Чумной Петербург

I didn’t drown I couldn’t seem to die — Hamilton. An american musical.

Вокруг темно, пусто и холодно. Или это лишь закрыты глаза?.. Тело будто потеряло все ощущения разом и теперь возвращало их с мучительной медлительностью. Чувство постоянного полета неспешно исчезало, конечности наполнялись тяжестью. Вернулось осязание — поверхность под дрогнувшими руками оказалась жесткой и сыпучей, не иначе песок. Медленно вернулся слух — звуки доносились словно издалека, какой-то шелест, не то волн, не то листвы. Обоняние дало о себе знать запахом жухлой травы. Зрение не возвращалось. Все же это глаза закрыты. Всего-навсего веки тяжелее надгробной плиты. Что-то мокрое и шершавое ткнулось в щеку, над ухом раздалось урчание. Какой-то теплый зверь нырнул под бок. Гвардеец ее Величества Дмитрий Свиридов открыл глаза. Он лежал на траве, глядя в бескрайнее ярко-голубое небо с редкими белыми облаками. Но чем выше — тем темнее становился небосвод. И будто над головой уже не привычная в его понимании небесная гладь, а купол, поверх которого покоится нечто не менее грандиозное и масштабное. Однако Дмитрий чувствовал свое тело. Руки. Ноги. Дышал. Лишь биение сердца не ощущалось. Или его заглушало громкое урчание некоторого существа под боком? Мужчина с трудом сумел сесть. Рядом находился зверь удивительного образа, будто нарисованный художником под впечатлением нетрезвого рассказа старого путешественника. То ли медведь, то ли собака. То ли вовсе тюлень. С изумительными огромными глазами, в которых отражалось ночное звездное небо. Черная гладкая шерсть, казалось, шевелилась вне движения воздуха вокруг. Существо, осознав, что другой «странный зверь» очнулся, подпрыгнуло, совершив в воздухе переворот, приземлилось на четыре лапы, издало дружелюбный звук и уселось на месте, внимательно глядя на Дмитрия. — Какого чеr'та? — выдохнул он. Зверь, разумеется, не ответил. Скорее всего, воспринял ругательство равным приветствию, ибо прильнул пушистой мордочкой к рукам Дмитрия. Гвардеец скорее машинально, чем целенаправленно, почесал зверюгу за ухом. Та довольно уркнула. Во всяком случае, она не представляла опасности. И на том спасибо. Не хватало еще с первых минут пребывания в этом месте найти себе врагов. Вопрос с мохнатым существом, казалось, решился сам по себе — есть чудище и все тут. Куда важнее другое: где он оказался? Свиридов огляделся. Помимо странного неба, взору его предстал не менее изумительный пейзаж. Вокруг, покуда хватало глаз, росла трава яркого, изумрудного цвета с нежным голубым оттенком. Подобной он не мог представить и после самых живописных рассказов о южных просторах, где краски играли без всякой картинки. Стремились ввысь причудливые деревья. Иные уподоблялись своими вершинами самым настоящим грибам, но расписанным не хуже витражей в соборах прибалтийских княжеств, другие выглядели не хуже прекрасных заморских растений из Летнего императорского сада. То тут, то там между зарослями проблескивали силуэты чего-то черного… И, возможно, живого. Это место мало похоже на Санкт-Петербург. На его пригороды — тоже. Загробный мир Свиридов тем более представлял себе не так. Впрочем, с Создателя станется. Если он существует. Собрав остатки сил, мужчина поднялся на ноги и первым делом едва не упал — судя по всему, он долгое время пролежал без движения. Вертикальное положение тела давалось с трудом. Голова закружилась. Зверь под ногами запрыгал вокруг, не понимая, почему двуногое существо так опасно качается. — Чеr'т побеr'и… Пr'екr'ати… Мr'азь… Остановись же, ты… — взмолился Дмитрий, постепенно вспоминая свой голос с привычной картавостью. Зверь, чуть уняв радость, на момент сел, но тут же вскочил и рванул куда-то вперед. Пускай бежит. На данный момент у Свиридова не осталось ни сил, ни желания заводить питомца. Где он? Куда попал? Последнее воспоминание — ледяная вода Невы, обхватывающая его тело. Холод. Тьма. А после — пробуждение. Он умер? Не мог не умереть. Горностаев стрелял в упор. Горностаев в него стрелял! Дмитрий тут же сбросил с себя отчего-то сухой мундир, быстро снял рубаху. Да! В него стреляли! На груди в области сердца — ранение. Дабы убедиться в своей правоте гвардеец осторожно коснулся входного отверстия пули. Боли не последовало. Он медленно поместил в рану пальцы. Ничего. Лишь тонкая струйка крови скользнула вниз по животу. Он умер. Эта мысль подействовала не хуже ледяной воды после бессонной ночи. Убит! Но куда попал? Неужели та загробная жизнь, в которую гвардеец слабо верил, действительно выглядела так? Но как он может быть мертв, если мыслит и чувствует?.. Лай раздавался где-то впереди, мешая думать. Все казалось какой-то дурной шуткой. Правда, в прошлый раз, когда Дмитрию так казалось, произошли ужасные события. Императрица Екатерина… Как теперь узнать ее судьбу? Спаслась ли? А что с другими гвардейцами? С другой стороны, если Свиридов мертв, зачем ему об этом волноваться?.. Не имея других идей, гвардеец, накинув ничего не значащий теперь мундир на плечи, двинулся вперед. Необходимо осмыслить бедственность своего положения и решить, что делать дальше. Окружение являло собой причудливую, фантасмагорическую реальность. Не иначе, картина какого-нибудь упитого художника из Нового света. Мужчина подошел к краю плато, с которого вниз срывались то тут, то там струи прозрачной воды. Если это нагорье, как высоко оно располагается? Дмитрий опустил взгляд. Тут же шарахнулся назад, ощутив головокружение. Место, на котором он оказался, являло собой далеко не обычную гористую местность. Оно оказалось — буквально — некоторым пространством суши, зависшем в небе, что остров в океане. И вокруг подобных островков, лишь меньших размеров, Свиридов насчитал около десятка. Покрытые густым цветастым лесом, они внушали изумление. И дарили новые вопросы. Интересно, здесь есть другие люди? Или он один? Странные существа же имеются, почему бы и людям не быть. С другой стороны, если он умер, то сам не может называться человеком. Значит, он такой же, как эти существа, тени которых шарахаются за деревьями и камнями? Но как подобное возможно? Он ощущал свои руки и ноги. Слышал голос. Даже кровь видел и чувствовал. Рука невольно коснулась места ранения вновь. Разве мертвецы должны это ощущать? Странный зверь вновь оказался в поле зрения. Пытаясь затаиться, он раскачивал мохнатым задом, будто готовящийся к прыжку на добычу кот. Жертвой оказалась избрана странная рыбешка с переливающейся в лучах солнца (солнца ли?) чешуей, которая боролась с течением мелкой, но широкой речки, чьи воды срывались с обрыва в бесконечную яркую пустоту. А едва мохнатый знакомец Дмитрия прыгнул в воду, взмахнула прозрачными крыльями, взмывая вверх. Существо издало грустный звук. Неудачная охота расстроила его, очевидно. — Ну ты и безда’гность… — задумчиво протянул Свиридов, поддаваясь неведомому порыву, и вытащил мокрую тварь из речушки. Та вопросительно уркнула и, уставившись на Дмитрия, высунула язык в каком-то странном знаке воодушевления. Гвардеец, с сомнением оглядев несчастное создание, поставил его на землю, чем зверь не преминул воспользоваться. Замахав коротким хвостом, он тявкнул и ткнулся Дмитрию в ноги. — Ну, чего тебе? — спросил мужчина. Вопрос, к несчастью, оказался риторическим. Речь у зверя не возникла чудесным образом. — Ты же явно не сможешь пr'овести мне экскуr'сию, м? Зверь уставился на нового друга (каким, очевидно, теперь считал Свиридова) и вопросительно уркнул. Дмитрий вздохнул. — Даже не пытайся за мной идти, — предупредил он без надежды на успех и направился вдоль берега реки. Разумеется, пушистая зверюга имела иные планы — радостно тявкнув, бросилась следом за Дмитрием, не желая отставать. В процессе бега существо подпрыгивало, иногда в воздухе переворачивалось вокруг себя, трясло мохнатым задом, будто пытаясь размахивать коротким хвостом еще сильнее. — Ну что… Что тебе от меня надо, м’газь? Отвяжись, — фыркнул Свиридов, не воодушевленный подобным обществом. Зверюга явно не считала себя обязанной отвязаться. Следовала за гвардейцем к истоку реки, коим оказалось подернутое белым туманом озеро. Посреди вырисовывалась каменная фигура плачущей девушки. Прозрачная вода скользила по ее щекам сквозь пальцы, падая в озеро. Свиридов замер, вглядываясь в черты плакальщицы. Зверь сел рядом, будто резко успокоившись. Поджал уши. И тихо, скорбно завыл, будто пытаясь вторить неслышному плачу неживой фигуры. Дмитрий не мог сказать, насколько скульптура рукотворна и рукотворна ли вовсе, столь плавно и нежно выглядели черты статуи. Если да, то все же живые существа тут есть. Иначе откуда бы она тут появилась? Если нет… В таком случае силы природы (или мироздания вообще?) в этом мире обладают невероятным талантом, даром что здесь это вряд ли могло удивить. Белоснежный камень блестел сквозь воду, отражался в каплях тысячей оттенков. Красиво. И отчего-то тоскливо. Дмитрий мотнул головой. Мимолетное видение, забравшееся в голову, заставило его думать о другом. Он до сих пор не знал, где находится. Еще и этот зверь… «Этот зверь», скуля, ткнулся в ноги Свиридова, за что получил несильный пинок. — Как же ты надоел, — процедил гвардеец. Зверек как будто обиделся и, негромко тявкнув, удалился в сторону от воды. С удивлением Свиридов заметил, что существо направилось аккурат по тропинке, которой он почему-то до этого не заметил. Узкая дорожка вела куда-то сквозь заросли, и на том конце рощи причудливых деревьев отчетливо пробивался свет. За неимением других вариантов пришлось следовать за надоедливой зверюгой. Возможно, эта «псина» не такая уж бесполезная, если указала на тропинку? Стоит ли за подобного рода помощь отнестись к ней с большим терпением? Дмитрий оказался на кряже, нависшем над водной поверхностью малой глубины. Либо так казалось из-за кристальной чистоты воды? Подобные островки образовывали над «озером» цепь плато, увенчанных шапками диковинных деревьев. Однако в сравнении с увиденным в месте пробуждения, это оставалось единым пространством, а не отдельными участками суши. Зверь, взяв разбег, подпрыгнул и, мягко балансируя на потоках воздуха, перебрался на другой «берег». — Нет-нет, это — самоубийство. Даже не думай, что я отп’гавлюсь за тобой, — пригрозил Свиридов зверюге, призывно тявкающей с другой стороны. Зверь вновь перекрутился через себя в воздухе, ожидая нового «друга». Выбора у Дмитрия не было. Спрыгнуть — слишком высоко. К тому же, если в этой «чаше» ничего нет, как выбраться обратно после неудачи? Летать он еще не научился. Повернуть назад? Вполне логично, но вдруг впереди найдется ответ на вопрос, куда он попал? Однако. Только сейчас Свиридов понял, что до этого момента его вело некоторое чувство, не поддающееся характеристике. Он не думал, куда и зачем идет. Не имел никакого плана действий. Смирился со смертью. Лишь хотел найти в этом месте кого-либо еще, обладающего разумом. Узнать, что это за место. — Ладно… Так и быть… Если этот мешок меховой смог… — Свиридов положил на землю мундир, теперь уже точно не представляющий ценности, зачем-то снял сапоги, разбежался и прыгнул. Поток воздуха подхватил его, будто ждал такого рискованного шага. Дмитрий неуклюже задергался, пытаясь справиться с собственным телом, попавшим в состояние свободного… Падения? Нет. Полета. Он мог контролировать это «падение», пускай неуверенно до абсурда. Наконец ноги коснулись следующего «островка», где, метаясь от восторга из стороны в сторону, ожидал зверь. Зверь довольно залаял, будто был рад тому, что обучил полезному трюку нового ученика. — Что это бы… Неважно, просто неважно, — Свиридов покачал головой. — Ну что, пr'едлагаешь дальше идти за тобой? — гвардеец с сомнением покосился на зверя. — Боже, я говоr'ю с собакой. А ты собака вообще? Вместо ответа существо боднуло Свиридова в ногу и поспешило вперед. В самом деле, на что он надеялся? Животные не умеют разговаривать. Дмитрий несмело направился вслед за зверем. Сверху на необычное место открывался удивительный вид. Изумрудная трава росла везде, где наблюдался хоть клочок земли. С удивлением Свиридов обнаруживал то тут, то там в тени деревьев кустарники белых и (изредка) алых цветов, которые внизу не были заметны за стеной зелени. Помимо белоснежной статуи здесь имелись и другие рукотворные постройки — в основном, заброшенные, заросшие деревьями и мхом строения. Интересно, кто их построил? Означало ли это присутствие жизни в этих местах? Если это можно назвать жизнью. Казалось, Дмитрий уже решил, что умер. А там, где человек находится после смерти, жизни нет. И быть не может. Следом за зверем гвардеец продвигался вперед, прыжками и маневрами в воздухе пересекая изрезанную водой поверхность. В некотором роде подобное заставило полностью избавиться от мыслей разного рода, каждый раз отдаваясь потокам воздуха, покоряющемуся одному лишь желанию оказаться в другом месте. Возможно, умереть не так плохо? Он обрел покой. То, о чем мечтал. Да, представляемый при жизни покой на берегу Северной Двины в небольшом домике обернулся иным образом. Но хуже от того не становилось. Настроение гвардейца изменялось волнообразно — Дмитрий то склонялся к мысли, что он вполне сможет здесь существовать, но его все еще волновало само наличие у него чувств и ощущений. Свиридов двигался по островкам земли все дальше и дальше, и чем дольше он находился в пути, тем проще ему было свыкнуться с ирреальностью происходящего. В конце концов, не все должно быть таким, каким люди его себе представляют. — Интеr'есно, может, это паломническая миссия пеr'ед концом? — спросил гвардеец сам у себя, оглядываясь вокруг и отмечая, сколько уже ему удалось пройти. — Не дай боже, это недоr'азумение олицетвоr'яет Смеr'ть-пr'оводника… Пушистое «недоразумение», тем временем, периодически погавкивая, продолжало идти вперед. Вскоре путники добрались до относительно крупного участка земли. Дмитрий не сразу отметил, что окружающее пространство постепенно изменялось — из приветливой изумрудной флоры здесь осталась лишь трава да деревья. Многие стволы поросли колючими лианами, а вдоль тропинок все чаще попадались заросли алых цветов взамен белых — теперь Свиридов легко отличал их от иной флоры. — Похоже на чей-то дуr'ной символизм, — прокомментировал гвардеец вслух. Видимо, «дурной символизм» принадлежал тем, кто когда-то давно выстроил здесь здания и воздвиг статуи, не иначе. Прежде, чем Свиридов смог предположить, что значат подобные шутки окружения, его встретил едва уловимый запах железа. Не узнать запах было сложно. Боясь собственных предположений, Свиридов ускорил шаг. Зверь рядом настороженно заскулил. Преодолев ближайшую рощу, путники вышли к новой реке, но на этот раз она была куда более странной, чем предыдущая. Резкие берега ее омывались алой жидкостью, от которой и исходил странный запах. Здесь он стал резче. Гвардеец прикрыл нос, не решаясь подходить вплотную к реке, однако двинулся вдоль ее течения, заинтересованный, почему река могла приобрести все свойства крови. Истоки реки встретили его еще одной статуей женщины. Она была высечена из темного камня — отсюда было не разобрать, какого именно — и имела черты строгие, четкие, отметающие все сомнения в рукотворности явления. Лицо статуи было искажено скорбью, не смиренной, подобно своей белой соседке, но яростной. Рот был приоткрыт, отчего статуя обнажала зубы, и с краев губ, как и из глаз, сочилась жидкость, наполнявшая реку. Дмитрий присел на одно колено, коснулся пальцами вод реки. Чуть вязкие. Нет. Это действительно кровь. Самая настоящая кровь. Безумие. Тут же исчезло то самое чувство безграничного спокойствия. — Дмитрий… Тихий голос из ниоткуда заставил подняться на ноги. —…Свиридов… Шепот наполнял мир вокруг, отражался в воде. По кровавому озеру побежали круги. Кто-то звал его. Пытался привлечь внимание. Мир наполнился звуками, слишком резко и смело, чтобы воспринять это как должное. Лязг, зов, плеск крови. В воздух взметнулись листва, капли, какие-то птицы из зарослей. Ветер сорвался сквозь деревья, устремляясь вокруг статуи куда-то ввысь, унося за собой мелкую листку и клочки песка, заставляя кровь в озере дрожать в нетерпении. Свиридов попытался сделать шаг назад, но понял, что не может сдвинуться с места, и это его напугало. Зверюга отползла за небольшой камень, пытаясь спрятаться. Лапами закрыла глуповатую мордочку. Круги становились все заметнее и крупнее. Дмитрий выставил перед собой руку, предплечьем защищая лицо от поднявшегося ветра. Что-то метнулось вперед. И впервые за все время путешествия в этом мире Свиридов почувствовал боль в том самом предплечье. Яркую, невыносимую. Он упал на траву, покрытую кровью. Закричал, не в силах выносить режущую боль. В следующую секунду все прекратилось. Дмитрий лежал на берегу озера, наполненного слезами. На скованной болью левой руке, во все предплечье проступили вырезанные буквы, сложившиеся в его имя. Д М И Т Р И Й С В И Р И Д О В. В правой руке гвардеец сжимал окровавленную шпагу. Небо, окрашенное ржавыми цветами, укрыла тень, нависшая над мужчиной. — У нас гости? Вот незадача. Я и подготовиться не успел. Добро пожаловать в Долину Скорби.