Сказочник из соседней палаты

Поезд промчался мимо, на минуту заглушив звучащую в наушниках музыку. Промелькнуло несколько десятков скучающих лиц, облокотившихся лбом на стекло: многие из них выжидающе смотрели на перрон в надежде, что сейчас среди несвязных обрывков музыкальных нот и напевов отыщется одна, связная мелодия, которая сложится в одну и приведёт к этой легендарной любви всей вашей жизни. Великая научная разработка от группы психологов, решивших, что найти для человека пару можно, заложив определенную песню в его голову по достижении семилетнего возраста. А социализацию, личностный рост и попросту разные жизненные обстоятельства они не учли. Но разве было одиноким людям до этого дело? Каждый из них ждал, включая свои отрывки и активно принимая другие в надежде услышать то же, что играет на их радиостанции. Люди стали телепатами. И Джим Мориарти беззастенчиво этим пользовался. Не то, чтобы он читал чужие мысли и мастерски манипулировал людьми. Для этого, как он считал, не нужны песни; хватит мозгов и наблюдательности. И, всё же, он предпочитал задвинуть свою собственную мелодию далеко за кипы музыкальных пластинок и с удовольствием воспринимал обрывки чужих песен. Они сливались в какофонию звуков, но настолько чудесную, что он купался в этом хаосе и подбирал пары гораздо лучше, чем если бы всё базировалось на музыкальных предпочтениях. Если мимо проезжал человек с Кортни Лав в голове, он мигом «совмещал» его с Дэйвом Гролом и со сладким наслаждением наблюдал, как Курт Кобейн стыдливо прячет глаза, не в силах смотреть на позорное противостояние на его могиле. Или, например, он прекрасно знал, что Мадонна и Принс некогда тоже решили, будто они — соулмейты друг друга, вот только потом всё оказалось в корне наоборот, и пара, которая, казалось, обручена на небесах, еще с десяток лет обменивалась нелестными отзывами в сторону друг друга. Так Джим развлекался, и, поэтому, услышав очередную стену звуков, начал притягивать одни отрывки к другим и создавать свои мелодии. Наконец, двери закрываются, и поезд набирает ход: оборванные мелодии затихают, а Джим снова надевает наушники и лениво оглядывается по сторонам до той поры, пока не слышит громкое… GOD KNOWS! Фраза звучит одиночно и улетает куда-то вперёд вместе с поездом; Джим выдёргивает наушники и пытается посчитать вагон, из которого шёл звук, но состав уже несётся слишком быстро, и он теряет из виду сами вагоны и места их сцепления. Наконец, когда настаёт полная тишина, он стоит на платформе абсолютно растерянный и смотрит поезду вдаль, даже не зная, что делать дальше. Не побежит же он по рельсам? Это глупо и небезопасно. Не то, чтобы он сильно ценил свою жизнь, но, всё же, погнаться за соулмейтом и не догнать его, будучи сбитым поездом… Нет. Это явно не лучшее решение, особенно если он осмелится пойти за этой мелодией. Как-нибудь. Он вообще-то не верил в соулмейтов. Это было похоже на то, что кто-то пытается управлять его жизнью; и, хотя у Джима и правда ничего не выходило с девушками, к 30 годам он привык к мысли, что дело далеко не в том, что его музыкальные предпочтения ни с кем не совпадают. Просто требования у него были слишком завышены. Девушки могли плохо петь, могли не следить за собой или быть сестрами милосердия, и от каждой из них по прошествии некоторого времени Джим избавлялся. В конце концов, и деятельность у него была такая, что не каждая девушка вытерпит, а ежедневного притворства могла заслужить только одна, особенная — и Джим до сих пор её не встретил. Сомневался, что встретит, и сомневался, что ему это вообще нужно. И, всё-таки, то, что он слышал это «Видит Бог!», которое прорвалось сквозь его сознание именно в тот момент, когда вагон проносился мимо, было неоспоримо. Это значит, что его соулмейт была там. И Джиму было интересно: заметила ли она его? Нужен ли он ей вообще, или эта девушка, кем бы она ни была, тоже ни в чём не нуждалась? Может, она даже вернется на станцию, чтобы найти человека с этой песней… А как бы не хотелось разминуться! Джиму всегда казалось, что само название его песни, «I Want to Break Free», как бы намекает на то, что он будет освобожден от ответственности за своего соулмейта. Но, стоило ему однажды выйти на железнодорожную станцию пораньше, и жизнь предложила новый карточный расклад. Джим нервно расхаживал из стороны в сторону, раздумывая, что делать дальше. Конечно, если бы она хотела вернуться, она бы уже была здесь; почему-то в южную сторону поезда ходили чаще, чем в северную. Но её всё еще не было, а значило это только одно: Джим может прийти сюда и завтра, дожидаться этого поезда и запрыгнуть в вагон, внимательно оглядеть пассажиров и наконец-то увидеть ту, что была предназначена ему с самого рождения. Хотя бы ради интереса! В детстве ему всегда казалось, что поиски соулмейта — это очень увлекательное приключение, но до этого у него не было даже карты сокровищ. Теперь же перед ним появился красный крест, обозначавший место назначения, но ни координат, ни ориентиров — он не имел ничего, что могло бы привести его к цели. Только направление. Но какова вероятность, что, сев на северный поезд, он услышит мелодию снова? В конце концов, в единственный раз, когда он её услышал, она была очень тихой. Это было очень странно, ведь обычно мелодия была слышна за несколько метров, а он не услышал её, хотя она была буквально перед его носом. А что, если она ехала по этой ветке только сегодня, и у Джима есть лишь одна возможность её увидеть — поехать следом? Конечно, вероятность успеха мала, особенно если учесть радиус её распространения, но попытаться всё-таки стоит… Да и встречу с кем-то из прихвостней итальянской мафии ради такой вещи, как поиск соулмейта, можно отложить. У итальянца даже больше выгод, чем у Джима, поэтому он всеми руками будет стоять на этом сотрудничестве. Встречу можно провести и потом. Так решает Джим, без обиняков влетая в подъехавший поезд и занимая место у самого выхода. В голову резко ударяет Nirvana, Клод Дебюсси и Spice Girls, явно сидящая прямо перед Джимом и внимательно его изучающая. Он даже слышит вздох разочарования, когда девушка понимает, что перед ней — не её «Wannabe», и тоже отворачивается к окну. Телефон задребезжал, но Джим сбросил звонок и поставил на беззвучный. Никто не должен его беспокоить. Если ему повезёт, и он снова поймает ту мелодию, в любом потенциальном сотрудничестве он будет видеть куда больше смысла. Поезд едет и едет, виды Лондонского пригорода мелькают за окном, и плейлист Мориарти заканчивается, а нужная мелодия так и не выскакивает. Он и не ожидал, что всё будет просто, но, всё-таки, двигаться в определенном направлении лучше, чем в никуда. А если он доедет до конечной и ничего не найдёт, то что тогда? Ехать обратно, выходить на своей станции и снова пропустить поезд? Или дежурить каждый день, назойливо оббегая каждый вагон, пока не станет скучно? Впрочем, Джиму никогда не могло стать скучно до той поры, пока он не добрался до истины. Или до сокровищ. Джим доехал до конечной станции, так и не услышав мелодии. В вагоне почти никого не осталось, и он вышел на платформу, тут же намереваясь отправиться в билетную кассу и купить обратный билет. Он не знал, почему нужно поступить именно так, и могло ли это принести какой-то толк, но потом он взглянул на место, в котором очутился, и подумал, что, из соображений логики, вероятность встретить мелодию на обратном пути крайне мала, а поэтому не будет лишним прогуляться по северному пригороду, в котором он прежде не бывал. Дома тут, конечно, такие же, как и на его южной стороне; даже сделаны из одного и того же материала. Такой же продуктовый магазин, прачечная, пародия на учебное заведение… Конечно, о противостояниях севера и юга давным-давно никто даже не заговаривает, но, всё же, кое-что общее у них всё-таки есть — это полная безвкусица и отсутствие оригинальности. Джим ненавидел себя за то, что ему приходится скрываться в пригороде, но конспирация того требует… Впрочем, одноэтажное здание с плоской крышей, свисающими лозами искусственного винограда и полукруглыми венецианскими окнами явно не похоже на нечто скромное. Жёлтая неоновая вывеска гласит что-то на итальянском и приглашают всех и каждого попробовать вкуснейшую итальянскую пиццу, да такую, что просто пальчики оближешь! Джим усердно изучает вывеску, смотрит на пластмассовый виноград и, махнув рукой, собирается идти мимо, как вдруг… IT’S STRANGE, BUT IT’S TRUE! Мелодия снова возвращается, обвивая его голову и впиваясь в кожу, словно шипы тернового венца. Джим косится на ресторан, подозревая, что так интуиция подсказывает ему зайти внутрь. Он прислушивается, и действительно слышит свою песню, глухую, словно она играет из старого радиоприёмника… Боже, неужели его соулмейт — старушка? Джим торопливо взбегает по золотистым ступеням и, входя в ресторан, тут же наталкивается на огромную звуковую стену. Очередная какофония, и, как бы она ни нравилась ему обычно, сейчас она только раздражала. За изобилием музыки услышать песню, и без того перекрытую шумом, было в два раза сложнее. — Молодой человек, — одёрнул его администратор, и Джим повернул на девушку взгляд: она резко отдёрнула от него руку и спросила: — У вас забронировано? — Нет, — выпалил он, оборачиваясь и оглядывая ресторан. — Я кое-что потерял. Вы не возражаете, если… — Сначала закажите место, а потом ищите сколько душе угодно, — терпеливо ответила девушка. Джим хотел огрызнуться, сказать, что не будет ничего заказывать, потому что не собирается есть… а потом понял, что поесть и правда бы не мешало. И вот, он уселся за столик на двоих в середине зала. Галантно одетый официант поднёс меню, и Джим, быстро проглядев его глазами, заказал пасту и бутылку минеральной воды. Мужчина настаивал на бокале красного вина, но Джим отмахнулся, заявив, что ему нужно сохранять разум в адекватном состоянии. Так оно и было; ведь музыкальных отрывков повсюду было более, чем достаточно, а «I Want to Break Free» он всё еще не слышал. Кто же ждал его в этом ресторане? Женщина это была или мужчина? Должно быть, он или она здесь одни, потому что с друзьями в такие места обычно не ходят. Значит, ты либо нашёл соулмейта и, решив это отпраздновать, ведёшь его в дорогостоящий ресторан, либо ты одинок, но много зарабатываешь и можешь позволить себе ужин в таком месте. Как бы то ни было, никто из одиноко сидящих вокруг мужчин или женщин не был похож на человека, который мог быть предназначен Джиму природой. Кем-то, кто, по психологическим характеристикам, идеально подходил бы его темпераменту; кто принимал бы его фенотип, и с кем у него могли быть красивые дети. Какая-то девушка не следит за собой: её руки испачканы в сахарной пудре, хотя она не ест ничего сладкого, и Джим догадывается, что это — следы её собственных попыток что-то приготовить. На мужчину, сидящего напротив, навешано несколько проводов: он то ли бизнесмен, то ли киборг, и из его головы играет Metallica. Громкая и тяжелая, иногда она нравилась Джиму, но сейчас лишь портила настроение. Когда ему принесли пасту, он перестал оглядываться по сторонам, и мелодия вернулась: она повисла над ним настоящей тучей, и шумела, совсем как водопад. Разные ноты уселись на люстру и, свесив ножки, стали насмехаться над ним, вновь и вновь повторяя знакомую мелодию. Вода продолжала стекать и биться о его голову, и Джим внимательно наблюдал за каждым человеком, встававшим с места и выходившим прочь, в надежде, что песня станет громче, но, не считая новых гостей, он остался в ресторане один. Мелодия так и не закончилась. Политика ресторана не позволяла ему оставаться там после того, как он съел всё, что заказал, да и Джиму не хотелось больше там находиться. Люстра, казалось, всё еще насмехается над ним, но мелодия не прекращается, хотя вода, нет-нет, да затихает. И Джим выходит на улицу, выходит за забор и садится на бордюр, думая, что если карта вела его к этому месту, то это неспроста. Что здесь должно что-то произойти, и он увидит, что это. Даже если его соулмейтом окажется хакер, который подарит ему ключ ко всем замкам мира, он должен остаться здесь, когда появится это нечто. Он переслушивает эту песню раз за разом, пока не наступает 11 часов, и ресторан закрывается. Прекращается и шум воды; и, когда из-под увитых листьями винограда дверей стали появляться люди, Джим встал, ошарашенный внезапной догадкой. Ведь вода могла шуметь на кухне, и его соулмейт мог быть там, и он бы не увидел её, потому что и не очутился бы рядом… Она выходит последней; в легком красном плаще, покрывавшем рабочую форму, с завязанными в тугой пучок чёрными волосами. Девушка закрывает за всеми дверь и одним движением вытягивает невидимки из волос, освобождая их. Черные, волнистые, они и сами похожи на водопад, и они ложатся на её плечи, создавая на её голове маленький хаос. Джим чувствует удар электрического тока и встаёт, когда перед глазами ярким светом проносятся слова «I can’t get over the way you love me like you do!», и, моргнув, он видит её перед собой. Джим ни на минуту не сомневается, что именно за ней он бегал целый вечер. Она убирала в коричневую сумку несколько полотенец, но, увидев его, встала на месте, глядя на него и не выражая никаких эмоций. В кои-то веки Джим Мориарти смотрел на человека, слушая музыку в своей голове; она звучит чисто и, кажется, даже визуализируется в глазах девушки. Прыгают то ли столбики, то ли черти. Он всё еще не знает, что сказать, и, не найдя лучшего решения, начинает петь: — I Want to Break Free! — Джим заводит смело, наслаждаясь тем, как девушка наблюдает за ним. Она не боится, не удивляется… она всё понимает. — I Want to Break free from your lies, you’re so… self-satisfied, I don’t need you! — он слушает себя со стороны и думает, что мог бы звучать и лучше, но ей всё равно нравится. И она смотрит на него, с удовольствием… — God knows, God knows, I want to break free… — I’ve fallen in love, — произносит она чётко и понятно… но совершенно не попадая в мелодию. Джим старается скрыть разочарование, а девушка продолжает: — I’ve fallen in love for the first time, and this time, I know, it’s for real… — она смотрит на него выжидающе, наклоняя голову и поднимая брови. И Джим, всё еще пряча эмоции, напевает в ответ: — I’ve fallen in love, — произносит он скорее утвердительно и видит, как на её лице расплывается удовлетворённая улыбка. Джим любуется ей, как любуются приятной картиной в музее, и не может отвести взгляда, временно забыв о том, что девушка абсолютно не имеет слуха, как вдруг… — Эвр! — из подъехавшей черной машины выглядывает высокий мужчина в смокинге, и Джим к своему ужасу узнаёт в нём Майкрофта Холмса, с которым виделся неделю назад, и не где-нибудь, а в следственном изоляторе. И он не знает, как на это реагировать; то ли паниковать, то ли убегать в ужасе, то ли… — Мистер Мориарти? — Майкрофту тоже не нужно много времени, чтобы признать в нём недавнего заключенного. — Что вы здесь делаете? — Соулмейт, — начинает говорить Эвр, и Джим чувствует, как она обхватывает его запястье. — Это мой соулмейт. I Want to Break Free, Майкрофт! — Что? — Холмс явно негодует и уже хочет подойти ближе, чтобы разбить их, но девушка обволакивает руку Джима полностью и чуть ли не с силой сжимает его руку в локте. Майкрофт останавливается на месте, задумчиво потирая лоб, а Эвр разглядывает соулмейта, не без удовольствия растягивая улыбку. — Мистер Мориарти, познакомьтесь с моей сестрой… Это Эвр. Я бы представил её вам, но она ничего не слышит от рождения. Одной проблемой больше… Джим оглядывает лицо девушки, произнося её имя и словно пробуя на вкус. — Значит, Эвр, — он без особого стеснения осматривает её глаза, нос, даже губы, и начинает водить языком по щекам. Так значит, она ничего не слышит? Живёт, как в стеклянной коробке, и поэтому Джим с таким трудом слышал её? Это всё объясняет, как и её неумение петь. Девушка осматривает его в ответ, и они тянутся друг к другу, сталкиваясь лбами, но не торопясь целовать друг друга. Мелодия течёт по их коже, вплетаясь в вены и заставляя нервы плясать, а Майкрофта Холмса напряженно вздохнуть. Да уж, он точно не думал, что соулмейтом его младшей сестры окажется один из преступников, которых было бы неплохо засадить в тюрьму! Но ни Джиму, ни Эвр до Майкрофта нет дела, они нежатся в нотах, и Джим думает, что хорошо бы выучить язык глухонемых и общаться со своей соулмейт на равных. Свобода была так близко, и, на его удивление, оказалась в чужих объятиях.