Сказочник из соседней палаты

— Простите, мальчики! Я такой непостоянный! — Мориарти выскакивает из коридора неожиданно, прекрасно зная, какую реакцию это вызовет. О, этого-то ты точно не ожидал, да, Шерлок? — Это моя слабость. Единственная слабость! Это так. Джим Мориарти не имеет слабостей. Ни единой. А желание всех удивлять, выскакивать как чёрт из табакерки — это не слабость, это способ развлекаться. Почти карусель. Шерлоку же нравится. Он почти умирает, когда пытается опередить мысли своего противника. Он прекрасно знает, что умрёт, и ему умирать не страшно, а вот если умрёт еще и Джон... А вот и твоя слабость, Шерлок Холмс — не будь здесь твоего питомца, ты бы давно подорвал нас обоих. Дзынь-дзынь. У Ирен Адлер есть что-то на примете. Значит, сегодня они не умрут. Настроение скачет как тележка на американских горках, и день смерти отодвигается на несколько лет. Он всё равно не постареет и умрёт до 40. Он ведь Джим Мориарти, он всегда делает то, что хочет. — Кх-м, шеф… — Я занят. — К вам тут… — не договаривает Моран, и Джима подхватывают под руки и поднимают с насиженного теплого места в компьютерном кресле. Круто. Снова куда-то везут, сажают в вертолёт, о-о-о, даже не заковывают в наручники! Это интересно. И аккурат на Рождество. Теперь не придётся звонить родителям и поздравлять их, выдумывая отговорки: можно снова сослаться на то, что взяли в плен и пытают. Ему почти жаль, что скрытность не позволяет ему этого сказать. Преступница с уникальными аналитическими способностями подходит к стеклу и выглядит совершенно невинной. И эту божью коровку они держат взаперти? — Я твой Рождественский подарок. О, ни капли эмоций на лице. Она хорошо себя держит. Не бросается ему в ноги и не начинает молиться, как все остальные. На это нужна большая сила воли. И зачем он тут, если не выслушивать комплименты? — А что мне? Ему — застенчивый взгляд, который тянет к себе. Ему — странные мысли, порхающие в голове как птички после сильного удара. Ему — галлюциногенные помехи, как будто антенна не ловит сигнал. А ей — Джим Мориарти, затягивающий в свою странную игру, прямо с головой, как будто она запрыгивает в тележку и покупает абонемент на все аттракционы в парке развлечений. Уи-и-и-и, Эвр Холмс, запрыгивай, покатайся со мной, погода отличная, полёт нормальный! — Вылетай из клетки, божья коровка, — он прилетел на вертолёте и забирает её с собой, хотя Эвр Холмс и сама может расправить свои крылышки. Джим бы даже подтолкнул её, если бы не переживал, как сидящая в гнезде ворона. А вдруг птенчик разобьётся? Когда вертолёт поднимается в воздух, птенчик не только не разбивается, но и выражает желание залезть на крышу вертолёта и сесть на винт, чтобы посмотреть на Атлантический океан с высоты птичьего полёта. Она долго хохочет от того, что ей в голову пришла такая мысль: такая глупая, абсурдная, отвергающая абсолютно все законы физики. Она смотрит на Джима, приглашая его посмеяться вместе, но Джиму почему-то не смешно. Интересно, эта Эвр всегда такая? Словно у неё шило в одном месте? Если это так, то здорово. Джиму это очень нравится, хотя он давно убедился, что с ней скучно не бывает. Она разгуливает по его маленькой квартирке так, как будто собирается здесь жить. Джим в этом даже не сомневается, и, не успевает он что-нибудь предложить, как она выпаливает: — Я займу комнату на втором этаже. Не возражаешь? Он терпеть не мог второй этаж: зимой там было очень холодно. Но, когда наступит следующая зима, его здесь уже не будет. Странно: Эвр сможет делать с его домом всё, что угодно, и он не сможет возразить. Даже ремонт. Она может покрасить стены в синий и красный, до того безвкусно смешивая цвета, что глаза любого гостя будут вытекать еще на пороге. И Джим сознательно на это соглашается. За неделю своего пребывания в доме Мориарти Эвр несколько раз жалуется на то, что здесь неинтересно. Она облазила каждый угол, заглянула в каждую баночку для специй на его кухне. Накормила его десятком странных блюд, и он даже предложил устроить её на работу в ближайшем ресторанчике. Эвр долго думала, а потом сказала, что это будет интересно: в конце концов это помогло бы развеять скуку одиночества. Уже через два дня испытательного срока её выставили за дверь за несоответствие стандартам и за массовое отравление 22-ух клиентов, по своей глупости съевших осьминогов, обжаренных в корице. За моральный ущерб Джиму пришлось платить из собственного кармана, но он знатно посмеялся. Впредь он пообещал ей следить за процессом готовки. Иногда просил у неё помощи. У Эвр было гораздо больше времени, чем у него, и она посвящала себя изучению языков. Иногда, сидя вместе с Джимом за ноутбуком, она переводила сообщения от клиентов из Арабских Эмиратов, Японии, Южной Кореи и России. Раньше ему приходилось всем отказывать, а теперь он купался в предложениях. С её помощью, Мориарти расширил свою сеть и придумал несколько славных преступлений, о которых еще долго судачили лондонские газеты. Эвр соображала очень быстро. Даже быстрее Шерлока, а иногда — даже быстрее его самого. Будь она его противником, Джим бы давно её устранил, но радовался, что ему не приходится этого делать. Она любила таскать домой кошек. Джим искренне надеялся, что, когда его нет, они уходят сами, потому что, по возвращении, их никогда не было, и ему приходилось успокаивать Эвр, говоря, что проблема вовсе не в ней. Однажды он принёс ей щенка, который рылся в его помойке, и с ним Эвр провозилась около недели. Тогда Джим и убедился, что кошки уходили сами, а Эвр и мухи не обидит, если только у мухи на лапках не окажется важной научной информации. Хотя собака, которую девушка почти обрила, не выглядела особо радостной от нового внешнего вида. Видимо, в детстве Эвр не наигралась с куклами, и теперь использовала свои парикмахерские способности на зверях. А однажды она предложила сделать стрижку Джиму. Он отказался. Предложил вместо себя Морана. Он возражал, но его никто не спрашивал. В итоге, Эвр и Джим еще две недели смеялись над фотографиями его сконфуженного лица, а Себастьян запросил месячный отпуск. Эвр попросила Джима купить ей полную энциклопедию естествознания, а, когда он это сделал, прочла её за неделю. 28 томов! Так же легко она расправилась с пятитомной историей Англии, читая по одному тому в день. И откуда в ней эта страсть к знаниям? Она могла бы стать учёным, полететь на Марс или построить подземный бункер, в котором могла бы спрятаться, пока весь мир горит от взрыва водородной бомбы — которую она сама и соберёт. Вместо этого она сидела дома у Джима, выходя только за тем, чтобы прогуляться по Лондону и закупиться модной одеждой. И парочкой париков. Если бы Джим не знал о её любви к экспериментам, он давно бы сделал несколько пуль в стене напротив — ибо каждый раз, когда он приходил домой, его встречала новая женщина. Это было жутко. Но возвращаться домой и не знать, кто тебя там ждёт, было забавно. И просто развевало скуку. С Эвр никогда не было скучно. Настолько, что Джим стал замечать за собой, что ждёт её сюрпризов, и расстраивается, когда она подводит его ожидания: повторяет образы, или неправильно подбирает цветовую гамму. Иногда, когда он ставил на проигрыватель любимые пластинки, она либо пыталась подпевать его любимым музыкантам, либо перевирала слова их песен. Чаще у неё получалось, но бывало и так, что нет: тогда Мориарти кривился и предлагал другой вариант. Они начинали жарко спорить о том, что написано между строк, и сами не замечали, что становятся похожими на персонажей из «Энни получает ваше ружьё». Эвр, зная о пристрастии Джима к мюзиклам, всегда начинала петь «Anything You Can Do» неожиданно, и это служило сигналом к примирению. После этого она отправлялась готовить пирог, словно доказывая, что кое-в-чём она всё-таки лучше. И, в принципе, это тоже было весело. Но иногда Эвр переходила все границы. Она попросту издевалась. Например, брала его телефон и начинала рассылать спам всем его клиентам. Джим думал, что такой глупостью занимаются только подростки, но Эвр говорила, что так она изучает людские эмоции и то, насколько сильно Мориарти запугал всех, с кем общается. Когда телефон буквально взрывался от оповещений, Джим не мог поверить, что отправленное якобы им сообщение начиналось с «Если ты не перешлешь это сообщение еще 30 друзьям…» и заканчивалось «… я найду тебя и четвертую». Из 238 сообщений к нему вернулось 252. Еще она нашла альбом с его детскими фотографиями и развесила их по всей квартире. Она взломала десятый пароль к его ноутбуку, завела несколько разных аккаунтов на Facebook, и к каждому загрузила по одному снимку Мориарти в детстве. И зачем он вообще хранил эти фотографии? Когда от брата пришло сообщение: «Ты какого хрена творишь?! Немедленно удали те фотки!», Джим прервал очень важную встречу и отправился домой, надеясь, что Эвр хотя бы сидела через защищенное соединение, и его не обнаружат, отследив, откуда были загружены фотографии. Когда он вернулся домой, машин МИ-6 и Майкрофта Холмса поблизости не было, а вот Эвр ждала его у самого порога чуть ли не с тапочками в зубах: ей не терпелось увидеть его реакцию. Джим разрывался между желанием накричать на неё и не поддаваться на провокацию. На удаление фотографий с нескольких десятков аккаунтов ушло три часа. — Ты хочешь, чтобы я ушла, Джим? — любила спрашивать Эвр перед сном, как девочка выпячивая губу, когда они стали спать на одной кровати. Когда именно это началось, Джим не понял: просто однажды утром увидел её рядом и решил, что так и должно быть, и, раз она пришла спать под его боком ночью, то на это были свои причины. — Наверное, я тебе надоела. От меня столько проблем... — Хватит мной манипулировать, — холодно отвечал он, даже не глядя на неё. — Я не брошусь тебя успокаивать и слёзно просить, чтобы ты не уходила. — Я могу манипулировать кем угодно, — четко выговаривая слова, отвечала Эвр. — Кроме тебя. И я бы не стала, ведь ты — особенный. Джим поворачивал голову и спрашивал, сощурившись: — Ты опять это делаешь? — на что Эвр закусывала губу и игриво отвечала: — Ты думаешь? А вдруг, — она начинала говорить так, словно рассказывала сказку, — я и правда считаю тебя особенным? И ты… — Принц, который спасает тебя из заточения? — Джим жмурится и разводит руками. — Это скучно, дорогуша, это очень скучно. — Но тебе ведь нравится им быть, не так ли? Джим не отвечает, снова отводя взгляд и прекращая разговор. Эвр же не торопится уходить от темы. — А если я завтра умру, то что ты почувствуешь? — спрашивает она заискивающе, словно пытается вывести его на чистую воду. — Некому будет кормить моих рыбок… — задумчиво отвечает он. — Кто же будет встречать тебя? Веселить тебя? Тебе же интересно со мной, Джим, признайся. — Какая разница? — недовольно бросает он, глядя в потолок. — Мне всё равно придется застрелиться. Тебе тоже будет скоро некого веселить, ты… — Я могу застрелиться вместе с тобой. Пауза. — И всё разрушить? — с подозрением спросил Джим, надеясь, что она шутит. — Эвр, ты можешь испортить всю нашу игру… — Или наоборот, выйти из неё победителем? — она сжимает и разжимает пальцы, словно выбрасывая из них сноп искр, и улыбается, наслаждаясь его недовольством. Что за гнусные манипуляции? — Смотри, что у меня есть, — Эвр тянется к тумбочке, которую она приватизировала под своё использование, и достаёт оттуда металлическое лезвие. — Я могу пустить себе кровь и умереть от кровопотери. — Только не здесь, дорогая, простыни только что постираны, — лениво отвечает Мориарти. — Так тебя теперь интересуют только простыни? — Только простыни. — А как же наша игра, милый Джим? Как же Шерлок? Как твои рыбки? Ох, она хороша в этом! Она хороша в том, чтобы выводить его из себя, мотать ему нервы, капать на мозг. Отношения с ней — совсем как тележка на американских горках, и он сам позвал её покататься с собой, он сам в этом виноват. Он знал, что с ним бывает весело, но и представить себе не мог, что одно её присутствие превратит его жизнь в Цирк Дю Солей. Или что он снова почувствует что-то, кроме злости. Радость? Он вообще забыл, что такое чувство существует. Только злорадство — хотя и с ним Эвр переходила все границы. Его границы. — Я знаю, как резать вены, чтобы умереть, — Эвр вертит головой, наблюдая за его реакцией под разными углами. Она думает, что подбрасывает эмоциональный контекст: что он тут же бросится её отговаривать; она хочет видеть, что иногда ему свойственно вести себя по-человечески. Джим морщится, словно ему подкладывают тухлую пищу, но тянет с ответом, как будто негодуя: с чего бы это его стали отрывать от важных занятий ради дегустации отравленной еды? — И ты правда думаешь, что мне есть до этого дело? Эвр улыбается, как учёный, раскрывший загадку Лохх-несского чудовища, но лезвие всё-таки откладывает. Джим закатывает глаза, поднимаясь на кровати, подпирает подбородок кулаком и не произносит ни слова. Он просто не хочет на неё смотреть и не знает, как с этим справиться. То ли игра важна, то ли Эвр и драйв, который он от неё получает. И за что он переживает больше? За себя или за Шерлока? Холмса так много в его жизни, что он начинает с ним сливаться. Забывает о себе. Но Эвр тут не ради Шерлока — она то ли ради себя, то ли ради Джима, потому что хочет над ним поиздеваться. А он и рад быть объектом издёвок, потому что обмен производится равносильный. Он даёт её научные данные, а она ему — драйв. Дра-а-а-а-а-а-айв. Джим тянет это слово в мыслях, пытаясь представить, что и правда летит на американских горках. Эвр рядом с ним. Она хохочет и почему-то держит его за руку, а все, кто сидит за ними, откинули головы и высунули языки. Никто не выдержал такой поездки, все умерли от разрыва сердца, а они получали от неё настоящий кайф. Дра-а-а-а-айв. От одного только слова текут слюнки. — Ну, не дуйся, — просит Эвр, кладя руки ему на плечи и начиная их массировать. Ему хорошо. Ему приятно. Он чувствуют, как скачут пузырьки бурлящей крови. — Я не дуюсь, — обиженно отвечает Джим, и её разбирает хохот. Его тон выдаёт его с потрохами, но Эвр решает не говорить ему об этом. Его так легко расстроить и обидеть, что лучше не рисковать. Ей он, конечно, ничего не сделает, но пострадать могут его клиенты. Джим такой импульсивный, нестабильный, такой непостоянный! Он может распорядиться, чтобы каждого из его клиентов четвертовали, и не посмотрит на то, сколько сообщений они прислали ему в ответ. Он одержим Шерлоком, и его душа разворочена изнутри. Как и у неё. — Разумеется, тебе нет дела, — произносит она, опуская ладони ему на грудь и начиная массировать её. Джим откидывает голову и мечтательно улыбается, а Эвр прижимается к его шее и закрывает глаза. Ей и тепло, и приятно, и уютно, и мягко, и интересно. Она почти хочет почувствовать себя слабой, опустившись с небес и временно избавившись от самолёта в её голове. Она целует его шею, поднимается к его подбородку, наконец впивается в губы и сваливает обратно на кровать. Его левая рука зарывается ей в волосы, и ему хорошо. Ему не скучно, когда пальцы забираются к Эвр под ткань футболки, гладят её кожу и стягивают одежду. И ей тоже. Она чувствует себя на своём месте, когда поднимается над ним и наблюдает за направлением его взгляда. Джим смотрит на неё оценивающе, словно на скульптуру в музее, и оказывается довольным работой мастера. Всегда. Он настолько доволен, что никогда не позволяет ей оставаться сверху, и почти всегда поднимается за ней, прижимает к себе и толкает на кровать. И чем быстрее, тем лучше, ведь драйв не ждёт, а тележка никогда не останавливается. Джим Мориарти не имеет слабостей. Ну, разве что, кроме одной.