ИБО, СОВЕРШИВ ГРЕХ, ЗАСЛУЖИЛ Я ТВОЁ НАКАЗАНИЕ...

***

ТИХОНЬКО ОТВОРИВ ВОРОТА, мальчишки прислушались: после яркого солнечного света трудно было что-либо различить в полумраке конюшни. Вкусно пахло навозом, сеном и лошадиным потом – такими привычными и уютными запахами. А еще сухим зерном и отрубями. «Конюшня – храм для лошадей», – любил говаривать дед. Поэтому конюшня Фрейзеров была построена идеально: из добротных струганных бревен, с ровным глиняным полом и двумя прямыми рядами денников на двенадцать лошадей, каждый из которых всегда был засыпан чистой соломой и опилками. Никакая грязь здесь не допускалась просто по определению. За этим исправно следил Бобби Хиггинс. Лошади Фрейзеров всегда были самые ухоженные во всем Ридже: сытые, лоснящиеся, с прочесаной гривой. Просто загляденье! После знойного огорода парни погрузились в приятную прохладу помещения. Через небольшие окошечки под потолком проникали легкие лучики света, в которых медленно парили, иногда клубясь от резкого дуновения, частички сенной пыли. В стойлах тихо пофыркивали несколько животных, незанятых на данный момент в работах. В том числе и лошадь его матери – красавица Леди Белла. Во время Войны она чуть не погибла, но сейчас, хвала Иисусу, ждала жеребенка. На самом деле, Джем ходил вокруг кобылы хороводом – его обязанность была кормить, чистить и выгуливать будущую роженицу. Что он и выполнял, по мере возможности, очень старательно. Парень ждал родов Беллы с замиранием сердца, потому что дед – Джем не мог поверить своему счастью! – обещал жеребенка именно ему. И вот что теперь? Иисус твою ж Рузвельт Христос! Наверняка он ничего не получит! Зря он так ждал и надеялся!.. От этой ярко вспыхнувшей мысли резануло в груди, и настроение окончательно упало, разбившись на мелкие-мелкие осколки. Вот что за невезение такое! Он грустно скормил Белле несколько принесенных морковок и свой, заныканый еще с завтрака, липкий кусок сахара и, тяжко вздохнув, потрогал мягкий жующий храп. Слезы сами навернулись на глаза. Почувствовав настроение приятеля, добрая кобыла тихонько тыкалась мордой в его ладонь, плечо и фыркала сочувственно, обдувая волосы густым теплым дыханием. – Да, – сказал ей Джем, глотая слезы. – Вот так. Но ты не волнуйся, я буду к тебе приходить все равно. И может, в следующий раз... когда ты родишь еще... А я не буду вести себя, как последний придурок... Сердце его дрогнуло, и он зачерпнул для Леди Беллы ведро воды, чтобы как-то отвлечься и не расплакаться окончательно. Потом закинул ей сена в почти пустые ясли. Она должна есть за двоих... Красавица-девочка!.. На самом деле, он уже давно с замиранием сердца мечтал, как будет растить своего питомца и заботиться о нем… А потом, через пару лет, станет гарцевать на прекрасном, тонконогом – как его породистая мамаша – золотисто-буланом жеребце. Ну или, ладно, пусть это будет кобыла, не важно!.. И... эх-х!... Теперь все его мечты – разбились, разлетелись в прах. Сгинули коту под хвост! Иисус, дернула же его нелегкая заниматься этаким непотребством! Вон теперь сколько проблем у всех!.. А уж у них с Айданом и подавно. Н-нда-а... Развлеклись, называется, по полной, кретины идиотские. Но теперь уже ничего не вернешь... остается только расплачиваться за содеянное. Джемми снова тяжко вздохнул. Хотя... все-таки, чего греха таить, посмотреть одним глазком на его прекрасную Хельду стоило этаких терзаний. Наверное?.. Образ обнаженной плутовки, стоящей к нему кругленьким полновесным задом, вновь, как и тогда... заставил его плоть предательски воспрянуть. Ой-ей-ей, да что ж такое-то! Вчера, когда Кромби хлестал его этой чертовой крапивой, он ни на секунду не мог забыть о том, что она смотрит. Воспоминания вновь заставили его передернуться от острого стыда. Поэтому он, как мог, держался тогда, зажмурив глаза и стиснув зубы, хотя это было совсем даже нелегко. На самом деле, Джем плохо помнил вчерашнюю пытку: тогда в голове что-то напрочь отключилась, и оглушенный мозг воспринимал происходящее, будто сквозь мерклую пелену. Память выхватывала только особо острые моменты. Вот они с Айданом уже много томительных часов сидят в молельной избе, одинокие и дрожащие, не в силах думать и говорить. По уши загруженные теми жуткими обвинительными словами, которыми облил их Хирам, а так же нарисованными старостой отвратительными подробностями предстоящего наказания. Мистер Кромби не поскупился в описаниях, чтобы вразумить их, распутных грешников, надо отдать ему должное. Он велел им молиться, но они не могли вспомнить ни одной молитвы, полумертвые от стылого ужаса. Вот их зачем-то заставили раздеться и, оставив в одних рубашках, вывели почти голых перед гудящей толпой... Зато Джем хорошо запомнил непроницаемые, хмурые лица отца и деда, избегающие смотреть в их сторону… и просто физически почувствовал густой позор своего родителя, когда тот выступил вперед – просить людей Риджа в его, беспутного сына, защиту. И Джем никогда не забудет ту мучительную боль в груди и во всем теле, которую испытал за отца, повинно склонившего голову... В этот момент он сам готов был провалиться сквозь землю. Хельда была там. Охваченный внезапной паникой, Джем заметил в толпе ее нежно-васильковое платье и знакомый кружевной чепец, прикрывавший склоненную головку… Пухлые пальчики нервно теребили что-то белое – похоже, носовой платок. Он не знал, сколько это – те десять минут, которые назначил дед, и весь процесс показался ему тошнотворно бесконечным. И страшным. Не только от жгучей нескончаемой боли, но и из-за полной беспомощности перед сокрушительным вторжением посторонней силы, которая эту боль хладнокровно причиняла. А он, намертво привязанный, не мог даже пошевелиться. Ему хотелось вырваться из безжалостных пут и бежать, бежать без оглядки. Или хотя бы кричать – от страха и боли. Но он не мог себе этого позволить, потому что Хельда… она смотрела. И он знал это. Хотя слез от страшной обиды перед такой оглушительной жестокостью людей ему-таки сдержать не удалось. Когда, наконец, отец с дедом забрали с места казни их дрожащие от шока тела, Джем, постепенно оттаивая, ощутил себя окруженным такой, по-настоящему дружеской защитой – теплой, ненавязчивой – которая помогла к вечеру почти отбросить все эти ужасные переживания. Пацаненок даже усмехнулся ехидно, вспоминая те байки, который травили для них старшие мужчины, в попытке развеселить. Вот же хитрые какие, сами такие воспитывают, а сами-то вона что отмачивали в детстве! В общем, потом, все стало как-то легко и забавно. Да. Джем вообще предпочитал долго не удерживать в памяти неприятности. Было и прошло. Что ж теперь делать? Забыли. Только резкие всплески стыда и вины заливали краской его уши, когда он вспоминал о Хельде. Девушка тоже пострадала там из-за него… А он мог только беспомощно смотреть, как мистер Кромби хлещет ее крапивой по рукам. При всех! Так же, как до этого хлестал его самого… И вот… ее прекрасные ручки, Боже, во что они превратились! Конечно, это Джем во всем виноват, а кто же еще?.. Он дал себе зарок найти Хельду и как-то поговорить с ней, извиниться за себя и за Айдана тоже. Глупо и неправильно все вышло… Вечером, закрывшись в своей комнате, он аж три раза натерся охлаждающей мазью, которую дала ему бабуля, и то потом еле как заснул – так безостановочно палили изжаленные чресла, будто внутри кожи лопались и лопались маленькие пузырьки с едучим зельем. Хотя наутро, действительно, стало все более-менее сносно, как Клэр и обещала. Но, впрочем, Господи Иисусе, еще ничего не было закончено... – Эй, брат, иди сюда... – глухим полушепотом позвал Айдан. В дальнем конце конюшни, перед выходом в паддок, находилось довольно просторное помещение, размером в два денника, покрытое дощатым полом. Там обычно хранилась всякая амуниция и инвентарь для лошадей. Айдан стоял у дальней стены и заворожено смотрел на целый букет ореховых хворостин, торчавших задорным фонтаном из высокого деревянного ведра. Он шумно сглотнул и перевел на подошедшего приятеля взгляд, полный скорбного трепета. Джем тоже хмуро уставился на злобные прутья, явно заготовленные по их душу, вернее, для их... злополучных задов. Этой части тела сразу, признаться, стало как-то неуютно при мысли о болезненных возможностях этих жгучих штуковин. Куда как той крапиве... Джем протянул руку и осторожно вытянул прут – мокрый, блестящий от воды. Ох, итиш ты, какой длинный!.. Потрогал враз окоченевшими пальцами. Ровный, заботливо обструганный от сучков. Потом попробовал согнуть. Гнулся он что надо! Дотошный исследователь несколько раз взмахнул им хорошенько, рассекая воздух с присвистом, потом все сильнее, резче. Н-да-а... Кстати, вон и тяжелая скамья стоит тут же, вдоль стены, терпеливо дожидаючись провинившихся тел. Их с Айданом. – Джем! Да, перестань ты, придурок! – Айдан явно паниковал, да и Джему было как-то не по себе. – Ой, ну и подумаешь! – он решил не показывать свой страх. – Это всего лишь ветка, кретин! Ты что, об ветки никогда не хлестался? Айдан посмотрел на него так, будто усомнился в его умственных способностях. – Тоже мне, сравнил, умник! Когда веткой хлестнет один раз – и то больно как! А когда тебя специально хлещут со всего маха, представляю... Губы его дрогнули. – Да ладно, Айд. Что тебя Бобби никогда не порет что ли? Вон сам рассказывал... сметану когда слопал... и за топор потерянный. А помнишь, мы с тобой заигрались и коров забыли забрать из стада. Мне ух как сильно тогда попало, до синяков аж! – Да Бобби же ремнем бьет, ты думай! И потом... не так-то сильно и лупит он. Не знаю... Все быстро проходит. А розгами он ни разу даже не бил. Не представляю... как это. – Меня отец тоже не больно бьет вообще-то! – Не больно? Чего ж ты тогда орешь на всю округу как резанный? – Ну... это… чтобы он сильно не расстраивался. Вроде как старается же... старикан-то мой, аж потеет. – Ага, я тоже поэтому всегда кричу погромче – чтоб Бобби не огорчать. Они с Айданом, придя к очевидному согласию по данному, весьма щекотливому вопросу, снисходительно посмеялись над своими «незадачливыми» предками. Ну, так не над собой же потешаться... Стыдно признаться, право, что не можешь сдержать отчаянных воплей, пока рассвирепевший родитель изгоняет твоих зарвавшихся бесов, методично наяривая то место, которое Бог специально предназначил для этих целей. Чертовски больно, на самом деле, как бы они там друг перед другом не хорохорились! – Ну, ладно... пошли что ли... копать же надо. Да и поесть не мешало бы... – Подожди, Джем. Айдан тоже вытащил прут и попробовал хлестануть себя по бедру. Результат ему совсем не понравился. – Ой! Ого! Ничего себе! – он скривился в неожиданном приступе боли, изо всех сил растирая обожженное место. – Как больно-то! – он опять в отчаянии замандражировал. – Я не выдержу этого! – Выдержишь, куда ты денешься! Не дрейфь, брат! – Джем вдруг, приложив достаточно усилий, коварно стеганул приятеля поперек ягодиц, извлекая из горла пострадавшего истошный вопль. – Вот видишь, не больно же совсем! – заорал он на всю конюшню, стремительно убегая, потому что Айдан вчистил за ним незамедлительно, размахивая своей вицей, будто жезлом возмездия. – Ах, ты! Ну, погоди ж! – ноги Айдана были длиннее, и Джем, в свою очередь, почти у самых ворот схватился за вспыхнувший зад. – Ну и как, скотина ты этакая?! Приятно, да?! – Ты поплатишься за это, грязный ублюдок! – проревел Джем, разворачиваясь и становясь в стойку фехтовальщика, совсем, как учил его дед. – Защищайтесь, милорд! Потому что я намерен вас убить! Он пошел на Айдана, нанося укол за уколом, а потом просто начал беспорядочно хлестать воздух перед собой так, что приблизиться к нему стало страшно. Айдан, в свою очередь, выставил вперед свою импровизированную рапиру, и оружие взбудораженных воинов скрестилось в смертельной схватке. Некоторое время слышалось лишь напряженное сопение и вскрики, когда кому-нибудь из них удавалось достать другого – в основном, по бедрам или плечам. Мальчишки неосознанно наносили удары покрепче, чтобы была возможность хоть как-то попробовать, что им вскорости предстоит и, может, хоть чуточку привыкнуть... – Берегись, жалкий трус! Сейчас ты у меня получишь! – От труса и слышу! Подойди поближе, и я надеру твой рыжий зад! Поупражнявшись немного в ожесточенном фехтовании так, что даже кровь кое-где проступила на рукавах, они в конце-концов разодрались всерьез и, повалившись на пол, пыхтели и мутузили друг друга от души. Джем подбил Айдану глаз и разодрал щеку, а Айдан, в запале нешуточного сражения, расквасил названному брату нос. В итоге, от их яростной возни лошади сильно разволновались: начали громко всхрапывать и ржать, устроив настоящее столпотворение. Подоспевший на шум Бобби, недолго думая, втянул обоим дебоширам хлыстом по задницам, а потом, подхватив рычащих и брыкающихся мальчишек за шкирки, выволок их из конюшни и окунул по очереди в бочку с водой, подождав, пока тела их судорожно не задергались от недостатка воздуха. – Так, молодежь! – Бобби тряханул обтекающих драчунов за вороты, требуя ответа. – В чем дело? Чего вас мир опять не берет? Всех лошадей переполошили вон! – А чего он! – доходчиво пояснил отчиму распаленный Айдан, глотая слезы и воду, капающую с растрепанных волос. – Так, Джем, – Бобби даже в самых сложных ситуациях не терял присутствия духа. – Ну и чего ты? Объясняй, давай. Джем, слегка огорошенный неожиданной ванной, запыхтел и, не обращая внимания на Бобби, попытался достать Айдана. – А он чего! – Так, понятно, – Бобби снова тряхнул развоевавшихся прохиндеев. – А ну-ка быстро прекращайте бузить, а то сегодня, сдается мне, не рассчитаться вам за свои грехи! – он кивнул на валявшиеся в дверях неподалеку измочаленные хворостины и усмехнулся. – Что, решили попробовать, каково это? Ну и как? Понравилось? – Да не особо, – буркнул Джем, растирая саднящие ранки на плечах и на бедрах. – Ну вот и не искушайте судьбу, а то быстро добавки-то пропишем, бестолочи бестолковые. За этим дело не станет. – Ладно, Бобби, все, отпусти, – Айдан дернулся, высвобождая одежду. – Мы успокоились уже. – Успокоились? Ладно. Умывайтесь, давайте, и идите, поешьте. Скоро уже, хозяин и мистер Мак должны вернуться. Позовут вас на воспитательные процедуры... Да, и помириться-то не забудьте! А то неровен час, поубиваете друг друга, чертенята, пороть будет некого. Мальчишки исподлобья взглянули на Бобби, потом друг на друга, и невольно заулыбались, потому что выглядели оба очень потешно. Взъерошенные, красные, исцарапанные, мокрые, измазанные в крови. Бойцовые петухи, да и только, на которых, помимо всего прочего, выплеснули ушат воды. – Ладно, мир, брат! – несколько невнятно из-за перекошенной щеки проговорил Айдан, протягивая Джему кулак для их условного братского рукопожатия. – Будь я проклят, – он облизнул разбитую губу, – если я держу за пазухой зло на своего кровного брата. – Будь я проклят тоже, – Джем церемонно ударил себя кулаком в грудь там, где бьется сердце. – Мир, брат. Бобби смотрел на них очень серьезно, потом взъерошил обоим мокрые вихры. – Ну, все, братья–разбойники, давайте, мойтесь и дуйте к нам домой. Там Эми вкусных щей наварила. М-м-м... пальчики оближешь! Огород-то докопали, нет? – Почти, Бобби!.. Джем, хохоча, уже поливал на Айдана водой из бочки. А что? Все равно уже мокрые с ног до головы. – Понятно. Ну что ж, пока не докопаете, будете пахать, лоботрясы, – прокричал он вслед убегавшим по направлению к домику Хиггинсов голодным пацанятам, – хоть до утра! Потом, насмешливо цыкнув зубом и с укоризной покачав головой, он расседлал Пегги и отправился осматривать свои потревоженные владения, по дороге ласково успокаивая все еще взбудораженных лошадей.