Чужие имена, чужие лица

      Голос Криса Ри из динамиков хрипловат, когда он поет о дороге в Ад — и Долорес не может понять, так надо, или виновато качество записи. Девушка задумчиво водит коктейльной трубочкой в почти пустом бокале, скользит взглядом по тесному помещению бара, пока наконец не останавливается на нескольких бильярдных столах. Некоторое время Долорес смотрит на них сквозь пелену сигаретного дыма, потом допивает коктейль и подходит ближе, доставая фотоаппарат.       Шары стучат друг о друга, разбиваемые киями, шелестят по сукну. Долорес останавливается у стола, напротив заинтересовавшего ее мужчины.       — Можно вас сфотографировать?       Он отрывается от треугольника шаров, смотрит на нее и кивает. Продолжает заниматься своим делом, не выпуская изо рта сигареты. Долорес делает несколько кадров: мужчина по-своему красив и, на ее взгляд, фотогеничен.       — Кажется, тут нельзя курить, — говорит Долорес.       Мужчина снова смотрит на нее, удивленно приподняв брови. Разумеется, он точно знает, что тут нельзя курить. И разумеется, Долорес видит по мареву дыма, что в этом маленьком баре на задворках Лондона, все игнорируют запрет.       Она думает, что мужчина так и не скажет ни слова, собирается уйти, но он внезапно говорит:       — Моя очередь.       — Что?       Она не понимает, а мужчина кивает на фотоаппарат. Долорес не любит давать в чужие руки свою технику, но тут не находит, что возразить. Зажав сигарету, мужчина обеими руками подносит камеру к лицу. Щелчок затвора почти не слышен, и вот уже мужчина возвращает фотоаппарат, и Долорес прячет его в сумку.       — Играешь в бильярд? — спрашивает незнакомец.       Долорес качает головой. Она вряд ли сможет попасть кием хотя бы по одному шару.       — Тогда предлагаю выпить.       Ей нравится снимать в подобных заведениях: случайные люди, имен которых Долорес даже не знает. Много раз мужчины пытались с ней познакомиться, она давно научилась улыбаться и отказывать. Но сейчас не смогла: слишком уверенным казался незнакомец — и слишком мягко и ненавязчиво заказал для них по коктейлю.       Он всё еще сидит, но наконец-то вытаскивает сигарету и выпускает дым. Потом смотрит на стоящую Долорес:       — Фредерик.       — Долорес.       — Ты явно тут впервые.       — Так очевидно?       — Хорошие девочки в эту дыру не ходят.       — А хорошие мальчики?       — Я похож на хорошего мальчика?       Он улыбается.       — На самом деле, здесь шикарные коктейли и можно курить. Одного этого достаточно. И рядом Куб.       Долорес видела вывеску этого клуба, но не понимает, почему он так интересует ее нового знакомого. Она с удивлением понимает, что смущается:       — Но у тебя наверняка есть темная сторона.       — У меня есть брат-близнец.       Официантка ставит перед ними коктейли на маленькие кусочки пластика с изображением Биг Бена. Долорес не нравится, когда кто-то решает за нее, даже какой коктейль пить. Но попробовав, вынуждена признать, что апельсиновый вкус с ноткой имбиря ей действительно нравится. Фредерик, похоже, пьет виски.       — Ты из Лондона? — спрашивает он.       — Нет, выросла не здесь. Но мне нравится город.       — Фотографируешь?       — Да. А ты?       — Не фотографирую.       Долорес фыркает, но не успевает ничего сказать, кивком головы Фредерик предлагает переместиться к барной стойке. Там он тушит окурок в пепельнице и заказывает еще виски.       — У меня семейный бизнес, — говорит он. — Занимаюсь журналами.       — Уж не для таких ли журналов я фотографирую?       — Может быть.       — Ты всегда отвечаешь неопределенно?       — Извини, — он тихонько смеется. — Привычка. Хотя здесь мне больше нравится расслабляться.       Долорес не считает время, пока они сидят в баре. Она не из тех, кто любит рассказывать о себе, но с удивлением ловит себя на мысли, что успевает рассказать и об отце, который умер слишком рано, и о его семье, которая не очень стремится принять блудную дочь. Фредерик умеет слушать.       — У тебя, наверное, таких проблем нет, — немного нервно усмехается Долорес.       Он пожимает плечами:       — У меня только брат и сестра — они вся моя семья.       Нахмурившись, он вытаскивает из кармана вибрирующий телефон, читает сообщение.       — Вот засранец. — Фредерик смотрит на Долорес. — Помнишь, я говорил тут рядом Куб? Не хочешь прогуляться? Обещаю вип-место и отличный обзор для фото.       Долорес не привыкла соглашаться на подобные предложения, но неожиданно для самой себя кивает: почему бы и нет?       Расплатившись, Фредерик ведет ее темными улицами, расцвеченными неоном. Ведет так же ненавязчиво, мягко, но уверенно. Отсветы реклам ложатся на его лицо, и Долорес думает, что хотела бы увидеть его при свете дня.       Куб — маленький клуб, подмигивающий неоном. Около него стоит народ и курит, Долорес замечает девицу в кружеве и короткой юбке, рядом с ней парень в латексе. Никто не обращает внимания на Фредерика и Долорес, а они окунаются в нутро Куба, дышащее ритмичными басами и теплом.       Глаза Долорес не сразу привыкают к полумраку, а Фредерик уверенно ведет ее наверх, в вип-зону, где явно кого-то ищет. Находит.       Долорес ахает:       — Так ты не шутил про брата-близнеца!       Они не просто похожи, они действительно отражения друг друга.       — Винсент, — представляется близнец. — Что тебе уже успел нарассказать обо мне Рик?       — Что ты непунктуален, — ворчит Фредерик. — Ты же собирался в бар.       — Да ну, тут сегодня группа хорошая. Не нуди. Принести выпить?       Фредерик качает головой, Долорес тоже отказывается. Пожав плечами, Винсент возвращается через некоторое время со стаканом в руке и темных очках на лице.       — Так нас будет проще различить, правда? — говорит он, усаживаясь по другую сторону от Долорес. — И что такая пташка забыла в подобном месте?       Музыка не мешает вести бесед, а Винсент куда разговорчивее брата. Он кажется мягче, но, когда неожиданно берет Долорес за подбородок и притягивает к себе, чтобы поцеловать, она ощущает ту же силу, что у Фредерика. Силу, которой ей совсем не хочется сопротивляться.       — Может, снимешь? — не дав ему ответить, Долорес стягивает очки с лица Винсента.       Он тут же щурится от полоснувших по глазам лучей прожекторов, шипит, как будто от боли и забирает очки из рук растерявшейся Долорес. А ее ухо щекочет шепот Фредерика:       — У него глаза чувствительны к свету. Не трогай.       Долорес больше не пытается, а дыхание Фредерика смещается ниже. Его пальцы отодвигают ее собранные кудри, касаются шеи, не скрытой тканью кофты. Фредерик замирает, как будто чего-то ждет, и через секунду Долорес понимает, чего именно. Губы Фредерика касаются ее шеи в тот же момент, когда и губы Винсента ее собственных.       Языки близнецов одновременно касаются кожи Долорес, один проводит, другой раздвигает губы.       Отстраняются они тоже синхронно, и Долорес ощущает себя потерявшейся во времени и пространстве. Не понимающей, где она, кто, и чьи руки ее касаются. Но близнецы делают всё проще: они оба отпускают ее, и Долорес ловит себя на мысли, что ей мало.       Она усмехается, нервно, рвано, чтобы скрыть свои ощущения:       — Не боитесь, что вас выгонят за разврат в клубе?       Винсент пожимает плечами:       — Это мой клуб.       Он смотрит на нее, но Долорес не понимает взгляда, скрытого за темными стеклами. Почти в растерянности, она поворачивается к Фредерику, и на миг у нее кружится голова, видя то же самое лицо, только без очков. Но выражение лица Фредерика Долорес понимает. Оно вопросительное.       — Я не против, — говорит она.       Но Фредерик качает головой:       — Не так. Скажи по-другому.       — Что…       — По-другому.       Долорес на секунду задумывается. Потом говорит:       — Я хочу.       — Тогда пойдем.       — Куда?       Она даже не сразу понимает, кто из близнецов позвал. Но поясняет Винсент:       — Ты права, зачем смущать тут людей?       Они ведут ее из вип-зоны, мимо людей на танцполе, чьи тела блестят от пота после танцев под музыку выступающей группы. Ведут мимо бара и бильярдных столов в служебную комнату. Винсент снимает очки и небрежно кидает их на стол.       Их еще можно отличить по одежде, мечется в голове Долорес. В комнате свет приглушен, но ровный. Винсент как будто читает ее мысли — и снимает рубашку. Долорес оборачивается, но то же самое уже сделал и Фредерик.       — Попробуй отличить нас… на ощупь.       Конечно же, она не сможет. Долорес не понимает, чьи руки стаскивают ее кофту, чьи губы ласкают грудь. Она зажата меж двух тел, она ощущает их возбуждение, но не замечает того момента, когда ее лишают юбки и белья. Она расстегивает чей-то ремень, а потом под ее пальцами оказывается еще один. Чужие зубы покусывают мочку ее уха, пока другие губы выдыхают в ее рот:       — Нравится?       Долорес не успевает ничего сказать, отвечая требовательному языку. И пока одни ладони сжимают ее грудь, еще одна оказывается у нее между ног, резко, требовательно, проникая пальцами внутрь. Долорес вздрагивает, в первый момент ей хочется отстраниться, но другая ладонь уже гладит ее по внутренним сторонам бедер, перемещается на живот.       — Пойдем.       Пальцы выскальзывают из нее, но другие руки уже подхватывают, так что Долорес успевает только издать полувздох-полустон. Она слышит, как со стола смахивают вещи, а потом на него кладут саму Долорес. Она ощущает спиной твердую поверхность. Ее лицо сжимают в ладонях, наклоняются сверху, чтобы поцеловать, а потом медленно переместиться ниже, к груди.       Долорес успевает подумать, куда исчез второй близнец, когда ее стягивают чуть ниже, а ноги раздвигают, почти грубо. Чтобы удержаться, Долорес вынуждена обхватить ногами чужое тело — и не сопротивляется, когда ощущает, что теперь в нее входят не пальцы, а член. В этот момент проникновения она замирает, ощущая восторг и желание. А потом тоже начинает двигаться в такт глухим ударам музыки, бьющимся в стены.       — А теперь поменяемся, — слышит Долорес, и шепот обжигает ее ухо.       Она устает, она выматывается. Она ощущает блаженство и вкус спермы на губах.       Ночь темна, но у Долорес еще есть пара часов до рассвета. Чтобы потом уйти, раствориться в сумрачной дымке утреннего Лондона.