же остро, как и тогда, в день побега от смерти, когда они впервые пересеклись лицом к лицу. Она не забрала его, подтолкнула к выходу из дома и спасла. Как будто пообещала, что они ещё встретятся, и эти встречи начнут напоминать интересную игру, в которой победителя никто не способен определить заранее. Не обманула. Встретились. И сейчас продолжали устраивать кратковременные свидания.       До недавнего времени он думал, что боль окончательно утихла.       Законсервировалась, окуклилась, скрылась за слоем толстой брони.       Визит сюда и новое знакомство с местами детства разбили в пух и прах его уверенность.       Стоило переступить границу знакомого города, как в лицо тут же дохнуло адским жаром. И то, что прежде представлялось яркими воспоминаниями, теперь провоцировало лишь усмешку. Он не замечал этого, а краски выцветали, становились блеклыми, затирались, как и те фотографии, что некогда хранились в альбомах Юноны — изображения её предков. Теперь она сама стала такой в мыслях Рэймонда.       Она, Килиан и Уолтер.       Все они.       Нити, соединявшие их с Рэймондом, ослабевали, но не рвались. В ходе краткосрочной экскурсии в прошлое, снова стали крепче каната, а то и железной цепи с огромными звеньями, намертво спаянными между собой.       Основная волна ностальгии и тоски по былым временам накрыла Рэймонда после недолгого пребывания в Наменлосе.       После холодного камня на могилах и надменных белоснежных «Касабланок», увиденных в витрине цветочного магазина.       После прогулок по когда-то привычным, а ныне ставшим незнакомыми и чужими улицам.       После визита к ресторану, некогда служившему предметом гордости Юноны Рэдли.       Первое совместное детище Ингмара и Килиана, открытое ими в незапамятные времена. Ресторан работал по сей день, и, кажется, пользовался популярностью.       Рэймонд с трудом подавил желание оказаться внутри и посмотреть, насколько там всё изменилось. Или хотя бы подойти ближе, прислониться ладонями к стеклу и понаблюдать за тем, что творится внутри.       Юнона часто пропадала здесь, а они вместе с отцом приезжали, и, прежде чем переступить порог, Рэймонд бежал к стеклу, чтобы отыскать бабушку среди посетителей. Он стучал по стеклу, она оборачивалась и приветливо махала ему рукой.       Он радовался.       Детская непосредственность. Такая смешная, наивная и незамутнённая.       О том, что бизнес строится не на честности, а на крови, он тогда не знал. Не задумывался о природе конкуренции, о желании властвовать, о том, насколько распространена политика предательства. Не подозревал, что лучшие друзья могут бить исподтишка, как Ингмар. Позднее он пытался разыграть в мыслях схожий сценарий, но терпел фиаско. Представить себя на месте Килиана, а Уолтера на месте Ингмара не выходило.       Видимо, ему в жизни больше везло на людей, чем отцу.       Да, определённо.       Ему с ними везло. А им с ним — нет.       Стоя напротив знакомого здания, Рэймонд видел себя, бегущего от машины к дверям. Сквозь годы.       Сделать шаг теперь — увидеть мелкого Рэя Рэдли, спешащего к любимой бабушке, прыгающего по ступенькам или — когда взрослые разрешат — раскладывающего цветы по тарелкам.       Белые розы — украшение салфеток.       Какие-то замечания о поставщиках, к которым он не особо прислушивался, профессиональный юмор, в котором он не слишком хорошо разбирался, разговоры об оценках ресторанных критиков, грядущем соревнование и обязательной победе в конкурсе рестораторов. Он ловил отголоски разговоров и гордился, когда собеседники Юноны заводили разговор о нём, называя достойной сменой.       — У него талант, — говорила Юнона, проводя ладонью по волосам внука и позволяя ему прижаться ближе. — Я в нём не сомневаюсь. Он вырастет достойным продолжателем семейных традиций. Да, Рэй?       Он кивал, соглашаясь, тут же расплывался в счастливой улыбке и принимался с удвоенным рвением демонстрировать желание помогать и быть полезным. Он действительно хотел помогать, а не мешаться под ногами. Что-то ему доверяли. Пару раз ему выпала честь принести каким-то важным посетителям, чьи имена стёрлись из памяти, чай. Кажется, они тоже умилялись, отмечая его старания и стремление с ранних лет приобщиться к ведению дел.       Здесь много чего произошло, а потому для Рэймонда этот ресторан был знаковым.       В определённой степени.       Год, ставший переломным в его жизни, принесший колоссальные перемены, тоже начался здесь.       Рэймонд помнил, как отмечал свой седьмой день рождения.       Составлял список ассоциаций, приходивших на ум.       Красный бумажный колпачок.       Неизменная песенка, исполненная взрослыми.       Подарки — множество коробок, упакованных в блестящую бумагу, украшенных бантами разных размеров.       Живые бабочки.       Много-много экзотических бабочек, которых тоже выпускали из коробок, предлагая всем присутствующим загадать желание.       Безумно популярный торт под названием «Красный бархат».       Сражение с детьми и внуками знакомых Юноны на водяных пистолетах.       Смех, радость, счастье...       Тот год его жизни начинался превосходно.       Кто бы мог подумать, что уже в конце этого года он потеряет всё?       Никто, кроме Ингмара Волфери.       Вернувшись на двадцать лет вперёд, Рэймонд помотал головой и прошёл мимо, переборов любопытство и не заглянув внутрь даже на чашку кофе.       Ему хотелось.       Отчаянно.       Почти болезненно.       Однако он не стал этого делать.       Может, незадолго до отъезда, показавшись на глаза Ингмару. Перед тем, как отнять его жизнь.       Но не сейчас.       Знакомо-незнакомый Наменлос. Он изменился не меньше, чем сам Рэймонд. Неудивительно. Было бы странно думать, что за этот достаточно внушительный промежуток времени здесь ничего не произойдёт, оставшись на прежнем уровне. Город не пребывал в состоянии летаргии. Он, как живой организм, рос, развивался, дышал. Расширялись его границы, снесены были какие-то здания, построены на их месте новые, проданы и перепроданы участки земли. Менялись жители, менялись пейзажи и первые лица-марионетки, вроде как стоявшие у власти, но, на деле, только кривлявшиеся на камеру.       Менялись все.       Менялось всё.       Почти всё.       Неизменной оставалась власть семьи Волфери.       То, что Рэймонда угнетало.       То, что он собирался изменить собственными силами, раз никому до него это не удалось. Добиться кардинальных перемен он не надеялся. Неравны силы, это и ребёнок понимает, не говоря уже о профессионале его уровня. Тягаться с Волфери, будучи одиночкой — это всё равно, что встать на пути у поезда летящего вперёд на полной скорости, широко расставить руки, надеясь остановить состав столь непродуманным способом. Почти идейный самоубийца — отличная иллюстрация для нарисованной воображением ситуации. Он не планировал бросать вызов и не надеялся уничтожить весь клан. Они были ему не по зубам, потому-то в список попали далеко не все ключевые фигуры. Он мстил лишь тем, кто причинил боль ему, попутно помогая другому человеку подняться наверх. Это не было частью задумки, скорее, бонусом, неосознанно спровоцированной акцией, которая в итоге пришлась ему по вкусу. Размышляя, Рэймонд неизменно приходил к выводу, что видеть во главе клана, контролирующего Наменлос, Вэрнона, а не его дядю гораздо приятнее, пусть даже для него в совершении подобного переворота нет личной выгоды в настоящем. Не будет и потом, после того, как рокировка завершится.       Он не рассчитывал на благодарность.       И вообще не был уверен, что Вэрнон решит уделить ему внимание.       Надеялся, но имел запасной вариант, на случай, если задуманное не выгорит, и идея окажется в пролёте.       Не ожидал обещаний, вроде тех, что звучали пару вечеров назад. Произнесённые то ли просто так, ради поддержания красоты момента, то ли на полном серьёзе, по велению души, они остались в памяти, чтобы ныне точить мозг, подобно жукам, что точат дерево, прорывая в древесине ходы. Или вирусу, поразившему организм, заразившему его по полной программе, без надежды на скорейшее излечение.       Рэймонду происходящее категорически не нравилось, поскольку расходилось с запланированным заранее итогом. Сильнее прочего угнетала собственная реакция, и то, что всего пара слов, сказанных Вэрноном, зацепила его сильнее, чем мысли о мести, тщательно вынашиваемые много лет подряд. Он не знал, как на них реагировать, как воспринимать.       Для правды было бы слишком сказочно и сладко.       Жизнь неоднократно доказала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, а если нет, то предложенное лакомство всенепременно присыпано крошками цианида.       Есть такой — себе дороже. И стоит хвататься за кусок, если жизнь не мила. В других случаях лучше отказаться.       Обещания Вэрнона напоминали ловушку, в которую его старательно заманивали, проверяя, подталкивая к принятию какого-то решения, к открытию двери, за которой ждала пропасть. И бесконечный полёт, завершающийся, как и большинство прыжков в бездну. Падением, невыносимой болью, при случае, если сердце выдержит и не разорвётся в полёте, и красно-белой массой на сером асфальте — абстрактное искусство, если смотреть на мир через призму чёрного юмора.       Капкан для Красной Шапочки, расставленный предприимчивыми Волками.       Больше пудры для мозгов, больше красивых слов и громких обещаний, от которых спирает дыхание, и сердце пропускает удары, готовое вырваться из груди.       Рэймонд остановил машину.       До прибытия драгоценного, столь пламенно ожидаемого гостя оставалось не так мало времени — больше получаса. Этого вполне хватало, чтобы подготовиться и занять наблюдательную позицию.       И выкурить сигарету, чтобы скрасить время ожидания.       Иного ему не требовалось.       Каждый раз, когда зажигалка ложилась в ладонь, а пальцы скользили по выгравированному на металле имени, он вновь и вновь возвращался мысленно к личности Вэрнона Волфери и криво усмехался, вспоминая его хрипловатый, соблазнительный шёпот у самого уха, предлагавший править городом вместе.       Никаких иносказаний. Открытое заявление. Напоминание, которое можно назвать навязчивым, но, что скрывать, обольстительным.       — Знаешь, Рэймонд... А ведь предложение в силе.       Вэрнон стоял у него за спиной, и от осознания, что их разделяет столь мизерное расстояние, становилось немного не по себе. Не боязнь, не опасения, затмевающие способность анализировать происходящее и мыслить здраво, но что-то такое... болезненно саднящее, а вместе с тем — поразительно приятное.       История мазохиста, как она есть. Вроде бы ходьба по самому краю, а отойти на пару шагов назад не пытается. Уверенно идёт вперёд, не опасаясь последствий, разыскивая их, притягивая к себе, словно магнитом.       Если Вэрнон играл, как и Рэймонд, то делал это потрясающе талантливо. Его стремительно проснувшимся чувствам хотелось верить; хотя бы на несколько минут, часов или дней окунуться в них, ощутив неизведанное прежде, незнакомое, занимательное, о котором доводилось слышать, но никогда — испытывать.       Знает или нет?       Проверяет?       Просто так, без особого повода бьёт в самый центр? Не целясь, но поражая.       — Которое из них?       — Если действительно захочешь принять подарок, он будет твоим.       — Всё ещё пытаешься убедить меня в том, что Наменлос будет лежать у моих ног? Мне казалось, что это просто красивое сравнение, придуманное по случаю. Или иносказание для обозначения сегодняшней вылазки.       — Не пытаюсь. Я знаю, что это реально.       — С чего бы?       — С того, что я стану тем, кто положит его туда.       — Громкие заверения. Масштабные, я бы сказал.       — Не размениваюсь по мелочам.       — Проиграть, так миллион?       — Полюбить, так королеву. В данном случае, короля. Не веришь мне?       — Не особо.       — Я смогу это сделать.       — Подобные обещания пугают.       — Посмотри туда.       — Куда именно?       — Вниз.       Инструкция к действию. Короче не придумаешь. Всего одно слово. Выполнить несложно. Спорить бесполезно — напрасная трата времени и нервов.       Рэймонд спорить не стал.       Он подошёл к краю крыши одного из зданий уже знакомого комплекса «Наменлос Сити Билдинг», послушно посмотрел, куда просил Вэрнон.       Головокружительная высота, от которой становилось не по себе. Самый край, а за ним — бесконечная, на первый взгляд, пропасть. Стоит оступиться или позволить подтолкнуть себя вниз, закрыть глаза и парить несколько минут, что покажутся вечностью. До тех пор, пока асфальт не окажется совсем близко, а сказка о возможном полёте, придуманная впопыхах, не обернётся ударом в спину и совершенно не похожим на сказочный финалом.       На эту крышу они поднимались перед тем, как сесть в вертолёт и отправиться в небольшое путешествие.       На эту крышу приземлились после того, как своеобразная прогулка по ночному городу завершилась.       Шампанское гуляло в крови. Немного. Пара-тройка бокалов. Для Рэймонда — не такая страшная доза. Бывало, пил больше. И крепче. Но всё равно рассуждал здраво. Сейчас он не был пьян. Им владел азарт, и край крыши притягивал к себе, манил.       Ещё один пунктик, ещё одно условие игры.       Позволить подойти близко-близко, сделать вид, что эти шаги остаются незамеченными, предлагая второму игроку сделать ответный ход, выбрать амплуа.       Кем был для него Вэрнон? Противником? Соратником? Нейтральной стороной, пребывающей в счастливом неведении относительно того, какую роль ей отвели в разыгранном представлении? Или?..       Он сам не знал, какой ещё вариант можно придумать, но отчего-то чувствовал, что всё, предложенное прежде, в полной мере происходящее не передаёт.       Всегда чего-то не хватает.       — Смотрю. И?       — Что ты там видишь?       — Странный вопрос.       — Что?       — Город. Я вижу там город. Наменлос, насколько помню. Думаю, помнишь и ты.       Ему хотелось головокружения, адреналина, безумия.       Безумие наступало вместе с Вэрноном.       Оно было в его имени.       Шаг за шагом. Каждый из них отдавался гулким эхом, скорее созданным воображением, нежели реально имеющим место. Вэрнон приближался, и Рэймонд без труда просчитывал, где сейчас находится визави. Сколько шагов осталось до того, как Вэрнон сможет подтолкнуть его к краю, отправляя в полёт, несколько раз красочно и подробно отыгранный в мыслях.       Сделает или нет?       Дилемма.       Подозрения.       Никому нельзя доверять.       Если полетим, то полетим вместе, Волфери.       Вэрнон не стремился столкнуть его. Хотел бы — давно бы сделал. Но он просто стоял за спиной. Близко. Слишком близко. Непозволительно близко. Преступно близко. Какой вариант нравится, тот и выбирай.       Рэймонд смотрел на город, что действительно лежал у его ног. Визуально всё представало именно в таком свете. Потрясающая панорама, открывавшаяся отсюда, могла бы очаровать любого, даже законченного скептика, не склонного к романтическим порывам. Например, такого, как он. Отсюда было видно всё, буквально всё. И сам город, и пригород, в котором прежде располагался особняк Рэдли, воспоминания о котором становились всё навязчивее и терзали, разрывая душу на части. Слишком больно, независимо от срока давности.       — Помнится, ты говорил, что ищешь тишины и планируешь остаться в городе, где фасад и изнанку не отличить друг от друга. Наменлос не такой. Совсем. Он не спокойный, как тебе бы того хотелось. У него много грязных тайн, которые он тщательно маскирует за показным благочестием. Но тебе нечего бояться, когда ты находишься рядом со мной.       — Да?       — Да.       — Как самоуверенно звучит.       — Не совсем.       — В смысле?       — Это могло бы быть самоуверенным заявлением, носи я другую фамилию. Но я — Волфери.       — Твоя фамилия многое меняет?       — Многое. Очень и очень многое. Это мой город, Рэй. Только мой. Но он может стать и твоим.       Обращение не осталось незамеченным. Рэймонд не помнил, чтобы они переходили к сокращениям, потому оно прозвучало, подобно раскату грома. Его давным-давно не называли так. Привилегия Юноны, Килиана и Уолтера. Недоступная роскошь для остальных.       Вэрнон вторгался не только в личное пространство, но и в то, что принято именовать неприкосновенными воспоминаниями, сам того не зная.       — При условии?..       — Что ты сам этого захочешь.       Рэймонд чувствовал: ещё немного, и тот мизер расстояния, что сохранился между ними, окончательно исчезнет. Не останется ничего.       Не ошибся.       Первое прикосновение принесло с собой не проблески страха, а стремительную, как молния, разрезающая небо, мысль о необходимости самозащиты. Он готов был в любой момент дать отпор, но это не потребовалось. Вэрнон потянул его за ткань пальто, не подталкивая к краю, а оттаскивая оттуда, притягивая ближе к себе, обнимая одной рукой, перехватывая за пояс. Прижимая. Прижимаясь.       — Только так, — произнёс перед тем, как шарф оказался в его руке, сорванный одним резким движением, а шеи коснулся не только ледяной воздух, но и тёплое дыхание.       Неизвестно, что пробрало сильнее.       То ли холод.       То ли тепло совсем не спонтанного поцелуя.       Расценить его как-то иначе не выходило. Прямая трактовка подходила сильнее всего.       Я хочу тебя.       Хочу, хочу, хочу.       Безумно хочу.       Сотни и тысячи раз повторённая фраза не дала бы того эффекта, что подарил один поцелуй, оставшийся на коже и в памяти. Врезавшийся в неё. Заставивший прикусить губу, чтобы ощутить отрезвляющую боль и не потерять окончательно связь с реальностью.       Рэймонд не растерялся, но запутался.       Он слышал истории о любви с первого взгляда.       О том, как некоторые люди женятся после двух дней знакомства, спонтанно, необдуманно, уверенные в том, что этот порыв, ставший реальностью, не приведёт к ошибкам. Иногда и, правда, не приводит, но зато даёт начало крепкой ячейке общества.       Однако к своей ситуации применить такое развитие событий не мог.       Поведение Вэрнона загоняло его в тупик.       Особенно — та уверенность, что прочитывалась во взгляде. Непоколебимость принятого решения. Планы на его жизнь, забегающие далеко вперёд.       Он сам не знал, каким будет следующий день.       А Вэрнон уже расписывал её по минутам.       Это был весомый повод задуматься о том, кто, на самом деле, оказался в ловушке после знакомства, завязанного посредством падения под машину.       Игра в кошки-мышки началась, а распределение ролей до сих пор оставалось под вопросом.       Кто кошка? Кто мышка?       Неизвестно. Лишь время покажет.       Рэймонд потёр переносицу, откидываясь на спинку сидения и поворачивая голову так, чтобы видеть своего мишку Тедди. Зажигалка лежала на коленях, притягивала взгляд. Фамилия бывшего её владельца не забывалась ни на мгновение. С каждой секундой связь, протянувшаяся между ними, становилась всё крепче. Комбинация букв, с шипением вырывающаяся сквозь стиснутые зубы, шумела в висках вместе с кровью, бешено бегущей по венам; отпечатывалась на сетчатке нестираемо, будто выбитая там, подобно вязи татуировки.       Навечно.       Заманчивое предложение с городом. Очаровательное. Обворожительное.       Величайший из соблазнов.       Скажи «да», и проблемы отпадут сами собой, автоматически.       Кто бы сомневался в возможностях и способностях Волфери?       Когда-то давно они оба могли стать хозяевами этого города. Поделить его между собой и править — каждый на своей территории.       Осуществление обещания стало бы моментом торжества справедливости, возвращением на круги своя, судьбой, от которой, как известно, не уйти. Несвоевременно, однако лучше так, чем вообще никак.       Но сейчас предложение Вэрнона представлялось не обещанием — насмешкой.       Да и к чему?       Он мог вернуть Рэймонду долю в бизнесе, не самом прибыльном из того, к чему имели доступ Волфери, но и не самом незначительном, мог вернуть имя и земельный участок, где прежде располагался особняк семьи Рэдли.       Это да.       Это запросто.       Но зато Вэрнон не мог вернуть тех, кого отобрал Ингмар.       Тех, кто был дороже власти, какой бы сладкой и желанной она не являлась.       — Печальная, очень печальная история, Тедди, — задумчиво произнёс Рэймонд. — Печальная настолько, что, пожалуй, я не буду тебе её рассказывать, иначе добьюсь невозможного и увижу то, чего не видел до меня ни один человек. Стану свидетелем невероятного чуда. Впервые на экранах. Спешите видеть. Слёзы плюшевого мишки. В твоём положении это будет непросто организовать.       Продолжая дурачиться, он поднёс сигарету к вышитому рту.       Естественно, что Тедди не отреагировал.       — Приличные мишки не курят, — заметил Рэймонд, усмехнувшись. — Правильно, что отказался.       Тедди продолжал таращиться на мир одним глазом.       Рэймонд погладил целлофан, потянул его край, раскрывая упаковку.       Игрушка, оставленная на месте преступления. Привет из прошлого для тех, кто знает и помнит.       Быть может, кроме него этот символизм никто не поймёт и не оценит. Вероятнее всего, так и будет, но он выполнит свою миссию, не остановившись на середине.       Воздух Наменлоса был пропитан для Рэймонда историей семьи Рэдли.       Дышал ею, был от неё неотделим.       Рэдли и Наменлос.       Не синонимы, но крайне близкие друг другу слова.       В прошлом.       Сейчас, кажется, только в его сознании.       Остальные забыли.       Он помнил.       И не питал иллюзий.       Он знал цену дружбе Волфери. Подозревал, что любовь их недалеко от дружбы ушла.       — Это спонтанное увлечение и показные чувства продлятся недолго, — доверительно сообщил молчаливому, но благодарному слушателю Рэймонд, затушив сигарету и натянув перчатки. — Когда — и если — он узнает моё настоящее имя, его желание несколько трансформируется. Глазом моргнуть не успеешь, а «хочу тебя» переплавится в «хочу тебя убить». Потому я не обольщаюсь, Тедди, и не забиваю себе голову ерундой, которую люди называют чувствами. У нас есть, о чём подумать, кроме этого. Гость скоро прибудет. А мы с тобой хорошие. Мы не заставляем гостей ждать. Пойдём, поиграем с дядей в прятки и догонялки. Будет весело.       Ладонь, обтянутая перчаткой, вновь ударила по плюшевому животу.       Вторая сильнее сжала рукоятку пистолета.       В темноте Рэймонд различал очертания здания, в котором планировалось провести сегодняшнее развлечение.       Заброшенная кондитерская фабрика, стоявшая тут не один год. Кажется, она перестала работать ещё тогда, когда Рэймонду не приходилось прятаться под чужими именами, придумывая себе новые жизни. Когда он мог с гордостью, не боясь катастрофических последствий, представиться, сказав, что является членом семьи Рэдли.       Заманить сюда Брайана Скайфорда было проще простого.       Причину для визита Рэймонд придумал мгновенно, почти сразу после того, как выстрелил в Уитмара Легана.       Глядя в его умиротворённо-сонное лицо, осознал, какой будет вторая ступень плана. И теперь старательно продвигался к цели.       Сообщение для друга.       Предупреждение.       Маленький ярко-красный флажок, привлекающий внимание.       Рэймонд не сомневался, что Скайфорд придёт, и потому находился в радостном предвкушении.       — Я люблю тебя, — произнёс Тедди, отреагировав на прикосновение с небольшим опозданием.       — Я тебя тоже, — ответил Рэймонд. — Не плачь, когда мы расстанемся.       * * *       Это здание производило на Брайана угнетающее впечатление, и он с удовольствием обходил бы его десятой дорогой, если бы не послание, полученное накануне. Несколько слов, сумевших зацепить за живое. Прямое подтверждение подозрений, зародившихся у них с Уитмаром много раньше, чем в чате появился таинственный незнакомец, предпочитавший прятаться под нейтральным прозвищем. Много-много раньше. С тех самых пор, как племянник Ингмара провозгласил себя главой всего.       — Он сольёт нас, — говорил Уитмар. — Пустит в расход при первой же возможности, а потому...       В его стакане, на самом донышке, плескалось немного виски, от сигаретного дыма, стоявшего плотной густой стеной, слезились глаза, и отчаянно драло лёгкие. Покачиваясь, Уитмар подошёл к окну, распахивая его настежь, и едва не вываливаясь наружу. Они тогда основательно перебрали. Планировали пропустить всего-навсего по стаканчику, а в итоге выпили по несколько бутылок. Разговаривали сначала о нейтральном, но потом перекинулись на одну из наиболее благодатных тем, которая никогда не остаётся незамеченной, а отклик находит просто потрясающей. Они разговаривали о своих жизнях, о том, сколько возможностей упустили, сколько всего потеряли... Список утраченного выглядел внушительно, а перечисление достижений, которыми можно было бы гордиться, не стоил и четвертинки ломаного цента.       Говорили о перспективах на будущее, связанных с именем племянника Ингмара, всё решительнее перехватывавшего бразды правления и уверенно теснящего родственника с поста главы преступного клана. Такой хватке можно было позавидовать. В воздухе не пахло — тащило переменами, и запах этот мало подходил под определение приятного, в большей степени пробуждая отвращение и тошноту. В его основе лежала кровь. Много крови. Слишком много, чтобы обычный — среднестатистический — человек сумел выдержать это и не двинуться умом.       — Избавится, Скай, — произнёс Уитмар сдержанно. — В этом я не сомневаюсь.       — Почему?       — Потому что сука, — засмеялся Уитмар. — Слушай, может, нет никакого Рэда? Может, это наследник развлекается?       — Прекрати, — отмахнулся Брайан.       Но тут же задумался.       Идея не казалась ему такой уж безумной. Человек, обещающий проливать кровь, окрашивая улицы Наменлоса в свой любимый цвет, вполне мог оказаться предельно знакомым, но старательно примеряющим маску незнакомца.       — Не могу отделаться от этой мысли, — признался Уитмар, потирая виски.       Брайан сидел на полу и наблюдал за приятелем.       Пепел облетал и приземлялся прямо на паркет, пепельница, набитая окурками доверху, уже не была востребована. О ней то ли забыли, то ли нарочно так делали, перестав заботиться о сохранении видимости порядка. Брайан не удивился бы, приди Уитмару в голову мысль о том, что потушить окурок можно прямо о подоконник.       Он сам так делал несколько раз. Правда, не сегодня, а раньше.       — Понять не могу, зачем ему это, но... Нет, определённо, стоит уделить время теории, — подвёл итог своим размышлениям Уитмар, вновь вернувшись к столу и по очереди поднимая все бутылки, проверяя, не осталось ли немного алкоголя хоть в одной.       Когда успели столько выхлестать?       Пиво, с которого они начинали, и о котором быстро позабыли, отставив в сторону, выплеснулось прямо на джинсы.       — Скажи уже что-нибудь, — попросил Уитмар.       — Может, — выдал Брайан.       Ничего умнее на ум ему не пришло.       Предсказание Уитмара вышло потрясающе точным и своевременным.       Вскоре его не стало.       А сука-Вэрнон продолжал радостно скалиться, как ни в чём ни бывало.       Скайфорд кожей чувствовал, что на него у Вэрнона тоже имеются определённые планы, и это точно не предложение, связанное с продвижением наверх по своеобразной карьерной лестнице.       Скорее, очередной удар клюшкой для гольфа, чтобы быстрее с этой лестницы скатился и в полёте сломал себе шею, да больше не мешался под ногами.       Бесполезный мусор.       — Он боялся, — произнёс нервный голос в трубке. — Он очень боялся и просил предупредить вас. Бегите из города, мистер Скайфорд. Не задерживайтесь здесь, иначе будет поздно.       Брайан слушал собеседника предельно внимательно.       Собеседник, назвавшийся Элиасом, предложил встретиться на нейтральной территории, чтобы передать весточку от Уитмара. И был он столь убедителен, что Брайан не мог не согласиться. Опасения не обошли его стороной, и он подозревал, что приглашение может оказаться, как шансом на спасение, так и очередной ловушкой. Пистолет, с которым он практически не расставался, сегодня тоже находился рядом. Второй верный друг после Уитмара.       Теперь — единственный, раз уж первого не стало.       Старая кондитерская фабрика, расположенная на окраине Наменлоса, в городе пользовалась своеобразной славой. Она, как и большинство заброшенных зданий, обрела свою ненастоящую историю, в которой нашлось место для мистики и активной эксплуатации темы привидений, присмотревших её себе в качестве временного, а, может, постоянного пристанища.       Брайан в мистические явления не верил, потому страха и трепета перед бестелесными обитателями заброшенной фабрики, если они тут действительно водились, не испытывал. Переступая порог, он держал пистолет наготове. Подсвечивал себе путь фонариком и не забывал сильно сжимать рукоять пистолета, ощущая, как она нагревается под пальцами, и успокаиваясь от осознания этого факта.       Нет страха.       Нет угроз.       Если этого человека послал Уитмар, всё обойдётся и сложится замечательно.       Он покинет город и сумеет спастись.       Если Элиаса к нему отправил Вэрнон, решив, что не станет марать свои руки — не тот уровень, много чести — всё... тоже обойдётся. Главное — успеть выстрелить раньше, чем это сделает противник, не тратя время на раздумья и анализ очевидной ситуации.       — Мистер Скайфорд?       Голос прозвучал со стороны одной из арок. Брайан резко обернулся, подсвечивая арки по очереди.       Свет фонаря выхватил из темноты долговязую фигуру.       Брайан окинул потенциального убийцу пристальным взглядом, и едва не захохотал в голос. Перед ним стоял непримечательный подросток. Куртка с мехом, дурацкая вязаная шапка на голове, длинные, неаккуратно подстриженные тёмные волосы, обрамляющие лицо. Крупный пузырь жвачки, которую мальчишка выдул и тут же зажевал обратно. Рюкзак за спиной, что так и норовил съехать с его плеча, но Элиасу было наплевать на это, потому как во второй руке он сжимал лапу плюшевого медведя и, судя по всему, отпускать её не собирался. Он вообще-то выглядел на редкость нелепо. Почти инфантильно для своего возраста. Пример какого-то нескладного, словно с чужого плеча одетого, и до смерти запуганного подростка. У него даже голос дрожал и зубы выстукивали умопомрачительную дробь.       Убийца. Как же.       Надо же было додуматься до такого.       — А ты?..       — Элиас, — снова представился мальчишка, называясь уже знакомым Брайану именем. — Меня зовут Элиас, и мистер Леган... Он просил меня позвонить вам, если с ним что-то случится. Но я только сейчас решился это сделать. Простите. Простите, простите, простите меня, мистер Скайфорд. Я не... Я так боялся, что...       Он зажал рот ладонью, стараясь успокоиться и остановить рыдания.       — Давай быстрее, — прошипел Брайан, понимая, что это может продолжаться бесконечно. — Таких, как ты, только за смертью посылать.       Фраза непроизвольно сорвалась с губ, но показалась Брайану удачной. Он усмехнулся и перехватил удивлённо-затравленный взгляд Элиаса.       Нашёл же Уитмар помощника.       Такого, если поймают, вмиг расколят.       Стоит только помахать у него перед лицом пушкой или пригрозить, как тут же обмочится от страха и забьётся в угол, дрожа и закрываясь руками на случай, если его решатся ударить. Если выбить пару зубов или сломать нос, он не то, что постороннего дядьку, а всю свою семью сдаст за милую душу, рассказав все тайны, ничего не утаив — только бы не было больше боли и перспективы продолжения поучительной экзекуции.       Великолепный выбор.       Но на что не пойдёшь от безысходности?       Уитмар, обращаясь к этому парню, несомненно, чувствовал себя, как человек, оказавшийся в безвыходной ситуации. Потому не представляющий, что делать и к кому бежать за содействием. Выбрал первого попавшегося, наобум, лишь бы с Волфери связан не был. Куда такому? Волфери на него и от безысходности не посмотрят. Он для них не то, что грязью будет, а того хуже.       Элиас сделал несколько шагов вперёд. Разжал ладонь, и медведь упал на цементный пол.       Элиас подхватил сползающий рюкзак, распустил завязки, доставая оттуда пухлый белый конверт.       — Я не открывал его, — произнёс, немного заикаясь от переизбытка эмоций. — Но мистер Леган говорил, что там всё необходимое. Документы, карточки, в общем...       Он протянул конверт, передавая из рук в руки.       Брайан сначала хотел уйти просто так, не рассыпаясь в благодарностях, но внезапно проснувшаяся жалость дала о себе знать. Он постарался представить себя на месте этого мальчишки, отправившегося по просьбе — теперь уже — мёртвого знакомого к чёрту на рога. Исполнившего — не без помарок, но всё же — поручение, а взамен получившего только молчание. Много денег отсыпать ему Брайан не собирался, но пару десяток планировал дать на чай. Не успел.       Стоило убрать пистолет и потянуться, чтобы достать бумажник — обратная дорога, за пределы кондитерской фабрики для него оказалась заказана.       Дверь захлопнулась стремительно, со скоростью света. Громко — до разрыва барабанных перепонок. Неумолимо.       Конверт выпал из рук, и пол усеяла нарезанная бумага и несколько кусочков картона. Ни документов, ни карточек — типичная кукла-обманка.       Мощный удар, нанесённый потрясающе профессионально прямо в челюсть, поспособствовал потере равновесия и сбил с ног.       Ещё один — ногой под рёбра — заставил взвыть от боли.       Пистолет, ловко отброшенный ногой, отлетел в сторону и потерялся в темноте.       Третий удар проломил переносицу, и носом полилась кровь, затекающая в рот и заставляющая ею захлёбываться.       Четвёртый...       Четвёртый точно был, но Брайан уже не помнил, куда он пришёлся.       На смену удару пришли выстрелы, нанесённые один за другим. В ногу. В плечо. В кисть правой руки. Его не убивали быстро. Над ним издевались.       Острое лезвие ножа быстро и уверенно вспороло ворот водолазки. Ловкое, профессиональное движение, словно Элиас что-то искал на его шее, но, конечно же, не нашёл, поскольку побрякушки Брайан не жаловал.       Разочарованное хмыканье нарушило зловещую тишину.       Мальчишка направил свет фонаря прямо в глаза Брайану.       — А я надеялся найти какое-нибудь украшение. Жаль, что мои надежды не оправдались. Но с пустыми руками не уйду. С паршивой овцы хоть шерсти клок, — произнёс, резко надавливая и надсекая кожу на шее. — Сделаем из тебя ожерелье, Скай. Вроде того, которое ты увёл у моей бабушки. Надеюсь, ты не возражаешь? Охуенных камешков, конечно, не предвидится, но чем богаты, тем и рады. Украшения из человеческой кожи тоже ничего так смотрятся. История знает случаи.       Брайан смотрел на улыбающегося парня, и глаза его расширялись от ужаса.       Теперь, когда мальчишка был так близко, нависал сверху, продолжая орудовать ножом, можно было внимательнее разглядеть его и понять, что вся эта подростковая одежда — отвлекающий манёвр, не более того. И лет ему явно больше, чем показалось при скудном освещении. Он сделал верный акцент на одежду. Если бы его заметили, то запомнили бы наряд, а не самого юношу, и по этому наряду взялись искать. Школьник, студент. В пределах. Не старше. На этом бы и провалились.       Слова настигли ускользающее сознание, зажглись ярким пламенем, осветив всё вокруг и подарив однозначный ответ.       Осознание происходящего обожгло, подобно кипятку, вылитому на руку.       Всё сложилось.       Бабка, ожерелье, игрушечный медведь, которому он когда-то выколол глаз. Не хватало только приторно-сладкого запаха лилий, разбросанных по полу и растёртых в неаппетитную кашу.       — Рэд... Рэд... Рэдли? — Брайан заикался, вспоминая, озвучивая свои предположения и безумно боясь догадок.       Элиас... Хотя, какой он Элиас?       Рэймонд отвлёкся от своего занятия и удовлетворённо улыбнулся, закусил нижнюю губу, что придало ему мечтательный вид.       — Бинго, мистер Скайфорд, — последовал незамедлительный ответ. — Кокаин не окончательно сожрал ваши мозги. Соображаете. Туго, через раз, но соображаете. За это вам приз. Хватит мучений. Хватит страданий. Просто хватит.       Брайан собирался вздохнуть с облегчением, но тут до него дошёл истинный смысл сказанного.       Умирать Скай не хотел.       — Нет, нет, нет, — будто заведённый повторял он. — Нет!!!       Крик его разнёсся по всему зданию и стих, напоминая о себе лишь редкими отголосками эха.       Рэймонд отложил нож в сторону, снова подтянул к себе пистолет и уверенно приставил дуло к голове жертвы. Не в первый раз, никаких сомнений и переживаний. Повседневность. Работа.       — Пока-пока, — произнёс нежно.       Раздался хлопок приглушённого выстрела.       Свет для Брайана Скайфорда померк окончательно.       Пути назад больше не было.       Как не было и шанса на спасение у Юноны и Килиана.       Той ночью.       Двадцать лет назад.