Чумной Петербург

You want a revolution? I want a revelation. — Hamilton. An american musical.

— Чёг’т!.. — Чеr'т!.. Дмитрий Свиридов в угоду безумствам судьбы попал в ситуацию донельзя неприятную. Из-за сумасшедшего Келескена, из-за дурной погоды, из-за абсолютно невозможных в своей неадекватности солдат ему теперь приходилось шмыгать из переулка в переулок в надежде, что никто из людей в форме его не заметит и не поднимет на штык. Голову Дмитрия занимали два вопроса: что происходит в этом маленьком безумном мире и чего хотят от него самого?! Он ничего не сделал! Если только это «что-то» не осталось в той жизни, которую он забыл… Анализ мрачной загадки прошлого разбился об очередной конвой, тащащий вверх по улице сопротивляющихся молодых людей. Из несвязного переругивания сквозь шум дождя Свиридов смог разобрать: «для вашей безопасности, — и, — ничего не сделали». Кто что сделал и почему безопасность похожа на арест Дмитрию не представлялось возможным, поскольку прямое столкновение с солдатами означало лишь скорейший способ проститься с жизнью. Он свернул на улицу. Малую Морскую, если верить указателю. Шагнул в переулок, но оказался в тупике. Признаться, мужчина понятия не имел, куда идти, и холодная стена казалась издевательской метафорой неудачного положения. Ко всему прочему, обратную дорогу перегородил экипаж, управляемый человеком в темном плаще. Дмитрий уже прикидывал, как уцепиться за карнизы и лепнину, чтобы забраться на крышу дома, когда дверь открылась экипажа. Внутри сидела красивая женщина в богато украшенном платье. — Дмитрий Свиридов? Это действительно вы? — с беспокойством и сомнением спросила она. — Мы знакомы? — ощетинился Свиридов. Слушая рассказы отца Михаила о своем прошлом, Дмитрий уяснил, что придворные женщины — существа, с которыми не стоило связываться. Они собирают слухи, плетут интриги и выдумывают то, чего быть не может. — Мое имя Елена. Я ваш друг, Дмитрий. И могу вам помочь. Ее мягкое, детское лицо казалось эталоном невинности, несмотря на пышные светлые одежды, что указывали на пропасть, отделяющую красавицу от простых людей. Как могло существо высокого происхождения печься о страданиях народа?.. Дмитрий сделал осторожный шаг назад, к стене, прикидывая, насколько опасно может оказаться доверие к женщине из кареты. Не исключено, что это — ловушка, призванная его поймать. Но за что? Смятение не позволяло мыслить здраво. На расстоянии нескольких домов от прозвучали маршевые шаги отряда инквизиции. — Скорее, Дмитрий! — взмолилась Елена. — У нас мало времени! Он решился. Один прыжком преодолев небольшое расстояние между собой и каретой, Свиридов нырнул в открытые двери транспорта, по удивительной удаче ухитрившись не задеть женщину. Та, вкрадчиво осмотрев улицу по обеим сторонам от них, дала знак вознице и захлопнула дверь. Некоторое время ехали молча. Елена обеспокоенно выглядывала из-за узорчатого тюля в оконца кареты. — Ну и? — спросил Дмитрий, когда шаги инквизиторов смолкли вдали. — Чего вы хотите от меня? Аристократка, поджав губы, посмотрела на Свиридова, и неописуемая тайна отразилась в ее больших глазах. — Я слышала о вашем положении, — начала она издалека. — О том, что вы… Вероятно… потеряли память. — Это так, скr'ывать не буду, — Дмитрий кивнул. — Но от этого у меня еще меньше намеr'ений веr'ить в пr'озрачность ваших деяний. — Этого и не требуется, — Елена покачала головой.  — Объяснитесь, — сдержанно потребовал Свиридов. — Меня зовут Елена. Графиня Елена Шабурова. Я — ваш друг. И была другом покойной императрицы… В этом городе еще остались те, кто пытается бороться. Вы видели, что происходило на площади? — она беспокойно выглянула в окошко, опасаясь погони. Никого, но Елена, ввязавшись невольно в опасные игры без ведома своих союзников и оппонентов, за последние месяцы стала настолько мнительной, что на ночь прятала под перину кинжал. На случай, если придется защищать жизнь свою и любимого супруга, потерять которого она боялась куда сильнее, чем проститься с жизнью самой. Не удивительно в такой ситуации лишний раз убедиться в безопасности пути. — Очевидно, казнь, — Дмитрий не разделял ее расположенности к беседе. — Да. Очевидно, — женщина кивнула. — Как вы полагаете, кого пытались казнить? — Пr'еступников, очевидно. В ответ графиня грустно рассмеялась: — Вы не угадали, Дмитрий… На казнь вели медиков. Врачи, лекари, доктора, студенты медицинских учебных заведений столицы… Та власть, что пришла с гибелью императрицы Екатерины, будто погрузилась в безумие. Но не мне вам открывать глаза. — Я не понимаю… — голос Дмитрия звучал более угрожающе, чем смятенно, однако Свиридов не обратил внимания на интонацию. Не до того. Вокруг начинала выстраиваться хрупкая картина мира, непохожая на ту, которую ему удалось увидеть. — Возможно, с позиции вашего положения это прозвучит дико… — осторожно произнесла Елена, видимо, тщательно подбирая слова. — Раньше вы были гвардейцем Ее Величества и ближайшим другом императрицы… Спасая ее от несправедливой судьбы, уготованной оппозицией, вы оказались в этом незавидном состоянии… — графиня подняла глаза, и Свиридов заметил, что они полны слез. Однако голос остался уверен, пусть и тих. — Вы отсутствовали целый год, Дмитрий! Никаких вестей… Все уверены, что вы погибли от рук генерала Горностаева, а он, в свою очередь, пытался убедить всех, что смерть госпожи Екатерины — дело ваших рук, но… Ну что же вы молчите! Лицо Дмитрия осталось непроницаемым. Но в глубине души он дюжину раз проклял всю эту затею, начиная от самой встречи с безумцем Келескеном. Гвардеец? Друг императрицы? Убийца? Убитый?! Да, он ощущал определенную сноровку в движениях, порой даже тренировался, используя в качестве оружия кочергу или деревянную рейку — что попадалось под руку — но это лишь шалость, не более! Он не мог представить себя в качестве того, кто подчиняется строгой военной муштре. С самого момента осознания своего присутствия в мире Дмитрий ощущал свободу, совершенно ненормальную для того, кто должен жить по уставу. Свиридов не чувствовал себя военным человеком. Кем угодно, но не солдатом. И тем более не соратником такого возвышенного во всех смыслах существа, как правительница государства. — Вы должны отыскать настоятеля церкви Святого Великомученика и Целителя Пантелеимона, — продолжила тем временем Елена, уверенная в своих словах. — Расскажите ему о себе во всех подробностях. Ему должно было быть адресовано письмо, рассказывающее о вашем бедствии, но оно оказалось перехвачено, и лишь чудо помогло мне украдкой взглянуть на него. Именно так я узнала о вашем скором появлении. Вы ведь не могли не появиться! — Это все — невыносимая, идиотская нелепица, — произнес Свиридов, одарив Елену взглядом, полным сомнений. — Неужели вы не хотите вернуть свою память? Оставить все в прошлом? — в голосе графини прорезались нотки мольбы. — Возможно, только это меня и заботит, — предположил Дмитрий. Елена скорбно опустила взгляд, принимая поражение. Однако ответить что-то на такой выпад Дмитрия она не успела — карета, кратко тряхнув своих пассажиров, остановилась. — Дальше ехать нельзя, вашество, — объявил возница обратившейся к нему Елене. — Патруль. У Михайловской площади. Будут досматривать карету, найдут вашего Свиридова — и конец спектаклю. — Мы не можем двинуться в объезд? — с недовольством произнесла графиня. — Никак нет, вашество, — возница пожал плечами. — Карета, пересекающая мост, привлечет слишком много внимания. Либо придется ехать по особенно большому кругу. Гарантов нет, что там тоже не будет патруля. — Ладно, — вздохнула Елена, не скрывая разочарования. — Спасибо, Эльдар, — она деловито расправила платье и придала выражению своего лица вид как можно более отстраненный. — Дмитрий, вам придется… — Я слышал, — перебил ее Свиридов. — Я отпr'авлюсь двоr'ами, если дадите напr'авление. Он выскользнул из кареты, и, никем не замеченный, свернул в переулок. Двинулся через дворы, минуя сквер, а, дождавшись, когда патруль отвлечется на карету графини Шабуровой и скроется из виду, направился на восток, к мосту через реку Фонтанка, который в итоге должен был привести его к искомой церкви. Он шел к цели неспешно и как бы неуверенно — как всякий, чья мотивация к действию недостаточна или хрупка. Но выбирать не приходилось. Либо последовать совету Елены и оказаться в руках предполагаемого друга, либо заплутать в улицах незнакомого города и, в конечном итоге, сдаться властям. В последнем случае участь незавидна. Свиридов не мог сказать с уверенностью, что произойдет, попадись он инквизиции, но отпечатавшиеся в памяти крики на площади, смешанные с пальбой в его сторону, убеждали: ничего хорошего его не ждет. Улица, на которую завел Дмитрия случай, именовалась Итальянской. Рассуждать о причинах подобного названия не с кем и, что более важно, некогда — а хаотичные размышления Дмитрия так и вовсе оказались осаждены больше внешним видом улицы, нежели ее названием. Очевидно, в лучшие годы города строения в этом районе представляли собой зрелище эстетически восхищающее, однако сейчас… От вычурной лепнины и изящных дверных проемов остались лишь жалкие подобия. Часть домов заколочена. Хозяева, вероятно, потеряли жилье. Иначе к чему эти пафосные жесты с забитыми окнами и дверьми? Еще несколько пустовали, уныло щерясь пустыми рамами. Несмотря на то, что большая часть зданий все еще оставалась жилой и ухоженной, район, отстоящий от главной городской площади лишь на пару кварталов, вызывал своим видом в лучшем случае жалость. Иной раз Дмитрию удавалось разглядеть явственные, наспех рамазанные следы пожара; попытки сделать вид, что ничего не произошло, казались нелепыми и даже неуместными. Дмитрий похолодел, если подобное встречается в самом центре города, то как выглядят окраины? Но село, где он провел месяцы своей странной жизни после беспамятного пробуждения, не казалось поражено какими бедствиями… Возможно, оно слишком бедно или слишком мало, потому не интересует виновников разрушений… Думать о подобном не хотелось. Миновав последний заколоченный дом — номер тридцать пять, если верить чудом уцелевшей табличке — и перейдя через дорогу, Дмитрий ускорил шаг. Набережная близко, он легко различал отсюда перила моста и шум воды. Однако не только волны издавали звуки — с левой стороны от перекрестка Дмитрий различил характерные шаги, заставившие по его спине пробежать мурашки. Он со всей возможной осторожностью выглянул из-за угла, держась продрогшими пальцами за влажные стены углового дома — опасения подтвердились. Стройным рядом по мощеной набережной Фонтанки вышагивал патруль с красными мундирами. Дмитрий сдавленно выругался — неужели им недостаточно отловленных беглецов и несчастных гражданских?! Он сделал один осторожный шаг в сторону, другой — и, стоило оказаться за стеной, вне зоны видимости патруля, во весь дух припустил обратно по улице. Что ж, проход по набережной закрыт. Быть может, он найдет подходящий для крюка переулок… Свернув в дворы, Дмитрий немедля столкнулся с молчаливой сценой — трое детей, не старше лет десяти, с методичностью бывалых мародеров осматривали бесчувственного солдата… Во всяком случае, Свиридов искренне надеялся, что несчастный всего лишь без сознания. На него, невольного участника сцены, обратил внимание один из детей — девочка лет пяти-шести, с всклокоченными рыжими волосами и строгим, не присущим ребенку взглядом. — Ату его, братва! — прозвенел яркий голос. Свиридов даже не успел толком осознать, что происходит — отовсюду, точно помойные крысы, выскальзывали дети, о наличии которых в закоулке вряд ли смог догадаться самый матерый ищейка. С полдюжины, не меньше, юрких, скрытных. В спину Дмитрию уперлось лезвие ножа, и ему ничего не оставалось, кроме как поднять руки. Дети обступили мужчину плотным кольцом, не давая не то, что сбежать, даже двинуться. Неловко и совершенно невпопад Свиридов вспомнил о маленькой Элине — ведь она ровесница многих из этих детей. Что случится, окажись она вот так, на улице, без всякой опеки? И что станет с ней теперь, когда Дмитрий так самонадеянно доверился безумцу Келескену и с головой бросился в нелепую и опасную авантюру… А теперь и вовсе мог пасть жертвой рук беспризорников!..  — Ну-ка, кто тут у нас? — продолжила девочка со странным взрослым взглядом. — Ээ-э… Пr'ивет? — осторожно произнес Дмитрий, без всякого притворства напуганный ситуацией. — Кто такой? — строго спросила девочка. Уверенная сталь в ее голосе ярко контрастировала с невинной внешностью. «Самому бы знать, ” — про себя произнес Свиридов, но вслух сказал: — Я не с ними, если ты об этом, — он кивнул в сторону солдата. — Имя! — грозно приказала девочка. Перечить ей совершенно не хотелось. — Дмитr'ий. Дмитr'ий Свиr'идов. — А! — лицо грозного ребенка озарила улыбка. — Так я тебя знаю! — Знаешь? — переспросил Дмитрий с выражением лица высшей степени глупым. — Мой отец про тебя говорил, — не без гордости ответила девочка. — Тебя знают Бородач и Хитрец. А еще Журналистка. Свиридов не нашелся, что ответить — он не понимал и половины из сказанного ребенком. — Меня зовут Нина, — тем временем продолжила девочка. — Как ты здесь оказался, Свиридов? — Я ищу… Ищу настоятеля цеr'кви святого Пантелеймона, — Дмитрий справедливо решил, что с грозной Ниной лучше не спорить — и оказался прав. — Это близко! — воскликнула она восхищенно. — Мы проводим тебя. Но даже не вздумай сбежать! Дмитрий кивнул. Отказаться от помощи сейчас равносильно неприятной смерти от шайки малолетних бандитов. Они двигались бесшумно и плавно, точно одичавшие кошки — и Свиридов нехотя поймал себя на мысли, что разница, в общем-то, невелика. Нина одним грозным взглядом повелевала оравой беспризорников, словно могла разговаривать с каждым из них мысленно или имела какую-то особую, духовную связь. Они пересекли дворы и реку совершенно беспрепятственно; дети безупречно знали слабости города и его охраны, умело обходили любые возникающие на пути препятствия, от забора до патруля. Чему учили и Свиридова. Не словом, но делом. Очень скоро достигли церкви. Небольшое краснокирпичное здание выросло перед ними совершенно неожиданно, но дети любой свой шаг просчитывали наперед — вот несколько мальчишек отделились от группы и ловко взобрались на крыши ближайших домов, формируя обзорные пункты; Нина, деловито оглядев улицу на предмет лишних свидетелей, выпрямилась во весь свой миниатюрный рост и двинулась к церкви, жестом приказав Дмитрию следовать за собой. Ему ничего не осталось, кроме как подчиниться. — Батюшка-настоятель! — воскликнула девочка, едва ступив на порог церкви. — Блаженная Нинель пришла исповедаться! В зале безлюдно и тихо. Ее звонкий призыв остался неоценен; однако очень скоро из одной из боковых дверей показался мальчик-послушник, который неторопливо приблизился, с сомнением поглядывая на Дмитрия. — Это друг старших, — пояснила Нина, и, похоже, ее авторитета оказалось достаточно, чтобы юноша перестал бросать на Свиридова недоверчивые взгляды. — Где батюшка-настоятель? — Да пребудет с тобой Милосердный Господи наш, Ниночка, — торопливо пробормотал послушник, глотая окончания слов. — Батюшка направился в город, чтобы помочь страждущим, я боюсь, что мы не увидим его до захода солнца. — Все складывается не так, как надо, — сконфуженно произнесла Нина. — Дождаться не сможем? — Благочестивые мундиры прибудут на вероисповедание, — старательно проговорил юноша. — Не посмел бы им мешать. — Эх… — многозначительно вздохнула Нина. — Но все равно спасибо. — Блаженна будь! — Тебе того же. Они покинули церковь в смятении — Нина явственно злилась, Дмитрий же просто не знал, что делать дальше. — Пойдешь с нами на остров, — наконец, рассудила девочка. — Старшие знают лучше. Возражений у Дмитрия не было. Впрочем, он сомневался, что они вообще принимались.