Чужие имена, чужие лица

      Если бы в Аду существовали церкви, он бы наверняка сидел у одной из них. Небритый мужчина в грязной залатанной одежде. Он рассказывает о Боге всем, кто хочет его слушать или случайно оказывается рядом.       Но в Аду нет церквей.       Поэтому он сидит на площади у давно не работающего фонтана, покрытого ржавчиной. Едкий песок проникает под рваную одежду, путается в нечесаных волосах. Он тут везде, этот песок. Жаркий, распаленный песок Ада.       Рядом с мужчиной останавливается другой, только вышедший из дома неподалеку и как будто привлеченный словами. Все в округе знают, что это Влад Войцек, правая рука командора Черной Гвардии. Жесткий при жизни, безумный после смерти.       Он останавливается у фонтана. Не торопясь, закуривает.       — Странное место ты выбрал, проповедник.       Мужчина в пыли смотрит на Влада прищурившись. Как будто ему мешает то ли солнце Ада, то ли проникающая повсюду пыль.       — Я не проповедую, я рассказываю.       — Есть разница?       — А есть разница между шлюхой и честной женщиной?       Влад кривится, как будто ему неприятно сравнение или просто оно слишком неблизкое ему. Проповедник усмехается:       — Дашь закурить?       Сигарета скользит меж его пальцев, обернутых грязной тряпкой на манер перчатки. Щелкает зажигалка, и огонек облизывает кончик сигареты. Проповедник жмурится от удовольствия, когда едкий дым проникает в его давно мертвые легкие.       — Вот он, смысл моего существования, — вздыхает он. — Местное курево. С ним я могу почти забыть, что мертв. Почти представить, что всё не бессмысленно.       — А разве смысл твоего существования не в Боге? Ты ж о нем так распинался.       В голосе Влада не просто слышится насмешка, он даже не пытается ее скрыть. А за словами ощущается вибрация рыка потревоженного зверя — только дай повод, и он оттяпает тебе руку вместе с головой.       — Пф! — Проповедник хорошенько затягивается. — Бог не может быть смыслом. Это просто средство. Красивый фантик.       — А что под ним?       — Люди.       Внезапно проповедник манит Влада рукой, чтобы тот наклонился. И громко шепчет, как будто доверяет великий секрет:       — На самом деле, Бога нет.       Брови Влада взлетают в издевательском удивлении:       — Дааа?       — Это просто символ. Усталое божество, которое наделило творения свободой воли, а они до сих пор бесятся, что им еще что-то должны. Я проповедую слова Бога, но никто меня не слышит.       — А что надо услышать?       Проповедник взмахивает рукой, и с его сигареты сыпятся искры. А потом громко декламирует, так что недовольно оборачивается пара демонов на другой стороне площади.       — И сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему. Что здесь непонятного?       — И правда.       — Бога давно нет. Люди сами стали богами. Каждый долбаный человек — сам себе Бог.       Влад выпрямляется, на его лице отражается тень настоящего удивления. Вряд ли такого ответа он ожидал от безумного проповедника, который даже в Аду рассказывает о Боге.       — Они всё молятся, — ворчит проповедник, — тупые уроды. Две тысячи лет, а никак не могут понять, что пора брать себя за яйца, а не переводить стрелки на какого-то мужика.       Нахмурившись, Влад говорит:       — Ну, этот же Бог создал демонов. Заставил их страдать. Создал Ад…       — Ад создали демоны. Потому что обижены и всё такое. Они хотели уподобиться людям, хотели свободы воли? Ну, огребли. А всё туда же, кто-то виноват. Тебе-то чем Бог не угодил?       — Я сказал.       — Ты несешь чушь про всеобщее благо. Да похер каждому на общее благо. Это себя ты считаешь в чем-то несправедливо обделенным. Вот и хочешь предъявить счет Богу. Вот только…       Проповедник делает паузу, хорошенько затягиваясь. Его сигарета прогорает почти до фильтра. А потом сидящий на земле мужчина в грязных тряпках смотрит вдаль. Но его слова обращены к Владу. И кажется, в них звучит пересыпающийся песок самого времени.        — Херня собачья, Войцек. Однажды ты поймешь. Бога нельзя убить. Потому что тогда тебе придется убить себя. Или друга. Каждый из нас и есть собственный бог. То, что ты уже сдох, от ответственности не освобождает.       Ветер поднимает порыв жгучей пыли, вынуждая Влада зажмуриться. А когда он промаргивается, то не видит никакого проповедника. Только ржавый фонтан, который вряд ли хоть когда-то работал. И проникающий, вездесущий песок, скручивающийся песчинками вокруг ботинок.       А сигарета в руке Влада догорает, и столбик пепла срывается на землю. Исчезая в пыли.