***
Причинно-следственные связи – событий пестрых череда. Не избежать коварной вязи их пут, влекущих в никуда. И, снежным комом нарастая при каждом слове или шаге, Они нам все припоминают, а мы молим их о пощаде... Автор неизвестен Ничего не поделаешь – то мы предаемся любви, то любовь предает нас. Фредерик Бегбедер
БЛИЖЕ К ПОЛУДНЮ НАШ НЕБОЛЬШОЙ отряд выдвинулся в поселок у подножья Риджа, к месту предстоящей экзекуции. Джейми с Роджером уверенной поступью шли впереди, одетые, несмотря на порядком припекавшее солнце, в свои прилично-выходные одежды – чистые рубахи и кожаные жилеты. Мы с Бобби молча тащились следом, и я могла наблюдать, как видавшие виды килты в такт широкому шагу шотландцев, размеренно колыхались позади, словно плащи средневековых рыцарей. Как ни странно, это придавало мне некое подобие спокойствия, хотя в голове моей зияла пустота: думать о чем бы то ни было не получалось. Потому что основную мысль: «Как там наши мальчишки?», я усиленно отгоняла от себя, ведь именно она ввергала меня в тягучую пучину паники. Хирам забрал их ранним утром, и я вдруг доподлинно осознала всю глубину самоотверженного подвига Пресвятой Девы Марии, когда она сознательно отдала своего Сына на растерзание разъяренной толпе. «Боже, Боже, Ты ведь не допустишь, чтобы случилось что-то ужасное!» – в отчаянии подумала я и ощутила, как ноги перестали меня держать, а пальцы мерзко дрожат. Мы, взрослые, старались сохранять видимость спокойствия и не прикасаться лишний раз к нашим паренькам с нежностями, чтобы они не потеряли тех остатков силы духа, который еще теплился в их потерянных глазах. Только мужчины позволили себе подойти и, коротко сжав крепенькие мальчишеские плечи, приказали держаться. Потом приговоренные понуро ушли вслед за Кромби, кинув напоследок в нашу сторону прощальные взгляды, от которых кровь моя вмиг застыла в жилах. Я закрыла глаза и вцепилась в Джейми: – Все ведь будет хорошо, правда? И знала, что у него нет на это ответа. Я разобрала, как посеревшие губы его тихо шепчут: «Под Твою защиту прибегаем, Святая Богородица.. Не презри молений наших в скорбях наших, но от всех опасностей избавляй нас всегда..» Потом он мягко похлопал меня по руке: – Думаю, не будем умирать заранее, Саксоночка. Ты же сама говорила... Что ж, я говорила. Но говорить и делать – разные вещи... И теперь мы шли на проклятое место заклания, где, наконец, всё так или иначе должно свершиться. Что в нашей тягостной ситуации ожидания стало даже каким-то облегчением. Бобби был бледен и уныл – видимо, не спал большую часть ночи, как и все мы. Впрочем, никто из нас не веселился: все пребывали в состоянии сосредоточенной угрюмости. Брианна с Эми остались дома с младшими детьми. Во-первых, мы не хотели подвергать малышей созерцанию предстоящего зрелища. А, во-вторых, взведенная до крайней степени Брианна заявила, что если она туда пойдет, то скандал выйдет похуже, и вряд ли это улучшит и без того напряженную обстановку. И Джейми благоразумно согласился, чтобы она осталась. Наверное, я тоже могла придумать причину не ходить – проблемы со здоровьем, например, – в моем возрасте вполне понятный и веский предлог. Но я была врачом, а врач, судя по всему, там может понадобиться. Я сделала насколько глубоких вздохов, когда положила в свой докторский саквояж жгут и специальные щипцы для прижигания сосудов, взяла хорошую порцию спирта и корпии, а так же разные кровоостанавливающие препараты. Джейми заметил это. Веки его затрепетали, а мышцы лица растерянно дрогнули, но он ничего не сказал. Только слегка кивнул головой. Надейся на лучшее, готовься к худшему. Все решившие присутствовать мужчины Риджа, с женами и детьми – бóльшая часть всей общины – неспешно собрались к часу дня во дворе молельной избы. Вывели полураздетых мальчишек: подавленных и испуганных. Наших. И Собрание началось. Джейми, как лэрд этой земли, твердо выступил вперед и прокричал зычно на всю обширную поляну: – Граждане Риджа! Сегодня, здесь, мы собрались с вами по довольно скорбному поводу. Эти двое... обвиняемых нарушили святая святых – Закон Божий. Они осрамили себя недостойными деяниями и были пойманы на месте преступления. Есть многочисленные свидетели, – при этом слове Джейми бросил выразительный взгляд в сторону сжавшихся «преступников», – поэтому вина их несомненна и доказана. Они заслужили всяческое порицание и искупительное наказание. Принимая внимание возраст обвиняемых, и отсутствие у них злого умысла, – Джейми помолчал, переводя дыхание, и внимательно обвел собравшихся тяжелым взглядом, – а так же то, что они проделали это в первый – и очень надеюсь! – в последний раз, назначаю им положенное и справедливое наказание: порка крапивой по обнаженным... частям тела в течение десяти минут. Думаю, это будет соразмерно их вине. И вполне достаточно... для первого раза! «Надо было выпить», – подумала я, в очередной раз обливаясь тошнотворным ужасом, который накатывал волнами, прорываясь сквозь пелену тупого безразличия. И, сосредоточившись на дыхании, с некоторым облегчением наблюдала, как люди, после слов лэрда, одобрительно зашумели и, в большинстве своем, согласно закивали головами. Особенно женщины. Но тут Хирам, разрази Господь его скользкую душу, прошествовал на середину поляны и поднял вверх правую руку, заявляя, что хочет говорить. Кромби давно был старостой Риджа, и к нему после окончания войны негласно перешли обязанности местного шерифа, поэтому он – не зря Джейми опасался худшего – решил все-таки показать Фрейзеру и Маккензи КТО настоящий хозяин в общине. Прикрываясь праведными речами, которые ожидаемо одурманили людей, он выставил вопрос на голосование. – ...мы не должны забывать, граждане Риджа, что только в наших руках будущее детей наших – за это мы воевали так недавно. И победили. Вспомните люди, как долго и кроваво мы сражались за свободу, за демократию! Именно поэтому мы должны решать судьбы жителей Риджа всем миром, а не только словом одного лэрда. Не забывайте, что целомудрие детей Своих – вот главный вопрос, который волнует Господа нашего, и который Он завещал нам блюсти с особым тщением в Законе Своем. Я увидела, как Джейми побледнел и стиснул зубы так, что, казалось, можно услышать их хруст. Белки его глаз налились кровью. Кто знавал его в такие минуты, не многие могли похвастаться тем, что пережили это. Он положил руку на рукоять кинжала и стоял, пожирая святошу бешеным взглядом, весь напряженный, готовый к броску, словно леопард на охоте. «Боже, помоги!» – в голове лихорадочно пульсировала единственная мысль. Сделать я ничего была не в состоянии и, высказав прилюдно свое мнение, могла натворить бед похуже – женщины обычно не имели права голоса на общем собрании. От гадкого ощущения беспомощности я не слишком ясно помнила дальнейшее: только, как стояла и тряслась от холода на тридцатиградусной жаре, кутаясь в шаль, а все происходящее было, словно в глухом тумане. Хирам вещал упоенно, и все вокруг начали ему поддакивать, уже совсем готовые к суровой расправе. Джейми бросал взгляды на свою руку, пошевеливая искалеченными пальцами, будто прощался с ней навсегда, и мне совсем подурнело. Я придвинулась к мужу поближе и, незаметно добравшись до его ладони, стиснула ее крепко. Думаю, я просто уцепилась за мужа, чтобы не свалиться, но как ни странно, на него мое пожатие тоже подействовало умиротворяюще. Он перевел сдавленное дыхание. Мощная фигура заслонила от меня солнце, и я бросила взгляд вправо. Роджер уверенно встал перед возбужденной толпой, и весь его вид – непреклонный и мрачный – говорил, что он готов биться. За своего сына и за паренька Айдана. Он начал с того, что повинился перед людьми за ненадлежащее воспитание сына и взял ответственность за происшествие на себя, пообещав наказать своего отпрыска собственноручно. А потом что-то важное сказал о милосердии. На наше счастье, его слова вдруг оказались, как порыв свежего ветра, порвавшего липкую паутину словоблудия Хирама. Люди прислушались к нему больше, чем к лицемерному Кромби с его пространно–скользкими речами, и предпочтения голосующих стали явственно склоняться в пользу безопасной по всем статьям крапивы. В конце, речь об изуверском отрубании кистей уже не шла, но перевес за страшное наказание плетьми был всего в пару-тройку голосов. Это были мужчины из недавно прибывших семей, которые еще не ориентировались в связях общины. Они, кажется, действительно боялись за своих детей: к их ногам жались маленькие девочки. Джейми с Роджером опять ухватились за дирки. Но, как это ни странно, неожиданная поддержка пришла с той стороны, откуда мы никак не ожидали. Эта бестия, Марина, нахально выпорхнула в круг и пристыдила мужчин – и дам – за их неуместную жестокость. – Как вы мошеш' так сурово наказать этот бестолковый малтчик за такой опыщный жисненный выхоток! – воскликнула она, и от негодования акцент ее порядком усилился. – Бойтес' Бок, л'юти! Фы ше искалечайт' их на фся жисн'! Они сапсем дитё и осознайт' фсё уже, смотреть все туда, – она изящно указала своей округлой рукой на замерших в шоке подсудимых, которые, по правде говоря, мало чем отличались от статуй вселенской вины. – А мы, Рихтер, особо пострадавший, согласен на просто порка крапива. Та-аа... Как всегда, кошачьи повадки Марины и ее завораживающий бархатный голосок произвели на мужчин магическое воздействие. Глаза их заполонились невнятными желаниями и отвлеченными мыслями. Даже я почувствовала некие томные вибрации в груди, отчего мне захотелось вдруг срочно бежать куда-то, выполнять любые ее прихоти. Вот же зараза!.. Как она это умеет? На последнем витке голосования все выдохнули с облегчением и пошли готовить место для экзекуции: кто-то вынес пару тяжелых лавок из молельной избы, кто-то вызвался нарвать карательных пучков... Благо, далеко ходить было не надо – крапива росла под каждым забором. Свежая и, поэтому, мучительно жгучая... В результате, наши парни еще довольно легко отделались, хотя бедолагам, наверное, так не показалось. Их голые мальчишеские тела, намертво прикрученные к лавками, пыхтели и извивались под жгучими метелками, когда Хирам с помощниками, прямо-таки с великим знанием дела, охлестывали их в две руки, специально задерживая огненные листья на коже, чтобы уязвить посильнее. Я смотрела на Джейми. Он смотрел на это безобразие и... старался выглядеть спокойным, но – судя по его остекленевшему взору – просто ничего не видел. Создавалось ощущение, что мой муж напрочь закрылся в какой-то непроницаемый кокон и теперь действовал чисто механически, не позволяя себе чувствовать. Иначе, эта лавина, сорвав заслоны, захлестнула бы его с головой и разрушила все на своем пути. И Джейми – в первую очередь. Я вскользь глянула на Марину, и какое-то нехорошее подозрение зародилось во мне. Казалось, девица смотрела на это свирепое действо с каким-то странным вожделением: черные глаза ее были подернуты поволокой, сочные губы прикушены, а внушительная грудь вздымалась с удвоенной силой. Фрау явно наслаждалась мучениями несчастных мальчишек, будто... изысканной трапезой. Вот же бестия! Они же совсем еще дети, прости Господи! Сама же сказала! Хм-м... но, учитывая, кто и как поймал наших неосторожных друзей, вполне возможно... Но она же, в итоге, сама за них и заступилась. Да... всё это как-то непонятно... – Довольно, – взглянув на пожалованные ему за службу часы, спокойно сказал Джейми, и только я могла слышать, как задеревенел его голос. – Справедливость восстановлена. Они искупили свою вину перед общиной. Будьте добры, отвяжите их, мистер Кромби. Потом он набрал воздух в легкие и поднял голову: – Граждане Риджа, я, ваш лэрд... а так же мистер Маккензи и мистер Хиггинс, сердечно благодарим всех за понимание и снисходительное отношение к нашим оступившимся детям. Поверьте, мы не забудем этого, – он вдруг многозначительно взглянул в сторону Хирама, потом обвел взглядом благодушно кивающих людей, на самом деле радостных от того, что все закончилось разумно, без ненужной жестокости. – Мы даем обещание, что дома охальников ждет дополнительное наказание за их непотребное... поведение. И, поверьте, очень суровое! Ошалевшие парнишки поспешно – пока толпа отвлеклась на лэрда – натягивали дрожащими руками штаны и рубахи, морщась от соприкосновения ткани с обожженной кожей. Но от слов деда бедолаги напряженно замерли и поглядели на него с новым испугом. Их исплаканные глаза растерянно запилигали. – Обещаем, – продолжал Джейми, – что с этого момента мы будем контролировать каждый их шаг. Провинившиеся будут загружены работой и больше не посмеют нарушать наши Законы! Или я, – он грозно зыркнул в сторону провинившихся, – самолично спущу с паршивцев три шкуры. Вот этими руками! Джейми поднял вверх свои увесистые кулаки и демонстративно представил их зрителям на всеобщее одобрение. – Ну, надеемся, дома ты, как и обещал, спустишь с них хотя бы одну, лэрд, – добродушно прогудел Ронни, и все облегченно засмеялись. – Не думаю, Ронни, что я давал когда-нибудь повод усомниться в моих словах, а? Джейми тоже усмехнулся. Его заметно отпустило. – Ну-ну, знаем, знаем мы нашего грозного лэрда, небось, пожалеешь пацанов, а, Джейми? – подначил Дункан. – Ну, что ж, если завтра к вечеру они еще смогут сидеть, можете прийти и добавить, разрешаю. – О, звучит внушительно. Похоже, пацаны, придется вам обкладывать подушками свои филейные части. На манер хранзуских барышень... Или спасаться огородами, отсиживаясь где-нибудь в лесу. Пока дед и папашки ваши не отойдут. Я, помнится, так и делал по молодости – тоже задница заживать не успевала... – Не тот случай, Глен, – им все равно придется прийти и ответить за свой поступок. По-взрослому. – Что, парни, не захотите больше, чай, на девичьи прелести-то пялиться? Никогда, а? – сочувственно потешались мужчины, стараясь вывести приунывших мальчишек из шока. – Ну-ка, ну-ка, ребята, давайте, не портите нам пацанов, – пробурчал порядком расслабившийся Роджер, – у них и так мозги набекрень, поросята. Он взъерошил понурую голову сына, чуть потормошив его сжатые плечи крепкой рукой. Потом похлопал по спине подавленного Айдана, который, нервно всхлипывая, все еще находился в кататимическом потрясении, и передал его в руки Бобби. – Ну, все, Собрание на этом считаем законченным, господа, – облегченно объявил Джейми, почти не соблюдая положенные формальности, – можем расходиться, полагаю. – Не-ет, лэрд, подожди, надо решить еще один вопрос, – Хирам, вкрадчивый, как змей, приблизился к Джейми. – Чего еще, Кромби? – Джейми насторожено глянул на настырного старосту. – Виновные наказаны. Дело закрыто. – Я так не думаю, лэрд. Отойдем на пару слов. И пусть, – он возвысил голос, – никто не расходится! Я внимательно следила, как Хирам в чем-то настойчиво убеждал моего мужа. Потом Джейми вдруг порывисто развернулся и сказал пару слов ему с такой яростью: аж слюна извергалась из его рта прямо Кромби в лицо. А когда мой муж вернулся назад, я заметила, как тихое бешенство неудержимо клокочет в его глазах. – Господи, что еще ему надо? А, Джейми. Он смотрел насколько мгновений на меня, не понимая вопроса и, похоже, вообще не замечая моего присутствия, потом, наконец, пришел в себя, и взгляд его стал осмысленным. – Этот ублюдок хочет, чтобы девчушек тоже наказали. Дескать, они вели себя непотребно и спровоцировали инцидент. – Наказали? Как? – Ну... Так же как Джема и Айдана, – Джейми с негодованием мотнул головой. – Что? Джейми, я не понимаю? Он хочет их раздеть? Догола? При всем народе? – Да. Он говорит, что это будет справедливо, – мой муж потихоньку скрежетал зубами. – Справедливо? Ах, он, чертов лицемер! То есть, я правильно поняла, он собирается обнажить их зады перед всем Риджем и заставить всех этих людей делать то, за что только что так ужасно наказали наших мальчишек? Пялиться на голых девиц? И после этого он еще что-то там верещит о погибающей морали? А сам под шумок, гнусный пес, собирается воспользоваться моментом, чтобы под благовидным предлогом узреть нагие женские тела? Да еще и помучить их вдоволь? Садист! – Саксоночка, прошу, не добавляй масла в огонь! Я и так еле сдержался, чтобы не пришибить этого мерзкого фарисея прямо на месте. – Да я сама сейчас вырву его паршивую бороденку по волоску! К чертям! – я ринулась в сторону Кромби, но была тут же удержана за руку моим мужем. – Да будь я проклят, если позволю ему это! И, теперь, никто, надеюсь, не сможет упрекнуть меня в предвзятости. Да и потом, эти «вавилонские блудницы», как окрестил их Хирам, виноваты не больше, чем наши парни. Так что пусть с ними родня разбирается, нечего здесь их срамить. Терзают меня смутные сомнения по поводу того, кто тут заправляет всем этим спектаклем... Вот кому бы я с удовольствием всыпал, – как бы про себя пробормотал он, коротко взглянув в сторону Марины. – Так что ты сказал Хираму? – Ну, так и сказал, что если он не уймется, я донесу до народа эту его тайную распутную мысль насчет попялиться задарма на молодую женскую плоть, и так, что он вовек не отмоется, грязный святоша. Хирам между тем, опять выйдя в центр поляны, красноречиво вещал что-то о блудницах, Евиных дочерях, змее искусителе и справедливости, осторожно посматривая на Джейми, который, на самом деле, большую часть времени отрешенно смотрел куда-то в землю. Наверное, боялся испепелить Хирама взглядом. Народ одобрительно гудел. Потом Кромби велел подойти несчастным девицам. Хельда и Ингэ – все красные, заплаканные и трясущиеся – вышли перед толпой, где еще стояли скамьи, не остывшие от наших мальчишек. Кримхильд, на ее счастье, на Собрании почему-то не оказалось. – Деда! – Джем отчаянно вцепился Джейми в рукав, зрачки его расширились. – Останови его! Я, я пойду!.. За нее... за них. Можно? Джейми грустно усмехнулся и положил руку ему на плечо, приобняв. – Хватит с тебя на сегодня, рыжий парень. Не бойся, ничего особо страшного им не грозит. Надеюсь... Впрочем, так оно и было. Хирам заставил девушек встать на колени и вытянуть вперед свои дрожащие руки. Потом несколько раз хлестанул по ним крапивой. С наслаждением так хлестанул, от души – дьявол забери этого похотливого мерзавца! Конечно, по сравнению с тем, что выдержали за эти два безумных дня наши пареньки, наказание выглядело довольно легким. И вряд ли девчонки вообще чувствовали хоть какую-то боль сейчас, судя по их расширенным в великом потрясении глазам. Все-таки, Джейми был прав: стыд гораздо страшнее, чем физическое страдание... Гораздо. Хорошо, хоть, что несчастным «блудницам» не пришлось испытать всей прелести мук двухдневного ожидания. И того унижения, о котором тайно мечтал Кромби. На этом Собрание закончилось, и люди стали расходится, удовлетворенно переговариваясь и почтительно кивая нам на прощание. Мы тоже смогли, наконец, пойти домой, подальше от порицающих или сочувствующих людских взглядов.