Напряжение сковало всё тело, словно тугим тросом, губы искусаны до кровоточащих ранок, которые омывает алкоголь, из-за чего те пощипывают, а брови опущены и сведены, создавая на переносице плотную складочку. Разрывает изнутри и хочется сорваться — он никогда прежде не был подвергнут такому гневу. То самое чувство, когда убийство не кажется чем-то ужасным.
Глоток, и жуткое, такое противное вещество снова разлилось теплом по телу, отдавая горечью на языке. Он морщится, откидывая наполовину наполненную бутылку виски на соседнее сидение своего авто, и вытирает губы рукавом толстовки, с отвращением наблюдая из окна за тусующимися во дворе дома Пака людьми.
Им всем весело, черт подери, а у него руки чешутся и зубы скрипят. Всё кажется омерзительным на данный момент, и хочется ударить, наконец, кого-нибудь.
— Друзья, блять, — прошептал он с отвращением, открывая входную дверь. И пусть никогда не считал троицу ими, но ведь они его именно так и называли постоянно. Какое чокнутое понятие у них дружбы.
Чонгук выпрямил спину, когда освободил салон авто, и уверенной, тяжелой походкой зашагал навстречу громкой музыки и звонкого смеха молодежи. Ладони то и дело сжимались в кулаки, а губы дрожали от злости, показывая оскал. Он совсем не осторожничал с людьми, попадавшимися по дороге, и толкал их плечами, а кого-то руками от себя отдалял, чтобы не мешались. Его глаза были направлены на первого, с этого дня врага, — Чимина, развлекающегося в обществе девушек. Этому идиоту весело, а Чону от этого ещё сильнее хочется разукрасить ему лицо.
— Опачки, а говорил, не придёшь! — воскликнул тот оживленно, прижимаясь головой к открытой груди одной из студенток, повиснувших на его шее. — Про комнатушку моих родичей вспомнил?
— Отпусти девушек, — проговорил в ответ твердо Чонгук, остановившись на расстоянии вытянутой руки от Пака.
Тот захохотал, узрев столь серьёзного друга, и с лёгкостью убрал руки от них.
— По-братски, забирай, — Чимин не понял смысла, не понял намерений, просто продолжал беззаботно улыбаться и искать взглядом новую добычу на эту ночь, как его неожиданно и так резко схватили за воротник футболки. — Э, ты чего?
Отвечать ему Чон не видел смысла, просто нанёс удар по лицу, сильно замахнувшись, а после повалил на землю, безжалостно избивая и поддаваясь самой настоящей агрессии. Парень не давал ему сказать и слова, только смотрел в глаза бездушно и без единого намёка на снисхождения пачкал свои кулаки кровью.
Над ними столпились, но жалкие попытки пьяных одногруппников оттащить его от Чимина обрывались так же легко, как ломался того нос. Жертва потасовки старательно скручивалась и закрывала руками лицо, не находя возможности нормально защититься или же постараться ответить тем же. Всё было слишком неожиданно и быстро.
В глазах потемнело, он готов был вот-вот потерять сознание от столь сильных побоев, но в какой-то момент разъярённого Чона смогли отдалить, давая Паку возможность задышать.
— Уроды, как вы могли?! — брюнет кричал, что есть мочи, и снова рвался к качающемуся на земле парню, пока перед глазами не промелькнул ещё и Мин Юнги.
— Ебанутое ты существо! — высказался ещё один «друг», толкая вместе с ребятами Чонгука к бассейну. — Освежись, дебил, блять!
Но тот, освободив свои руки из заточения, ловко увернулся и яростно ударил по лицу Мина, а затем толкнул его в бассейн.
— Сам освежись, ничтожество.
Чон смотрел то на барахтающегося в воде парня, то на еле живого Пака, который даже подняться самостоятельно не мог, и просто успокаивал своё дыхание. Он не дурак, чтобы садиться в тюрьму из-за убийства кого-нибудь из них. Этот мусор того не заслуживает. Ему просто нужно успокоиться.
Но злости внутри слишком много, ведь мало выплеснул, совсем мало…
Ему нужен чёртов Ким Тэхён. Тот, который всё и затеял.
И Чонгук знает о его местонахождении, знает, где раздерет это обкуренное лицо.
Угрожающе посмотрев на ребят, всё ещё ищущих попытки напасть, он сплёвывает и уходит из их общества той же уверенной и тяжелой походкой. Музыка всё играет, да и большая часть молодёжи продолжает веселиться, ведь, если по-честному, то всем плевать, кого и за что здесь бьют. Всем на всех плевать, лишь бы залиться халявным бухлом и отыметь кого-нибудь за углом.
Музыка в ушах стихала с каждым пройденным шагом, а сердце, не успокаиваясь, яростно билось в грудную клетку, требуя продолжения войны. Ноги вели его к пустующему стадиону, принадлежащему школе этого района. Ким Тэхен здесь часто проводит своё время, гоняя баскетбольный мяч или же просто валяясь на трибунах и покуривая травку в полном одиночестве. И сейчас, приближаясь к площадке, Чон видит его мелькающую, немного вспотевшую спину.
— Черт, — простонал Ким, второй раз не попав в корзину. Отбросил мяч, взъерошил отросшую челку и поднял голову вверх, уставившись на небо.
О чём думает этот парень — никто никогда не знал, кроме Чонгука. Тот сам ему открывался, словно видел самого родного и близкого человека. Искал всегда поддержку и понимания, ждал, пускай укоризненного, но правильного совета именно от него. Для Чонгука Ким Тэхён никогда не был другом, в то время как для него он был единственным. Он просто нуждался в нём.
Мяч отпрыгивал от земли в такт бешеному сердцу шагающего, что еле сдерживал себя от неожиданного нападения со спины, затем оказался в его руках. Чон прищурился, держа спину ровно, и ждал, что Ким сам заметит его. В скором времени так и случилось. Когда стихло всё вокруг и даже стук от мяча перестал тарабанить по ушам, блондин обернулся.
Взгляд не был удивленным, но кадык дрогнул. И поздороваться первым никто не желал.
— Сыграем? — предложил Чонгук ядовито. Даже голос казался не его.
Не дождавшись ответа от соперника, парень бросил со всей дури тому мяч, надеясь ударить побольнее в грудную клетку, однако тот среагировал быстро и задержал его руками.
— Давай, — в тон ему ответил Тэхён и повел игру, отбивая мяч от земли.
Чонгук рванул к нему агрессивно и явно не просто с соперническим настроем. В нём горела неописуемая злость, а сам он был похож на настоящего хищника, которого до этого момента не видел в нём Ким. Его плечо так сильно задел, что пришлось уступить мяч и просто обхватить водящей рукой своё больное место.
— Мы не в американский футбол сейчас играем, — прошипел парень, но позиции не сдал.
Блондин рванул к Чону шибко, успев отобрать мяч у самой корзины, и вдруг остановился прямо у его лица.
Клянётся, он видел даже пар из его ноздрей, и, господи, краснющие, обозлённые глаза. Брюнет напоминал настоящего быка, а Тэхён вдруг стал уверен в том, что его хотят прямо сейчас и здесь затоптать, да рогами проколоть насквозь.
Игра закончилась.
А война только началась.
— Мерзость. Ты мерзость, — выплюнул Чонгук и схватился за воротник Кима, максимально приблизив его голову к себе. Затем ударил в живот кулаком, а тот даже не сопротивлялся. Сгорбился и закашлял, но держался стойко. — Я просил, сука, просил тебя не трогать её! — ещё один удар куда-то между ребер, и тот падает на колени. — С самого первого её появления в университете, я просил тебя даже не смотреть в её сторону, просил?!
Но вместо ответа рваный кашель и смех. Ким издевается или же он просто суицидник — непонятно, но ясно одно — ему совершенно не совестно за содеянное.
И это злит куда больше. Чонгук прорычал дико и разительно ударил парня по челюсти, из-за чего он упал на землю, явно теряя ориентацию в пространстве. Затем упал и сам, нещадно продолжая изводить его лицо своими кулаками. Тэхён заслужил покалеченного лица и пару сломанных рёбер, он заслужил быть ничтожным и больше не получать, пускай и фальшивое, но
«друг» от него. Ким Тэхён заслужил быть никем.
— Я больше никогда не посмотрю в твою сторону, а будешь умирать — засыплю землёй с удовольствием. От наркотиков или самобичевания — плевать как, но умри, чтобы я тебя больше не видел, — пока руки Чона были скреплены на его воротнике, Ким смотрел прямо в его глаза и внимательно слушал, словно преданный пёс. Внешне оставался безразличен, а внутри уже начинал умирать.
Один за другим, такое чувство, прогнивают органы, и так моментально, словно в носу уже стоит неприятный затхлый запах. Глаза — стёклышки — чистые, прозрачные и бездушные. Нечитаемые совсем, разве что боль не могут утаить. Ким Тэхёну действительно больно, и даже просьба Чонгука теперь кажется реальной.
Ему не жаль эту деревенскую девку, совсем не жаль, нет, — ему страшно от того, насколько сильно Чонгук привязался к ней и как долго он ещё будет ненавидеть его за тот поступок.
— Если бы ты мне тогда не сказал, чтобы я её не трогал, то мне было бы плевать, — прохрипел Ким парню в спину, наблюдая, как тот уходит.
Разрушать то, что он любит, — не дружеский поступок.
А разве для Тэхёна Чон Чонгук друг?
***
Рисовать под настольной лампой всегда казалось проблемой, ведь эта тень от руки с мелком раздражала бы даже неумелого ребёнка. Линии кривили, растушёвка хромала, а лист вообще казался жёлтым, из-за чего терялось представление картины. Но у Викки вдохновение из ушей выпирало, да глаза горели сильнее, чем та же старая лампа. Она рисовала и радовалась, не прекращая думать именно о нём — своём источнике вдохновения. Уже не скажет точно, с каких пор им стал именно Чонгук, но от одной только мысли, что завтра они снова встретятся, ей хочется улыбаться. Она вряд ли когда-нибудь озвучит свои мысли на его счёт, ведь кактус иголки свои не сбросит, да он и не требует от неё нежностей и постепенно привыкает к такой колючке. Чон Чонгук единственный, кто по-настоящему чувствует её.
— Блин, — проныла девушка тихо, уложив голову на разрисованный лист, и прикрыла от безысходности глаза. Она самая настоящая балбеска, которая даже за учёбу сегодня не села, хотя должна сейчас только ею и заниматься. Обещала ведь, да и сама понимает, что ей без подготовки грозит отчисление.
«Отчисление» — больше это слово не кажется глупой шуткой, теперь это реальная угроза. Что скажет отец? Ему будет определённо стыдно за свою дочь. А Чонгук? Господи, если он посмотрит на неё разочарованно, то её стошнит от себя же и своей чёртовой глупости. Теперь в жизни Викки Квин два человека, которых она просто не может подвести.
Протяжно вздохнув, девушка решается, наконец, открыть конспект, но и тут находится причина, по которой ей приходится переключить своё внимание. В окно вдруг постучали, заставив напрячься и привстать.
Она тихими, мелкими шагами ступает по деревянному полу, боясь приблизиться к подоконнику, ведь на дворе поздний вечер, а друзей у неё нет, чтобы звать гулять подобным образом, да и Квин, что скрывать, стала с недавних пор пугливой. Но стоило задёрнуть занавеску и увидеть промелькнувшую чёрную макушку, как она выдохнула, тихо ругнулась и открыла окно.
— Ты можешь и в дверь постучаться, чего как вор под окнами ходишь? — проворчала она деловито и хотела продолжить, но вдруг взглядом каким-то сумрачным облили, и она замолкла.
— Впустишь? — так серьёзно и в то же время спокойно.
Девушка молча кивнула и указала пальцем в сторону, чтобы тот догадался пройти ко входу.
Маргарет уже спит, да и прогонять такого гостя, как Чонгук, никто не собирался бы. Он может приходить сюда, как к себе домой, да и их его семья всегда впустит.
Викки поправила растрёпанные волосы и вправила растянутую футболку в свободные пижамные брюки, ожидая появления парня. Хочется узнать о причине его позднего и такого неожиданного визита.
Когда дверь скрипнула и в комнату вошёл Чонгук, девушка оперлась одной рукой о стол, а другой начала ерошить свои волосы, презренно оглядывая гостя с ног до головы. Выглядит он странно: немного неопрятно, хотя для него это совсем несвойственно, слабо держит равновесие, судя по пошатываниям, и веки чуть прикрывают глаза, словно подуставшие.
— Чон Чонгук, Вы пьян? — начала она с иронии. Но когда её шутку явно не оценили, Викки вдруг и сама посерьёзничала.
— Вик, — прозвучало так тихо, затем он приблизился и положил свои руки на её щёки.
Теперь девушка убедилась, что он действительно пьян, — запах алкоголя прорезал ноздри, тем самым объясняя это странное поведение.
Сглотнув, Квин подняла свой взгляд и молча ждала продолжения. Вопросов в голове куча, однако говорить сейчас не хотелось.
Парень вытянул голову и прикрыл глаза, а после щекой погладил её щёку, словно котёнок, который потёрся о ладонь хозяина.
— Прости, — прозвучало следующее, а девушка недоуменно вжала голову в плечи.
Поведение Чонгука не просто странное, оно дико пугающее. Что делает он и что говорит сейчас совершенно не сочетается с привычным Чон Чонгуком, с которым она сегодня попрощалась на крыльце.
— Господи, зачем ты напился? — девушка отстранилась, приложив свои ладони к его плечам, и посмотрела презренно в глаза. — Ты ведь за руль в таком состоянии не садился?
Чёрт подери, садился. Его машина во дворе стоит. Такого безответственного поступка от этого человека никто никогда не ожидал. Тогда что же послужило желанием разрушить свою такую идеальную репутацию?
— Прости, пожалуйста, — всё повторяет парень, снова же потянув к ней свои руки.
А они содраны до крови, да и на скуле теперь заметен небольшой ушиб.
— Иди сюда, — пропустив мимо ушей непонятно откуда взявшиеся извинения, Квин потянула его за руку на кровать, а, усадив, ушла в ванную за ватными дисками и водой, ведь никаких антисептиков и прочих медикаментов она просто не имела.
Но какое же было её удивление, когда, вернувшись, она обнаружила уже спящее тело, закинувшее ноги полностью на кровать и подложившее под голову руку. Он просто уснул, так и не дождавшись помощи и не удосужившись всё объяснить.
Викки присела рядышком и, бесшумно вздохнув, провела указательным пальцем по его скуле. Сегодня он такой чужой, но не менее красивый. Впервые он беззащитен перед ней, и это только пугает.
В окно, добавляя атмосфере ещё больше странности и жуткости, начал биться проворный ветер. Девушка перевела взгляд на стекло, но вместо покачивающихся веток увидела своё отражение. Смотрела на себя пронзительно, не меняя направления глаз долгое время, а после быстро заморгала, потому что скопившаяся в уголках влага вдруг защипала. Она смахнула капельки, пуская струйки по щекам, и за волосы схватилась — хотела задавить ладонями свои ужасные мысли.
Она всё поняла. Всё.
***
Самое отвратительное и противное утро наступало безумно долго для него. Тело ломило дико, отчего парень наполовину проснулся уже как час назад; в горле настоящая пустыня, а в голове поселились пчёлы и безжалостно гудели, попутно жаля по нервным клеткам. Чонгук не до конца понимал: это он спит и его сновидения настолько ужасные или же он проснулся и это именно жизнь преподносит такие дерьмовые сюрпризы.
Пожалуйста, пускай будет первое.
Парень поморщился от дневного света, затем повернулся от окна в другую сторону, освобождая тем самым ещё и отёкшую руку, на которой спал всё это время. Это и послужило окончательному пробуждению, ведь, как только он почувствовал удобство — впервые за ночь, — так сразу и понял, что здесь что-то нечисто. Приоткрыл один глаз, оценивая обстановку и понимая, что она непривычная, затем включил в работу и второй, полностью убеждаясь, что не у себя в комнате.
Приподнявшись на локтях и хмурясь, оглядел мебель, а затем на девушку посмотрел, сидящую на табуретке и прижавшую колени к груди. Взгляд её был испуганный, будто бы она безумно боится именно его.
— Чонгук, уходи, — голос дрогнул — она практически пискнула.
Парень подорвался с кровати и двинулся к ней, хватив за плечи крепко.
Господи, почему это всё не оказалось кошмарным сном?
Почему именно с ней?
— Ты смотрел то видео, да? Чёрт, просто не смотри на меня больше и уйди, пожалуйста! — зарыдала в голос.
— Прости, Викки, прости! Это только моя вина! — Чонгук так сильно прижал девушку к себе, что она упала вместе с ним на пол. Квин начала истерично брыкаться и отбиваться, только бы он отдалился и вообще её не трогал. — Прекрати! Вик, успокойся!
— Оставь меня! Оставь! — продолжила она яростно.
Ей хотелось умереть ровно три раза.
Когда умерла мама.
В том прогнивающем лесу.
И сегодня ночью.
Да она Чонгуку теперь даже в глаза смотреть не может, зная, что он видел, как над ней измывались. Он видел всё!
Она грязная. С головы до ног. Ей не отмыться и не стереть себе и теперь ещё и ему память. Квин уверена, что Чонгука от неё воротит. Её и саму от себя тошнит.
Противно и мерзко. И ненависть к себе такая липкая и несмываемая сейчас, что хочется задохнуться и действительно умереть.
— Квин! — закричал Чонгук, чтобы она пришла в себя наконец. — Викки Квин!
— Отпусти!
— Замолчи, я сказал!
Парень резко уложил девушку спиной на холодный пол и придавил своим телом её, да запястья плотно сжал, обрывая все попытки выбраться. Наклонился, прижавшись к её лбу своим, и просто дал минуту выдохнуть и просто прийти в себя.
Глаза в глаза.
Дыхание постепенно приходит в норму.
Ей стыдно смотреть на него до одури.
— Ты не заслуживаешь такой проблемы, как я, — сглотнув, заговорила Викки отчаянно. — Я даже не знаю, как смотреть тебе в глаза теперь.
— Смотри всегда в мои глаза, Вика. Мне не легче, зная, что я мог всё предотвратить. Если бы я ещё тогда, на пляже, сказал тебе, кто я, то такого бы не случилось. Я больше никогда, слышишь, никогда не дам тебя в обиду!
Он говорил, а она смотрела на него и плакала.
— Ты веришь мне?
