Sexual harassment

Всю следующую неделю Геллерт вёл себя тихо. Не мирно-тихо, а скорее подозрительно-тихо. И Персиваль испытывал лёгкое чувство растерянности, будто стоял посередине Волмарта в поисках анчоусов, совершенно не имея представления — куда идти? Геллерт сдал следующую статью в срок, и в ней не было двойного дна, нежелательных отсылок или запретных тем. Простая, лёгкая, смешная, но абсолютно не запоминающаяся. Грейвз отдал её в печать со смешанным чувством. Он подозревал, что желание Геллерта затащить его в постель не угасло, а, скорее, приобрело характер спортивного интереса, а значит неожиданное затишье предполагало бурю. А буря вызывала у Грейвза предвкушение, как будто он ждал её, как будто ему хотелось, чтобы всё, наконец, разрешилось, как будто… Персиваль сжимал зубы и тяжело выдыхал. Нет, он не захотел по всем законам жанра то, чего нельзя, ему не шестнадцать, чтобы вестись на подобное. Тем не менее, когда он ловил на себе вежливую улыбку Геллерта, а не раздевающий и физически ощутимый взгляд, то детская обида начинала деликатно царапать коготками грудную клетку. И, наконец, сознательное решение, его выбор, сделанный в собственную пользу, каждую ночь совершал круговые движения в унитазе, когда Персиваль Грейвз доставал ноутбук и открывал фильм в главной роли с автором одной из колонок его журнала. Ему было до ужаса стыдно, он ненавидел себя за единственную в своей жизни слабость, но всё равно прикусывал ладонь, кончая в руку под аккомпанемент гортанных стонов Геллерта, хрипло доносившихся из динамиков. * — Нет, нет, нет, — Геллерт категорически качал головой. — Ты не можешь идти на поводу у общественности, это противоестественно человеческой природе, это адский институт порабощения и власти! Тебе нужно срочно спасаться и бежать из страны туда, где нет экстрадиции! Альбус посмотрел на него красноречивым взглядом. — Скажи мне, что это шутка, и что ты не собираешься ставить крест на своей жизни! — Геллерт распространял вокруг себя флюиды страха и возмущения. — Это добровольный отказ от жизни, это самоубийство, это атавизм истории, это… — Всего лишь брак, — закончил за него Альбус и залпом осушил свой бокал виски, лёд осуждающе звякнул по хрустальным граням. — И я в полушаге от того, чтобы смертельно на тебя обидеться, — он поставил стакан на кухонный стол и посмотрел на друга. Геллерт прикусил губу, нахмурившись: — Когда свадьба? — обречённо спросил он, как будто речь шла о похоронах. — Сначала помолвка, — Альбус доброжелательно улыбнулся. — В эту субботу мы собираем гостей. Геллерт пил чай, отказавшись, к большому удивлению Дамблдора, от спиртного, и раздражённо смотрел строго себе в кружку. — Можешь прийти с парой, — Альбус игриво толкнул его плечом. — Давай без намёков, — отмахнулся Геллерт, он был сегодня не в настроении. — Я ему неинтересен. — А как же ноутбук и цветок?.. — лицо Альбуса удивлённо вытянулось. — Откуда мне знать! Просто совпадение или ничего не значащие вещи, — он нервно передернул плечами. — С тех пор, как я перестал что-либо предпринимать, он лучше ко мне относится, знаешь… — Геллерт сморщился, слова давались ему с неохотой, — будто он только этого и ждал: когда я отступлюсь и дам ему, наконец, жить спокойно. Гриндевальд выглядел помято с трёхдневной щетиной и серыми кругами вокруг обычно очень живых и хитрых глаз. Новость Альбуса забила последний гвоздь в гроб его душевного равновесия, и теперь Гриндевальд пришёл к окончательному выводу, что все вокруг счастливы, кроме него. — Вы можете остаться друзьями… — неуверенно протянул Дамблдор, заправив за ухо медную прядь. — На друзей не встаёт, — огрызнулся Геллерт. Альбус согласно покачал головой, аргумент был веским. * В двадцать лет надеешься, в тридцать извлекаешь уроки, в сорок пожинаешь плоды. Геллерт пожинал яркие, сочные и сладкие плоды с дерева своей жизни, у него было всё, чего он хотел и, что гораздо ценнее, он мог себе позволить не иметь то, что считал в своей жизни лишним. Например, любовь. — Хорошо, я приду. Грейвз сказал всего три слова и продолжил, как ни в чём не бывало, что-то печатать в ноутбуке. Его пальцы быстро бегали по клавиатуре, подсвеченные синеватым блеском экрана, а Геллерт стоял на месте и не мог сдвинуться от тяжести удивления, тянувшей его вниз. Отношения действительно налаживались, но какая-то невидимая струна звенела, натягиваясь между ними с каждым днём всё больше и больше. Геллерт надел костюм, снял кожаные браслеты с рук и множество амулетов с шеи, на их место пришли скромные запонки и галстук. Он скованно повёл плечами под пиджаком. Альбус, оксфордский выпендрёжник, приглашая на ужин, не допускал неформальный вид. Впрочем, это единственная привычка, оставшаяся у него от родины — маленького зелёного островка с большим имперским духом. — Что это? Они встретились в одном квартале от дома Альбуса, и первое, что заметил Геллерт, это большой белый бумажный пакет. — Подарок… — неуверенно протянул Грейвз, вопрос его немного смутил. Гриндевальд растерянно положил пустые руки в карманы, он понятия не имел, что на подобные мероприятия принято что-то дарить. — Можем сказать, что это от нас, — сказал Персиваль прежде, чем осознал, как это звучит. Дверь открыл Ньют. Он стоял на пороге в узких брюках и малиновом джемпере, ослепительно сияя на всю улицу широкой улыбкой и золотым колечком на левой руке. Грейвз был до невозможности учтив и мил, он улыбался сдержанной, но приятной улыбкой, знакомясь с будущей ячейкой общества, говорил ровным, располагающим к себе голосом, и через пару минут Ньют и Альбус были полностью покорены. На «званом приёме» было ещё около двадцати человек: профессора из университета, четверо бывших однокурсников Дамблдора, несколько друзей Ньюта и ещё пара людей, которых Геллерт не знал в лицо. — По-моему он действительно слишком хорош для тебя, — вздохнул Альбус, провожая взглядом прямую спину Персиваля, направившегося к небольшому бару на кухне. Геллерт ничего не ответил. Геллерта распирала злость. Он налегал на спиртное и горящим взглядом наблюдал за Грейвзом, легко завязавшим беседу с каким-то мужчиной, судя по твидовому пиджаку, с оксфордским прошлым. В такие минуты внутренний моральный компас Геллерта терял север: Грейвз из неприступного куска льда в мгновенье ока превратился в учтивого и приятного собеседника, умеющего поддержать разговор и остроумно пошутить с каждым, только не с Геллертом, чтобы он ни делал, какую бы тактику ни разрабатывал. — Я не знаю, кому из вас верить, — признался Дамблдор и пожал плечами. — Нам он показался очень милым. Альбус уже перешёл к местоимению «мы» в своей новой супружеской жизни. А Геллерт вновь предпочёл молчание, опрокинув в себя пятый бокал неразбавленного виски. Персиваль Грейвз просто плыл по течению, наслаждаясь приятными людьми, интеллигентным обществом и хорошей выпивкой. Единственной неразрешимой загадкой этого вечера для него стала дружба Гриндевальда и молодого профессора, судя по всему очень давняя и крепкая. Что Альбус Дамблдор, невероятно образованный, начитанный и воспитанный англичанин, смог найти общего с самым инфантильным и безответственным из американцев? Впрочем, дружба — это загадочный предмет, не поддающийся логике, в нём, как и во всех законах мироздания, противоположности склонны притягиваться. Персиваль вспомнил о своём спутнике на этот вечер и окинул гостиную взглядом — Гриндевальд нашёлся сразу. Он стоял в углу с незнакомым молодым парнем и что-то заинтересовано шептал ему на ухо, парень весело смеялся и с каждой минутой пододвигался всё ближе, их колени и локти уже непринуждённо касались друг друга. Персиваль раздражённо фыркнул: вполне ожидаемо - Гриндевальд везде ищет добычу. Грейвзу плевать, что Геллерт наклоняется слишком низко, почти касаясь губами нежной мальчишеской шеи, плевать, что парень, судя по пьяным улыбающимся глазам с расширенными от возбуждения зрачками уже не прочь уйти куда-нибудь в более тихое место, плевать, что рука Геллерта опустилась ниже на его… О… Это уже слишком. Грейвз нервно оборвал беседу на полуслове и резко развернулся в сторону выхода. Оставаться в этом помещении у него не было ни сил, ни желания. "Прогрессивный взгляд на отношения, видимо, подразумевает трахать всё, что движется" - со злостью думал Грейвз. Мысль о том, что он сам дал Геллерту вполне чёткий отказ и, если говорить со всей честностью, не имеет права на подобные рассуждения, почему-то не приходила в его голову, слишком занятую жгучей обидой и негодованием. В прихожей Персиваль с трудом отыскал своё пальто и уже схватился за шерстяной ворот, когда позади него раздался знакомый хрипловатый голос с немного плывущими от выпитого интонациями. — Уходишь? — Геллерт непринуждённо прислонился плечом к дверному косяку и скрестил руки на груди. — Да, уже поздно, — ледяной тон, отработанный годами, не подвёл Грейвза и сейчас. Но Гриндевальду было достаточно одного лёгкого намёка, небольшой тени настоящего чувства, он ждал этого так долго, что теперь Грейвзу было так просто не уйти. — Но сейчас только десять, — он изобразил удивление. Персиваль выдохнул сквозь зубы, допрос действовал на нервы, ему просто хотелось уйти. — Мне завтра рано вставать. — Завтра воскресенье. — Встреча с рекламодателями. — Разве она не на следующей неделе? — Мы перенесли. — И где встреча? — В Савое. — На Пятой авеню? — Геллерт задумчиво приложил палец к губам. — Но его закрыли месяц назад. — Это не твоё дело, — прорычал Грейвз, оборачиваясь к нему лицом, про пальто он почти забыл. Геллерт тут же встрепенулся и подошёл ближе, расстояние между ними стало меньше вытянутой руки. — Ты ревнуешь, — сладко пропел Гриндевальд, подходя ещё ближе, — да так, что весь горишь… — он перешёл на бархатный шёпот. — От злости… Или?.. — хитрая улыбка, и между ними остался один жалкий миллиметр. Грейвз затих, как тигр перед дрессировщиком, ожидая то ли кусок мяса, то ли кнут. — Ты невероятно наглый, — прошептал в чужие губы Грейвз. — Спасибо, — очаровательно улыбнулся Геллерт и серьёзно добавил: — Не стоит беспокоиться, тот мальчик тебе не конкурент, — тёплые ладони с нажимом огладили грудь, плавно обогнули торс, спускаясь от лопаток по спине вниз, притягивая к себе ещё ближе, и целомудренно остановились на пояснице. Между их губами воздух нагревался от рваного дыхания, ощущение поцелуя будоражило кровь гораздо больше, чем сам поцелуй. — Серьёзно? — Грейвз иронично изогнул бровь. Да, для иронии у него ещё оставалась капля самоконтроля. — Чистая правда, — Геллерт сделал пробный рывок и коротко коснулся чужих губ, почти незаметно. — Трудно описать, как сильно ты меня заводишь… — ещё один короткий рывок, и Персиваль начал оттаивать. Поцелуи были нежные, короткие, едва уловимые и невероятно возбуждающие. — А ты попробуй, — прохрипел Грейвз, его руки легли в ответ на чужую талию. Гриндевальд замер. Персиваль Грейвз впервые дотронулся до него. Сам. Своими руками. В голове Геллерта случился секундный коллапс, тёплая тяжесть чужих рук приятно щекотала кожу через тонкую ткань рубашки. — Меня заводит твой голос, твой ледяной взгляд, — шептал Геллерт в перерывах между короткими поцелуями, которые каждый раз становились всё дольше. — Я мечтаю обласкать твоё тело, — одна рука Геллерта всё-таки скользнула с поясницы чуть ниже и сжала восхитительно упругую ягодицу. Грейвз в ответ прикусил его нижнюю губу. — Хочу, чтобы от ласк ты кончил в моих руках… Персиваль не сдержал стон и поспешил утопить его в их первом по-настоящему долгом поцелуе. Гриндевальд начал официально сходить с ума. В полумраке прихожей, прижав ледяного короля к шерстяной и грубой поверхности чужой верхней одежды, он целовал его до остервенения. Геллерт, который до этого дня вообще не признавал смысла поцелуев, предпочитая их жёсткому и в меру продолжительному сексу, сейчас целовался с упоением, влажно, до припухших губ, как шестнадцатилетний подросток; казалось, он старался восполнить последние двадцать лет. — Хватит, — Грейвз отстранится с пошловатым влажным звуком, его рот почти онемел. — Я больше… Но Геллерт не дал ему договорить, переключившись с усталых губ на открытую шею. Он аккуратно прихватывал губами кожу, пока что не пуская в ход зубы, одновременно пытаясь плохо скоординированными движениями пальцев стянуть галстук и дать себе больший доступ к чуть солоноватой коже. Грейвз тянул голову вверх от удовольствия и бесшумно часто дышал, у него не хватало моральных сил, чтобы оторвать Геллерта от своей шеи. Он бездумно придерживал его за загривок и ерошил отросшие каштановые волосы, а Геллерт млел от этих невинных поглаживаний больше, чем от секса. Всё было не так, как он привык, а привык Геллерт исключительно получать, но плавить ледяного короля в своих руках было невыносимо приятно, настолько приятно, что Геллерт напрочь забыл о своём стояке, сконцентрировавшись на весьма льстившей выпуклости в чужих штанах. — Не могу поверить, — просипел Геллерт снова коротко целуя истерзанные губы, — что у тебя никого не было целых два года, — он пошло обвёл языком припухший контур чужого рта. Грейвз закрыл глаза, мужественно скрывая, что почти готов упасть в обморок от перевозбуждения. — Ты слишком соблазнительный… — Нет, что вы, я всё понимаю и вовсе не обижаюсь, обязательно заходите как-нибудь в гости, просто так… — раздался совсем близко весёлый голос Альбуса и приближающиеся шаги. Оба среагировали слаженно: Геллерт стянул с вешалки пальто Грейвза и накинул ему на плечи, пока тот вдевал руки в рукава. Когда на пороге появился Альбус с почтенным джентльменом в летах, то их глазам открылась вполне приличная сцена. — Ещё увидимся, — Геллерт как можно непринуждённее похлопал Грейвза по плечу. Тот спешно попрощался с хозяином дома и быстро выскользнул за дверь. На улице его разгоряченное лицо попало под потоки прохладного весеннего ветра, это слегка отрезвило, но Персиваль по-прежнему с трудом осознавал произошедшее. — Что с твоими губами? — встревоженно спросил Альбус закрывая дверь за гостями. — Ты заболел?.. Геллерт с торчащими во все стороны, взлохмаченными волосами широко улыбнулся неестественно алыми губами и мечтательно мурлыкнул: — Да, я определённо болен…