Sexual harassment

Геллерт обожал мексиканцев, несмотря на то, что во всех Соединённых Штатах к эмигрантам относились довольно холодно, он неизменно испытывал тёплую привязанность к этим солнечным испаноязычным людям, которых экономика вынудила покинуть свою самобытную культуру и влиться в снобистское общество белых людей. И этим воскресным утром все симпатии Гриндевальда снова оправдались. В шесть часов утра он вышел на пятом этаже роскошного жилого дома на Манхэттене как раз в тот момент, когда горничная в белом переднике деликатно закрывала за собой дверь одной из квартир. — Стойте, стойте! — Геллерт вытянул вперёд руку, придерживая пакеты с продуктами другой, и подбежал к ней. — Вы гость? — с акцентом удивлённо спросила черноволосая смуглая девушка. — Хозяин ещё спит. — Да, гость, — послушно кивнул Геллерт, — но будить его не стоит. Девушка глубоко вздохнула и хотела сказать что-то ещё, но вдруг её глаза наполнились пониманием, и она хитро прищурилась: — О, si! Вы любовник мистера Грейвза! — чудно прокартавила она. — Я читать о вас в журнале! — Верно, — Геллерт очаровательно улыбнулся, мысленно ещё раз похвалив себя за удачный пиарный ход. * Грейвз никогда не был ранней пташкой, подъём в шесть утра, как и пробежки, он привил себе искусственным путём. А воскресенье всегда оставалось тем днём, когда Персиваль нежился в постели до полудня, не выходил на пробежку и всячески побеждал свою силу воли. Но сегодняшним утром всё шло не так. Грейвз проснулся рано от совершенно инородного для его квартиры запаха пищи. Персиваль не готовил никогда, он был просто физически не совместим с кулинарией. Рестораны, кафе, закусочные, еда на дом из пиццерии или китайского фастфуда — да. Домашняя кухня — нет. Он даже не знал зачем, купив квартиру, приобрёл и встроенную кухню с супер-современной плитой, вытяжкой и прочими прелестями, к которым понятия не имел с какой стороны подступиться. В общем, запах съестного в доме Грейвза почти пугал. Он поднялся на постели, осторожно отодвинул одеяло в сторону, и первая мысль, которая пришла к нему в голову — вкусный запах просочился с улицы. Персиваль быстро метнул взгляд на окно, но оно было плотно закрыто — мартовские ночи ещё довольно холодные. Грейвз втянул носом воздух, определённо жаренное мясо и яичница. Быстро накинув на голое тело халат и завязав пояс, Персиваль осторожно вышел в гостиную. Из кухни доносился бодрый звон посуды и посвистывание какой-то приставучей мелодии. Грейвз понимал, что вряд ли на свете бывают грабители-шеф-повара, которые, поймав жертву, в первую очередь её хорошенько накормят, но с другой стороны гостей он не ждал, а потому, вооружившись бейсбольной битой, которую хранил в прихожей, бесшумно ступил на кухню. — Твою мать, — расслабленно-раздражённо протянул Персиваль, опуская биту. На кухне стоял Геллерт Гриндевальд в белом фартуке со сковородкой в руках и насвистывал что-то из дискографии Katy Perry. — С добрым утром! — улыбнулся Геллерт, как будто готовил завтрак своему боссу каждый божий день, и озадаченно добавил: — Надеюсь, ты ешь мясо? Вегетарианство отнимает у нас самое лучшее: наш животный инстинкт, нашу тягу к поеданию живой плоти… — Геллерт перешёл на зловещий шёпот и ловко перевернул стейк на сковороде. — Ты что здесь делаешь? — задал логичный по ситуации вопрос Грейвз. Удивления он почти не испытывал — это же Геллерт, от него можно ждать всё, что угодно. Но надо отдать должное — от аппетитного аромата в кухне непроизвольно втягивался живот и увеличивалось слюноотделение: пахло просто восхитительно. — Я пришёл закопать топор войны, — мирно сообщил Гриндевальд. Поджаренный стейк плавно скользнул с эмалированной поверхности на тарелку к яичнице по-бенедиктински и салату с большим количеством зелени, рядом гармонично стоял высокий стакан апельсинового сока. Грейвз тяжело сглотнул, такие извинения ему были вполне по душе. — Я готов тебя выслушать, — повелительно кивнул Грейвз, усаживаясь за стол. Геллерт развязал фартук и кинул его возле мойки. — Боюсь, я не обладаю компетентностью к жизни, — сразу признался он. — Мне всё всегда давалось легко: карьера, женщины, мужчины, деньги, мою жизнь нельзя назвать тяжёлой, это меня во многом и испортило. Грейвз не удержался от согласного кивка, с удовольствием пережёвывая чудесно приготовленную пищу. Последний раз для него готовила мама почти тринадцать лет назад. — Потому ты был прав. Представь, что станет с человеком, если за двадцать лет он не услышит ни единого «нет», — Геллерт бездумно водил пальцем по мраморной столешнице. — Мне не нужно представлять, я просто посмотрю на тебя, — ухмыльнулся Грейвз. — В общем, — Геллерт глубоко вздохнул, эти слова давались ему нелегко: — Ты заставил меня признать за собой некоторые ошибки. Грейвз отложил приборы в сторону. Такая формулировка извинения цепляла слух, не «я признаю свои ошибки», не «я осознал свои ошибки» и даже не «обстоятельства заставили меня принять…», нет, такая формулировка оставляла след ответственности и даже немного… Льстила? — И всё, больше никаких глупых подкатов? — в шутку перевёл тему Грейвз. — Никаких, — согласно кивнул Гриндевальд. — Ты для меня больше, чем просто сексуальный объект, — он улыбнулся, и сердце Грейвза ухнуло вниз. — Феминистки готовы убить, чтобы такое услышать, — иронично выгнул бровь Персиваль, но от слов Геллерта в его груди поселилось удовлетворённое тепло. — Мне тоже есть за что извиниться, — откашлялся Персиваль, опуская взгляд на пустую тарелку. - В тот вечер я наговорил лишнего... Геллерт не дал ему закончить: — Ты сказал правду, — он пожал плечами. — За правду не стоит извиняться. Через четверть часа он просто ушёл. Оставив за собой аромат вкусного завтрака и без всяких выкрутасов в своём стиле: не устроив скандал, не отравив еду, не спалив дом, просто ушёл, оставив Грейвза в лёгкой растерянности. * — Ты эмоциональный вампир без стыда и совести, — заключил Альбус, раскладывая работы студентов по стопкам. Геллерт сидел напротив него за партой, положив ноги на стол, и смотрел в потолок вполне довольным взглядом: — Я говорю и делаю то, что он хочет услышать и увидеть, — он махнул рукой в сторону, делая логическое заключение, — а он в ответ сделает то, что хочу я… По-моему, здесь честная сделка. — Геллерт, — Дамблдор устало снял очки и, обойдя профессорскую кафедру, остановился напротив него с устрашающим многих студентов видом. — Но он же не знает, что это всего лишь сделка. Это просто свинство! — Это просто тактика и стратегия, мой друг, — поправил его Геллерт. — По-моему ты сам не осознаёшь, как плотно увяз в нём, — Альбус с хитрой улыбкой скрестил руки на груди. — Это совсем не похоже на твои обычные увлечения. — Прекрати, — отмахнулся Геллерт и убрал ноги со стола. — Когда в последний раз ты не ночевал дома? — голубые глаза сощурились. Геллерт ничего не ответил, он только недовольно повторил позу друга, скрестив руки на груди, и насупился. — Посмотри на себя: ты не пьёшь, не нюхаешь, не трахаешь кого попало. Как это называется? Прогресс? — Альбус счастливо улыбнулся. — Это ничего не значит, — не так уверенно, как хотелось, снова отмахнулся Геллерт и поднялся на ноги. — Для тебя это — почти любовь, — возразил Альбус и обвинительно ткнул друга в грудь. — Поверь человеку, который знает тебя лучше, чем ты сам. — Чушь, — сморщился Гриндевальд. — Ты также хорошо знаешь, что я не способен на любовь, — он схватил со стола шарф и, обматывая его вокруг шеи, направился к выходу. — Разберись в своих чувствах прежде, чем играть с чужими, — крикнул ему в спину Альбус. Ответом ему был громкий хлопок дверью.