***
Ветры дуют не так, как хотят корабли. Арабская мудрость
НА КУХНЕ, НА УДИВЛЕНИЕ, БЫЛО довольно мирно. Отец сидел за столом и тщательно выстругивал что-то из небольшого брусочка. Наверное, очередную лошадку для Мэнди. Мать быстро крошила какие-то овощи, аж куски фонтаном разлетались в разные стороны из-под острого ножа. Вкусно пахло жареной картошкой, так, что мучительно засосало в животе. И вареньем, его любимым, из ревеня... Боже, как он, оказывается, проголодался! Но даже ради еды Джем сейчас не был готов выслушивать долгие нотации и упреки. Совсем не готов... Родители о чем-то вполголоса разговаривали, когда паренек, метнув в их сторону настороженный взгляд, пытался проскользнуть верх по лестнице, в свою комнату. Теперь он уже горько сожалел, что не воспользовался предложением бабушки Клэр поужинать у них, в Новом Доме. А может, остался бы там ночевать от греха подальше... Целых два часа Джем послушно помогал бабуле на огороде: подвязывал томаты, поливал кабачки, тыквы и капусту, даже прополол грядку с луком, и настроение его более-менее стабилизировалось. Клэр сильно не лезла к нему с нравоучениями. Просто рассказывала истории смешные – и не очень – про их с дедушкой жизнь, про разных людей, с которыми они когда-то встречались, про то, как они вдвоем воевали при Каллодене вместе с принцем Чарли. Джему страсть как нравилась эта история, которую он слышал не один раз. Было очень круто в те времена. Он всегда расстраивался, что родился слишком поздно, и его не было там, на полях сражений. Особенно в битве под Престонпансом, когда, сбросив пледы на землю, горцы в своей знаменитой атаке Highland charge – и его дед тоже был среди этих бесстрашных дьяволов! – с леденящими душу криками яростно устремились на врага в одних рубашках, подобно стремительной лавине сметая англичан на своем пути. Джем, издав свой самый жуткий из индейских воинственных кличей, недавно продемонстрированных ему дядей Йеном, выхватил палку, на которую подвязывал очередной куст томатов, и бесстрашно ринулся в бой, с остервенением срубая – пусть знают, кто такой Супер Джемми Рой из Риджа! – стебли крапивы, тысячелистника и осота... Пока не почувствовал, что жгучие тиски, сжимающие насмерть его грудь, немного отпустили, позволив хотя бы дышать. Бабушка Клэр наблюдала за ним с одобрительной улыбкой, тщательно прореживая морковку. А затем была довольно грустная история о том, как деду и бабушке пришлось надолго расстаться – дедушка отослал ее в будущее, чтобы спасти жизни Клэр и своей еще не родившейся дочери Брианны, его матери. Дедушка и бабуля так скучали друг без друга, но потом, после мно-о-огих испытаний, бабушка Клэр и мама вернулись к деду, и они встретились снова, пусть даже спустя 20 лет... И дед впервые увидел свою дочь. Джем, конечно, и эту историю слышал много раз, но всегда чувствовал, как она увлекает его своей верой в незыблемость чуда, и почему-то ее было гораздо интереснее слушать, чем те сказки, где все кончается свадьбой принца и его прекрасной принцессы, после которых всегда хочется спросить: ну и дальше-то что? Бабуля умышленно выбирала истории с хорошим концом, Джем чувствовал ее настрой, спокойный и умиротворяющий. «Всегда все налаживается, мальчик мой, особенно если верить в это и постараться». И он почему-то поверил ей и успокоился... ну, насколько это возможно. – Вы с Айданом так и не перекопали мне ту часть огорода, за яблонями. Завтра уж, постарайтесь, мои хорошие, хочу засадить её гречихой, чтоб пчелам было раздолье. Джем удивленно вперился на нее, она разве не помнит ЧТО их ждет завтра? Говорит так, будто это ничего не значащее, плевое дело, а ведь им грозит это ужасное наказание... И у него опять захолонуло в груди. Может они завтра вообще не встанут или к вечеру будут уже без рук, как дядюшка Фергюс. Клэр внимательно посмотрела в его оторопевшие глаза и мягко улыбнулась: – Так мне надеяться на вас завтра или опять сбежите, поросята? – Ммм... д-да... хорошо, мыпостараемся, ба. – Вот и ладно, вот и умницы... А я вам завтра пирог ваш любимый испеку – из ревеня, договорились? Ну, если пирог, то ладно. За пирог Джем был готов на что угодно, даже помахать лишний раз лопатой. Наконец, он пришел в себя настолько, что готов был идти домой, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что приемчик его дома ожидает не самый приятный. Но парнишка расчетливо решил, что до завтра он как-нибудь обойдется без пристального внимания предков, если удастся незаметно исчезнуть наверху, в своей спальне. – Ну и куда это ты направился, позволь спросить? – негромкий голос отца произвел эффект разорвавшейся бомбы. У Джема даже ладони закололо. Он остановился, как вкопанный, и с перепуга не придумал ничего лучше, чем развязно процедить, скривившись: – А чего? Роджер отложил ножик, которым мастерил фигурку, и, повернувшись к нему вполоборота, оперся локтем о стол: – Что значит «чего»? Подойди сюда, говорю. Живо. Джем нехотя сделал шаг к родителю, подчеркнуто беспечно взирая поверх его головы, будто бы совсем не замечая бесстрастно-угрюмое лицо отца. – Ну чего? Роджер приподнял одну бровь и удивленно хмыкнул, с хмурым интересом взирая на явно зарвавшегося отпрыска. – Ты нам с матерью ничего не хочешь сказать, сын? Джем чувствовал, как от крайнего испуга, градус его дерзости повышается. Он всегда становился отчаянным, когда его прижимали к стенке. – Чего еще?! Роджер, уставившись на нахальную физиономию сыночка, чувствовал, как от растерянности внутри закипает раздражение, которое он изначально старался держать под контролем. Этот лоботрясище что? Совсем ничего не понимает? – Ты хоть понимаешь, что натворил, паразит ты этакий? – в холодном тоне отца зазвенел метал. – Чего я натворил? Джем с ужасом осознавал, что сильно перегибает палку, но ничего не мог с собой поделать. Его сегодняшнее, измотанное до крайней степени душевное состояние не способствовало особой сдержанности. А ведь, обычно, если он не успевал вовремя опомниться, такие разговоры заканчивались отчаянными вихляниями его бренного тела у отца между ног и болезненными синяками во всю задницу от тугого отцовского ремня. – Ну, надеюсь, это ты расскажешь нам с матерью «чего ты натворил»... – Ничего я не творил!.. – фальцет в голосе парнишки усилился. Джем, надо отдать ему должное, совершенно искренне пытался сдержаться. Но не смог. Слишком велико было потрясение сегодняшнего дня. Он был измучен и голоден – и это, конечно, совсем не способствовало его покладистому поведению. – Ничего? Это ты называешь «ничего»?! – в напряженном тоне отца послышалось тихое рычание. – Оскандалил нас на весь Ридж! – Ничего я не оскандалил!.. – слезы были близко, и голос его зазвенел. – Не оскандалил? А как, по-твоему, это называется? Сын священника – развратник и прелюбодей! Господи Милосердный! Как я в глаза теперь людям посмотрю? А? Отвечай! И Роджер довольно звонко хлопнул ладонью по столу. Брианна удивленно подняла на мужа насупленный взгляд, но ничего не сказала. Джем испуганно вздрогнул и горестно уставился на отца, потом перевел полный отчаяния взгляд на мать, которая, вопреки обыкновению, помалкивала, плотно сжав челюсти, и так яростно нарезала морковку, будто та, на данный момент, была самым злейшим ее врагом. Хотя было не особо понятно, на кого она злилась, но Джем, конечно, принял ее ненависть на свой счет. А на чей же еще? Ведь это он здесь развратник и прелюбодей. Он гордо проглотил закипающие слезы. Отупляющий страх перед неизвестностью, оставив лишь терпкую остроту одиночества, поднялся из глубин его сердца, куда был так благополучно схоронен во время общения с бабушкой Клэр. И в опустевшей от расстройства голове Джема не нашлось других слов, кроме как в очередной раз глупо ляпнуть: – Чего? – Да что ты заладил как попугай – «чего» да «ничего»?.. Интересно, как ты собираешься из всего этого выкручиваться? Джем почувствовал вдруг такую беспомощность, будто его кинули в яму к диким зверям и теперь с интересом смотрят, как он справится. Причем, самые близкие люди! Обида и гнев окончательно заполонили все его растрепанное существо. Он исподлобья взглянул на очевидных виновников всех своих бед. – Да уж как-нибудь выкручусь! Вам-то какое дело?! Да-а-а... горечь обиды не самый лучший помощник в разговорах. Но ни отец, ни сын, каждый охваченный собственными претензиями и страхами, уже не могли остановиться. – ЧЕГО?! Ах ты, щенок мелкий, – Роджер поднялся из-за стола и угрожающе направился к Джему, надвигаясь на него всей своей мощью, кулаки его сжались. – Да как ты разговариваешь с отцом?! А ну, иди сюда! Он протянул руку, чтобы схватить сына за шиворот, но Джем увернулся и отскочил, полный безбашенного отчаяния. – Вам вообще на меня наплевать! Да! – истерично взвизгнул он. – ЧЕГО?! Рука Роджера невольном порыве поднялась, чтобы ударить, и Джем отпрянул еще дальше. Из глаз все же брызнули злые слезы. – Ничего! Что слышал!! – Ах ты!.. Ах ты... паразит!! Еще одно резкое движение в сторону напружиненного до крайней степени пацаненка не увенчалось особым успехом. Роджер с удивлением почувствовал, что от какой-то детской беспомощности перед всей этой дурацкой ситуацией тоже готов был расплакаться, и от этого зверел все больше. «Щас поймаю ублюдка, – свирепо подумал он, в исступлении скрипя зубами, – и прибью просто!» – Да! Как ты разговариваешь с отцом, Джем?! – наконец, подала голос Брианна, сообразив, что всё окончательно выходит из-под контроля. – А чего он лезет?!! – Джем уже рыдал в полный голос: истерика набирала обороты, – Его вообще никогда дома нет, ему важнее его любимые прихожане! А тебе твои железки!! Я сдо-о-охну, вы даже не заметите!!! – ЧЕГО? Роджер опешил, будто наткнулся на невидимую стену, с внезапным раскаянием почувствовав вдруг, что Джему сейчас в тысячу раз хуже, чем ему самому. А он, взрослый, умудренный опытом здоровый бугай, уже довольно успешно переживший множество проблем, уцепился за свои мелочные смешные амбиции. Христос! Его волнует, что про него скажут какие-то неведомые ему люди, вместо того, чтобы поддержать и утешить своего ребенка, оказавшегося в таком несчастье! Волна острого стыда обожгла грудь. Вот уж, воистину, гневом и страхами вымощена дорога в ад. – Господи, Джем, что ты такое говоришь, сынок? – Брианна отбросила нож и ринулась навстречу Джему, пытаясь его обнять и хоть как-то успокоить. Но он оттолкнул ее руки, принимая резкое движение матери за попытку захвата в плен. И с ненавистью посмотрел на обоих родителей. Потом вдруг подскочил к отцу, выпалив прямо в его растерянное лицо: – Я тебя не боюсь, можешь не надеяться! Хочешь пороть – пори, мне все равно! И, подлетев к стоявшей вдоль стены лавке, он с грохотом отодвинул ее от стены и решительно улегся, порывисто содрав с себя штаны. – Давай бей!! Роджер увидел взгляд, полыхнувший злобой, и упрямо сжавшиеся губы. Затем малолетний страдалец крепко зажмурился и вцепился в край лавки побелевшими пальцами. Одного вида его сжавшейся, подрагивающей задницы хватило, чтобы Роджер окончательно пришел в себя и с огромным усилием, остановил этот поезд, мчащийся под откос. «Ой, всё!..» – подумал он, с трудом выныривая из бездны раздражения. Ироничный взгляд со стороны – «Ну, вы ребята даёте! Как два людоеда на одного неразумного детеныша напустились» – обычно давал ему эту возможность. Потом он на секунды прикрыл ладонями лицо и, громко выдохнув несколько раз, растер лоб и щеки, энергично провел пальцами по коже головы, попутно приглаживая растрепавшиеся волосы. И, взглянув на побелевшую Брианну, довольно спокойно улыбнулся ей. – Та-ак, хватит истерик, паренек! Тоже мне храбрец выискался. Вставай давай, чего разлегся? Сдерживая сочувственную усмешку, он подошел к изголовью лавки и присел, заглядывая в заплаканные глаза сына. Потом мягко взъерошил его, и без того всклоченные рыжие вихры, успокоительно похлопал по вздрагивающей от всхлипов спине, и, ласково ухмыляясь, натянул подол рубашки, задранный в бурном порыве протеста, на его обнаженные чресла. – Никто тебя пороть не собирается, парень. По крайне мере, не сегодня... Нам бы с завтрашней проблемой разобраться... – он опять тяжко вздохнул и дружески пошлепал его по расслабившейся попе. – А там видно будет, ничего не могу обещать... Давай, сынок, Мэнди уже поела и спать пошла, а мы тут с матерью голодные сидим – тебя ждем, пока ты там бабуле напомогаешься. Так что, быстренько ужинать, мыться и – живо в постель. Завтра – тяжелый день, и всем надо выспаться. Одним движением он поднял сына с лавки, подождал пока тот заправится и, отвесив ему легкий подзатыльник, подтолкнул к обеденному столу, на котором аппетитно томилась огромная сковородка жареной молодой картошки с хорошими кусками тушеного мяса и кувшин недавно надоенного молока в придачу с хрустящим караваем, сметаной и свежим варением – его любимым, из ревеня. Джем тут же забыл все свои невзгоды. На время.