Чужие имена, чужие лица

      Сибилла полагает, мотыльки — самые прекрасные создания на свете. Хрупкие, пудровые. Если прижать им крылья, они будут биться до последнего, стремясь на свободу.       Сибилла хочет стать мотыльком.       Подоткнув юбку, она бродит по территории поместья в поисках смысла и очередного занятия на день. Ветер и лесные веточки запутываются в ее волосах, пальцы Сибиллы знают, какой на ощупь мох на стволе дерева и влажная после дождя земля между листьями ежевичных кустов.       В отличие от темноволосой сестры, Офелия сама как мотылек. С полупрозрачной кожей, сквозь которую видны синеватые вены. С длинной копной светлых волос и спокойным взглядом из-под полуприкрытых ресниц. Из всего семейства она единственная похожа на мать, светлая и воздушная.       Она не задирает длинную юбку, когда бродит с сестрой по лесам и полям у поместья. Она предпочитает кусты малины, после которых ее руки покрывает сеть тонких, едва заметных царапин.       Отец часто смеялся, что его дочери похожи на лесных ведьм. Но ничего им не запрещал, удовлетворившись выпестованными сыновьями.       По крайней мере, раньше, когда отец больше внимания обращал на дочерей.       Сейчас его вниманием безраздельно владеет жена, давно не покидающая комнаты. Ее округлый живот так огромен, что рождения еще одного ребенка ожидают со дня на день. Слишком внезапного и позднего ребенка.       — Если сын, мы назовем его Энтони, — говорит мать, оглаживая живот.       Она уверена, что будет мальчик.       Сибилла и Офелия не сомневаются, что он не выживет.       У них есть большая стеклянная банка с полустертыми остатками этикетки на пузатом боку. Никто не знает, что было внутри раньше, но сестрам отдал ее один из братьев перед отъездом. В отличие от отца, он-то знал, что Сибилла и Офелия — настоящие ведьмы.       — Складывайте сюда свои видения.       Но у грёз нет плоти, поэтому сестры наполняли банку крыльями мотыльков. Тонкими белесыми крылышками, которые кажутся слегка мохнатыми, когда гладишь их подушечками пальцев.       Мотыльки трепыхаются в ловких руках Сибиллы, не сдаются, даже в тот момент, когда та передает их сестре, и Офелия легко отрывает тонкие крылышки. Небрежно выкидывает еще трепещущее тельце и кладет крылышки в банку.       Та полна наполовину, когда из Лондона вместе с обычными письмами братьев приходят новости о смерти королевы Виктории. Это мало волнует обитателей поместья.       Ни Сибилла, ни Офелия не складывают в банку свершенное. Только видения, которые однажды составят полотно реальности.       Они видят смерти. Не могут не видеть, потому что всё однажды окончится смертью.       Шшурх — и в банку летят новые крылышки, оставляя на стеклянных стенках белесые разводы пыльцы.       Сестры видят разорванные вены одного из старших братьев и перевернутый экипаж, в котором закончит жизнь второй. По закрытым векам проносятся картины, как пуля из револьвера находит их младшего брата.       Шшурх.       Мужчины их рода никогда не живут долго. Они нужны только для того, чтобы защищать и ограждать женщин, которые несут свое ведьмовство. Пока их собственные крылья не окрепнут.       Сибилла находит Офелию с банкой, полной крыльев, под окном комнаты матери, когда та рожает. Они слушают вопли роженицы и ищут новых бабочек.       Когда крики матери стихают, Офелия замирает, зажав в руках последнего мотылька. Сибилла смотрит на нее, потом поднимает глаза к окну. Но вопля новорожденного так и не раздается.       Сестры еще никогда не ошибались.       Оторвав крылышки, Офелия кидает их в банку. Полна. И Сибилла заворачивает крышку, берет руки тонкую ладонь сестры.       — Что теперь?       — Пора уходить.       — Куда?       — В Лондон, разумеется. Братья помогут нам. Пока живы.       И кажется, будто в их голосах шелестят крылья мотыльков.