If I can prove that I never broke the law Do you promise not to tell another soul what you saw? — Hamilton. An american musical.
Путь по Волге, а от нее до Петрограда через озера, проходил в мирной атмосфере спокойной дружбы. Вечерами капитан Сокол рассказывал байки речного торгового флота, Димка вспоминал легенды степняков, коих знал, казалось, тысячи. Вот только про Явь и Навь он уже ничего не рассказывал после той беседы про утопцев. И как бы Сергей не пытался вытащить из старшего помощника информацию, тот уходил в глухое игнорирование всех попыток завести диалог. Постепенно Стрельников привык к нехватке знаний. А к моменту выхода в Ладогу уже жил предвкушением столичных свершений. Он прекрасно представлял себе, как будет работать с ведущими специалистами в области медицины, как внесет свою лепту в победу над чудовищной болезнью, стращающей все население империи. Капитан Сокол был весел. Вместе с капитаном Алексеем они распевали удалую песню, разлетающуюся в теплом весеннем воздухе над Ладогой. Подступы к Столице встречали теплой, приятной погодой. Берег озера, доступный взгляду, утопал в зелени. Маленькие деревенские причалы приветствовали лодочками рыбаков. Приказом капитана Сокола сбавили ход. Шли с опережением задуманного расписания: в Казани Марин и Евгений изрядно напортачили в таверне, от чего пришлось поспешно бежать из города на три дня раньше задуманного. А ведь началось все с безобидного желания пройтись по развлекательным местам, чтобы отдохнуть от продолжительного пути от Екатеринбурга до Казани. Две недели шли! Устали! А тут второй после Перми крупный город! Вот только стоило помнить, что в Казани степняков обитало поболе, чем в иных городах. Вот и наткнулись на увеселительное заведение, где заправлял их народ. Степные Невесты тут же окрутили торговцев. И пускай они не впервые бывали в Казани, не впервые там гуляли, но льющийся рекой твирин затмил сознание. А на утро бедолаги очнулись на барже «Дурной кинематограф», уносящей их прочь из Казани. Капитан Алексей, едва сдерживаясь от повышенных тонов, весь день рассказывал о разрушениях, принесеных пьяными товарищами с группой «третьих лиц». После такого в городе долго не задержишься. На борту пошумели пару дней, сутки позлились друг на друга, а после забыли. Главное — груз цел, а тут еще и время освободилось. И сейчас, без спешки, капитан Сокол мог позволить своему единственному пассажиру, откачивавшему волей случая участников твиринового возлияния, любоваться природой Ладоги. Сергей тому был крайне признателен. Открывающиеся пейзажи вдохновляли на будущие деяния. Первый пропускной пункт — крепость Орешек — проскочили довольно просто. Улыбчивый комендант оформлял документы поспешно и легко, а Сергея принял, как родного. — Приятно видеть новых гостей в городе! — такими словами его приветствовали. Комендантом был молодой человек восточной внешности. Его приятный голос и добрая улыбка вызывали некоторое расположение. — Комендант крепости инквизитор Залилов. Рад знакомству. Могу я узнать ваше имя и цель визита? Вы не торговец, как я понимаю? В документах капитана Сокола указан среди экипажа один пассажир. После неудачи в трактире, при аресте Юрия Хотулёва, инквизитор Залилов подвергся жестким наказаниям. На него попытались повесить вину за всех беглецов. А после теракта… Мужчина до сих пор помнил холод воды, в которой оказался. И ужас, испытанный в момент взрыва. Очнулся он только в госпитале. Рядом на тумбочке лежал подписанный генерал-майором Горностаевым приказ о переводе в должность коменданта крепости. Вначале появилось ощущение в некотором роде предательства со стороны друга, ведь Гурам остался последним настоящим товарищем Николая в этом безумии. Единственным, кто верил в его дело безоговорочно! И тут — подобный удар… Лишь через месяц до инквизитора дошла информация о том, что около десятка его сослуживцев жестоко наказали за свою оплошность. Разжалование, порка розгами на Дворцовой площади около гильотины… И сам Залилов рисковал получить подобное наказание, если бы не перевод. — Стрельников Сергей. У меня рекомендательное письмо от ректора Екатеринбургского медицинского училища. По указанию покойной императрицы Екатерины о сборе докторов со всех губерний для поиска лекарства от моровой чумы, — отрапортовал доктор, зубривший эту фразу все дни путешествия. Инквизитор будто побледнел. — Медик?.. — Что-то не так? — Сергей насторожился. Ответом послужила слабая улыбка. Знал бы студент, какие чувства боролись в инквизиторе сейчас! С одной стороны, перед ним сидел мальчишка, не совершивший ничего предосудительного! Он лишь прибыл для помощи. С другой… Незнание закона не освобождает от ответственности. Законом запрещено допускать в город медиков. Приказ — немедленно арестовать. А приказов инквизиторы не обсуждают, даже если они кажутся жестокими. — Все в порядке. Но совет такой… Лучше бы вам остаться здесь. И дождаться, пока ваши друзья отправятся обратно. Прекрасно! С одной стороны, Залилов ни слова не сказал, что могло бы нарушить закон. Не предупредил об арестах. По закону — задержать и доставить в Петропавловскую крепость для дальнейшего выяснения без пояснений причин ареста? Вот. Он задерживает в крепости. А потом… А потом рапорт может исчезнуть. Может ведь? — Но… Как я могу так поступить? А как же помощь людям? — Поймите, молодой человек… Мне запрещено пропускать медиков в Петроград. Согласно новым указам… — Разве помощь не нужна более? — с беспокойством спросил Сергей. Гурам просветлел. — Именно! Прости, приятель. Работа кипит. И помощников им достаточно! Приятно, когда жертвы спасают сами себя! Так и долг свой не предаешь, и совесть чиста остается. Инквизитор от наступившего чувства некоторого счастья позволил себе предложить гостю чай и угощения. В конце концов, какая еда может быть у путника торгового каравана? Все же эти «моряки» экономят на всем, чем могут. Кроме выпивки разве что. В остальном за любую копейку удавятся. Видал Гурам таких немало. Случайные собеседники пили чай и разговаривали. Сергей рассказывал о своих родных краях. О впечатлениях от путешествия. Особенно о Перми и Ладоге. Гурам в ответ делился историями Столицы. Вспоминал, как в детстве, прошедшем на берегу озера, мечтал о дальних путешествиях. А попал вот — в ряды вооруженных сил. После смерти Императрицы стал инквизитором. Попасть в инквизицию — огромная честь! Сейчас они едва ли не главные в государстве! Под руководством Первого инквизитора Тарковского и генерал-майора Горностаева новая сила вершила великие дела. — Хороший человек Коля… Друг мой, — улыбнулся Гурам. — В городе орудует банда несогласных. Считают, представь себе, что власть незаконная! — А она законная? — осторожно поинтересовался Сергей. — Еще какая! Гвардейцы императрицу убили. Бедная женщина… Из императорского рода больше никого не осталось, наследников да братьев-сестер нет. Престол передали ближайшему по родству семейству. А что делать? Кому еще власть отдавать? Верховный главнокомандующий Абрамов отказался от управления, даже от временного. Он во Пскове. В центральной ставке. К чему ему столичные проблемы? Залилов откинулся на спинку своего резкого кресла, складывая руки на груди. Разговор доставлял некоторое удовольствие. Давно не получалось так просто побеседовать с новым человеком. В крепости только солдатня да младшая инквизиция, а из жителей ближайших деревень никто не желал иметь дела с инквизицией. Но отчего же? Они служат безопасности простого люда! А от них бегут, как от крыс. Разве это заслуженно? Сергей покинул кабинет инквизитора только к вечеру. Капитан Алексей на борту баржи уже начал волноваться, но, завидев доктора, улыбнулся: — Мы уже заждались! Что же, в путь? — В путь… Вот только сходить на берег мне смысла нет, — приятная беседа оставила свои следы, но разочарование от опоздания все же было огромно. — Что же так? — изумился стоящий рядом Димка. — Так вот… Инквизитор сказал, что помощники уже не нужны, — Сергей разочарованно покачал головой, поднимаясь на борт. Переждать в крепости не представлялось возможным. Инквизитор советовал постоялые дворы в местных деревнях, но денег на них не имелось. Только поглядеть с борта баржи на Петроград, а после назад. В Екатеринбург. — Не кисни так, приятель, — штурман Дима хлопнул молодого доктора по спине. — Зато представь, какие лица у родных будут, когда расскажешь им, сколько повидал! — Да я знаю… — Сергей, казалось, совсем повесил нос. — Между прочим, — поучительным тоном заметил Дмитрий, — Кара’уул себе такого никогда не позволял. — Кара’уул?.. — переспросил Сергей. Дима многообещающе улыбнулся. — Помнишь, я рассказывал тебе легенду про Кару?..***
Однажды полюбила Кара всемогущего Тера, что был правителем Тверди и хранил свет и тьму в полах своего одеяния. Влюбленная, она ушла в его края, не желая возвращаться. После исчезновения ее из Мира-за-Гранью все изменилось — так быстро и разительно, что никто не мог предугадать, что случится через пару витков. Чахли сестры Апагаш и Кызыл, и чертоги их тускнели с каждым мигом. Кара не могла смотреть, как гибнет родной ее дом, но не могла и покинуть Тера, а потому разделила себя на тело и суть, и суть Кары вернулась в Мир-за-Гранью. Но все равно тяжело было сестрам, ибо суть не есть цельное существо. Мир-за-Гранью отныне наречен был Навью по языку улус, людей. Он перестал меняться, но не могли сестры больше посоветоваться со старшей, чтобы решить, как дальше поступать им. Долго так жила Навь, пока однажды не произошло удивительное. Раньше можно было пересекать Грань лишь в одну сторону — из Нави можно было попасть в Явь, но никак не наоборот. Однако нашелся смельчак из народа улус, что смог найти брешь в Грани и пробиться из Яви в Навь. Никто уже не помнит, как его зовут, но, говорят, жил он на Северо-Востоке и много знал про куртов, степняков. А от них — о Нави. Предстал ему мир этот самой тусклой своей стороной. Кто-то говорит, что выглядел он подобно масляно-черной реке, иные же — будто множество темных созвездий, но все они сходятся в одном — не было единого порядка в Нави, была она хаотична и несмела, и не мог молодой кижи найти ни единого живого существа в Нави. Опечалился смельчак, ибо желал он всем сердцем, чтобы Навь была столь же прекрасна, что и Явь, расцветавшая в союзе Кары и Тера. Коснулся молодой кижи того, что было Навью, и тотчас же растворился в ней, плененный и вдохновленный. Стал он частью прекрасного темного мира. Некоторые говорят, что так повелели Кызыл и Апагаш, но мне думается иное — что тот молодой кижи сам решил так, что полюбил он Навь всем своим естеством. Соединился смельчак с сутью Кары образом магическим, и преобразилась Навь, признав в нем своего хозяина. Нарекают этого смельчака Кара’уул, что значит «Черный Юноша». Протянули к нему свои длани Кызыл и Апагаш, приняв его за названного брата, ибо одним лишь появлением своим в Нави и жертвой своей доказал он свое родство. Кара’уул стал хорошим преемником старшей сестры. Мыслил он здраво и мудро, многое в Нави исправил он и улучшил. Одно ему было недоступно — возвращение в Явь. Здесь мнения сказителей так же расходятся — одна половина считает, что умер бы он, разделившись с сутью Кары, другие — что та единственная брешь, которую он обнаружил, закрылась с преображением Кара’уула. Кара’уулу было тоскливо наблюдать за Явью, но не иметь права вмешаться в ее дела. Однако Кызыл и Апагаш, как и их старшая сестра, могли порой переступать через Грань, приходя людям во снах и мечтах и незримо подталкивая их сообразно своим прихотям. Обратил на это внимание Кара’уул. Мысль вершить свои интересы чужими руками захватила его думы. Долго советовался он с сестрами. Никто толком не знает, к каким выводам пришли тогда три правителя Нави, но с тех пор начали в Яви редко-редко попадаться удивительные люди. Кто-то мог силой одной только мысли двигать предметы, что и рослому моряку не поднять, кто-то — вершил право мелких тварей, слушались его крысы и вороны. Называли их не иначе как магами. Говорят, избирал их Кара’уул для своих интересов — одного деятельного, что готов был вершить судьбу свою и чужую собственными руками, и одного смиренного, что нес лишь слово и плыл по течению судьбы, не мешая ее вершить свое дело. И даже если выбирали эти люди свою судьбу, не отчаивался Кара’уул — ибо его дело было поделиться знаниями, а использовать их предлагал людям самостоятельно. Выбор всегда делаем мы сами, даже если за ним стоит алая али белая тень.***
— Мне кажется, или эта легенда идет к одному… — осторожно спросил Сергей, стоило Димке закончить рассказ. Тот лукаво усмехнулся, скручивая сигарету. — Именно! Сам человек свою судьбу вершит. Никто ему не указ. Слова эти особенно запали Сергею. К чему покорно обернуться домой, если можно все же явиться к порогу академии медицины. Попытать свое счастье. Не стать в игре судьбы марионеткой без воли и желаний. От того и при подходе к Петрограду, когда линия горизонта обратилась силуэтами зданий, Стрельников уверился, что обязан попытать счастье. Баржа простоит в Петрограде двое суток — не меньше. За это время легко успеть в академию. А там — будь, что будет. Именно такие мысли сопровождали студента, когда он засыпал в последнюю ночь перед тем, как оказаться в Петрограде. Утром город встретил легким туманом над водой. Домики по берегам едва виднелись, но прекрасно вырисовывался блистающий маяками Большой Обуховский мост. Сергей, пускай и чувствовал желание вздремнуть еще пару минут, не сдержал желания выйти на палубу, дабы узреть величественный вид масштабного — огромного творения. Он возвышался над маленькими деревянными строениями пригорода, как чудовище, знаменующее неизбежную победу прогресса. Величие будущего над настоящим. — Это выглядит невероятно! — восхищенно улыбнулся он. — А то, — стоявший у штурвала Марин довольно сощурился. — Каждый раз поражаюсь. Каждый! Медленно баржа «Дурной кинематограф» приближалась к мосту, под которым обосновался городской кордон. Отсюда путь лежал первым делом в допросную для «уточнения документации». Телеграфом инквизитор Залилов обязан был направить информацию о приближающемся судне и его пассажирах. И в небольшой комнатушке около причала уже ожидал доблестный служитель закона. Допрос шел мучительно медленно. Туман рассеялся. Солнце осветило сонный пригород с небольшими деревянными домиками. Люди высыпали на берег. С интересом разглядывали гостей города. За полгода блокады жители территорий, близких к кордону, до того каждую навигацию имевшие возможность видеть сотни судов различного масштаба, в некоторой мере соскучились. А уж первый в навигации корабль всегда вызывал определенное оживление. Сергея, как пассажира, вызвали последним. Во всяком случае, так он посчитал, проходя в кабинет инквизитора. Вид того располагал к общению куда меньше облика инквизитора Нармании. Да и допросная выглядела не слишком презентабельно — небольшая комнатка с двумя дверьми, лампой и парой стульев. Стало немного не по себе. — Ваше имя и цель визита, — сухо начал инквизитор вместо приветствия. Сергей поджал губы. — Стрельников Сергей… Пассажир «Дурного Кинематографа». Прибыл в город… «Поймите, молодой человек… Мне запрещено пропускать медиков в Петроград. Согласно новым указам…» — Прибыл в город по личному делу. Инквизитор выгнул бровь, записывая слова Сергея. Молодой доктор не сразу заметил на столе книгу учета. Неужто все так серьезно? — Стрельников Сергей, значит… Вы в курсе, Стрельников Сергей, что границы города закрыты от посторонних по причине распространения мифической болезни, известной как «моровая чума»? — Почему мифической?.. — не понял Сергей. — Вопросы здесь задаю я, — сухо оборвал инквизитор. — Вы были в курсе данных мер? — Д… Да, — неуверенно ответил молодой доктор. — Но все равно решили прибыть в Петроград? — Да. — Что же за дело такое могло вас сподвигнуть преступать букву закона, Стрельников Сергей? «Но совет такой… Лучше бы вам остаться здесь. И дождаться, пока ваши друзья отправятся обратно…» Сергей тряхнул головой. Почему он должен кривить душой перед этим человеком? Разве он какая тварь дрожащая, чтобы пресмыкаться перед власть имущими? Ну, подумаешь, запрещено. Дело — оно не терпит отлагательств. — Я здесь по указанию покойной императрицы Екатерины. Я доктор, прибыл из Екатеринбурга, у меня и рекомендация при себе имеется, — твердо выпалил Сергей. — В самом деле? — губы инквизитора исказила кривая усмешка. — А в курсе ли вы, Стре… — Да, в курсе, — прервал допрашивающего Сергей, чем вызвал у того немалое удивление. — Но вы и сами должны понимать, что дело это весьма важное, и лишних рук в поиске лекарства не существует! Я не могу просто сидеть и знать, что где-то там погибают люди, если могу помочь в изобретении панацеи! — Стрельников Сергей, — неожиданно мягко произнес инквизитор, — вынужден сообщить, что данная болезнь является искусственной и лечению не подлежит. Согласно последним сведениям, так называемая «Моровая чума» принесена была извне агрессивно настроенными существами, называемыми «Навные», с попустительства покойной императрицы Екатерины. Любой человек, в особенности доктор, имеющий контакты с заболевшими и/или распространяющий ложные сведения подобно тем, что болезнь имеет естественный характер, не— или излечима, подлежит немедленному аресту. Сергей открыл было рот, но суть того, что он только что услышал, оказалась громом среди ясного неба. Подчеркнуто канцелярский тон резал по ушам. — Подождите… Арест?.. — наконец, выдавил он из себя. Инквизитор вновь улыбнулся. — Молодой человек, вынужден сообщить, что незнание закона не освобождает вас от ответственности за свои деяния. Будьте добры, документы на стол, включая рекомендательное письмо.