Чумной Петербург

If you had to choose — Hamilton. An american musical.

Воздух медленно поднимал вверх легкие листочки. В Нави не существовало ветра. Лишь его иллюзия. Самого воздуха в понимании жителей Яви также не присутствовало. Но иначе назвать пространство вокруг ни у кого пока не нашлось слова. Черный, строго взглянув на явившихся гостий, поманил их к себе движением руки. Женские руки отпустили Свиридова, и тот, не сдержавшись, облегченно выдохнул. Присутствие ирреальной силы в непосредственной близости неожиданно создало ощущение, будто не оставалось ничего, кроме как замереть и не дышать. Наконец, он смог рассмотреть женщин. Дева в белом одеянии почти полностью скрыла лицо за тканью капюшона. Дмитрий мог лишь различить белые губы и тонкий подбородок. Дева в алых одеждах была ярка, напоминала скорее блудную цыганку, нежели то, что должно ассоциироваться с именем «Хозяйка». Их длинные волосы не касались пола — парили в воздухе, как дым, будто притяжение в ветер ничего для них не значили. Женщины были различны ровно настолько же, насколько схожи, и это пугало. — Препятствовать нашим разговорам — весьма рискованное занятие, Маг-мастер, — строго заметила дева в алом. Черный поджал губы. — Иначе бы вы и вовсе не прекратили, — заметил он, заставив деву в алом негодующе скрестить руки на груди. — Госпожа Белая… — Келескен почтительно поклонился, ткнув Свиридова в бок, чтобы он сделал то же самое, — Госпожа Алая… Белая Хозяйка жестом приказала колдуну поднять голову. — Обойдемся без церемоний сегодня, — произнесла она. Свиридов снова взглянул на Келескена в поисках хоть каких-нибудь ответов. Разумеется, вид мага-ученика ясности не прибавил, а пояснять происходящее он не спешил. Хозяйки вступили в словесную перепалку. Свиридов был уверен, что они говорят на родном ему русском языке, однако значение слов по непонятной причине оставалось неведомым. Он понимал лишь отдельные фразы, но без контекста они не имели никакого смысла. Как будто Дмитрий резко забыл, как понимать. Келескен взглянул на него и, заметив непонимание на лице, предовольнейше хмыкнул. — Неужели ты думал, что они посвятят нас в свои таинства? — Но до этого я все понимал… — сконфуженно произнес Свиридов. — Потому что они хотели, — Келескен снисходительно улыбнулся. — Это часть игры. Представления для самих себя, если хочешь. — Зачем им это? — Скука. Перепалка продолжалась. Вот Алая взмахнула руками в яростном жесте, отчего шаль на ее руках взметнулась вверх, поправ все законы гравитации, если таковые вообще имели место быть в этом мире. Белая покачала головой, капюшон едва дрогнул. Алая осуждающе указала на нее пальцем. Белая выставила раскрытые ладони перед собой. — Это неразумно… — ….И было таковым… — Твои понятия предосудительны… —…Не тебе решать… Вот Черный положил руки на плечи женщин, и их колкие взгляды устремились на него. Маг был хмур и серьезен. Он оскалился, произнося тихую речь, но от этого настроение Хозяек, казалось, лишь больше накалялось. Алая вновь начала что-то говорить. Ее слова казались длинными и, похоже, убедительными, раз Черный периодически кивал в ответ. — В самом деле? Ты считаешь, что это разумно? — Белая Хозяйка нахмурилась. Запоздало до Свиридова дошло, что понимание речи вернулось. — Это похоже на попытку подражать Яви. — Что плохого в том, чтобы подражать Яви? — Алая улыбнулась. Улыбка ее была снисходительной, но в то же время насколько хищной, что Дмитрий невольно содрогнулся. Девушки в его окружении не отличались подобными эмоциями. — Что они пытаются… обсудить? — шепотом спросил гвардеец у Келескена. — Не могу понять, — коротко отозвался тот, также шепотом. — Вполне возможно, нашу судьбу. — Убить или оставить в живых? — Свиридов предполагал худшее. — Нет, — маг-ученик покачал головой. — Мелко мыслишь. — Посмотрим, — Алая прищурилась и повернулась к Дмитрию, отчего волосы ее причудливо переплелись в воздухе. — Закрой глаза, гвардеец. Обними вечность! Дмитрий зажмурился — но не от прямого приказа, Хозяйка коснулась ладонью его лба, вцепилась когтями в его голову, приблизилась, так, что он мог ощущать жар ее кожи. Только сейчас он осознал, что Алая не дышала. Перед взглядом затрепетали воспоминания. Но это были совсем не те силуэты, что он видел, когда Черный заставил его Вспоминать. Это были… Осознанные образы, Дмитрий ощущал, что может продолжать смотреть, оглядываться, двигаться, чувствовать. Он стоит на пороге общежития при швейной фабрике. Идет дождь. Холодные капли забираются под воротник мундира, заставляя нервно поежиться от холода. Он помнит это место. И этот промозглый дождь. Подобный день трудно забыть. — Что ты еще хочешь сказать? — голос сестры заставляет окончательно вернуться в реальность. «Ты должна поехать со мной! В конце-концов, я желаю тебе лучшей жизни!» — слова вспоминаются моментально. На тот момент он полагал, что сестра не права. Ей действительно желали лучшей жизни. Столичной жизни. Лишь оглядываясь назад намного позже Дмитрий понимал — его речь звучала так максималистски. И так эгоистично. Он требовал сестру отправиться с ним, надеясь не подарить ей нечто лучшее, чем швейная фабрика. Нет. Просто ему самому на были нужны люди рядом в тот момент. — Мне… Жаль, что я ничего не сделал… Когда нас разлучали… Ведь я мог… — он поднимает воротник мундира, силясь защититься от холодного ветра. Яростный взгляд сестры смягчается. Кажется, она улыбается уголками губ. — Все в порядке. Я рада, что ты пришел, — девушка делает шаг в сторону. — Зайдешь? Королевского ужина не обещаю, но нам в честь праздника выписали каждому сотруднику чудесный чай. Дмитрий проходит в помещение. Общежитие швейной фабрики — пускай и женское — представлялось ему не так. Выполненное в бело-голубых оттенках, оно создавало ощущение холода, пробирающего до костей. — У вас совсем не топят? — удивленно произносит гвардеец. — Вовсе нет, — его сестра смеется. — На улице погода дурная. Вот и забирается в коридоры. Комнаты протоплены… С недавних пор для отопления стали использовать новое топливо. И оно бесподобно. Они поднимаются по лестнице. Или спускаются? Свиридов ощущает потерю пространства вокруг. Следует за сестрой, не в силах осознать, как много они прошли. И сколько еще осталось. Бело-голубые стены сменяются древесными. И будто он уже идет не по коридору, а находится в трюме старинного корабля. Следует не за сестрой, а за фигурой в белом. — Оно не казалось таким большим… — Да. Я тоже была удивлена, когда оказалась здесь впервые, — она улыбается. — Внутри больше, чем снаружи. Заходи. Девушка открывает дверь комнаты. В окна стучат капли дождя. Окутывает приятное тепло. Свиридов садится на край кровати, когда в его руках оказывается кружка, наполненная ароматным чаем. — Угощайся. Чей это голос? Нет. Не его сестры. Однако руки уже непослушно подносят кружку к губам. Он делает глоток. И ощущает головокружение. Сосуд выпадает из ослабших пальцев. Падает так долго. Образ сестры искажается. Какие-то девушки и женщины. Они зовут. Хотят что-то сказать. Смене лиц гвардеец не придает внимание до момента, пока не осознает: каждую он видел при дворе императрицы Екатерины. В зеленоватой дымке они искажаются все больше. На смену приходят чудовищные образы, несущие разорение сознанию. Его обхватывают. Тянут все ниже. Смешиваются сотни голосов в голове. Свиридов пытается закричать, но не может себя услышать. Взмахивает рукой, на которой отпечаталась метка. Беспомощно видит, как та распадается в зеленом тумане. Погружается в темноту, но… Туман собирается вокруг метки, стремительно стягивается внутрь, вбирая мир вокруг себя. Секунда и… Дмитрий стоит на коленях, чувствуя отвратительный привкус тошноты во рту. Рядом нет никого. Ветер пробирал до костей. — Дмитрий! Вы в порядке? — Ваше величество? — Свиридов поднимает взгляд, ощущая себя безумцем. Перед ним стоит взволнованная Екатерина. Вокруг — тьма, разрываемая лишь редкими фонарями. Та ночь. Ночь мятежа. — Вставайте, Дмитрий, нам нужно идти… — императрица тянет гвардейца за руку. Рывком поднимаясь, он оглядывается — набережная, ни следа человеческого. Скорее идти, спешить, пока их не нашли… Решение приходит в голову молниеносно — взяв Екатерину за руку, Дмитрий следует в противоположную от Ново-Михайловского дворца сторону. Горностаев наверняка совсем рядом, и они обязаны разминуться на этот раз… Он не может допустить ту же оплошность, что и раньше. Они движутся вдоль улиц, незамеченные, Свиридов — ведущий в этом пути. Он не знает, куда спешить и что делать, но знает, что куда не торопиться и чего не делать. Тусклые фонари мелькают один за другим, иногда Дмитрию чудится, будто их столбы опутывает колючий плющ, а небо то и дело озаряют густо-оранжевые вспышки. — Сюда, — Дмитрий тянет императрицу за собой в один из переулков, и она подчиняется. Здесь недалеко держат лошадей, быть может, им удастся… На этот раз… От быстрого шага и нервных переживаний Свиридов не обращает внимание на изменения пейзажа. Что он не видел в городе? От того и не замечает все большие метаморфозы окружающего мира. — Далеко же вас унесли ноги, господин Свиридов, — отвратительный незнакомый голос заставляет остановиться. К ним приближаются пятеро солдат Горностаева. Вот только лица неразличимы. Будто смазаны небрежным движением кисти. — Прочь с дороги, предатели! — вскрикивает Дмитрий. — А вы попробуйте нас заставить… Солдаты медленно расходятся по сторонам. Уследить за тем, кто произнес слова, не представляется возможным. Свиридов обнажает шпагу. Он закрывает императрицу собой — это един способ уберечь ее от опасности. Оружия поблескивают в свете беззвучной грозы. Они сходятся в неравной схватке, пятеро на одного — не лучший расклад, даже если ты прекрасный фехтовальщик. Солдаты обходят беглецов по кругу, удары сыпятся на Дмитрия, как на прокаженного. На глаза попадается блеск оголенного провода. Запоздало Свиридов осознает — они стоят в периметре установки, окутавшей собой часть улицы. Это его шанс… В немыслимом движении Дмитрий выталкивает Екатерину прочь. — Бегите отсюда! Немедленно! — он не кричит, хрипит от полученных ран, но боль — последнее, что сейчас беспокоит. Взглядом Свиридов находит рубильник. Одно движение — и противники окажутся отрезаны от императрицы. Он сам рискует быть отрезан, и не только от нее, от жизни тоже, но сейчас подобное кажется сущей мелочью. Дмитрий делает последнее усилие… Мир вокруг искажается, будто в мутной линзе, слух прорезает оглушительный гром. Противники размываются, словно краска с картины, попавшей под дождь. Дмитрий закрывает лицо рукой, тщетно спасаясь от стихии, и метка словно меняется, словно вбирает в себя окружающее пространство. Мир все стремительнее обращается цветастой фантасмагорией, несущейся вокруг. Искры, жар, скрежещущий звук и крики. Вокруг сменяются пятна и осколки, до момента, пока безумный водоворот не выбрасывает Дмитрия на гладкий пол залы Великого Черного. — Ну, вот мы и остались вдвоем, — маг стоял в двух шагах. Плащ исчез с его плеч, оставив под собой одеяние, образ которого Свиридов по какой-то невероятной причине никак не мог ухватить. Метка на руке ужасно саднила. Но теперь она окончательно завершилась, точно копируя свою «сестру» с руки Келескена. — Белая и Алая испытали тебя. Полагают, что ты подходишь… — Подхожу для чего? — прохрипел гвардеец. — Прекратите говорить загадками! Великий Черный лишь ухмыльнулся. — Я не враг… Не стоит нервничать. И цель моя проста — вернуть тебя в Явь. Я хочу помочь, — он присел рядом с Дмитрием на одно колено. — Вернуть… В Явь?.. — Свиридов не поверил своим ушам. — Разумеется. Пойми, ты — душа, не успевшая завершить все свои свершения в Яви. И стремишься вернуться. Подобному я не имею права возражать, — Черный тут же показался неимоверно печальным. — Но за возвращение потребуется определенная плата… — Я готов отдать все, — выпалил Дмитрий. — Вот как? — Черный остался столь же печальным. — Но раз ты действительно готов… Гвардеец не успел понять, в какой момент его лба коснулся ледяной палец великого мага. В одну секунду мир вокруг обратился черной пустотой. Медленно она захватывала сознание. Дмитрий погружался в сон, пока не… — Митька? Чудовищное прозвище, так раздражавшее в детском доме, заставило обернуться. — Митька Уткин? Вот так встреча! За его спиной стоял человек в черном одеянии. — Мое имя Дмитрий Свиридов! И если не сможешь это запомнить — лучше отправляйся к черту! — Дмитрий чуть напрягся. — Ты? — незнакомец тихо посмеялся. — Дмитрий Свиридов? Ошибаешься… — руки собеседника коснулись капюшона. — Дмитрий Свиридов здесь только один… — медленно черная ткань опустилась с головы, открывая лицо мужчины. — Я… Гвардеец сделал шаг назад. Перед ним стоял он сам. — Ты — не я! — ужаснулся Дмитрий. — Ты не можешь быть мной! Ему казалось, будто у двойника птичьи черты, словно перья пробиваются вдоль скул и глаза блестят желтым цветом. Это пугало — и пугало еще больше, чем все предыдущее. — Я и есть не ты, — губы двойника растянулись в презрительной усмешке. — Потому что ты — не Свиридов. Ты ничтожество, которому не стоит давать даже имени. — Это не так… — попытался возразить было Дмитрий. — Разве? — усмешка двойника стала шире. — Ты не нужен никому. Не важен. И тебе точно так же никто не нужен. Ты ведь сам по себе, горделивый, забытый, обиженный Митька. — Прочь! — Дмитрия задели эти слова. Он замахнулся, надеясь ударить двойника, сбросить наваждение, которое не могло быть реальным. Ответом служил лишь хриплый, едва уловимый смех. Миллиардами осколков вокруг повторялись слова: «Горделивый, забытый, обиженный». Двойник молчал, лишь инфернально скалясь, наблюдая за мучениями гвардейца. Кто из них иллюзия? Кто лишь тень другого? Двойник точно знал, что не он. Нет. Именно несчастный Митька жалкий отблеск собственных возможностей и сил. Иное недопустимо. Медленным, величественным шагом настоящий Дмитрий Свиридов приблизился к жалкой копии. В бескрайней тьме блеснула сталь шпаги. Кровавое пятно на одежде тихо растворилось во тьме вместе с двойниками.