Телин

      — Нейробластер, — Доктор разжал руку на запястье мёртвого Стэна. Кинооператор лежал мешком, все мускулы его пока ещё тёплого тела походили на кисель, и, честно говоря, это выглядело ужасно. — По крайней мере, люди так называют это оружие. Сволочи, которые его изобрели, употребляют немножко другое название.       Милли в который раз сглотнула. Её мутило от такого количества мертвецов вокруг и от острого, противного запаха пожара, но показывать, как трясутся все поджилки, перед педди не хотелось. Не только остров картошки крут, валлийские девчонки тоже умеют держать себя в руках.       — Что за нейробластер? — спросила она, лишь бы занять мозг чем-нибудь, кроме головокружения и дурноты, и не дрожать открыто.       — Ну… — Доктор снял наконец котелок, прижал его к груди и встал с колена, но болтать не перестал. — Электрический ток сам по себе — штука огибаемая. Хорошая изоляция обуви, влажная кожа, и разряд пройдёт по поверхности, а не внутри тебя, почти не навредив. Гамма-излучение — вещь очень мощная и смертоносная, но требует уйму энергии. Чтобы организовать моментальную смерть, а не острую лучевую болезнь, надо с собой соответствующую установку на тележке возить. А вот выработать самую капельку жёстких фотонов в боевых целях можно даже с помощью портативного ядерного реактора, главное, их правильно распределить. Поэтому нейробластер действует так — в электромагнитную оболочку с частотой, резонирующей с электричеством в нервной системе живого существа, помещается строго отмеренное количество гамма-частиц. Электромагнитное поле не позволит им разбежаться куда попало, правильно подобранная частота заставит радиацию разлиться только по нервной системе, как по водопроводу. Миг — и все нервы выжжены вместе с мозгом, гамма-частицы разряжены и не представляют опасности для окружающей среды, а цель мертва, как рождественский гусь. Но у этих изобретателей-шутников в ходу экономия, поэтому они ставят разряд чуть меньше, чем необходимо для моментальной смерти. И при попадании из нейробластера умираешь не сразу, а через две-три секунды. Так сказать, на сто покойников сто первый — бесплатно, а если цели больно, то это же ненадолго…       Дальше это слушать было невозможно.       — Доктор, — взмолилась Милли, перебив, — прекратите, или меня сейчас стошнит!       — Прости, Мелизинда, — пожал плечами «Паганель», — ты сама спросила про подробности, а в меня как-то залепили из этой штуки. Правда, не прямым попаданием, но всё равно, было очень, очень неприятно, пришлось весьма кардинально лечиться…       Он перевёл на неё взгляд и, кажется, всё-таки догадался, в каком она состоянии. Поэтому надел шляпу обратно и ненадолго уткнул её в своё плечо, похлопывая по спине.       — Ладно, ладно. Нельзя стоять. Они ещё могут быть здесь. Мелизинда, если ты услышишь что-то вроде игрушечного электромоторчика, постарайся спрятаться. А если всё-таки налетишь на что-то шевелящееся и готовое по тебе стрелять, просто подними руки и скажи два простых слова: «Я сдаюсь». Иногда это срабатывает. Если не сработает, вопи «Доктор», это на них точно подействует… — он поглядел куда-то в сторону декораций. — И знаешь, что странно?       Милли издала невнятно-вопросительный звук. Стоять, уткнувшись в клетчатый пиджак, казалось безопаснее, чем оглядываться по сторонам. А ещё ей ужасно захотелось домой.       — Этого не должно было произойти, — закончил свою мысль Доктор. — «Солнечный холм» был снят, взял все мыслимые и немыслимые награды и произвёл революцию в кинодраме, положив на лопатки такую классику жанра, как «Унесённые ветром» и «Моя прекрасная леди». Исполнитель главной роли, Феликс Андерсен, впоследствии снялся более чем в сорока картинах. И его труп никак не может лежать посреди съёмочной площадки «Солнечного холма». Здесь что-то совсем не так.       Сразу вспомнился корабль таинственных криллитан, где тоже не всё было гладко. Что там её новый знакомый говорил про относительно спокойные дни?.. Хотя бояться некогда, есть вопросы посущественнее. Раз уж попала, как кур в ощип, то поздно дрыгаться, надо просто делать то, что ещё можно.       — А вдруг кто-нибудь жив? — робко предположила она. — Ну, типа, спрятался. Их можно отсюда эвакуировать? ТАРДИС же большая…       — Пойдём, — мягко сказал Доктор, отстраняя девушку и кивая головой куда-то в сторону выхода из павильона.       Милли мелко закивала и, стараясь не глядеть по сторонам, побрела следом, вцепившись в ледяную ладонь мужчины. Даже странно, что у него всегда такие холодные руки, прямо как снежки…       — А это нападение не связано с U.N.I.T.? — спросила она, пройдя несколько ярдов. Не видеть трупов и следов погрома не получалось, и надо было чем-то занять голову, чтобы не трястись от ужаса.       — Скорее всего, связано. В этот день, как снег на голову, на орбите Юпитера… Не было такого, я этот период истории отлично знаю. Если только U.N.I.T. их чем-то не спровоцировал на вмешательство в историю… Ага-а!       Милли проследила взгляд Доктора и увидела, что педди уставился на широкий проём в стене. Кажется, его раньше не было или он был загромождён осветительными конструкциями. Во всяком случае, она этот проход не видела. В полутьме помещения виднелась лестница, и на ней опять лежал кто-то в форме.       — Та-ак, — мрачно протянул педди, — а вот и ворота в закрытую зону. А я ведь осматривал эту стену и ничего не нашёл… Хорошо спрятали.       Он оглянулся на Милли и прижал палец к губам, потом перебежками добрался до входа — пришлось последовать за ним, в точности повторяя все действия, хотя куда больше хотелось оказаться где-нибудь подальше от чёрного проёма, — и прислушался. Милли тоже, на всякий случай, хотя она слабо представляла себе, что им нужно услышать.       Но там не было ничего особенного. Капала по ступенькам вода. Где-то что-то потрескивало — наверное, догорало. Ни шагов, ни выстрелов, ни криков, ни стонов, в полутёмном загромождённом помещении стояла холодная жутковатая тишина. Доктор, молча кивнув, направился в обход ящиков и бочек, внимательно их ощупывая и оглядывая.       — Если верить маркировке, это медицинское и биологическое оборудование, — наконец заключил он вполголоса. Милли, стоявшая так, чтобы видеть одновременно и разгромленный съёмочный павильон, и лестничный пролёт, ответила слабым «угу». Ей было очень, очень страшно, а главное, никак не удавалось себя убедить в том, что это сон. Но мысль о побеге в ТАРДИС она от себя гнала. Во-первых, кораблю надо ещё полчаса до того, как он сможет куда-то улететь, а во-вторых, если попала в историю, надо идти до конца — это было её обычным правилом, которым она себя подбадривала перед каждым конкурсом и выступлением. Вот только сейчас вокруг был отнюдь не музыкальный фестиваль.       — Пошли наверх, — скомандовал педди. — Только осторожно. И помни — если что, не беги, а то подстрелят. Просто прячься за меня.       Он мягко, но уверенно взял её за руку.       — Вы всегда прилетаете туда, где неприятности? — пробормотала она застывшими губами.       — Нет. Но ТАРДИС часто притаскивает меня туда, где я, по её мнению, нужен.       — Кто у вас главный? — выжала кривую улыбку Милли.       — У нас симбиоз, — фыркнул Доктор и потянул её вверх по лестнице. Вот и пойми, пошутил или всерьёз сказал…       Они зашагали по рифлёным ступенькам, осторожно переступая через человеческие тела. Это было жутко, но умом Милли понимала, что столько трупов им вдвоём не собрать, да и тратить время на соблюдение приличий там, где могут ходить таинственные враги с грозным оружием, было неосмотрительно. По хорошему счёту, она бы не отказалась подобрать чью-нибудь стрелялку — бог знает, из чего тут, в двадцать третьем веке, палят, — но у неё хватило мозгов признать, что пользоваться оружием из будущего она не умеет. Незнакомую пушку нахрапом, без инструктора, освоить можно только методом тыка, а это небыстрое и, наверное, небезопасное развлечение. К тому же солдат оружие не спасло. Да и Доктор не стремился прибарахлиться какой-нибудь бесхозной стрелялкой, а значит, понимал, что она не поможет против налётчиков. Поэтому не было смысла нагружаться лишним весом.       Третий уровень был отделён от лестницы когда-то герметичным, а теперь аккуратно вырезанным люком и напоминал не склад, а страшно технологичную больничную палату на четырёх человек со всяким медицинским оборудованием, на данный момент безбожно разбитым и искорёженным. Милли робко прикоснулась к кровати — ещё недавно та была закрыта пластиковым куполом, но теперь он, сорванный и растоптанный в мелкую крошку, валялся на полу.       — Хм, — протянул Доктор, оглядываясь и проводя кончиками пальцев по бархатистой поверхности кровати. — Всё страньше и страньше. Здесь явно держали людей, причём долго. Судя вон по тем случайно уцелевшим баллонам, во сне. Хм-хм-хм.       И он принялся рыться по тумбочкам и коробкам.       — Жаль, все компьютеры разбиты, — вздохнула Милли. — Как будто пьяный слон плясал. Уничтожить историю болезни, что ли, пытались?       — Болезни? — фыркнул ирландец. — Или эксперимента? Я был почти готов поспорить, чем армейские тут занимались, но койки, койки совершенно человеческие… Они не подходят под мою гипотезу. И странно, что киностудия сама по себе ещё цела, её почему-то не взорвали со всеми потрохами. Тоже не в стиле этих чертей, обычно они разносят в хлам всё на своём пути…       — Мухи с котлетами не складываются? — спросила Милли.       — Абсолютно в точку. Погоди-ка, — он выволок из-под кровати светло-серую коробку не больше конфетной, с трещиной на корпусе и с отпечатком чьей-то ноги сорок шестого размера. — Кажется, этот моноблок относительно цел…       На свет появилась звуковая отвёртка и что-то вроде связки батарей, слишком большой для кармана пиджака. Наверное, у мсье Паганеля и карманы больше внутри, чем снаружи. Полезное свойство, надо себе такой же пиджачок прибарахлить, если разрешат.       С коробки полетела крышка, обнажая электронную начинку.       — Почему ты ничего не спрашиваешь? — вдруг взглянул на Милли Доктор. — Обычно к этому моменту все начинают сыпать вопросами, кто здесь похозяйничал, и что делать, и так далее. А ты молчишь, как воды в рот набрала.       — Честно? — Милли колупнула пальцем разбитую тумбочку. — Мне пофиг, кто. Куда важнее, зачем и почему, и ещё стоило ли то, что здесь находилось, человеческих жизней. А на это ни у вас ответа нет, ни у меня предположений, кроме очевидного — здесь держали четырёх людей, или ещё каких-нибудь существ размером с человека, и тот, кто всё тут разнёс, пришёл за ними. Поэтому я, типа, и не пристаю. Вы же сами всё скажете, когда разберётесь.       Доктор отнёсся к её словам с явным изумлением — даже пару раз сморгнул, прежде чем вернуться к распотрошённой коробке.       — Тогда присмотри за лестничной клеткой, — велел он. — Мне сдаётся, я до сих пор упускаю из виду что-то важное.       Милли обвела взглядом комнату ещё разок, потом высунулась на лестницу, несколько секунд подумала и предположила:       — Высота этажей? Провода, уходящие от кроватей в потолок?       Сзади что-то грохнуло, словно Доктор уронил отвёртку прямо в электронику. Короткое проклятье и усилившийся запах палёной изоляции подсказали, что так оно и было.       Негодный моноблок полетел в угол.       — Чёрт побери, ты права! — воскликнул педди, вскакивая на ноги. — Ты абсолютно права, Мелизинда! Три этажа по два с половиной ярда. А высота съёмочного павильона — шестнадцать ярдов! И, — снова зажжужала неубиваемая отвёртка, — мы ещё не поднялись на высоту рифта!       — Если вы хотели вопросов, мсье Паганель, то вот вам один — что такое рифт?       — Трещина, разлом в ткани реальности. Я ещё не уверен, что он тут есть, но какое-то возмущение имеется абсолютно точно. Это оно не давало ТАРДИС приземлиться там, где надо, — тараторя на ходу, Доктор выскочил на лестничную клетку, весьма демонстративно заканчивающуюся на этом уровне. — Так. Фильтр восприятия, мощность не по времени и не по месту. Где-то должен быть проход выше.       — Фильтр… чё? Нет, точнее, мы его можем выключить? — быстро поправилась Милли.       — Только за барьером, изнутри. Погоди-ка… — он принюхался к стене, в которую упиралась лестничная клетка. — Та-ак. Драммакинский газ. Хорошо, что он быстро разлагается. Это точно были они… Уплевались на ступеньки, факт.       Они? Почему-то Доктор избегал называть подозреваемых, но Милли решила не задавать лишних вопросов. Она по личному опыту знала, что люди крайне редко говорят «прости, я не хочу это обсуждать» или «я считаю, что делать заключения рано», они предпочитают отделываться общими фразами или врать. А она неплохо просекала враньё и всегда ставила на него шерсть дыбом. Поэтому выработала привычку не нажимать на окружающих, чтобы не портить с ними отношений. Доктору можно было доверить даже собственную жизнь — он это доказал делом на корабле криллитан, и это главное. Всё, что он считал нужным сказать, он бы сказал сразу. А задалбывать его пустыми вопросами без повода, как птица мозгоклюйка — это только мешать. В конце концов, своя голова на плечах имеется, и думать она не разучилась.       Доктор простучал и обнюхал все стены на площадке и в комнате, прожужжал их отвёрткой и замер в позе мыслителя, прижав ладонь ко лбу.       — Нет, — возмутился он наконец, — ну как-то же они проходили выше.       Милли тоже успела поразмыслить.       — Фильтр восприятия… Он обманывает органы чувств? Типа того, да?       Доктор задумчиво кивнул, для порядку пожжужав на потолок. Отвёртка дала предупреждающую искру.       — А его самого нельзя обмануть? — не продолжишь гнуть свою линию, не ответят.       — Можно-то можно… Простые модели объегорить нетрудно, но у нас продвинутая. Так что шанс удачи зависит от выставленной мощности и навязчивой обезьяны.       — Чё? — окосела Милли.       — Был такой восточный хитрец, Ходжа Насреддин, — Доктор уселся на кровать и принялся чесать отвёрткой за ухом, отчего котелок немедленно перекосился, а подстриженные вихры встали дыбом. — Как-то раз ему пришлось выдавать себя за лекаря, и он выкрутился, сказав родственникам больного, что пока тот не исцелится, никто из них не должен думать об обезьяне, иначе никакие лекарства и молитвы Аллаху не подействуют. Угадай, что произошло?       Милли слабо улыбнулась. Ну да, если о чём-то думать нельзя, то именно оно в мысли и лезет. Значит, чтобы обойти фильтр, надо о нём не думать?       Да. И не верить органам чувств, особенно зрению. Ведь его обмануть легче всего — а поверив ему, мозг убедит остальной организм в реальности того, чего не существует.       Она закрыла глаза.       Щёлкнула пальцами — раз, другой, третий, задавая темп.       — Donald’s gane up the hill hard and hungry, Donald comes down the hill wild and angry, — запела она шотландскую песню про Дональда МакГиллаври, которую обожала с детства. Если уж что и было у «Silly Wizard» этакого, заслужившего у кельтской международной тусовки титул «канон канонов исполнения», так это старый добрый бодрячок про дикого якобита-сепаратиста. — Donald will clear the gouk’s nest cleverly, here’s to the king and to Donald McGillavry…       Тощие ноги Милли, затянутые в джинсы, сдвинулись, притоптывая в ритме музыки. Спина оторвалась от стены. Пальцы левой руки продолжали щёлкать, отмеряя темп.       — Come like a weighbauk, Donald McGillavry, — голос набирал силу по мере того, как Милли входила во вкус, — Balance them fair, and balance them cleverly: оff wi’the counterfeit, Donald McGillavry!       Она крутанулась вокруг своей оси, с головой уходя в задорную песню. У неё в уме уже бил барабан, гремело банджо и наяривал аккордеон на пару с вистлом. Ускоряясь с каждым слогом и дробно выбивая ритм ногами, Милли двинулась к Доктору по разгромленному помещению, как несколько часов назад по кафе.       Не думать об убитых. На это нет времени.       Не верить глазам. Они лгут.       — Donald has foughten wi’ rief and roguery, Donald has dinner’d wi banes and beggary… — Милли знала, что сопрано у неё не блещет, но знакомые, тем не менее, считали его достаточно приятным, так что уши Доктора от её исполнения не завянут.       Песня гуляла по металлическому колодцу, многократно отражаясь от стен и этим усиливаясь. Пора.       Ледяное мужское запястье в ладони. Потянуть Паганеля за собой.       — Better it were for Whigs and Whiggery meeting the devil than Donald McGillavry!       Не думать. Не верить глазам. Сосредоточиться только на песне и вибрации пола.       Наверное, Доктор понял задумку, раз послушно встал и двинулся следом. Милли продолжала петь во весь голос, в красках представляя себе наглую и небритую рыжую морду в тартане, пугающую англичан одним фактом своего существования. Только морда совсем не такая, как у педди из будущего. Не худая и скуластая, как у лисицы, а широкая, толстая и красная от пива и ветра, как медная сковородка. С всклокоченной бородищей. Ниже — плед поперёк волосатой груди и, само собой, килт. Глотка лужёная, как заорёт — так эхо по горам, да такое, что овец сдувает, а джоны в Лондоне вздрагивают. Ручищи сильные — кого хошь порвут даже без оружия. В общем, могуч, вонюч и волосат. Мечта шотландской девицы на выданье.       — Come like the devil, Donald McGillavry! — с отчаянным, почти истерическим, весельем выводила Милли. — Skelp them and scaud them that proved sae unbritherly…       Не верить глазам. Слушать эхо.       — Up wi King James and Donald McGillavry!!!       Резко ударил в лицо холодный сквозняк, пахнущий гнилым сеном и тухлым мясом. Охнул Доктор. Милли медленно открыла глаза и поняла, что у неё получилось, метод ориентации по тактильным ощущениям в режиме полного бездумья сработал.       Они стояли перед первой ступенькой лестницы, поднимающейся на следующий уровень — там, где раньше видели лишь тупик. Педди потирал конопатый нос — видимо, его воображение оказалось богаче, чем у спутницы, поэтому видеть и представлять стенку он так и не прекратил, пока его не протащили прямо сквозь неё.       — Ну ты даёшь, Мелизинда, — выдохнул он.       — Как говорит Эйлин, профессионализм — это когда ты десять тысяч раз спел песню, но всё равно можешь выложиться в неё по полной, когда надо, а не когда хочется, — почти не скрывая хвастовства, объяснила Милли.       — Угу… — на лице Доктора мелькнуло что-то вроде уязвлённого самолюбия. — Не трогай перила голыми руками. Драммакинский газ — коварная гадость, оседает на поверхностях в виде жидкости и, пока не разложился до конца, работает, как контактный яд. Кстати, странно, что они за него похватались, им этот барьер — как вантузом об косяк…       Странное сравнение, ну да ладно. Кто знает, какие там обороты в ирландском будущем в ходу. А всё-таки начинает заедать любопытство, что это за таинственные «они».       Милли поглядела наверх по лестничной клетке. Стены там выглядели, как будто кислотой облитые, и чем выше, тем хуже.       — Это тоже газ? — она ткнула рукой в сторону повреждений.       Доктор молча кивнул и первым сделал шаг наверх. Потом всё-таки уронил, не оборачиваясь:       — Теперь осторожно. Держишься в трёх ярдах за моей спиной. Если говорю «стоп» — стоишь и не шевелишься, пока не велю идти дальше. Если говорю «назад» — без вопросов и тормозов дуешь к ТАРДИС и не останавливаешься, пока не добежишь. Понятно?       Милли кивнула. Драйв от песни слетел, как только она увидела разъеденные коррозией стены, и сразу же вернулся ужас. Она подождала, пока Доктор поднимется на условленную дистанцию, и осторожно двинулась следом, готовая в любой момент броситься бежать. Страшно подумать, конечно, но раз до сих пор не появился никто живой, станция опустошена полностью. Все убиты. А ведь Милли даже не успела понять, насколько большая эта космическая студия и сколько здесь народу. Наверняка несколько тысяч… Было. Кто только мог так поступить? И что ещё страшнее, кто мог, зная о возможности нападения, прикрыться мирными киношниками? В общем, обе стороны друг друга стоили. И вот в это превратится папина организация?! Да проще прямо отсюда дёрнуть в своё время, в Женеву, и заложить бомбу под штаб-квартиру. Хотя это тоже не выход, тогда сама станешь не лучше, чем эти мерзавцы.       Подумать только. Милли только сейчас начала осознавать, что находится действительно в другом времени и вообще-то в космосе, за много тысяч миль от Земли. Так увлеклась трёпом с оператором, что прозевала самое главное. А теперь уже не до того, чтобы попроситься на какой-нибудь смотровой балкончик полюбоваться видами Юпитера. Теперь… страшно. Как перед экзаменами. Как перед приёмной комиссией.       Взгляды, ужасно требовательные и критические. Слова, больно ранящие. Понятно, что это проверка на вшивость и надо говорить в свою защиту, добиваться права учиться — но комиссия, как многоглавая гидра, как чудовищный дракон, щерится ядовитыми улыбками: куда вы, девушка, со свиным рылом в калашный ряд? Ну и абитура пошла… Вы на своё теловычитание в зеркало давно смотрели? Камеру на складной метр не ставят!       Хочется треснуть кулаком по столу, по бумагам, швырнуть фотографии им в лица — сами же сказали, что всё замечательно, а теперь пожалуйста!.. Но язык словно присох к гортани, два слова связать не может. Голос проседает, в ногах предательская слабость. Да ещё, в завершение всего, начинается нехорошее дрожание в уголке глаза, похожее на разбившееся стекло. Нет, только не спазм! Не сейчас, не здесь, не…       — Ты чего? — рывок за руку.       …не боль. Что угодно, только не эта боль…       — Мелизинда? Милли! Очнись!       …только не… Только не свет… Белый, белый, смертоносный свет…       Шлепок по щеке — не злой, но ощутимый, вытряхнул её из сковывающей прострации. Доктор решительно поволок её выше по лестнице.       — Ну понятно, — пробурчал он, — почему они не пробрались дальше и со злости забросали шахту газовыми снарядами. Барьер воображения. Если оно по нулям, тут не пройти. И стены не пробить, рифт не даёт. Вот почему станция до сих пор цела, кто-то решил подумать о способах отключения барьера и временно отступил… Это нам повезло.       Милли затрясла головой. Нет никакой приёмной комиссии. Нет никаких предвестников спазма. Есть Доктор в режиме токующего тетерева. Что сейчас вообще было?       — Б-барьер воображения? — заикаясь, переспросила она главное.       — Угу. Психотронный Фредди Крюгер, «Кошмар на улице Вязов» во плоти. Подкидывает тебе твой самый главный страх, в самых живописных красках. Страх-то, который настоящий, завязан не на эмоциях, а на инстинктах, а они у всех есть. И если не придумаешь способ с ним справиться, самый бредовый, на который компьютеру нечем ответить, так и останешься стоять на месте до конца света или умрёшь чуточку раньше от жажды и усталости. Одна надежда, что кто-нибудь вовремя вытащит.       Миленькая перспектива. Что ж, они квиты, Милли протащила Доктора через фильтр восприятия, а Доктор Милли — через барьер воображения. Мужское самолюбие может погладить себя по голове и успокоиться.       Какая короткая лестница, а сколько на ней всего случилось. Напоследок, как контрольный выстрел в голову, их встретил очередной труп, обезображенный ядовитым газом настолько, что Милли всё-таки стошнило. Но Доктор утешительно помог ей вытереть лицо и нечаянно заляпанную руку чистыми одноразовыми платочками из непочатой упаковки, и потянул в следующую комнату.       — Их тоже четыре, — заключил он, обведя взглядом помещение, почти целое, если не считать коррозийных вздутий и потёков по всем поверхностям. — Четыре бокса вполне подходящего размера, но их же не содержат в подобных штуках, когда вытаскивают из скафандров, им же нужна совсем выровненная среда…       — Это для детей, — у Милли кружилась голова после приступа тошноты, но она всё же ткнула пальцем в очевидный факт: — Вон коробка из-под подгузников.       Ирландец вздрогнул и обернулся в сторону угла, на который она указала.       — Точно, — охнул он. Потом сунул нос в один из боксов. — Молоко, пюре, колыбельные песенки… Да, пахнет ребёночком.       Интересно, как он это разнюхал через вонь, заполняющую помещение? Супергерой в идиотской шляпе.       — Матери и дети, — хмуро заключила Милли.       — И детей успели эвакуировать, — глупо улыбаясь, сообщил Доктор. — А может, и мам тоже. Тел-то внизу нет.       Кое-кому резко мозг отказал.       — Блин. Ну зачем, типа, кому-то впёрлось держать четырёх обдолбанных мамзи с детьми на киностудии, да ещё зная, что на них будут наезжать плохие парни с бластерами? — Милли потёрла виски. У неё начинала побаливать голова — то ли из-за всего навалившегося, то ли из-за мерзкой химической вони.       — И что ещё удивительнее, зачем четыре «мамзи» с детьми понадобились тем, кто напал на Голливуд, — Доктор опять сделался серьёзным и обвёл взглядом тумбочки нараспашку. — Похоже, дело в разломе. Документы искать глупо, их отсюда унесли подчистую. Что здесь за чертовщина происходит? Я всё ещё что-то упускаю. Как ты верно подметила, где-то мухи не находят свои котлеты… Так, вот что. Спускайся. Здесь всё ещё опасно долго находиться, я не хотел бы лечить у тебя отёк лёгких. По идее, в обратную сторону барьер не должен сработать, но даже если залипнешь, там всё равно воздух чище, этот газ всегда ползёт вверх. А я поднимусь повыше, гляну, что с рифтом, и быстренько назад. Договорились?       Милли кивнула и побрела к лестнице, стараясь не смотреть на мёртвого солдата, чьё лицо и кисти рук превратились в сплошные вздутые язвы. Защитные системы не стали её задерживать, но, спустившись на предыдущую площадку и обернувшись, она увидела за спиной лишь стенную панель. Понятно, опять придётся петь, чтобы пройти, если Доктор задержится. Но воздух здесь и впрямь слаще, несмотря на дерущие горло запахи пожара. Господи боженька, святой Деви, ну и насмотрелась она всего за сутки — сплошь трупы, взрывы, людоеды, яды… И пристально уставившийся на неё мужчина в синем, стоящий между кроватей.       Он был рослый и очень красивый: с виду лет на десять её старше, черноволосый, сероглазый, с невозможно правильными чертами лица и спокойный, как бревно. Пожалуй, она в жизни не встречала настолько красивого мужика. И человека с таким холодным взглядом тоже. Хотя человек ли он? Глаза больно странные — радужки слишком широкие и как-то не так покрашены.       Одежда незнакомца тоже не совсем соответствовала моде Земли двадцать первого или двадцать третьего века. Тёмно-серый, почти чёрный, комбинезон и высокие ботинки со шнуровкой выглядели по-военному, но накинутый сверху ярко-синий, как ТАРДИС, плащ нараспашку, с хлястиками и пряжками, мало напоминал форму, скорее, какой-то японский мультик. А ещё была удивительная железка вокруг плеч мужчины, вроде двух перекрещенных обручей. Она висела в воздухе сама по себе, еле слышно гудела, взблёскивала голубыми и золотистыми бликами и, наверное, страшно мешала нормально двигаться.       Милли сглотнула. Потом вспомнила, что ей говорил Доктор, и торопливо вскинула руки:       — Я сдаюсь.       В глазах незнакомца проскочила тень презрения — и сразу же исчезла, сменившись прежним холодным равнодушием.       — Ты из ТАРДИС, что стоит внизу? — глубоким баритоном осведомился он.       Милли часто закивала. Теперь она разглядела, что у мужчины под плащом есть пояс, справа оттянутый чем-то тяжёлым. Кобура с пистолетом?.. Ой, мамочки.       Вымораживающий взгляд вновь проехался по ней с головы до ног.       — Ты не Повелитель Времени. Где Повелитель Времени, с которым ты прилетела? Где, — незнакомец на миг запнулся, словно не был до конца уверен в имени, — Доктор?       — Наверху, — пролепетала Милли, чувствуя, что ещё секунда, и ноги всё-таки подломятся, а она сама ухнется в обморок от страха. — Он велел мне ждать его здесь.       Мужчина, кивнув, отвёл от неё взгляд, словно потерял интерес, а фальшивая стенка, скрывающая проход, намного интереснее земной девицы. Милли подумала, что, наверное, теперь можно опустить руки, и осторожно сунула их в карманы куртки. Чужак не прореагировал на её движение. Тогда она перевела дыхание и тоже принялась ждать.       В тягостном молчании прошла целая вечность длиной в пять или шесть минут. Потом сверху послышались шаги.       — Милли?       — Я здесь, Доктор… И я не одна.       Шаги остановились        — Ага-а-а, — громко и недобро протянул педди, несомненно, опознав незнакомца. — Теперь мухи наконец-то начинают складываться с котлетами. Так вот кто тут постарался. А я-то голову ломаю над нестыковками… — он экспрессивно взмахнул руками и заговорил с откровенной ненавистью: — Ну, и к чему всё это было? Очередная резня безо всякого смысла. Вы хоть понимаете, что натворили? Восемь тысяч человек, более сотни незавершённых проектов, культурное наследие, погибшее в зародыше… Хотя кому я это говорю? Вы только и занимаетесь тем, что разрушаете и уничтожаете. Не стёрли какую-нибудь цивилизацию — день прошёл зря.       — Это не фиксированная последовательность событий. Производимые на космической станции примитивные средства для развлечения не имели ценности и смысла, как и персонал. Следовательно, наше вмешательство в прошлое не представляло опасности для истории в целом, — отрезал незнакомец, невозмутимо выслушавший экспрессивный монолог.       Милли вытаращилась — вот это заявочка. Убить восемь тысяч человек, как комара прихлопнуть, и сделать вид, что так и надо? Взять бы ближайший табурет да врезать этому типу по смазливой роже, только вот пистолет пугает.       Доктор глухо и невнятно застонал сквозь зубы и на миг воздел руки к небу, словно тоже давил желание вцепиться в горло собеседника или шарахнуться лбом об стену.       — Что вам вообще здесь понадобилось — нет, как вы вообще сюда попали?! — процедил он.       Незнакомец не ответил, лишь без выражения продолжил глядеть на педди. Однако Милли показалось, что в самой глубине его холодных спокойных глаз засело живое любопытство. Доктор тоже вгляделся — и вдруг издал совсем уж громкое вопросительное «а-а-а», словно что-то понял. «Синий» медленно, с достоинством, кивнул.       — Но… — промямлил Доктор. — Это значит, мы уже за рифтом?       — Я заметил твою ТАРДИС, пытающуюся сюда прорваться, и немного вам помог.       — Но откуда ты обо мне знаешь… В смысле, никто из вас не должен знать!       — Кое-кто знает, — голос красавчика стал совсем сухим.       — Ах, ну да. Старина ТМД в кои-то веки подвинула толстую попу с зажиленной информации? Выходит, её всё-таки раздвоило…       Милли поняла, что упустила нить беседы и вообще ни во что не въезжает. Что за ТМД, что это за чувак в плаще, что значит, они за рифтом, и что вообще тут происходит? Того гляди мозги вскипят. Чтобы не загрузиться окончательно, логичнее всего было опять присмотреть за лестничным пролётом — как бы кто не появился. А разъяснить всё происходящее Доктору придётся потом, в ТАРДИС и в менее опасной обстановке.       — Кстати, — тон педди стал деловитым, — дальше я бы предпочёл общаться не с тобой, а с ней.       — Мать Скаро в госпитале с пострадавшими женщинами. И я не думаю, что она его оставит даже ради тебя, Повелитель Времени.       Скаро? Знакомое слово. Где-то Милли его слышала, совсем недавно… Ах, да. Вчера вечером. Тот пленник компьютера, похожий на одноглазого кальмара. Доктор сказал, что он солдат Скаро. Интересно, это страна, народ, организация, политическая партия?       И… Точно. У мужчины в синем хоть и два глаза, но они удивительно похожи на глаз того негуманоидного парня — только цвет другой. На всякий случай Милли ещё раз вгляделась в серые глаза красавчика-брюнета и убедилась — да, они окрашены так же неравномерно, словно тёмные грозовые облака растворялись в сером рассветном небе, а зрачки напоминали затягивающие воронки, как и у пленного. Совсем нечеловеческие глаза, но всё равно красивые — ну, или как минимум оригинальные. Это даже у белёсого «кальмара» привлекало внимание, несмотря на отталкивающую внешность.       И был ещё один важный момент. Милли не стала дожидаться, пока Доктор дойдёт до той же мысли, и спросила по существу:       — Пострадавшие женщины. Это их здесь держали?       «Синий» озадаченно перевёл на неё взгляд, словно только сейчас вспомнил, что они с педди не одни.       — Отличный вопрос, Мелизинда, — Доктор с треском размял пальцы. — И я уточню его. Дети. Зачем U.N.I.T. нужны дети ракшасов? Как вообще вы допустили, чтобы доживающая последние дни организация смогла до них добраться сквозь время? Да ещё не имея хронотехнологий?       Ракшасы. Запомнить и вытрясти из спутника всё, что он сейчас понимает, а она — нет.       — Мы не признали это название, — слегка сощурился чужак. — Употребляй более корректный термин «демоны». И… Это не U.N.I.T. Гамма-бластер выводит из строя нервную систему низших видов, поэтому примитивный мозг не успевает отдать приказ на обратную молекулярную перестройку организма и тело остаётся видоизменённым даже после смерти. Но это не земляне и не U.N.I.T.       Доктор вчера что-то говорил о мимикрирующих видах?..       — Криллитане, — с жутким подозрением заключил Доктор. — Так вот что это был за странный запах…       — Из вашей части вселенной, — закончил «синий». — Они нашли и открыли синхрон-точку между двумя реальностями для похищения детей.       — Ага, это кое-что объясняет. И ты решил заключить контракт с дьяволом, чтобы их спасти? — презрительно фыркнул Доктор. — Не выйдет, дорогуша. Раскатал губёшки… Купи себе губозакатывательную машинку, я не стану вам помогать. Особенно после резни, что вы тут устроили. Как чужих детей гробить, так это запросто, а как своих задели — так сразу в крестовый поход. Кстати, а Император вообще в курсе твоей инициативы насчёт меня?       — Нет, — ледяное спокойствие ракшаса — ну, или, если ему так угодно, демона, поражало. Хорошенькое самоназваньице…       — То есть, — снова экспрессивно взмахнул руками Доктор, — ты тут вообще подпольно? И автостоп ТАРДИС тоже не санкционирован?! Дорогуша, да ты охренел. Тебе напомнить, чем кончил твой предшественник, начинавший с подобных инициатив?       — Два предшественника, — демон в синем улыбнулся уголками губ. — У них была завышена амбициозность. У меня её полностью убрали на генетическом уровне. Ты, — он очень пристально поглядел на Доктора, — ценный ресурс. Мне повезло самостоятельно восстановить о тебе данные, Мать Скаро ни при чём. Всё указывает на то, что твоя ценность для нашей цивилизации превышает ценность всех остальных Повелителей Времени. И нет, я не приказываю тебе спасти наших детей. Их надо уничтожить.       Вот тут Милли поняла, что раньше ещё не боялась. Когда взрослый и сначала показавшийся совершенно адекватным мужик требует убить маленьких детей, да ещё своих соплеменников, да ещё с равнодушным спокойствием, почему-то начинаешь думать, что попала в общество Джека-Потрошителя или другого такого же маньяка, и очень хочется куда-нибудь слинять. Например, домой, под одеяло. И голову под подушку сунуть. А ещё перед этим намешать себе «ерша» и запить им снотворное позабористей, чтобы уж наверняка войти в режим полной бесчувственности и не орать ночью от кошмаров.       — Ещё раз, — медленно процедил Доктор, и Милли почувствовала, как в нём вулканом клокочет ярость, — я не воюю с детьми. Даже с вашими детьми. Ты ошибся адресом, Контролёр. Мастера попроси — он всегда с удовольствием…       В голосе демона по прозвищу Контролёр (интересно, контролёр чего), прорезался заметный сарказм:       — Все знания Скаро, полученные детьми от матерей в процессе эмбрионального развития, в руках у криллитан? В твоей половине вселенной? Хорошо, я согласен. Пусть это будут твои проблемы. Для нас эти дети всё равно потеряны. Чтобы вернуться в свою реальность, перемени в машинных кодах ТАРДИС координаты с минуса на плюс. Минус не выводится на монитор, так как, по логике ваших инженеров, его там не может быть, но в математическом процессоре корабля он отображён и учитывается. Я сейчас блокирую синхрон-точку, чтобы обезопасить остальных естественно рождённых детей, так что поторопись. И не забудь — у тебя четыре причины бояться.       Доктор как-то ну очень пристально поглядел на Контролёра.       — Чем, — спросил он очень странным голосом, — ваши естественно рождённые дети отличаются от остальных?       Мужчина в синем не ответил, но уголки губ у него опять дрогнули в подобии натянутой улыбки — мол, в правильном направлении думаешь.       А потом он исчез. Вот так — был, и вдруг раз, и нету.       Милли протёрла глаза. И впрямь чёрт синий.       — Дистанционная голограмма, — пояснил Доктор. — Он не мог сюда прийти, не вызвав вопросов у правительства. Как обычно, где Контролёр Времени, там неоднозначные поступки и какая-нибудь муть. Чего он хотел добиться, интересненько?       Он снова задумчиво потёр подбородок.       — М-да. Да. И что не менее важно, зачем криллитанам именно эти дети…       Милли мрачно поглядела на потолок и задала вопрос, показавшийся ей самой верхом кретинизма, ведь и так всё было понятно:       — Чё, малыши не земляне?       Доктор отрицательно мотнул головой с невнятным мычанием. Потом вдруг хлопнул ладонью по лбу:       — А чего мы тут стоим-то? Ракшасы ждать не станут. Как только Контролёр закроет рифт, они эту станцию немедленно взорвут. Бегом в ТАРДИС! — он подтолкнул Милли к лестнице, но на бегу продолжал бормотать: — Демоны, хех. Переквалифицировались, фил-лософы… Горбатого могила исправит. Каким ты был, таким ты и остался, орёл степной, кальмар поликарбидный…       — Доктор, — выдохнула Милли, стараясь не плакать, — вот теперь у меня много, очень-очень много вопросов. И когда я их обмозгую и систематизирую по существу, я их обязательно задам. Не отмажетесь!       — Беги и не болтай.       Пришлось бежать.       В груди у Милли жгло, в горле было солоно, словно от крови, сердце билось, как бешеное, в висках стучало. Она не знала, как и что тут будет взрываться, да если честно, и знать не желала. Ей хотелось только одного: чтобы за спиной захлопнулась синяя дверь, которую не выбить ни ордам Чингисхана, ни каким-то гвардейским киберлегионам из неведомых космических просторов. Чтобы быть в безопасности. Ну ведь сутки назад всё было так хорошо и обыкновенно! Ладно, страшнючий зенб и корабль инопланетян в Ирландском море, ей бы и того на всю жизнь хватило за глаза, а рыжего Паганеля надо было выпроводить вчера ночью насовсем… Ну вот зачем она, как дура, к нему в компанию набилась?! Чтобы трупы разгребать и жизнью рисковать?..       Тело врезалось в полицейскую будку. Милли развернулась, оперевшись на синюю стенку и пытаясь отдышаться, пока Доктор рылся по карманам в поисках ключей. Взгляд сам собой упал на мёртвого кинооператора.       Да. Потому что, Милли, посмотри на ситуацию трезво — кто-то же разгребает дерьмо в этом мире, пока ты сидишь в баре с друзьями и беспечно жрёшь чипсы с пивом. Пока ты трясёшься в автобусе по утрам. Пока ты бренчишь на арфе и ползаешь брюхом по пляжу, ловя в объектив какого-нибудь краба. Кто-то делает так, что ты можешь всем этим заниматься и ни о чём не думать. Кто-то с автоматом, штурмующий позиции террористов на другом конце планеты. Кто-то в полицейской форме, вталкивающий за решётку наркоторговца или насильника. Кто-то с метлой, наводящий порядок в четыре утра на твоей улице. Кто-то… в зелёной шляпе и дурацком клетчатом пиджаке из твида. Почему он должен делать это в одиночку, если ты можешь помочь?       И даже там, где ты помочь не можешь… Ты в силах сделать хотя бы самое простое — помолиться о безвременно погибших. Хотя бы два слова, которые надо было сказать с самого начала, а ты, как дура, забыла от страха за свою собственную никчёмную шкуру.       «Упокой, Господи».       Сильная рука дёрнула её за шкирку в синюю будку:       — Держись. Я дематериализую ТАРДИС. Сейчас тряхнёт.       Хлопнула дверь, мир хрипло вздохнул и дрогнул. Милли огляделась в поисках чего-нибудь, за что можно было бы схватиться, но почти сразу на это забила и опустилась на пол. Лучше уж сразу занять положение, в котором в конце концов окажешься, чем потом кубарем лететь и отшибать задницу во время прыжка сквозь пространство и время.       Уже потом она поняла, что не заметила полёта — просто лежала на медноцветном полу и плакала от страха, от облегчения, что всё ещё жива, и от пережитого потрясения.       — Ты как? — раздался над головой спокойный и грустный голос Доктора.       Милли шмыгнула носом и села, сообразив, что ТАРДИС не трясётся, как лихорадочная. И вообще, в корабле было очень тихо.       — Ужасно, — честно призналась она.       — Не надо было мне тебя с собой тащить, — отвёл глаза педди. — Домой хочешь?       Она кивнула и выдавила:       — Угу… Только вот я туда теперь вернусь, ясно? — и даже средний палец показала, чтобы её уж точно правильно поняли.       Доктор, словно не заметивший непристойного жеста, присел на корточки и стёр катящуюся по её щеке слезищу.       — Пятнистая Мелизинда, — сказал он с мягкой улыбкой. — Иди, умойся, леопард. Вниз по левой лестнице и в коридоре вторая дверь. Жёлтое полотенце. И кстати, там рядом гардеробная, так что если потребуется новая футболка — можешь поискать.       По указанному адресу оказалась здоровенная ванная, в которой можно было купать слона, но Милли почти не обратила на неё внимания, потому что нечаянно увидела своё отражение в зеркале и поняла, что там показывают ужасы — пошедшую багровыми пятнами рожу с потёками туши и всклокоченную косичку, словно побывавшую в кошачьих когтях. Пришлось долго и старательно отмачиваться холодной водой и оттираться жидким мылом с запахом корицы. Как ни странно, на полочке возле раковины обнаружился большой фаянсовый стакан с надписью «Melisenda», из которого торчала новенькая зубная щётка, вся такая тошненько-розовенькая, и две расчёски, с мелкими и крупными зубьями. Над стаканом, на крючке, висело огромное полотенце цыплячьего цвета. Маленький, но сейчас ужасно приятный знак внимания.       Милли взяла стакан в руки — надпись средневековым шрифтом, с росчерками и завитушками, оказалась нанесена перманентным маркером, от руки, но удивительно аккуратно. Видимо, сам писал… Интересно, а чего не умеет Доктор?       А, точно. Знакомиться по-человечески.       В последний раз шмыгнув носом (ох уж этот нос), Милли занялась волосами. Думать о пережитом не хотелось, поэтому она стала утрясать в голове будущие вопросы и их порядок.       Итак, что у неё накопилось? Разлом между двумя частями вселенной, он же «синхрон-точка». Демоны-ракшасы и связанный с ними солдат Скаро. Кто такие повелители времени и почему этот, в синем, хотел задействовать именно Доктора. Что, в конце концов, за криллитане и на хрена им груднички. И наконец, не может же Доктор бросить детей? Милли хорошо представляла, что сделала бы её мамзи, если бы хоть кто-нибудь попробовал забрать у неё дочь, и как бы она встала на уши, исчезни бы дитё без предупреждения. А эти ракшасы выглядели гораздо свирепее людей, и на что похожи их матери, потерявшие малышей, она даже побоялась себе представить.       И ещё она слишком хорошо знала, что такое — быть ребёнком без родителей, повторять не хотелось. Надо заставить Доктора догнать похитителей и вернуть малышей матерям во что бы то ни стало. Даже если он люто ненавидит этих ракшасов. Даже если они — самые распоследние гады во всей вселенной. Всё равно, никто не вправе разлучать детей и родителей, и надо хотя бы иногда быть благороднее своих противников. А то, что ирландец и демоны с нечеловеческими глазами заклятые враги, она уже ни на миг не сомневалась.       Приведя себя в порядок, насколько это было возможно без косметики, Милли поднялась обратно на мостик — или, как его называл Доктор, в консольную — ровно для того, чтобы увидеть хозяина ТАРДИС, отвисающего у пульта управления над какими-то расчётами, две дымящиеся чашки чая на низком стеллаже, с которого во время полёта попадали все книги, и открытую нараспашку дверь, за которой виднелась всё та же киностудия — совершенно целая, работающая, с руганью режиссёра, с суетящимися работниками… Милли, не в силах вымолвить ни слова, уставилась в дверной проём.       — Тыры-пыры, время-шремя. Всё очень сложно, — донеслось от пульта.       — Но… как? — тут у неё мелькнуло страшное предположение. — Мы сдвинулись в прошлое?       Это было бы чересчур жестоко.       — Нет, — беспечно отозвался ирландец. — Мы на несколько часов позже того времени, из которого улетели. Никакого мошенничества, просто… всё очень сложно, — повторил он. — Чай будешь?       Милли, не оборачиваясь, вышла из ТАРДИС и закрутила головой по сторонам. На миг ей почудилось тёмное пятно на ближайшей стене, но, приглядевшись, она поняла, что это лишь тень от прожектора. Тогда она втянула сквозь зубы воздух и пошла искать Стэна.       Новый знакомый, управлявший вспомогательной камерой, заметил её первой и помахал рукой. По крайней мере, он её узнал, и это не могло не радовать. Милли подняла в ответ ладонь и обратилась к проходившей мимо осветительнице:       — Простите, вы не подскажете, сколько сейчас времени?       — Ой, не знаю, — отмахнулась та на ходу. — Около восьми вечера.       Восемь вечера. А когда она зацепилась языками с ассистентом оператора, было утро — ну, если верить его словам. Значит, Доктор не соврал. Каким-то чудом здесь все живы. Все, все до одного.       На глаза снова навернулись слёзы, ноги чуть не подломились. Сам собой шмыгнул нос. Милли закрыла лицо ладонями.       — Вам нехорошо? — осветительница даже остановилась и обернулась, когда на простой ответ последовала такая нетривиальная реакция, как белужий рёв.       — Нет, ничего, — унять слёзы очень хотелось, но не получалось. — Это нервное… Где здесь туалет?       Показываться заплаканной в ТАРДИС ей вдруг показалось плохой идеей. Понятно, что Доктор без неё никуда не улетит, можно ещё раз умыться и остыть. А то ещё решит, что связался с плаксой, и выгонит обратно в Рил…       Женщина в двух словах объяснила, где найти ближайший умывальник, и ушла дальше по своим съёмочным делам, а Милли потащилась искать кран с холодной водой, на ходу размазывая сопли и шарясь по карманам в поисках какого-нибудь платка. Нашёлся только одноразовый, да и тот использованный, но сейчас это было абсолютно безразлично.       А потом впереди промелькнул красный берет.       Милли вздрогнула, на мгновение замерла, сунула мокрую салфетку обратно в карман и всмотрелась в военного, стараясь его как следует разглядеть и понять, куда он идёт. Судя по погонам, это был кто-то постарше рядового, судя по общей помятости и поджаренному рукаву, он только что побывал в переделке. А ещё у него была большая спортивная сумка. Очень большая. И явно тяжёлая. Пожалуй, в такую сумку можно было поместить и спящего ребёнка…       Додумав до этого места, Милли поняла, что́ именно ей сейчас предстоит сделать, но как? Оружия нет, всё тяжёлое осталось за спиной в павильоне, возвращаться — это потерять военного из виду. Поэтому она просто пошла за ним, надеясь найти по дороге какое-нибудь ведро или швабру, или хотя бы чью-нибудь забытую папку со сценарием — режиссёрская версия может весить довольно много… Но ничего этакого под руку, как назло, не подворачивалось.       Военный — ну, или тот, кто под него косил, — остановился прямо в коридоре напротив непримечательной двери без таблички и подёргал за ручку. Дверь не открылась. Он дёрнул сильнее, со злостью — дверь опять не открылась. Тогда мужчина поставил сумку на пол, вытащил из кармана кителя что-то, похожее на сотовый, только меньше и изящнее, и принялся кого-то вызывать. Милли затаила дыхание.       — Вы там что, с ума посходили? — рыкнул армеец в трубку, дождавшись ответа. — Немедленно открывайте портал. Да мне плевать! Какие такие темпоральные возмущения? Ещё раз — мне плевать! Вы сами знаете, что у меня за груз. Что значит, думали, я не прорвался? Не дождётесь. Давайте быстрее. В третий раз — мне абсолютно, совершенно наплевать на ваши трудности с порталом! Объект у меня, связь с эпицентром по-прежнему хорошая, — интересненько, с эпицентром чего? — Давайте коридор. Любой ценой! Я не хочу, чтобы эти твари пробились через рифт следом за мной, нам и так дорогого стоило забрать груз…       Милли уже не слушала. Всё её внимание было поглощено тихим утягиванием сумки назад, пока военный дёргал дверь и ругался по своему навороченному телефону. Так, теперь взять добычу в охапку и тихо-тихо отступать. Хорошая вещь кроссовки, может быть почти беззвучной, когда надо…       Ещё два ярда…       Ещё два…       Сумку за плечо, развернуться — и рвать когти!!!       — Стой, куда?! — прогремело сзади, но Милли только припустила побыстрей с одной-единственной мыслью — добраться до ТАРДИС раньше, чем этот козёл-самозванец, косящий под военного из U.N.I.T., сумеет её догнать. Правда, в сумке лежало что-то, совсем не похожее на живое существо — лопатки чувствовали твёрдую и округлую поверхность, но раз гадам это так сильно нужно, значит, надо у них это спереть и разобраться вместе с Доктором.       Сзади прогремел выстрел. Мама дорогая!.. Нет, это не в неё. Это для предупреждения, в потолок. Военный побоится попасть в сумку, которой она нечаянно ухитрилась прикрыться. Надо просто бежать со всех ног и не останавливаться.       Влетев в павильон, Милли постаралась сшибить всё на своём пути, чтобы затруднить вояке-оборотню пробег. Судя по возмущённым крикам, она сорвала съёмки дубля, но это уже было безразлично: впереди показался отнорок, в котором спряталась ТАРДИС. Синяя, синяя ТАРДИС с гостеприимно распахнутой дверью. В последний момент, когда бутсы армейца уже громыхали за спиной, Милли влетела в корабль и захлопнула дверцу перед самым носом преследователя.       — Доктор! — завопила она что есть мочи. — Я стянула у поддельных ЮНИТовцев трофей! Удираем!!!       И тут увидела, как ирландец на неё глядит: оперевшись локтем о пульт, подперев щёку ладонью, восхищённо и изумлённо одновременно, и конечно, с фирменной широкой улыбкой. Вторая, свободная, рука дёрнула за рычаг хода. Всхрипы машины времени, ставшие уже привычными, наполнили окружающее пространство. Милли качнуло в сторону вешалки, но равновесие она всё-таки удержала и пошла вперёд, к консоли.       — Ну ты даёшь, Мелизинда, — Доктор выпрямил спину и во все глаза смотрел, как она приближается. — Когда успела?       — Ну, — Милли поставила сумку у его ног, села рядом и принялась искать застёжки, — я… В общем, я заметила одного из этих гадов. Он нёс сумку. Я, типа, следом. Он остановился возле какой-то закрытой двери и давай орать по телефону — если, конечно, это был телефон, — типа, открывайте, типа, важный объект… Ну, пока он там глотку драл, я сумку хвать и рванула со всех ног. Он за мной. А дальше вы всё знаете.       — Я только знаю, что у тебя быстрые ноги, невероятная выдержка и огромная храбрость, — Доктор присел рядом и подцепил ногтями незаметный для глаз клапан. — Подожди, это открывается по-другому…       Миг, и сумка распалась почти пополам, обнажив содержимое. Но внутри оказался отнюдь не ребёнок в какой-нибудь защитной капсуле, как предполагала Милли. Это оказался…       — Кокон, — ошалело констатировал Доктор, глядя на бледно светящийся непрозрачный овоид, словно свитый из оптоволокна. — Ради всех имбирных пряников. Это же кокон!..