***
Лошадь унесла Сансу далеко от поля брани задолго до того, как схлестнулись противоборствующие силы. Офицеры Джона выстроили в несколько шеренг разношёрстные полки, растянув немногочисленный конный отряд, лучников-северян и людей Вольного народа. Среди редких рядов поднимались полощущиеся на пиках серые знамёна, вздымались яркими пятнами лоси Хорнвудов и пёстрые клетки Мейзинов. Особняком стояли знаменосцы дома Мормонт и широкие штандарты Старков. Каждый воин, сколь бы он ни был преисполнен отвагой, внутренне содрогался, узрев многократно превосходящую мощь врага: тесно сомкнутые строй за строем объединённые войска Болтонов, Карстарков и Амберов, группы лучников и арбалетчиков, полки пехотинцев и кавалерии растянулись по всему полю зрения, казалось, закрывая горизонт и заслоняя ободранными людьми, красными оцеплёнными полями и белыми вспышками по чёрному знамени лежащий в полутора лигах отсюда Винтерфелл. Грохотание копыт и тысяч ног, лязг оружия, свист сотен стрел, пускаемых частыми единовременными залпами, людские и нелюдские крики — какофония чудовищной кровопролитной бойни, куда единодушно ринулись полки Сноу вслед за отчаянным командиром, разносилась по всему Северу, расколовшемуся, израненному, вздыбившемуся. Кони падали навзничь под градом стрел, сшибались насмерть грудью и подминали под себя разобщённую толпу, не различая ничьих солдат. Число пеших воинов, мечников, копейщиков, вооружённых кто чем Вольных людей, погибших и тяжело раненных в первые минуты сражения, не поддавалось исчислению. И уже ощетинившиеся ряды пик и громадных щитов-павез, изукрашенных освежёванным человеком Болтонов, шли по трупам, смыкая полукольцо вокруг оставшихся бойцов, пронзая и давя своих и чужих. Что бы с ними всеми сталось, не приди на выручку тяжёлая кавалерия Долины Аррен, смявшая Болтонов, Сансе не хотелось даже думать. Мимо пиршества стервятников её провели и сопроводили доверенные офицеры лорда Бейлиша, из-за чьих спин она въехала на белой кобыле в стены родного замка. Никто не спрятал от её взгляда и не заградил от неё распластавшиеся, разбросанные по двору трупы, пропитавшие заиндевелый грунт стынущей кровью. Лица многих бедняг были изуродованы до неузнаваемости, топорщились вогнанные в тела одна, две, с десяток густо оперённых стрел. В нескольких ярдах от ворот развалилась скорченная лохматая туша великана, приконченного не одной дюжиной стрел и арбалетных болтов. Охваченная свалившимся на неё ужасом Санса не находила в себе ни слов, ни чувств, немо созерцая Винтерфелл, за который они сражались, превратившийся в само ледяное пекло. Джон Сноу, весь мокрый, покрытый брызгами грязи, запёкшейся бурой коркой и тёмными пятнами на почти чёрной кожанке, с руками в высохшей и совсем свежей крови, присмирел и слез с груди ублюдка, поймав на себе укоризненный и требовательный взгляд Сансы. Даже стоя подле остывшего тела маленького Рикона, возложенного на деревянные носилки, она держалась лишь одной мысли: заполучить его, заполучить и судить своим справедливым судом. Болтонского бастарда ждал военный суд и петля, но Джон, поколебавшись, уступил единокровной сестре право на собственную месть. Он распоряжался остававшимися на ногах людьми, и вскоре, как только были вывешены знамёна с оскалившимся лютоволком, он выехал из замка с отрядом людей при тягловых конях, везущих на волокушах брёвна. Мертвецов следовало вывезти и сжечь, пока не объявились презренные птицы-трупоеды и мародёры. Потерявшего сознание Болтона, чьё лицо оказалось разбитым в мясо, вытащили из грязи, неся за руки и за ноги. По приказу леди Старк он был доставлен на псарню, где оказался крепко связан и заперт за железной решёткой, как опасный дикий зверь. Удовлетворившись этим, Санса, успевшая отдать приказания о начале приготовлений к похоронам Рикона Старка, уже смаковала грядущую казнь. Ей было даже мерзко от мысли, что пришлось бы марать руки об это чудовище, и она радовалась поэтичности участи, приготовленной ею своему мучителю. Об этом, думала Санса, непременно сложат песню: это будут её «Рейны из Кастамере». Будут петь и о Битве за Винтерфелл, о лорде Джоне и людях с Простора, о Вольном народе, Мормонтах с Медвежьего острова и всех-всех — Север помнит! Одного только желала Санса: чтобы имя Рамси Болтона исчезло из уст и памяти навсегда. Вдруг она вздрогнула и обернулась, ощутив человека за своей спиной. Им оказался тот, кого Санса меньше всех ждала здесь увидеть, тот, с кем они расстались неполный месяц назад, как казалось, навсегда. — Теон! Санса, выпустив из пальцев медно-рыжие пряди собственной косы, слишком поспешно бросилась к Грейджою, приобняв того за плечи. Смешанные чувства переполняли её: так странно, так дико было видеть того здесь, в Винтерфелле, после всего, что они пережили. Леди Старк на мгновение стиснула того в объятиях и отстранилась, похолодев от неверия и от груза неприятных воспоминаний. Сейчас, стоя перед ней, Теон выглядел намного лучше, чем в момент их расставания — Санса была поражена тем, что он и не погиб вовсе, как следовало бы думать. Он был экипирован в доспех Железнорождённых, в панцирь с вырезанным по телячьей коже кракеном, облезлым по краям рисунка, укрытый в длинный походный плащ, скрывающий тусклое железо кирасы. Взгляд его был уставшим, но не измождённым; раны на лице зажили, запущенная некогда до вида грязной козлиной бороды щетина оказалась подстриженной; отмытые поседевшие вихры трепетали на ветру. Из всех немногочисленных людей, занятых сейчас в Винтерфелле, никто не замечал Теона Грейджоя, но он, сжав ладонь Сансы, отвёл ту от посторонних глаз за угол. Санса ему не отказала, и он коротко пересказал, как следовал по притокам реки Горячки и ехал по тракту почти от Рва Кейлин. Лошадь и вещи, говорил Теон, остались в Зимнем городке: за них он не беспокоился, поскольку ничуть не интересовал людей Болтона. В Винтерфелл он прибыл уже к исходу битвы. — У меня, — Теон старался говорить собрано, уверенно и убедительно. — остались здесь счёты. — Я помогу тебе разрешить их, если ты поможешь мне, — отозвалась Санса. Она неприятно улыбнулась собственной мысли, такой чуждой дли неё, но столь сладостной. — Убей Рамси Болтона. Уголки губ Теона дрогнули, он нахмурился и посерьёзнел. — Заживо съем. — Пообещал он. Леди Старк едва сдержала победную надменную улыбку: плотно сжатые аккуратные губы побелели и изогнулись. Она отвела взгляд и, одёрнув опушённую норкой вручную вышитую накидку, направилась вдоль замка, подзывая Теона за собой. Тот, даже накинув на глаза капюшон плаща, опасливо озирался по сторонам. Приблизившись к кованому железу ворот, оба замерли на почтительном расстоянии. Санса подошла вплотную к воротам, взявшись одетыми в кожаные перчатки руками за поперечные полосы решётки — впервые её так грело прикосновение к холодному металлу. Теон, ёжась и глубоко дыша носом, вглядывался в полумрак псарни со стороны, не возжелав той же близости. — Выжди немного, Теон, — обратилась к тому Санса, не оборачиваясь и почти любовно высматривая в тени связанного по рукам и ногам Рамси Болтона, чья голова тяжело свесилась на грудь. Он всё ещё не пришёл в сознание, но едва заметно ворочался, когда в его пасти набиралось слишком много кровавой слюны, затрудняющей дыхание. Подумать только, не останови она брата — Болтон уже был бы мёртв, мёртв слишком рано, милосердно простой смертью, которой не заслужил. Санса подумала вдруг, как отвратительна мысль об удостаивании убийством: ей смутно припомнился приговор родного отца, и она неуловимо поморщилась, загоняя воспоминание как можно дальше в подсознание. Теон огляделся, ища, куда укрыться от посыпавшего мелкой крошкой снегопада. Он коротко кивнул, а затем развернулся и поковылял к воротам крепости, и добавил, задержавшись на мгновение: «Ни слова Джону Сноу».***
Пробуждение повлекло за собой пекущую гулкую боль — Санса так и слышала зубовный скрежет повязанного тирана, пришедшего в себя спустя несколько вечерних часов её караула. Лицо его, распухшее, синюшно-бурое под коркой крови, дрогнуло и болезненно скорчилось, когда тот попытался пошевелиться. Оба глаза сильно слезились, один распух, а ресницы другого слепила сохнущая слизь. — Сан-са… — она поймала на себе взгляд влажного зрачка, сверкнувшего меж полуприкрытых век. — Здравствуй, Санса. Рамси оттопырил разбитую нижнюю губу, показав кривую розовозубую улыбку. Он сжал и разжал совершенно холодные пальцы, желая согреть их притоком крови. Его предплечья были грубо привязаны подвижными узлами к подлокотникам — чем сильнее он ёрзал руками, тем сильнее они затягивались, пережимая кисти. С десяток мотков верёвки связывало его со спинкой стула, ног же Рамси не ощущал вовсе. Санса надменно следила за его выходками, храня молчание. Бьющееся факельное пламя бросало на её фигуру скупые лоскуты света. — Теперь я буду жить здесь? — негромко, так, чтобы донеслось до Сансы, проговорил Болтон, пожевав губами. — Нет? — Его взгляд заскользил по решёткам клеток, мельком приласкав сидящих за ними тварей. Рамси попытался свистнуть, но только поморщился от зубной боли, издав вместо зовущего свиста шипение. В ответ раздалось настороженное злое рычание, затем лязг — собака ударилась в решётку грудью и низко залаяла. Лай был подхвачен остальными заключёнными. — Тише, тише. — Теперь Рамси обратился к Сансе. — Моя красавица-жена. Не плати ни пенни этому мерзавцу, так халатно отнёсшемуся к кормлению моих девочек. Если уж я буду здесь… — он доброжелательно оскалился. — Хочешь, я принесу подлеца по частям в мешке из его шкуры и положу к твоим ногам, госпожа Болтон? От омерзения Сансу ощутимо пробрало, хоть та и пыталась не показывать виду. Пусть себе храбрится ублюдок Сноу, пока он в её руках. — Моё имя Старк, — в её голосе звучал обжигающий холод. — а твоё имя исчезнет. Твой дом исчезнет. Вся память о тебе исчезнет. — Ты не можешь убить меня. — Рамси оказался не впечатлён. Он был спокоен как змей, и отвечал уверенно и вкрадчиво. — Я — часть тебя. Что же ты, обесценишь мои старания? Так дерзок и отвратен! Санса поджала губы и сосчитала до семи, проговорив про себя имена покровителей. Воин, Старица, Неведомый… не время. Ей удалось унять вспыхнувшую жаркую ненависть, и осталась только тёплая сырая пустота. Санса до сих пор чувствовала его внутри. Будь же проклят… Болтон истолковал её подвижный взгляд иначе: — Мои псы меня не тронут. Они верные звери. И тут-то настал покой. — А кто говорил о собаках? Носком сапога леди Санса толкнула отпертые ворота, и створки медленно разошлись, громыхнув железом, разведённые руками решительно шагнувшего за порог псарни человека, одетого как налётчик Железнорождённых. — Вонючка?! Рамси широко распахнул единственный видящий глаз, сморгнул влагу, собрал побелевшие холодные пальцы в кулаки и протестующе замотал головой. Вонючка! Вонючка, которого он ломал и гнул под себя, не щадя ни сил, ни времени, его Вонючка стоял сейчас вздыбленный и жуткий, как бешеная лиса, дико вращая глазищами. Он напряг и скрючил на манер хищной птицы четыре пальца с одной руки. Другой, трёхпалой, он держал у бедра короткий широкий кортик. Ни в горячечном бреду, ни в самом безумном кошмаре Болтону бы такое не привиделось. Вооружённый и оскалившийся Вонючка настороженно подбирался полубоком к стеснённому в движениях Рамси. Тот косился на беглого слугу налитым кровью глазом. Он заёрзал спиной, стремясь ослабить путы, и зарычал, борясь с оцепенением. — Ты не сделаешь этого, Вонючка, — Рамси попытался его запугать и выиграть время, но ни бежать, ни дать бой он не мог, и только страшно скалился и скрёб себя пальцами. Тощее тело Вонючки, втиснутое в плотную грязно-серую стёганку, нависло над ним, но краем глаза Рамси успел заметить, как переменилась в лице Санса. — Что мертво, умереть не может! — провозгласила она, желая раззадорить Грейджоя. — Ты не мёртв! Ты насквозь прогнил. Умри же! — Что мертво, — вторил ей Теон гулким рычащим хрипом, глухо стуча себя в грудь и склоняясь к Рамси. — умереть… Его согнул затяжной приступ кашля. Железнорождённый надсадно залаял, исторгая воздух и сипя. Справившись всё же, он, тяжело дыша, медленно выпрямился, сплюнул на пол и вытер локтем подбородок. Потом встряхнулся и, придя в себя, отшатнулся от Болтона, метнул короткий взгляд на Сансу, сцепившую от волнения руки у сердца, и набросился на бастарда под его леденящий душу вой. Грейджой взвился над мечущимся и силящимся вырваться Болтоном. Деревянный стул, к которому тот был накрепко привязан, задребезжал, когда Теон опёрся на него всем весом, закрыв бастарда почти целиком. Сансе удалось разглядеть, как тот впился Рамси в шею крепкими пальцами; ей виделись скоблящие движения ножом: Теон не то вырезал истошно кричащему, захлёбывающемуся мучителю ухо, не то ворочал вогнанным в щёку кортиком — Санса прижала ладони к лицу, не выдерживая зрелища. От увиденных — счастье, что кровожадное действо было сокрыто от её глаз! — и услышанных ужасов — душераздирающие вопли, брехание и рёв обезумевших собак будут преследовать её в самых страшных кошмарах — Сансе поплохело. При всех кипящих в ней страстях она оставалась совсем-совсем юной. — Теон! Кончай его, Теон! — она, кажется, сорвала голос. К горлу подступал тугой ком. — Не можешь — не смотри, — свирепо огрызнулся Теон, бросив на неё злой взгляд из-за плеча. — Я только начал. Быть здесь ей не хотелось ни мгновения более. Санса обернулась и поспешила прочь, домой в замок, к Джону. На душе как будто бы полегчало, утешала себя она, а перед глазами так и стоял запечатлённый памятью образ горящих как угли глаз совершенно безумного Теона Грейджоя с кровавой пеной у рта, со влажно блеснувшими рядами красных зубов.