Этот дурацкий проект

Илья, с трудом собрав себя из желеобразного состояния, поднялся с кровати и направился в ванную. Наверное, он долго еще лежал бы, ощущая посторгазменную негу и легкую дрожь в кончиках пальцев, но вспомнил, что это сладостное состояние пришло к нему не само по себе — его виновник должен был находиться где-то в комнате. Так и оказалось — Айхгольц сидел возле кровати, уткнувшись лицом в колени и обхватив ноги руками. Ополоснувшись под душем и надев чистые трусы, Илья зашел в комнату, ожидая увидеть ее пустой, но, к его удивлению, Хартмут не сбежал — он сидел в кресле, уже надев пиджак и с сумкой на коленях, его лицо было холодно-отстраненным, рядом на столе лежал файл с планом. Увидев Илью, Хартмут встал и ровным голосом сказал: — Я домой, подбери хоть что-нибудь к нескольким пунктам, — он подошел к двери и, уже выходя, добавил: — И приобрети флоггер. Эту дрянь, — он кивнул на плеть, валяющуюся на полу, — я в руки больше не возьму. Он спустился вниз, оделся и вышел во двор; как и в прошлый раз Николай молча проводил его в джип, и уже выехав, поинтересовался, куда его отвезти. — К лицею, — негромко ответил Хартмут. И уже когда поднимался в лифте родного подъезда, его начало потряхивать: то, что кончил Златоверхий, было понятно и ожидаемо, то, что кончил он сам, наверное, тоже было вполне естественным, беспокоило его другое — то, что оргазм был настолько сильным, как никогда, аж в голове помутилось. Хартмут частенько по утрам во время душа ублажал себя рукой, испытывая от этого приятную расслабленность и удовольствие, но никогда настолько крышесносное! Что с этим делать, было совершенно непонятно, радовало одно — закончится школа, он уедет в Германию и никогда больше не увидит и, как Харт надеялся, не вспомнит Златоверхого. А пока впереди были выходные, можно заняться своими делами, подготовкой к экзаменам, в конце концов, и напрочь выбросить из головы всё произошедшее. В воскресенье после обеда Айхгольц даже пошарил на просторах инета в поисках подходящих для проекта песен, а также нашел несколько стишков о дружбе для младшеклассников. В том, что Златоверхий занимается этим же, у Харта были огромные сомнения. С любимым дедом тоже стало общаться проблематично: любые разговоры он сводил к проекту, порученному внуку, и интересовался, как продвигается общение с другим мальчиком, не подружились ли они. Все объяснения Хартмута, что тот мальчик настоящая нелюдь и подружиться с ним не удалось бы даже святому, дед пропускал мимо ушей, при очередной встрече начиная ту же песню. *** В понедельник Хартмут и боялся встречи со Златоверхим, и предвкушал ее: он представлял, как проведет мягкими концами флоггера по обнаженной спине Ильи, начиная от шеи и заканчивая выпуклыми ягодицами, по пути обрисовывая каждую мышцу, лаская впадинку позвоночника. В школе предсказуемо Илья не обращал ни на кого внимания, в том числе и на Айхгольца, что неимоверно раздражало последнего. Они так и не перемолвились ни единым словом, Хартмут решил, что подходить к Златоверхому первым и интересоваться проделанной для проекта работой он не будет. После уроков Хартмут даже не заметил, как Илья ушел, но его неведение длилось недолго: тот стоял сразу у ворот недалеко от охранника, и стоило показаться Айхгольцу, сразу сказал: — Пошли в машину. Харта бесил этот приказной тон, но внизу живота закрутилась спираль предвкушения, и он безропотно последовал к джипу. В комнате Ильи на кровати, куда Хартмут невольно сразу бросил взгляд, не было не только флоггера, но и знакомой плети, и он очень надеялся, что Златоверхий не вытащит откуда-нибудь из-под кровати кнут или бич. Но Илья спокойно кинул сумку возле стола и спросил своим медовым голосом, от которого с некоторых пор у Хартмута пробегали по телу мурашки: — Ну что, займемся подборкой стихов и прочего для проекта? — Что?! Ты как обычно ничего не делал, как мило, — саркастически сказал Хартмут. — Накажешь меня за это? — промурлыкал Илья прямо в лицо Харта, тот отшатнулся, ощутив его теплое дыхание. Он снова бросил быстрый взгляд на кровать, но она по-прежнему радовала (или огорчала?) отсутствием девайсов. Айхгольц поставил сумку на стул и вытащил файлик с плотной стопочкой распечаток внутри: — Вот, можешь посмотреть, что я уже нашел, и давай наконец закончим со всей этой фигней: подберем все остальное и отдадим завучке, пусть она сама дальше распределяет роли. Неужели Златоверхий привез его действительно, чтобы заниматься делом? В глубине души, удивляясь самому себе, Харт испытывал разочарование. Ко всему прочему хотелось есть: он перекусывал после третьего урока булочкой и соком, но когда то было? Илья спокойно включил компьютер, а перед Хартмутом поставил ноутбук: — Он настроен на принтер, так что все подходящее кидай в печать. Учитывая работу, проделанную Хартмутом в воскресенье, управились они довольно быстро — не прошло и полутора часов, как стопка листов со стихами, песнями и подходящими сценками стала приличного размера. Вроде бы материала для представления нашли они достаточно, и все, чего хотел Хартмут — это вернуться домой и пообедать. Илья, который еще перед тем, как сесть за компьютер, переоделся в домашнее, теперь встал с кресла и потянулся, поднимая руки, при этом зачем-то захватив нижний край футболки. Мягкий трикотаж пополз вверх, обнажая шикарный торс. Харт удивленно моргнул — это что сейчас было, стриптиз? И к чему вообще вся эта обнаженка? Он отчаялся запихнуть новые распечатки к уже имеющимся, просто сложил все вместе и убрал к себе в сумку, не надеясь, что Златоверхий вспомнит о них и принесет завтра в школу. — Ладно, я пошел, — Хартмут спокойно направился к двери, но между ним и выходом одним слитным плавным движением нарисовался Златоверхий. — Далеко собрался? — мягким чарующим голосом поинтересовался он. — Домой, естественно, — холодно ответил Айхгольц и попытался обойти Илью. — По-моему, ты слишком торопишься, — медово проурчал Златоверхий, он пристально посмотрел в его глаза: — Разве ты не хочешь меня наказать? Харт отступил, вот же черт! Да какой там черт — все демоны ада, не иначе, плескались в глазах Ильи. — Что ты хочешь? — отворачивая лицо в сторону, спросил Хартмут. — Читал про спанкинг? В принципе Айхгольц прочитал про БДСМ всю основную информацию, в детали он особо не вникал, но общее, пусть поверхностное, представление у него было обо всех направлениях. — Ну читал, и что? — Я хочу, чтобы ты меня отшлепал, — прошептал Илья ему на ухо, обжигая кожу своим дыханием и вызывая легкую дрожь в теле, — рукой. Сумка свалилась с плеча Хартмута, а сам он, поперхнувшись слюной, закашлялся. Он кашлял и приходил в себя, раздумывая, насколько хватит его сил и как быстро заболит ладонь. Хоть он каждый день подтягивался на турнике и баловался гантелями, но это и было чистое баловство, никаким спортом он никогда не занимался, слабаком не был, но и силачом тоже. *** Пока Хартмут приходил в себя, Илья полностью разделся и лег на постель, предварительно сбросив покрывало. Харт смотрел, не отрываясь на это совершенное юношеское тело, мягко перекатывающиеся под смуглой кожей мышцы спины, упругие, поджарые ягодицы. Он сбросил, не глядя, пиджак прямо на пол и подошел к кровати; от мысли, что сейчас он должен будет отшлепать Илью своей рукой, у него пересохло в горле. Было странно любоваться мужским телом, особенно, если учесть, что Хартмут никогда не обращал внимания на мужскую красоту: ведь в мужчине внешность не главное — главное то, что он представляет собой как личность и то, чего он добился в жизни. Златоверхий лежал совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в подушку. Почувствовав просто неимоверное давление в штанах, Харт тихонько расслабил ремень и расстегнул застежку на поясе брюк, насколько он помнил из прочитанного, поза Ильи совершенно не подходила для этого вида порки: удобнее было бы, если бы он лег животом на стол или хотя бы стул и оптимально, как было на всех картинках с изображением спанкинга, ему, Хартмуту, на колени. Но это было совершенно неприемлемо, и Харт, сделав глубокий вдох, потряс кистью руки, а потом с силой приложил ее о ягодицу Ильи. На безупречной коже появился белый отпечаток, который мгновенно налился розовым цветом. От неожиданности Илья вскрикнул. Кожа разогрелась очень быстро, и теперь каждый шлепок проходил как по маслу. Ладонь Хартмута пекла, и он не знал, сколько еще сможет шлепать Илью, к тому же член стоял как каменный, и у Харта уже не раз возникала мысль подрочить — все равно Илья лежит, отвернувшись, и не увидит. Но тот, словно прочитав его мысли, вдруг повернул голову и посмотрел прямо в глаза Хартмута. Глаза Златоверхого в тени густых черных ресниц и сами казались черными, блестящие налитые губы были маняще приоткрыты, и Харт не выдержал — хлопнув очередной раз Илью, он так и оставил руку на его горячей ягодице, а сам наклонился и приник губами к его рту. Он упивался своим первым в жизни поцелуем, совершенно не задумываясь, что тот происходит с парнем — с парнем, которого он терпеть не мог. Вторую руку он непроизвольно засунул в свои трусы и сжал член. Каждый удар приносил Илье ни с чем не сравнимое удовольствие и предвкушение еще большего наслаждения: огонь от задницы распространился по всему телу и заполнил каждую клеточку ожиданием. Член затвердел мгновенно, еще только стоило лечь на кровать, и теперь он им потихоньку потирался о простыню, желая большего. Ему казалось, что он заперт в своем теле и оно никак не дает вырваться удовольствию наружу, Илья повернул голову и посмотрел на Айхгольца, он сам не знал, что хочет, чтобы тот сделал, и уж никак не ожидал, что тот его поцелует. Это был его первый поцелуй, и он оказался ошеломительно прекрасным, их языки гладили друг друга, сплетались, неожиданно Харт втянул себе в рот язык Ильи и начал сосать его, при этом с силой сжав ягодицу. Видимо, это и была та последняя капля, необходимая Илье, он содрогнулся от оргазма, а почувствовав, как напрягся Хартмут, оторвался от его губ и сказал: — Кончи на меня. С трудом распрямившись, Харт вытащил свой член из трусов, провел по нему пару раз рукой, огладил головку и направил на красную от порки задницу Ильи. Струя спермы ударила на раскаленную кожу, и Илья блаженно застонал. Кое-как придя в чувство, Хартмут поправил одежду и застегнул ремень — можно было спокойно уходить домой, тем более что все, что нужно по проекту, они сделали, но он не мог оторвать глаз от расслабленно лежащего Ильи с блестящей от спермы задницей. Не думая и не анализируя свои действия, Харт подошел ближе и мягко положил на нее руку; плавными легкими движениями он начал втирать сперму в ягодицы. Златоверхий замурчал от удовольствия — это было еще приятнее, чем шлепки. *** Домой Харт возвращался, старательно выкинув все мысли о произошедшем в доме Ильи, он пытался сосредоточиться на уроках, которые предстояло сделать на завтра, но губы предательски помнили поцелуй и горели, побуждая Хартмута периодически касаться их кончиками пальцев. К тому же на краешке сознания, как Хартмут ни пытался забить его мыслями о домашних заданиях, тревожно звенел вопрос: «Что имел в виду Илья, когда на прощание сказал, что в следующий раз хочет дойти до конца?» До конца в БДСМ означало половой акт, но не мог же Илья всерьез рассчитывать, что они займутся сексом или мог? Но как это вообще должно происходить, учитывая, что они оба парни и никогда этим не занимались, по крайней мере Хартмут. И еще это его «кончи на меня» явно выдумки самого Ильи, потому что в практике БДСМ Хартмуту не встречалось ничего подобного. Однажды ему попалось словосочетание «Золотой дождь», заинтересованный красивым названием он начал читать и его едва не вырвало от омерзения: оказалось, это когда верхний партнер мочится на нижнего, причем преимущественно в рот. Отвлекшись дома на уроки и близнецов, Харт немного пришел в себя, но ночью, когда лег спать, мысли без конца возвращались к их поцелую, он ворочался с бока на бок в течение часа или больше, и в конце концов не выдержав, встал с постели и включил компьютер. Он смотрел на особенно яркий в ночи экран и никак не решался набрать фразу «однополый секс». Но даже начитавшись различных статей и посмотрев пару видео, которые, как ни странно, совсем не вызвали у него омерзения, он все равно не представлял себя занимающимся сексом с Ильей. *** Завуч по внеклассной работе весьма благосклонно отнеслась к их работе, сказала, чтоб они не расслаблялись, наверняка еще не раз потребуется их помощь. Илья последние дни не обращал внимания на Айхгольца, и тот начал считать, что, возможно, всё закончилось: с проектом они фактически расплевались, так что больше их ничего не связывало, а для своего нездорового увлечения Златоверхий, может, нашел кого-то другого. Прошел концерт, посвященный иностранной делегации, на котором присутствовал даже мэр. Пару раз им с Ильей пришлось помочь на репетициях, но они даже словом не перебросились друг с другом. В классе была аналогичная обстановка: Златоверхий всех игнорировал — Хартмут ни на кого не обращал внимания, занимаясь своими делами. Пролетели выпускные экзамены, впереди был выпускной и всеукраинское тестирование, и всё — он свободен как птица! На выпускном Хартмут планировал присутствовать только на торжественной части — в банкете он не участвовал — незачем, да он даже на виньетку деньги не сдавал, не видя ни малейшего смысла иметь подобную память об этом классе. То, что он проучился с ними одиннадцать лет, не сблизило его с остальными совершенно, друзьями он тут тоже не обзавелся. На вручении аттестатов первыми шли медалисты, так что Хартмут самым первым получил аттестат, золотую медаль и кучу грамот, одну — за активное участие во внеклассной работе школы, на что Харт только глаза закатил. Он бы с радостью и ушел после этого, но, к своему глубочайшему сожалению, участвовал в концертной программе. В принципе в ней принимали участие все выпускники, кроме Златоверхого. Харту стало смешно, когда того вызвали на вручение под фамилией Машукова, а все документы были оформлены на его настоящую фамилию, видимо, директору было велено сохранять инкогнито до конца. Илья был в шикарном костюме от известного итальянского бренда Kiton, шелковистая ткань отливала золотистым блеском, прекрасно гармонируя с его длинными волосами. Сам Хартмут был в темно-сером костюме от Хьюго Босс, который отец привез ему из Германии и который раз в десять стоил дешевле, чем у Златоверхого. Но Харт никогда не понимал этой пустой траты денег на шмотки. В зале сидели родители Хартмута и его дед, с близнецами должна была побыть соседка, поэтому мать надолго не задержалась. Харт отдал ей документы, и она ушла домой. Оставалось еще несколько выступлений, но Айхгольц в них не участвовал, поэтому решил уйти домой. На выходе его перехватил Златоверхий, он стоял прямо на пути Хартмута и смотрел нечитаемым взглядом, но когда тот попытался обойти его, схватил крепко за запястья и, приблизив свое лицо, тихо сказал прямо в губы: — Мы едем ко мне. Харт дернулся, но Илья держал крепко. — С какой это стати? Я никуда не собираюсь с тобой ехать! — У нас с тобой будет свой праздник с банкетом. — Отпусти, — снова задергался Харт. — Нет, — припечатал Илья. *** В гостиной в доме Ильи был накрыт стол, и на несведущий взгляд Хартмута, который в действительности никогда не бывал ни на одном банкете, все блюда были оформлены по-ресторанному. Каждое смотрелось словно шедевр поварского искусства, и за красочным оформлением он даже затруднялся идентифицировать их. Он понимал, что в этом блюде какая-то рыба, но украшения из майонезной сеточки, в каждой ячейке которой была маленькая красная или желтая ягодка, кусочки лимона, зелени и цветов, явно вырезанных из каких-то овощей, не давали возможности понять, что конкретно прячется за этой аппетитной мишурой. Илья, видимо, заметивший, как Харт пялится на блюдо, сказал: — Это запеченный осетр, — и тут же провел краткий экскурс по всему столу, — это свинина, запеченная с грибами, помидорами, майонезом и тертым сыром, это салат из ветчины, огурцов, языка, яиц, майонеза и зелени. В общем-то, яйца, зелень и майонез присутствуют и в других салатах, только вот в этом есть еще шампиньоны, сыр, кедровые орешки и копченое мясо, а в этом — авокадо, креветки и маслины. Хартмут, не веря своим ушам, слушал Илью, он как-то не представлял его в роли гостеприимного хозяина. Тот, поймав его взгляд, слегка улыбнулся и отодвинул стул: — Присаживайся. Хартмут неловко плюхнулся на стул и проследил, как Златоверхий протанцевал к месту напротив и изящно сел. — Если пиджак мешает, можешь его снять, — светски предложил он и положил салфетку себе на колени, — приступай, горячее я подам чуть позже. — Ты… подашь? — от удивления не сдержался Харт, о чем сразу пожалел. Но Илья ответил совершенно спокойно: — Конечно я. В доме же больше никого нет. Ешь давай, ты же, наверное, голодный. На самом деле Хартмут был не особо голодным, но от запахов, источаемых блюдами, и от их красоты и у самого сытого бы потекли слюнки. Единственное, что мешало наслаждаться прекрасным ужином — мысль, а что будет после?