Госпожа Неудача. Шаг в Неведомое

Горячий кофе пах ванилью и шоколадом, но всё же оставался на языке неприятной, жгучей горечью усталости и тревоги. Делая глоток за глотком, я не отводила напряжённого взгляда от рыжей копны волос, рассыпанных по подушке. Вот уже пять часов минуло с нашего возвращения — Анжи спала недвижно, крепко, дыша незаметно почти: восстанавливала растраченные организмом силы. — Как скоро она проснётся? — спросила я, осторожно приседая на подлокотник кресла, в котором, бледный и осунувшийся, отдыхал Джейк. — Когда резерв придёт в норму, — буркнула Кэт и добавила, смягчившись: — Не волнуйся. Страшное позади. — А для Даны? — И крепко стиснула пальцы — всецело погрузившись в переживания о сестре, я и думать забыла о ещё одном человеке, очутившемся вчера на пороге чертогов смерти. — Тоже, — Джейк вздохнул, отвечая, приоткрыл один глаз — и встрепенулся. — Нам пора, Кристи. Засиделись. Справишься сама? — Справлюсь, — кивнула я, наблюдая, как, взявшись за руки, мои гости поднимаются в воздух. Конечно, мне бы хотелось предложить им остаться — Гилберты были до крайности вымотаны минувшей ночью, — вот только моя однокомнатная квартирка вряд ли позволила бы всем разместиться с комфортом, коего каждый желал. Один вздох, и дети солнца исчезли, растворяясь неясными очертаниями под куполом быстро светлеющего небосвода. Для меня же время растянулось долгими часами одинокого ожидания. Храня покой Анжелас, я тихонько сидела на кухне, одну за другой опрокидывая чашки кофе в пустой желудок. Выдохлась настолько, что даже любимой джезвой пренебрегла, откупорив подаренную невесть когда и кем банку растворимой бурды, бесстрашно присвоившей себе имя благородного напитка. Тихонько вращая ложечкой желтоватое облачко пены, я наблюдала, как один за другим лопаются мелкие пузырьки. Что поведает Анжи, когда откроет глаза? Какую правду раскроет? — Я сама виновата, Криста, — Анжелина нервно кусала губы, глядя куда-то мимо меня, — проявила себя как-то, случайно открылась. Вышло, что вышло. Знала бы ты, что в его голове… *** Бурые пятна на белом атласе — пятна кричащие, пятна, одним видом своим способные его уничтожить. Оскар нервно дёргает пуговицы. С силой. О целостности не заботясь — одна за другой они падают, с тихим звоном ударяясь о тёмный пол. Гладкая, опороченная ткань трещит под пальцами, комкается, умирает: остервенело, отчаянно Оскар заталкивает изувеченную рубашку в рюкзак — в первый же контейнер выбросит, избавится, забудет… страшно. Но он прав. Аллах зрит, Аллах знает: Оскар прав. Он отомстил. Отомстил, пусть никогда смерти не возвратятся вспять. Оскар помнил, как в далёком детстве со скалы падал в жадно распахнутую глотку морских глубин, помнил, как захлёбывался, тонул, как лёгкие пылали жарче солнца пустыни и как нарастал в голове гул голосов усопших, призывавших Оскара шагнуть вслед за ними в благостный мир теней. Ещё он помнил, как мучительно больно из горла вырывалась солёная, пахнущая йодом смерть, как облачённый в белое человек тяжестью на грудь наваливался, словно приказывал: «Оскар, дыши». И мальчик дышал — хрипел, кашлял… жил. Вопреки всему, жил. Но чувствовал перемены. Что-то слабое, робкое, едва заметное поселилось в нём — будто зрение изменилось. Глядя порой на людей, Оскар видел в них порождений чудовищной тьмы, надевших человеческую личину. Порождения говорили, ходили, дышали одним воздухом с ним, но всё же были другими. И Оскар искал их. Находя, наблюдал. Наблюдая, боялся. Но никогда истреблять не смел. Пока демон не вторгся в дом. Эта дьяволица имела лицо прекрасное, нежное, с огромными голубыми глазами — печальными и испуганными, как у загнанной лани. Эта дьяволица улыбалась ему, Оскару, а он улыбался ей. И дрожал. Знал: подобные ей беду несут. Не ошибся. Рыжим. Рыжим пылал их дом. Пылала жизнь, люди… Рыжим, как кудри дьяволицы. Смертельно-рыжим, опасно-рыжим, ведьмовским цветом зла. Смерть за нею пришла, рука об руку, как подруга, как сестрица, как мать. Смерть — добру взамен. Смертью за смерть ответит. И он принялся играть. Ожидал ли, что случай так кстати придётся? Нет. Но если сама судьба благоволила, значит, дело праведное и впрямь. Так Оскар стал барабанщиком «Morning Star». Так Оскар рыжекудрую Анжелину её же оружием в спину ударил. Наивная, повелась. А он целовал её, обнимал, ненавидя, и ждал, боясь. Он чувствовал, каждой клеточкой чувствовал: в логове монстров очутился. Вот только всех Оскару не одолеть, а значит, сразит он лишь ту, что отняла дорогие ему жизни. Остальных покарает небо. Рано или поздно, так или иначе. Небо Покарает. Всех. И он бы терпел дальше. Ждал бы, притворялся, играл, подыскивая подходящий момент, лелея, взращивая свою месть, холя ненависть. Он бы планировал лучше, он бы нашёл способ спасти брата от пагубной привязанности, от ошибок сберечь, но не сумел, не выдержал, увидел, как Анжелина ворожбу бесстыдно творит, перебирая ветерком страшной силы рыжие кудри — расчёсывая бережно, сплетая косы. — Что это, Лина? — он спросил так ласково, как сумел только, воспользовавшись именем, что сам в начале игры Анжелине придумал. — Что это? — повторил, неподдельно дрожа. — Оскар, — защебетала, коварная, — ты вернулся. Так скоро? О чём ты? Я яблоки вот нам… — Волосы, — сделал шаг, выбрасывая вперёд руку. — Лина, я не слепой. Что это — можешь мне сказать наконец?! — И сорвался. — Думаешь, это в первый раз? Думаешь, я твоих происков не вижу?! — Оскар… — Анжелина задрожала. Краснобокое яблоко скатилось с ладони по пальцам — вниз, и, словно мячик, о пол стукнулось. Не мигая, голубые глаза смотрели Оскару в душу. Мгновение, два… — Боже правый. Как же мы раньше не видели? — прошептала она наконец. — В твоей голове… там… — обмякла испуганно. И холодная рукоять вмиг тяжестью в руку легла. Падая на постель вслед за хрупким девичьим телом, Оскар видел лишь Гадамес. Только крошку Амэль с прекрасными косами, и рука его не дрожала. Месть вершилась не в то время, не в том месте, но всё же он мстил. И на мгновение был счастлив. *** — Он был иным. Слабеньким иным, без барьера толком, — завершив рассказ, Анжелина устало уронила голову на скрещённые руки. — Если нарочно не искать, такого не заметишь. — А мы даже подумать не могли. — Не зная, что сказать ещё, я потянулась к прозрачному графину, стакан воды налила бездумно, сделала шумный глоток. — Алекс найдёт Оскара. — И что сделает? — Анжи дёрнулась, отчего тонкие её брови сошлись к переносице: рыжей всё ещё было больно, ранение о себе напомнило. Я не стала кривить душой. — Просто надеюсь, что Оскар останется жив. Несколько минут мы молчали. Каждая думала о своём, тягостном, и пока не была готова этот гнёт с кем-то ещё делить. Устало опустив плечи, я привычно мерила шагами комнату, Анжелина сидела на разобранной постели, массируя виски кончиками длинных пальцев. — Почему я так плохо разбираюсь в людях? — произнесла наконец. — Что? — остановившись, я взглянула на неё через плечо. — Сначала Ник, Оскар вот теперь… Я опять повелась и опять попалась. Может, не любить вовсе, раз глупая такая, раз так не везёт? — Анжи… — Как ранним утром, я присела на подлокотник кресла, в котором несколько часов назад сидел Джейк. — Может, не время просто? Думаешь, я везучая? — Ты? — голубые глаза хитро блеснули. — Ты везучая как раз. Всё просто: Джейк любит тебя, а ты — его. И уж этот точно не станет… — …Цыц, — встрепенулась испуганной куропаткой я. — Глупость какая. И вообще. Первый мой поклонник меня кинул, второй — чуть не зарезал, а третий — отравил. Любовь, да. Романтика. Не сдержавшись, Анжелина хихикнула. — Хороши сёстры, ничего не скажешь. А ведь это ещё Луи не вспомнила… Луи… — Имя Анжи повторила уже без веселья, нахмурилась, барабаня пальцами по выглянувшему из уголка подушки перу. — Давно он объявлялся? — Да нет, — беззаботно махнула рукой я, от резкого движения едва не сверзившись с кресла. — Раз в три дня стабильно нахожу открытки в почтовом ящике, посылки приходят каждую неделю, а на телефоне я Анвара просто в «чёрный список» забросила. Докучает. — Ладно. — Медленно и осторожно Анжелас спустила ноги с постели и улыбнулась мне, сочтя состояние сносным. — Только будь осторожна — хорошо. Чует моё сердце: ещё и этот чёртик из табакерки выскочит. Яблочко от яблони. — Или у тебя просто паранойя. Вместо ответа она сощурилась, заглядывая внутрь себя, и через минуту уже бодро топала по квартире, разыскивая вещи первой необходимости — ночью мы совсем забыли собрать пожитки Анжелас, и те, несчастные, оставлены были на произвол судьбы. Платьев, кофточек и юбочек Анжи собрала целый чемоданище, так что теперь, сокрушённая, печально голубыми глазами хлопала, поминая тихим добрым словом Оскара, Алекса и всех нас вместе взятых. Но всё же в Питер нам возвращаться не хотелось. Посовещавшись во время чревоугодия, решили совместить все дела, на сегодня запланированные, и, нарядившись, как модели на подиум, взмыли в укрывшиеся сплошным серым пологом небеса. — Страсть Ливийская, жертва домашней тирании, ты даже на своих двоих притопала? — распахнул объятья Карл, стоило нам с Анжелас появиться на пороге, но насиженного места на стуле подле болезной не покинул. — Вы Дану проведать али мне чего полезного принесли? — И то и другое, — заговорщически переглянулись мы. — Меняем два литра ананасового сока на одну крошечную услугу. — Согласившемуся фонарик бесплатно, — спрятавшись за мою спину, Анжелас высунула хитрющий нос и, призывно взмахнув карманным источником ультрафиолета, вопросительно изогнула тонкую бровь. — Берёшь? — Что за услуга-то хоть? — поинтересовался Карл с подозрением, но лапки загребущие к заветной коробочке протянул. — Сжальтесь, изверги! Знаете, сколько я тут торчу?.. — Вот… в корень зришь, — обрадовалась хитрая Анжи. — Мы тебя освободить хотим — слетай, свежим воздухом подыши, морозец понюхай, а мы с Дианой посидим — не впервой — правда ведь, Криста? Я не знаю, что сработало в итоге — быть может, был то чудесный дар убеждения, коим Анжелас владела в совершенстве, а может наша с ней коллективная невыносимость, но, поломавшись минут пятнадцать, Карл всё-таки сдался — отнял полагающийся ему сок, захватил фонарик авансом и, трусливо поджав хвост, скрылся в дверном проёме. Дана спала крепким здоровым сном. Некогда аккуратная светлая коса растрепалась, и отдельные пряди рассыпались по бледному личику, пряча от любопытных глаз крохотную родинку на щеке и тонкую бровь, уже нуждающуюся в коррекции. Мы с Анжи не говорили — знали: над постелью подруги щит, но всё же покой потревожить боялись случайно — пускай поправляется. Это всем нам нужно. — Карл? — в тихонько распахнувшуюся дверь заглянул растрёпанный Алекс, увидел нас, недовольную рожу скорчил: — Анжелина, ты почему не в постели, а? И где Карл? — Постель одна, а верный страж в Питере, — светло улыбнулась Анжи. — Давно ты вернулся? Проскользнув в комнату целиком, Алекс опустился на корточки рядом с нами, вздохнул устало. — Как дела все уладил. Создал ваши иллюзии и спешно отправил их восвояси. Вещи твои, кстати, собрал, а тряпьё этой свиньи ливийской предал сожжению — ты не против? — Инквизитор, — хихикнула я. — Мы как раз Карла за чемоданом Анжелас отправили. Обыщется, бедолага. — Развеется хоть. Ему нужно, — с этими словами Алекс легко провёл ладонью надо лбом Даны. — Состояние в норме, — кивнул самому себе. Мы молчали. Глядя в пол, Анжи нервно комкала в ладони длинные рыжие локоны. — А Оскар? — произнесла наконец так тихонько, жалобно. — Что с ним? — С ним… — Алекс раздражённо передёрнул плечами. — Устал я, вот что. Вечером разыщу обязательно — веришь мне? — И? — взгляд голубых глаз беспокойно скользил от предмета к предмету, старательно избегая наших лиц. — Алекс, пообещай, что он останется жив. — Ты… — начал тот было — Анжи договорить не дала: — Пообещай!.. Слишком громко. Настолько, что все мы синхронно прижали к губам ладони, хоть и знали, что надёжно окутанную щитом Диану не разбудить. — Ладно, ладно, — примирительно поднял ладони Алекс. Вот только не очень-то хотелось ему верить. Слишком отчётливо я помнила каждый взгляд, исполненный боли и гнева, каждое мгновение, когда в порыве отчаянной злости сжимались пальцы. Оскар по заслугам получит. Но стоит ли Анжелине об этом знать? Само провидение решило: не стоит. Перезвон разорвал безмолвие, с мокрым снегом в разбитое окно ворвался холодный ветер, с ветром — Алая молния, и люди, за нею — десятки облачённых в тёмные куртки людей. Всё завертелось. Действия сыпались раньше мыслей. Агентства снова здесь, Смирнова в лицо хохочет — жёсткой энергетической нитью наотмашь искажённое лицо бью; силовой кулак в живот — ответом. Вот и столкнулись, вот и встретились. Снова удар — опрокидываюсь на спину, активирую щиты. Я долго готовилась к этой схватке. Я не могу проиграть. А потом я услышала исполненный боли крик Алекса, отвлеклась на мгновение — и раскалённые нити стиснули горло, чернота навалилась голодным хищником. Смирнова, ты снова выходишь победителем! Но что же было вам нужно?..