Телин

      Ей снилась какая-то невнятная и жутковатая муть про мёртвые радиоактивные пустоши, про бесконечные коридоры подземной лаборатории, про гоняющегося за ней, Френн и Контролёром Времени обожжённого калеку на танке и с винтовкой. Иногда она менялась с ним местами и сама управляла танком, пытаясь уничтожить неизвестного противника и при этом удрать в овраги от ядерной бомбардировки. Кошмар оказался липким и необоримым, ей никак не удавалось из него вырваться или проснуться. Лишь иногда извне, из-за границы сновидений, доносились потусторонние голоса, приказывающие поить её какой-то дрянью, от которой ужасно тошнило, мыть её и переодевать, и чувствовались сильные, уверенные прикосновения — неизвестно, чьи. Сон мешался с явью, и ей то казалось, что это отец, то — Доктор, она звала их в бреду, но они не отвечали. То ли в кошмаре, то ли наяву она побывала под вспышкой ядерного взрыва, и теперь кожа горела, словно её облили кипятком, глаза резало от малейшего света, сердце билось, как сумасшедшее, а во рту непрерывно стоял вкус металла, иногда сменявшийся желчной горечью или гадостно-маслянистым вкусом лекарства.       А потом она вдруг проснулась — как впала из небытия обратно в реальность.       …Миллисент Дженион медленно открыла глаза и обвела взглядом мир вокруг.       — Вот чёрт, — сказала она, еле ворочая языком. — Прости, господи. Я что, ещё жива?       Мир, выглядевший, как глухая железная стенка, не ответил. Милли попыталась приподняться на локте, но тот сразу подломился, и она тюкнулась щекой об жёсткую поверхность. Всё тело жутко затекло, словно от долгого лежания, и очень болело. Она с тихим стоном попыталась расслабиться, слегка поменяв позу, и поняла причину ломоты в каждом суставе — лежак под ней был не просто жёстким, он был металлическим. Спасибо, что хотя бы не холодным, но подогревался ли он снизу или она согрела его собственным теплом, осталось непонятным.       Милли, стиснув зубы, всё-таки заставила себя перевернуться на другой бок, чтобы осмотреть помещение — и сразу увидела несколько важных вещей. Во-первых, она была не в своей одежде. Но это её почти не удивило, она помнила сквозь сон, что её переодели, но не ожидала, что на ней окажется бесформенная рубаха без застёжек и пояса и такие же бесформенные штаны. Зато стало ясно, почему замёрзли ноги, оставшиеся босыми. Во-вторых, она находилась в тюремной камере, обставленной с редчайшей лаконичностью: длинный лежак во всю стену, воняющая карболкой дыра в полу для туалета, две чёрные выпуклости под потолком, друг напротив друга, в которых недвусмысленно угадывались камеры наблюдения, и задвинутая плита-дверь. Даже рукомойник отсутствовал. А в-третьих, Милли оказалась не одна: на другом конце нар, валетиком, расположился парень её лет, одетый точно в такую же серую бесформенную робу и ещё тяжёлые металлические браслеты на руках, длиной чуть ли не в ладонь и толщиной не меньше, чем в большой палец. Если бы между ними была цепь, они однозначно бы назывались кандалами.       Сосед оказался рослым, плечистым, спортивным и безусловно симпатичным брюнетом со стрижкой-«ёжиком», но его широкобровое лицо ещё не утратило той подростковости, которая так и провоцирует назвать юношу «мальчишкой» или «молокососом», а глаза… Эти глаза было невозможно спутать ни с чем. Жёлто-зелёные облака вокруг зрачков-воронок, смотревшие на её возню холодно и презрительно, выдавали расу, что называется, с головой.       Ракшас. Она сидит в одной камере с парнем-ракшасом.       Какой безголовый дебил догадался засунуть её в одну камеру с парнем?! А в туалет-то как?..       Милли с трудом подобралась на своей половине нар, постаравшись сесть. Ей пришлось опереться спиной о стену и уткнуться головой в угол, чтобы не упасть, но недобрый взгляд соседа по камере прямо вынуждал максимально увеличить дистанцию. Пришелец из альтернативной реальности не хотел, чтобы они друг друга касались; она не знала, почему, но была совершенно уверена в том, что он ей брезговал. Впрочем, его к ней отношение не отменяло элементарной человеческой вежливости, хотя больше всего сейчас хотелось тихонько поскулить от жалости к самой себе. Такое с ней изредка бывало, особенно когда она тяжело болела — приткнуться к мамзи и поныть. Но сейчас было не время и не место. Поэтому Милли мысленно себя одёрнула, набралась храбрости и сказала:       — Привет.       Ракшас промолчал, но кого бы это остановило:       — Я — Миллисент Дженион, но можно просто Милли. А как тебя зовут?       Сосед опять не ответил, только прикрыл глаза, словно вообще не хотел поддерживать беседу. Хм, а ему не скучно столько времени молчать?       Тут до неё дошло кое-что ещё: волосы не лезли в лицо. Милли коснулась головы посмуглевшей и начавшей облезать рукой, и испуг как рукой сняло. Она была лысой, как коленка, на месте шевелюры осталась лишь короткая щетинка!       — Мои волосы! — остатки самоконтроля с треском испарились. — Чёрт побери, мои волосы!!!       На глаза навернулись слёзы, и ей стоило огромных сил не зареветь в три ручья.       — Радиоактивная пыль. Много. Смыть было невозможно, — едва ли не по слогу выдавил сосед, по-прежнему не открывая глаз. Голос у него оказался низкий и хрипловатый, словно недавно сорванный.       Пыль? Откуда, ведь Милли была под защитным полем Френн?.. Потом в памяти всплыло тёмное помещение с отсветами пожара, изуродованное тело в бетонном крошеве и ватная слабость в ногах. Точно. Она упала в обморок, прямо на пол. Тогда понятно, отчего облезает кожа, почему подташнивает и почему ей сбрили волосы на голове — она слишком сильно облучилась. Милли вдруг стало очень страшно и очень себя жалко, поэтому слёзы полились сами собой, и она зарыдала. Ей было ужасно стыдно за то, что она публично расклеилась, но сдерживаться дальше было физически невозможно. Воспоминания о прошлом и вспышка гнева на ТАРДИС, потом мёртвые горы и чужой город, где каждая минута могла оказаться последней, потом лаборатория и взрыв, а теперь тюрьма и ни одной родной души, у которой можно было поискать поддержки, рядом... Этого бы за глаза хватило и привычному к переделкам человеку, но для Милли, всего две недели как познакомившейся с Доктором, а до того жившей полусонной жизнью в городе, где никогда ничего не случалось, это всё оказалось слишком тяжело. И теперь она спускала стресс через рёв на всю тюрьму.       Ну где же Паганель, когда он так нужен? Он про неё вообще когда-нибудь вспомнит?       Незнакомец явно заинтересовался плачем — во всяком случае, он оживился, открыл глаза и принялся с нескрываемым любопытством прослеживать каждую слезинку, катившуюся по её щекам.       — Чего уставился? — Милли громко шмыгнула носом.       — Низшие существа невротичные, — поделился наблюдением ракшас.       В ответ она показала ему кулак. Потом этим же кулаком вытерла нос. Уткнула лицо в колени.       — Тебе-то хорошо. А мне что делать? Лучевая не лечится. Даже если снять острую фазу, всё равно, откликнется лейкемией лет через десять, — слёзы сами полились в два раза сильнее.       — Тебя вылечат, — подумав, спокойно сказал парень. — Ты нужна живой, поэтому о тебе приказано заботиться.       Милли только хлюпнула носом.       — Прекрати… это, — ракшас, похоже, не знал, как плачут люди, и не смог подобрать нужное слово. — Облучение лечится. Ты будешь здоровой через двое суток.       — Ври, — отвела взгляд Милли. А потом вспомнила ещё кое-что и вздрогнула, выпрямляясь: — Ключи!..       Сосед ткнул пальцем куда-то на пол, рядом с её изголовьем. Милли вскрикнула и резко свесилась с нар. Голова от этого сильно закружилась, и пришлось на несколько секунд закрыть глаза, пока мир не прекратил отплясывать польку, но рукой она зашарила почти сразу. Странное ощущение осталось от близости к полу, словно бы она прикоснулась к экрану старинного телевизора. Статическое электричество?.. Но тут пальцы натолкнулись на пригоршню мелочёвки. Ключи, подвеска, деньги. Монеты она подбирать не стала. По хорошему счёту, ей вообще был нужен только ключ от ТАРДИС, но что-то ей подсказывало не выделять его из общей массы. Пока подарок Доктора затерялся среди других похожих предметов, меньше шансов, что тюремщики обратят на него внимание. А кельтскую завитушку было просто жалко потерять.       Но раз ключи вернули, то она у товарищей Френн — только холодноглазая эльфища знала, что Милли дорожит своим барахлишком, и согласилась его отдать. И это обнадёживало, ведь она говорила, что спутница Доктора может быть полезной. Да и сосед сказал что-то про то, что Милли ещё нужна. Значит, пока не убьют, а там, глядишь, удастся поискать с местными общий язык.       Надежда придала сил, даже плач унялся, опять сам по себе и неподконтрольно Милли. Она выпрямилась и задвинулась обратно в угол, сжимая связку так, что маленький брелок-лисичка больно врезался в ладонь. Карманов на робе не нашлось, что, в общем-то, логично, а в руках пригоршню железок таскать было неудобно, несмотря на кольцо. Мгновение подумав и вытерев остатки слёз, Милли принялась развязывать узел на шнуре от подвески — он был достаточно толстым, чтобы выдержать ещё и вес ключей. К тому же любая деятельность, даже самая минимальная, отвлекала от грустных мыслей — и помогала потихоньку брать себя под контроль.       — Всё-таки, — вопрос вышел мрачным, так как шнурок неудобно путался в непослушных пальцах и упорно не хотел завязываться на нормальный узел, — как тебя зовут?       Вопрос опять оказался проигнорированным.       — У тебя что, имени нет? — не сдалась Милли.       Неожиданно парень кивнул. А потом, подумав, разъяснил:       — Верное утверждение. У меня нет имени в понимании низших существ.       Ах, да, Доктор что-то говорил, что у далеков в ходу не имена, а инвентарные номера. Значит, у демонов из параллельного мира так же? Они ведь сородичи…       — Ну как-то же к тебе обращаются? — Милли при желании могла быть очень настырной.       Парень молча показал глазами на видеокамеру над их головами.       — Ну и что? — вот уж пойми этих ракшасов, местные всё равно ответ на допросе выбьют, и толку молчать? Про то, что будет какой-нибудь допрос, она уже не сомневалась. — Подумаешь, Большой Брат следит за нами… — она выразительно помахала камере. — Эй, там! Привет и спасибо, что подлечили! А та милая леди с винтовкой, Френн — с ней всё в порядке?       — Они не ответят, — терпеливо, как дурочке, объяснил сосед. И как ему удавалось сидеть настолько неподвижно и безучастно? Спина не затекла?       — Это не мешает поблагодарить их, кто бы они ни были, — отрезала Милли. — А кстати, ты их видел? Кто они? Каледы?       Ракшас секунду подумал.       — Далеки.       — Далеки?! — радостно взвизгнула Милли, окончательно забыв про слёзы и подаваясь к сокамернику. О, это меняло дело. Очень, очень меняло дело! Наконец-то она их увидит! Настоящих далеков!..       Парень посмотрел на неё, как на сумасшедшую, и промолчал.       — А когда они придут? А на кого они похожи? А они правда классные? — затараторила Милли. — Эй, ну не молчи!       — Ты очень назойливая самка человека, — задумчиво выдал ракшас, и она даже осела от такого определения. — Заткнись.       — Хам, — Милли при всём желании не сумела бы погасить ажиотаж. — Нет, ну правда, мы что, честно у далеков? Честно-пречестно? Я так хотела к ним попасть!       — Если ты говоришь правду, то ты первая во Вселенной, кто хотел к ним попасть добровольно, — ракшас цедил слова так медленно, что в них можно было увязнуть, как в болоте. — Ты в тюрьме у далеков, тебя ждёт допрос, но тебя это... словно… радует?       — Неважно! Я и так хотела их предупредить. Доктор с тем архангелом боятся, что они, типа, применят Разрушитель, поэтому решили ничего не говорить, а по-моему, это нечестно, далеки и так въедут, что хвататься сейчас за что-то, что время-шремит — это убиться, потому что тогда вообще всё может рухнуть, и если бы можно было изучить вероятности развития событий Сети с тем вашим шикарным мужиком, который Контролёр Времени, можно было бы, наверное, лучше всё рассчитать, и… — она вдруг увяла, поняв, как на неё глядит ракшас. Он, похоже, не привык слушать сбивчивые пересказы с пятого на десятое, да ещё выпаленные со скоростью токующего Доктора, и смотрел на неё так, как она сама в том же самом случае на мсье Паганеля. — Я что-то не то сказала?       Демон мотнул головой.       — Низшие существа утомляют, — сделал он вывод скорее для себя, чем для неё, и опять закрыл глаза.       — Так, — Милли вдруг почувствовала желание как следует пнуть этого типа, и лучше всего ногой в челюсть. — Ещё раз, для глухих амбалов с бетонными рожами — не «низшее существо», не «самка человека», а Милли! Милли Дженион!       — От тебя много бесполезного шума, — в голосе соседа зазвучало откровенное раздражение, хотя лицо осталось «бетонным» — С тобой было проще, пока ты была без сознания.       Только теперь Милли озадачилась, сколько именно времени она провела в небытии и кто именно ей занимался. Далек без экзоскелета вряд ли был способен приподнять даже её голову; на что он похож в экзоскелете, она понятия не имела, но вряд ли на что-то человекоподобное, потому что это не очень рационально. Но ухаживавшие за ней руки были человеческими. Вывод — или Френн, или…       Она опасливо поглядела на ракшаса.       — Эм-м-м… А сколько я провалялась в отключке?       Парень наконец-то шевельнулся, молча показав два пальца.       — Типа, два дня?       Он кивнул.       — А кто…— Милли замялась, но поняла, что в её конкретном случае придётся договаривать, иначе этот амбал просто не поймёт, что она имеет в виду. — Кто за мной ухаживал всё это время?       Ракшас так же молча указал на себя.       Ох, стыд-то какой… Чужой парень ведь. Она сглотнула, жутко покраснела и промямлила:       — Спасибо… Тебя поэтому заперли вместе со мной?       — Им так проще всего. Отсюда невозможно сбежать даже вдвоём. За тобой нужен был уход, — в час по чайной ложке выдавил парень.       Милли вспомнила заботливые руки, обтиравшие её и пытавшиеся поить, и подумала, что этому нацисту, наверное, приходилось нелегко. Кто она для него, если попробовать посмотреть на ситуацию чужими глазами? Что-то вроде говорящего животного? Сидеть в одной клетке с обезьяной, которая постоянно пристаёт и пытается с тобой играть, хочешь ты того или нет — вот, наверное, его ощущения. Так что им обоим несладко от соседства.       — Извини, — Милли уже не знала, куда девать глаза, — тебе, наверное, трудно со мной пришлось. Я не хотела доставлять проблем, просто так получилось…       — Это было рациональное решение, — голос соседа остался совершенно равнодушным.       — Ну… да, — вконец стушевалась Милли. Что ещё сказать, чтобы не ухудшить ситуацию, она не знала и поэтому решила помолчать.       С пять минут они удерживались от продолжения разговора. Потом ракшас заговорил сам:       — Этот звук. Что он значит?       Милли непонимающе поглядела на него.       — Ты издаёшь звук, — пояснил парень.       — Так, напеваю. Тебе это мешает?       — Я не понимаю цели, с которой ты производишь «напеваю».       — Как говорит наш сосед по улице: «Когда мне весело, я пою. И когда мне плохо, я тоже пою. Легче не становится, но я всё равно пою». А я просто пытаюсь успокоиться — нет арфы, значит, песня. У нас все и всегда поют, без никакого повода. Это с древности пошло, когда музыка была даром кельтским богам, а стихотворение — их пророчеством, переданным через поэта.       — Это… форма религии? — озадачился демон и сделал вывод на свой манер: — Ты заражена предрассудками.       — Нет, — едва не рассмеялась Милли. Логика ракшаса выглядела очень забавной. — Я христианка. А петь — это традиция. Ты знаешь разницу между религией и традицией? — кажется, она нашла способ доносить свои мысли до соседа. Ему надо было говорить очень конкретно, короткими предложениями и без переносных смыслов. Как маленькому ребёнку.       — Подтверждаю, — кивнул парень.       — Я придерживаюсь традиций общества, в котором выросла, и могу напевать, сама того не замечая. Поэтому просто не обращай внимания на «звуки», — и она снова тихонько замурлыкала, на этот раз со словами: — На дороге в Сен-Мало, там где чаек слышен крик, повстречалась мне красотка, ла-ла-лу-ла, безутешная Метиг*…       На третьем куплете загудела открывающаяся дверь. Они синхронно перевели на неё взгляды, и песня тут же прервалась — Милли, чей самоконтроль так и не включился, завизжала на всю тюрьму:       — А-и-и-и! Какая пре-елесть!!!       Она резко дёрнулась вперёд и едва не свалилась с нар от сильного головокружения, поэтому идею «вскочить и полапать» пришлось отложить. Но это не помешало ей с жадностью разглядывать возникшее на пороге камеры симпатичное создание, держащее гладкий металлический лист, притворяющийся подносом.       Существо было высоким, ростом с саму Милли, и напоминало робота в виде ярко-красного усечённого конуса с куполообразной макушкой, украшенной парой полупрозрачных «рожек». Ещё у него была камера-глаз на длинной ножке и две рабочие конечности, одна из которых подозрительно напоминала венчик для взбивания яиц, а другая, удерживавшая поднос — вантуз; только теперь Милли догадалась, какие такие вантузы упоминал Доктор на станции «Голливуд». А это значило, что к данной детали должен был прилагаться и нейробластер. Но против логики её это не испугало — как бы визитёр ни походил на машину, он ей точно не был, а значит, к нему можно было поискать подход. Милли бывала на технических выставках и знала, что какими бы общительными и обученными поддерживать разговор роботы ни казались, как бы ловко они ни двигались, и даже если где-то за ширмой сидел оператор, который их двигал и за них говорил, от них всё равно было ощущение забавной игрушки, чего-то ненастоящего. Машина и есть машина. Но вкатившийся «танчик» не выглядел искусственным. Милли побилась бы об заклад даже со святым Деви, что это всего лишь оболочка. Слишком осмысленным был взгляд электронного глаза, слишком чувствовалась жизнь в каждом движении. Внутри железки пряталось что-то органическое и разумное.       Далек.       Ну конечно, кто это ещё мог быть? Так вот они какие снаружи, а не внутри! Почему Доктор никогда не говорил, что они такие милахи?       — Прелесть, лапочка какая, — как заведённая, пищала Милли, рассыпая виртуальные звёздочки, сердечки и восклицательные знаки. Сосед по камере смотрел на неё с неописуемым выражением лица. Похоже, далек тоже изумился, потому что замер на пороге и и уставил на неё визор. Потом перевёл взгляд на ракшаса и с запинкой спросил электронным голосом:       — Женская особь… в порядке? — его рожки, оказавшиеся лампочками, вспыхивали при каждом слоге, и это вызвало у Милли очередной приступ неконтролируемой мимимишности.       — Физиологически она идёт на поправку, — доложил сосед, спохватившись и вставая на ноги по стойке «смирно». — Психологически… Подозреваю отклонения. У неё ненормально бурное невротическое поведение.       — Я тебя тресну, — огрызнулась Милли, на мгновение забыв умиляться. — Побыл бы на моём месте, я бы на твоё поведение поглядела, — и снова переключилась на далека. — Доктор никогда не рассказывал, что вы такие симпатичные снаружи! Вы и внутри-то совсем не противные, что бы он ни говорил. Не сравнить с какими-нибудь слизидами с Апокара…       — Молчать, — коротко приказал ей далек и уточнил у ракшаса: — Женская особь может выпить лекарство самостоятельно?       — Подтверждаю.       — Тогда женская особь выпьет лекарство, — подвёл далек итог, подъехал к Милли и опустил поднос на уровень её лица. — Пей.       На листе железа стоял стаканчик из белого металла, миллилитров на пятьдесят, до середины заполненный соломенно-жёлтой жидкостью, и шприц-дозатор без иглы, чтобы выпаивать лекарство бессознательному больному. Милли нерешительно поглядела на этот медицинский натюрморт и сразу же учуяла смутно знакомый неприятный запах. Кажется, она что-то подобное уже пила в последние два дня, и это была редкостная гадость.       — А может, не надо? — уточнила она на всякий случай.       — Ты выпьешь лекарство, — повторил далек в таком императиве, что продолжать спор она не решилась. К тому же дозатор намекал, что есть и второй способ получить невкусную дрянь внутрь. Поэтому Милли вздохнула, взяла стаканчик и покорно опрокинула его в рот. Желудок тут же скрутило тошнотворной судорогой, и лишь неимоверным усилием воли она смогла побороть рвоту и удержать лекарство внутри. Но лицо, наверное, всё равно скривилось. Поди удержи благополучную физиономию, когда во рту словно кошки нагадили. Кое-как справившись с бунтующим организмом, Милли поставила стакан обратно:       — Спасибо, что заботитесь обо мне.       — Благодарность не имеет смысла, — уведомил далек.       — Ну и что? — развела ладони Милли, силясь затянуть разговор — он отвлекал от рвотных позывов. — Если, типа, что-то чувствуешь, то рационально не скрывать этого, а поставить в известность окружающих. Как дела у Френн?       Далек помолчал; кажется, он обдумывал, можно ли отвечать на вопрос. Наконец, лампочки всё-таки замигали:       — Двуликий номер шесть в порядке и вернулся к своим обязанностям.       Ответ озадачивал, и Милли на всякий случай уточнила:       — Двуликий?..       Но далек не снизошёл до объяснений, развернулся и молча покатил на выход.       — Эй! — Милли не собиралась мириться с таким поворотом дел. — Э-эй! У меня ещё много вопросов!       — Женская особь замолчит, — далек повернул на неё глаз, но не остановился. Дверь отвалилась в сторону, уходя в стену, и на мгновение получилось увидеть за ней серый коридор и ещё одну ярко-красную башенку с рожками-лампочками, нацелившую «венчик» на ракшаса. Видимо, это и был нейробластер, и ещё более очевидно, что саму Милли за способного к сопротивлению пленника не считали.       Почти обидно.       — Меня зовут Милли! — выкрикнула она в красную спину с выступом, похожим на горб. — Ми-илли! А не «женская особь»!       Вопль остался проигнорированным, дверь захлопнулась.       Показав двери язык, Милли откинулась обратно на стенку. Местные такие же странные, как и её сосед. Кстати, а не знает ли он что-нибудь о том, что подразумевал этот красный? Додумав до этого места, она немедленно повернулась к демону:       — Двуликий. Интересно, как это понимать. Ты, типа, не знаешь, о чём он? Та тётка, что должна была меня сюда притащить…       Как бы парень ни старался держать маску непроницаемости, глаза его сделались совершенно убитыми. Но он всё же ответил:       — Тот далек, который доставил сюда нас обоих, темпоральный оперативник из отдела Матери Скаро. Она из первых экспериментальных, я её знаю… но не здесь.       — А выглядела как человек, — Милли задумчиво почесала бровь. — Правда, слишком сильная. Но глаза у неё…       — Контактные линзы, — устало перебил ракшас.       И почему самый простой вариант не пришёл ей в голову? Ведь, если подумать, холодность и бетонная мимика Френн вполне походили и на соседа по камере, и на Контролёра Времени. Доктор говорил, что далеки, несмотря на эксперименты с генетикой, остались, по его выражению, «ушлёпками». Выходит, кто-то всё-таки был трансформирован. Любопытно, что из себя представлял «двуликий» далек — может, его мозги как-то перемещались из одного тела в другое? Или только душа? А так вообще можно? Вопросов больше, чем ответов, но ракшаса Милли уже достала до печёнок, это было видно невооружённым глазом. Не стоило и дальше ухудшать отношения с соседом, ведь неизвестно, сколько им тут ещё куковать. А далеки, похоже, вообще не собирались болтать с ней по душам, ведь если Доктор для них враг, то логично, что его помощница тоже не союзник. Как бы донести до них мысль, что она не чувствует к ним ни ненависти, ни отвращения? Что они вообще ей очень симпатичны, и она бы с удовольствием узнала о них больше?       Тут у неё в голове что-то щёлкнуло, и она снова очень пристально поглядела на соседа по камере.       — Постой-ка. Ты же, типа, ракшас, в смысле, демон. Какого чёрта, прости господи, ты вообще сюда попал, и почему не слился со своим дублем?       — Низших это не касается, — отрезал парень.       — Очень даже касается! — рявкнула в ответ Милли. — Это мой мир, и я не хочу, чтобы с ним что-нибудь стряслось из-за того, что всякие через границу люфта шляются!       Ракшас упрямо промолчал. Так и подмывало пнуть его пяткой по коленке, но тут сильнее закружилась голова, сердце бешено забилось, а по всему телу начала выступать испарина.       — Ты должна спать, — в приказном тоне заявил сосед, приглядевшись к Милли. — Лекарство начало действовать, оно забирает много сил. Спи.       Она сама не поняла, как оказалась в положении лёжа, свернувшись калачиком. Нары были такими жёсткими, и ей вдруг сделалось настолько плохо, что она опять едва не заскулила. Но в глазах уже стало совсем темно, началось страшное головокружение и усилился шум в ушах, словно она попала в тоннель, по которому мчатся бесконечные поезда. Ничего себе «лекарство», с такого копыта откинешь. Милли закрыла глаза в надежде, что организм уймётся и бешеные поезда затихнут. Дремота накрыла её сразу, но вместо покоя её снова ждал сумасшедший чёрный танк и беготня по каменистым склонам…       Когда она проснулась второй раз, то чувствовала себя намного лучше, только бешено чесался весь правый бок, а облезающая кожа на нём висела лохмотьями, как будто Милли сильно обгорела на пляже и теперь за это расплачивалась. Зато голова не кружилась и наконец захотелось есть и пить. Даже слабость до дрожи, которая её накрыла, едва стоило пошевелиться, была явно вызвана голодом, а не болезнью.       Ракшас дремал, свернувшись на своей половине нар и подложив руку под голову. На возню он не среагировал. Заняться было совершенно нечем, так что Милли принялась снимать лохмотья с кожи, и тут сделала ещё одно приятное открытие: волосы отросли сантиметра на два. Правда, ногти тоже ускорили рост, ещё немного, и придётся что-то с ними придумывать. Вот это скорость! Наверное, дело в лекарстве. Единственное, что может вылечить радиацию — полная замена поражённых клеток. На Земле это решают удалением опухолей и пересадкой костного мозга, но, может быть, в технически продвинутом космосе умеют стимулировать регенерационные процессы, причём так, чтобы вытеснить повреждённые клетки здоровыми и не мутировавшими? Вот это круто, прямо нереально. И это объяснило бы, почему в животе, фигурально выражаясь, кишка кишке даёт по башке, а руки выглядят ещё более тощими и бессильными, чем обычно.       Набрав с пригоршню ошмётков, Милли попыталась встать. Это с трудом, но удалось — голова не закружилась, о болезни напоминала только слабость. Опираясь рукой на стенку, она кое-как добрела до дырки в полу и вытряхнула мусор туда. Подумала, не воспользоваться ли доморощеным туалетом, пока спит сосед, но организму совершенно не хотелось ничего из себя выдавить, словно в нём ничего и не осталось. Наверное, и вправду ничего — Милли вдруг поняла, что пить хочется ещё сильнее, чем есть.       Колени задрожали, пришлось вернуться на три шага назад и упасть на лежанку, чуть не придавив ноги соседа. Далеки и не подумали об удобстве её «сиделки», для двоих тут было тесновато.       М-да. Далеки. Настоящие. Похожие на симпатичные ведёрки с электронным голосом, рожками, миксером и вантузом. Забавные до нелепости, но упаси святой Деви над ними хихикнуть. Они и так недоверчивые и настороженные, незачем усугублять ситуацию.       Нет. Не настороженные — напуганные. Френн, опознавшая в ней спутницу рыжего Паганеля, испугалась — да, она старалась не показывать эмоций, но Милли хорошо помнила её глаза, моментально стрельнувшие по сторонам, и винтовку, едва не повторившую движение. Френн боялась Доктора. И криллитане его боялись. Похоже, что добрая половина вселенной была готова кричать: «Мама, я не хочу к Доктору!» — хотя, честно говоря, он ничего плохого не делал. Только как ни крути, в конфликте обычно две стороны, и если одну ты спасёшь, то другая останется обиженной. А далеки выглядят обиженнее всех, кого она в космосе встречала.       Интересно, а они всегда были такими упоротыми фашистами, какими их расписывал Повелитель Времени, или попадались периоды, когда они становились чуточку добрее? Ведь это же ясно и полному дураку — когда ты рождён в танке, и все окружающие такие же, то при встрече с существом без брони сложно рассчитать, например, собственную силу или устойчивость незнакомца. Ты приветственно хлопнул его по плечу, а у него — упс! — от этого позвоночник в трусы просыпался. Или пожалуйста — Френн, похоже, скачет зайчиком после ядерного взрыва, а её нечаянная помощница лежит пластом и пьёт лекарства. Отсюда и миф про слабых низших существ. И отсутствие ярких эмоций тоже понятно — если всю жизнь в танке, то окружающие их всё равно не увидят, ну и толку в них тогда? Внешнее проявление чувств закладывается с детства. Это просто способ общаться с себе подобными. А тут смейся, плачь, этого просто никто не заметит сквозь броню. Вот постепенно внешние проявления эмоций и выродились за ненадобностью. Да и вообще, с этим делом у далеков должно быть небогато — чтобы развивать чувства, нужны впечатления, и не только зрительные. Запахи, прикосновения — это тоже влияет на развитие, она по себе это хорошо помнила. А если всю жизнь прожить вмонтированным в танк, причём не в первом и не в сто первом поколении, как вообще можно говорить о понимании других существ? Милли представила себя запертой в железной бочке, и ей почти сразу сделалось страшно, и ещё отчаянно жаль далеков. Да, они приспособились к своей среде обитания, но всё равно, как же тяжело было их предкам… Сразу захотелось потискать каждый танчик и погладить его промеж «рожек», хотя было совершенно очевидно, что далекам её жалость нужна, как рыбке зонтик, и что надо не жалеть, а думать, чем тут можно помочь. Живым бронетанкам вряд ли упёрлось менять свою жизнь, и ясно, что все цивилизации вокруг тоже как-то не согласны подстраиваться под далеков. Но есть ли кто-нибудь, кто понимает интересы обеих сторон и мог бы поработать переводчиком?       Ракшас завозился, пытаясь занять позу поудобнее. Что, тоже отлежал бок? Милли из вредности показала в его сторону кончик языка и тут же устыдилась — ведь он за ней два дня приглядывал, пока она лежала в бреду и даже в туалет сама сходить не могла.       В животе забурчало, и у соседа вдруг тоже. Парень открыл глаза и медленно приподнялся на локте, с неудовольствием покосившись на свои «кандалы». Милли это заметила и наконец задалась вопросом, а зачем они нужны, ведь, с учётом физической силы ракшаса, такие железяки могли бы стать хорошим оружием…       …Если только они как-то не блокируют эту самую силу.       — Привет, — осторожно сказала она.       Ответом стал тяжёлый взгляд, в котором бегущей строкой повисло: «Как, опять?!»       — Прости, ты не знаешь, нас тут вообще кормить собираются? — не сдалась Милли.       — Мы нужны живыми, — очевидно, ракшас считал, что это отвечает на все возможные вопросы относительно их плена.       — Есть ужасно хочется, — Милли для наглядности приложила руку к ругающемуся животу.       Словно в ответ, загудела дверь, и в помещение опять въехал красный далек с металлическим листом на вантузе. На этот раз доморощеный поднос оказался гораздо шире, чтобы поместились две большие миски и две фляги с водой, пинты на полторы каждая.       — Пища, — проинформировал танчик.       Милли чуть не завопила «ура», но когда увидела, что лежит в миске, то растеряла всю радость, несмотря на страшный голод. Собственно, даже голод исчез.       — Что… это? — она брезгливо подковырнула коричнево-чёрное нечто с грязными вкраплениями. — Выглядит, как жжёный слизняк.       — Это пища, — повторил далек. — Ешь.       Ракшас тем временем спокойно забрал с подноса свою порцию и принялся орудовать ложкой, неаккуратно отштампованной из такого же металлического листа, как и поднос.       Милли ещё раз нерешительно колупнула то, что ей предложили. Пахло вроде не смертельно. Ладно, отравиться она не должна, а остальное как-нибудь можно пережить, если закрыть глаза. В крайнем случае стошнит или прохватит. Ну пробовала же она котлеты, и устриц пробовала, и даже один раз васаби тяпнула, почему бы не надкусить страшно подгорелую гадость из далечкового рациона? Даже если это выглядит как шарообразное нечто вроде грязно-чёрной пасты с бурыми вкраплениями. Буэ-э. Милли осторожно подчерпнула ложкой содержимое миски и с отвращением положила в рот.       Пожевала.       А потом поняла, что пихает в рот уже четвёртый кусок. Странное блюдо оказалось невероятно вкусным, несмотря на отталкивающий внешний вид. Сладковатая штука не походила ни на что знакомое, её консистенция была мягкой, как пюре, а вкрапления оказались чем-то вроде желейных тяжей, пронизывающих тёмный комок, но всё это не вызывало отторжения или ощущения чего-то противного. Напротив, инопланетная еда словно… успокаивала?       — Господи, — выдохнула Милли, уплетая за обе щеки, — это же вкуснотища! Торт… Нет, молочные орехи. Нет, авокадо с мёдом? Картофельное пюре с яблочным джемом? Печенье с молоком? Или толокно? — она вскинула взгляд на далека. — Что это?       — Пища, — терпеливо повторил микротанк.       — Хорошо, — Милли облизала ложку, рискуя порезать язык о неаккуратные края, — поставим вопрос иначе. Из чего и каким образом приготовлена эта пища?       — Это не имеет значения, — уведомил её далек. — Пленная женская особь будет питаться молча.       Вот однозадачное. Интересно, удастся ли на него нажать? В конце концов, у тюремщиков есть уязвимость — пленница нужна живой и здоровой для допроса, а значит, членовредительствовать они не станут и вообще будут печься о её состоянии. Вот и повод проверить, умеют ли далеки определять полуправду и можно ли ими манипулировать с её помощью. Например, втянуть в беседу.       — У меня непереносимость некоторых продуктов, — проныла Милли, даже не подумав оторваться от обеда. — Я должна знать, можно ли мне есть эту пищу. Я могу ей отравиться.       И запихнула в рот полную ложку чёрной пасты.       Далек задумался, взвешивая ответ, потом сказал:       — Эта пища не вредит существам с Земли.       — Но я не землянин! — парировала Милли с абсолютной уверенностью в своей правоте.       Тюремщик опять задумался.       — Это плод сакиры, обработанный в воде при высокой температуре, — он пристально нацелил визор на Милли и заявил в приказном тоне: — Пленная женская особь назовёт свой вид.       — Не знаю, — пожала плечами Милли как можно беспечнее. — Меня подкинули на Землю совсем маленькой. А потом я хотела с помощью Доктора узнать, кто я и откуда. Из-за этого мы поцапались, я швырнула в него столом и нечаянно расфигачила консоль. Так и попала к вам на Скаро.       — Вид женской особи будет определён позже, — покладисто ответил далек.       — Эй! Хорош обзываться! — возмутилась Милли, выскребая донышко миски. — Никакая я не женская особь!       Далек смерил её пристальным взглядом, заметно акцентировавшись на небольшой, но всё-таки проступающей из-под рубахи груди, и очень озадаченно поинтересовался:       — Ты — мужская особь?       — Я — Милли! — отрезала она не менее приказным голосом, чем с ней говорил тюремщик, и вдруг припомнила, как к ней обращался далек из криллитанского компьютера. — Ассистент Милли, если тебе так угодно! Но не женская и не мужская особь, это понятно? — и она демонстративно громко бахнула пустой миской о поднос. Потом принялась вытаскивать пробку из фляги. — Поэтому ты будешь называть меня «ассистент Милли».       Красный танчик вдруг сдал назад на несколько сантиметров и напряжённо возразил:       — Далеки не подчиняются приказам низших существ.       Ага, он определил, что это попытка им командовать, и смутился. Отлично.       — Это не приказ, — Милли продолжала говорить всё тем же твёрдым тоном, сама удивляясь, как сильно её наглая уверенность действует на далека. — Ты будешь называть меня «ассистент Милли», потому что далеки меня уже так называли.       Далек сдал ещё на полшага назад, посмотрел на её соседа, с совершенно индиферрентным видом доедающего свою порцию, потом снова на неё, и очень нерешительно проблеял:       — Ёмкости для пищи будут убраны через скарэл, — после чего скоренько развернулся на выход, куда быстрее, чем перемещался по камере раньше. Создалось ощущение, что танчик откровенно сбегает, и Милли даже улыбнулась, прикрывшись фляжкой. Впрочем, на самом выходе далек ещё раз обернулся на ракшаса и приказал:       — Наблюдай за женской особью. Допрос через десять скарэлов.       — Ещё раз! — заорала она в закрывающуюся дверь. — Для того, кто в танке — Ми-илли! Ассистент Милли!       Дверь задвинулась. Милли наконец-то позволила себе хихикнуть, а потом уточнила у соседа:       — Десять скарэлов — это сколько?       Тот отправил в рот последнюю ложку варёной сакиры и прошамкал:       — Меньше двух земных часов.       — А там будет много далеков?       Парень опять поглядел на неё, как на больную, и ответил:       — Достаточно.       — Вот и отлично! — потёрла ладошки Милли.       — Ты не сможешь ими командовать, — флегматично намекнул ракшас. В ответ Милли показала ему язык и третий палец с видом «это мы ещё посмотрим», но вслух сказала:       — Я не собираюсь ими командовать. В этом нет смысла. Но я хочу научиться говорить на их языке и мыслить в их категориях, чтобы общаться продуктивнее.       — Далеки не общаются с низшими.       — Ну ты, типа, модифицированный далек, но общаешься со мной, — победно парировала она. — И эти парни из охраны тоже. Всё потому, что вам ужасно скучно, а я — что-то необычное и выхожу за ваши стандарты. Вам любопытно. Я права?       Ракшас вытаращился. Помолчал. И очень неохотно признал:       — Возможно.       — А общение должно быть продуктивным, — палец Милли пафосно возделся к потолку. — Вы учитесь, наблюдая за мной, а я учусь, наблюдая за вами. Процесс обучения обязан быть эффективным, — она сделала долгий глоток и тут же переключилась на другую тему. — М-м-м, вода вкуснючая. Никогда такой не пила.       — Это обыкновенная вода, — пожал плечами парень.       — Знаешь, тут шикарно кормят и не надо ходить на работу. Ещё бы кровать помягче да ширму между нами, вообще был бы санаторий.       — Замолчи, — скривился ракшас.       — Если ты не понял слова «санаторий», то спроси, что это такое, а не затыкай меня, чтобы прикрыть собственное незнание, — Милли гордо спряталась за бутылку с водой, прохладной и необыкновенно вкусной. Даже ручьи, текущие с ледников Сноудона, не были такими приятными. Она сама не понимала, что с ней происходит и почему далечковый обед вызвал у неё такой сильный внутренний отклик. Чуждая еда не просто успокаивала — она утешила её, как «киндер-сюрприз» или дешёвая машинка утешают маленького ребёнка. Может, туда что-нибудь подмешали, вроде наркотика? Но Милли даже испугаться не сумела, настолько комфортно себя чувствовала в тюремной камере, с животом, набитым инопланетным обедом. Ей было удивительно хорошо и спокойно, впервые за две недели — и честно говоря, едва ли не впервые в жизни. Даже в своей мансарде на Ривер-стрит она не чувствовала себя настолько защищённой, как в этой тесной металлической каморке без окон, в сердце империи далеков, пугавшей самого́ Доктора.       Сытость и успокоенность взяли своё — Милли задремала и проспала здоровым сном без сновидений не меньше полутора часов. Она бы и ещё соснула, но её разбудил болезненный тычок в бок.       — Женская особь встанет, — произнёс требовательный электронный голос над самым ухом, и стало ясно, что он это говорит не в первый раз.       — Ещё раз, для танкистов — ассистент Милли, — невнятно промычала она в ответ, но всё-таки села, протирая глаза. Рот сам собой раскрылся в широченном зевке, а руки потянулись в стороны, чтобы хоть немного расправить затёкшую спину. — Что, пора?       — На допрос, — жёстко отчеканил стоящий над ней танчик. Голос у него был ниже, чем у того, который приносил лекарство и обед, и сам собой напрашивался вывод, что это другой далек. — Встать!       — Да ладно истерить-то, — Милли поднялась на ноги, вновь зевнув. Статическое электричество приятно защекотало ступни. — Веди, арбузик.       — Выйти из камеры, — далек нетерпеливо пихнул её вантузом в бок, подталкивая к выходу, где стоял второй тюремщик.       Ракшас не то что не попытался пробиться наружу, пока конвоиры отвлеклись на неё, но даже не проводил её взглядом. Впрочем, выйдя в серый коридор, Милли догадалась, почему он так пассивно на всё реагировал — в обоих концах коридора стояло по красному охраннику, и оба контролировали выход из их камеры с дистанции. Очевидно, что далеки серьёзные ребята и умеют караулить пленных, а сосед это знает.       — Направо, — приказал конвоир, выезжая следом. Милли послушно зашлёпала босыми ногами, куда сказали, но идти пришлось совсем недолго, меньше минуты. Сразу после первого поворота она увидела большой холл без окон, уставленный какими-то неприятного вида штуковинами, и с целой кучей микротанков — в основном, красных, охраняющих периметр и возившихся с электроникой. Ещё были трое надзиравших за ними синих, с любопытством обернувшихся на появление пленной, и один ярко-жёлтый, с громовым басом, командовавший парадом. Милли он очень понравился за позитивную расцветку, которой добавляли ещё больше веселья чёрные сферки-горошки. Почему-то вспомнилась птица иволга, наверное, из-за солнечной окраски. Милли так и подумала — солнышко. Правда, грозное и, похоже, в том ранге, когда погоны жмут и в удостоверение не влазят. Вон как остальные лишний раз дёрнуть вантузом боятся.       Однако что-то в комнате ускользнуло от её внимания. Только вторично оглядев помещение, Милли поняла, что на неё устремлён тяжёлый и нехороший взгляд, и наконец засекла ещё одного далека, стоявшего в углу за механизмами. На фоне остальных он был исключительно незаметным — чёрная матовая броня терялась в тенях, глаз цеплялся только за бронзовые сферки и «горжетку», да и то с трудом, потому что бронзы здесь и без него хватало. Чёрный явно не хотел привлекать к себе внимание собратьев, однако пристально наблюдал за пленницей. Как-то это очень нехорошо выглядело. Далек в чёрном был… опасным. Остальные были понятными и прямолинейными, но этот даже на первый взгляд казался другим, Милли это шестым чувством угадала и вдруг поняла, что наконец-то встретила жителя Скаро, к которому она испытывает необоснованную неприязнь и не знает, как себя рядом с ним вести. Это он будет её допрашивать? Или он здесь с другой целью? Задумавшись, она не заметила, как оказалась прямо рядом с жёлтым высокоранговым громилой.       — Пленное существо доставлено, — отрапортовал конвоир.       — Ща в глаз, — пообещала Милли через плечо. — Ты будешь называть меня «ассистент Милли», а не «существо».       На солдата командный тон подействовал, как и на тюремщика — он сдал на полшага назад и растерянно поглядел на жёлтого, мол, и как себя вести?       — Молчать, — приказал командир таким басом, что, кажется, вздрогнула аппаратура. — Поместить существо в детектор лжи.       Вантуз конвоира тут же наподдал Милли в поясницу, но прежде чем подчиниться, она упрямо повторила, подавшись как можно ближе к жёлтому, дёрнувшему на неё венчиком-орудием:       — Далеки будут называть меня «ассистент Милли». И уймите своего арбуза, пожалуйста. Я не собираюсь лгать или сопротивляться, — она и сама удивилась, как легко перешла на «вы», хотя в адрес охранников у неё само собой вылетало фамильярное «ты». Она вообще как-то странно себя здесь чувствовала — да, её волновал предстоящий допрос, но настоящий страх не приходил, словно она спала или была неуязвимой.       — Молчать! — взвизгнул конвоир. — Поместить себя на площадку справа! Положить конечности на сферы!       Милли поглядела на гибрид ростомера с душевой кабиной, к которому её подталкивали: там действительно было место, куда втиснуться, зажатое по бокам тумбами с большими белыми сферами, удобными для ладоней. В спину опять настойчиво уткнулся вантуз, да так сильно, что она едва не упала на металлический пол. Пришлось послушно встать между тумбами и пристроить руки, куда сказали. Сферы были прохладными и едва ощутимо вибрировали, словно беззвучно гудели. От этого даже мурашки по коже побежали — или от того, что в помещении было нежарко. Сбоку, у чего-то, напоминающего пульт управления, встал её конвоир и развернул голографический монитор. По серому полупрозрачному полю заскользили непонятные символы, похожие на геометрическую версию арабского письма, и раскрылось несколько окон-графиков. Наверное, при желании можно было бы сконцентрироваться и понять смысл надписей, они даже сейчас начали казаться смутно знакомыми, но Милли решила не тратить на это силы. Как ни старайся сохранять спокойствие и доброжелательность к окружающим, а первый в жизни допрос — это первый в жизни допрос, и он, как бы так сказать, немного волнует. Ведь надо постараться, чтобы он не перерос в допрос с пристрастием. Похоже, у далеков это может оказаться куда более опасной и болезненной процедурой, чем у землян, а Милли не хотелось, чтобы ей повредили руки. Поэтому нахальство нахальством, а палку перегибать не следовало.       — Да, я не сказала, — она постаралась улыбнуться жёлтому далеку, — у вас классный цвет танчика.       — Не имеет значения, — жёлтый подъехал почти вплотную. Наверное, это должно было пугать, вот только страха Милли не чувствовала — одну обиду от того, что с ней очень грубо разговаривают. Но с другой стороны, в сложившейся ситуации наивно ждать хорошего отношения, его ещё надо заслужить, и не факт, что информация о Котле Времени его улучшит. Однако, сдаваться она не собиралась и достаточно твёрдо ответила:       — И ещё, я не «существо» и не «женская особь». Меня зовут Милли. Валяйте, гоните ваши вопросы.       Она чуть было не добавила «разрешаю», но в последний момент прикусила язык — ведь такая наглость могла быть принята за вызывающее поведение со всеми вытекающими последствиями. Присутствующие далеки и так пялились на них двоих, удивляясь то ли бесстрашному нахальству пленной, то ли сдержанности жёлтого. Но на комментарии никто не разменялся.       Допросчик только что не наехал на её босые ноги, ступни даже теплом обдало. Поскольку Милли стояла на небольшом возвышении, у них получилось упереться взгляд во взгляд, и ничего хорошего электронная камера с синей щелью не пообещала.       — Ты будешь отвечать на вопросы, — процедил жёлтый. — Если ты солжёшь, тебе причинят боль.       — А кто вообще собирался врать? — Милли еле подавила желание потрогать броню далека, раз уж он так близко встал. Интересно, она такая же тёплая, как чёрная «подошва»? — Ну, типа, имя-звание-боевая задача? Мелизинда Дженион, сокращённо Миллисент, ещё короче — Милли. Девятнадцать лет. Звание — продавщица в цветочном магазине. Ненавижу это занятие, как и срезку в принципе. Подбадриваю себя мыслью о том, что букеты радуют, значит, моя работа — дарить радость. Боевая задача — поступить на кинооператора, зарабатываю на обучение за границей, так как дома не берут. Путешествовала с Доктором, застряла на Скаро, а мятным чаем угостите?       Похоже, далеков она озадачила не на шутку — они не ожидали такого словесного потопа. Жёлтый громила даже рявкнул:       — Молчать!       — Молчу, — покорно согласилась Милли и тут же вскрикнула и подпрыгнула, получив довольно ощутимый разряд тока. Впрочем, ей дали выпрямиться, прежде чем конвоир уведомил её с плохо скрытым злорадством:       — Ложное утверждение. Ты говорила.       Понятно, у них тут всё совсем буквально, или кое-кто решил наконец проучить пленную за нахальство перед отцом-командиром.       Жёлтый тем временем сверлил её лицо золотисто-синим глазом, словно пытался что-то в нём разглядеть, и наконец прогудел:       — Ты будешь отвечать только «да» или «нет». Ты ассистент Доктора?       — Да, — согласилась Милли.       — Это правдивое утверждение, — подтвердил красный конвоир из-за пульта управления.       — Ты проникла на Скаро с целью шпионажа?       — Ложное утверждение, — не утерпела и дурашливо спародировала девушка.       Разряд тока.       — Ты будешь отвечать только «да» или «нет», — настойчиво повторил далек, пока она выпрямлялась, мысленно поминая тысячу чертей и святого Деви.       — А ничо так, что у меня важная информация, которая вам бы, типа, не помешала?..       Удар током, на этот раз чуть сильнее. Такое ощущение, что красному просто нравилось жать на кнопочку при каждом удобном случае.       — Ты будешь отвечать только «да» или «нет», — с нажимом сказал жёлтый, как дурочке. Ещё раз огрести не хотелось, как и выглядеть тупицей, поэтому Милли наконец сдалась и покорно кивнула.       — Ты проникла на Скаро с целью шпионажа?       — Нет.       — Самка говорит правду, — в голосе конвоира прозвучало заметное разочарование.       Милли проглотила возражение насчёт «самки» — током били всё-таки больно.       — Доктор дал тебе диверсионное задание? — продолжил жёлтый далек.       — Нет.       — Это правдивое утверждение, — почти обиженно доложил красный.       — Цель твоего пребывания на Скаро?       — Ошибка в координатах из-за поломки ТАРДИС, — Милли окончательно перешла на сухой деловой тон, чувствуя, что сейчас это наилучший вариант. Хотя гнать пургу в стиле Паганеля ей очень понравилось — далеки забавно на неё реагировали, но незачем было их провоцировать, если она решила попытаться наладить с ними контакт.       — Почему Доктор не вернулся за тобой?       — Неизвестно. Возможно, не проверил координаты посадки.       — Он вернётся за тобой? — в голосе жёлтого, помимо требовательности, зазвенело напряжение. Милли вспомнила про ключ и уверенно сказала:       — Да. Но я не знаю, когда. Вы убедились, что я говорю правду?       — Ты будешь стоять здесь и не убирать конечности от сфер, — отрезал жёлтый, безошибочно уловив намёк.       — Хорошо. Но дайте мне уже рассказать, что я знаю, — взмолилась Милли.       — Ты настойчивое существо, — задумчиво оглядел её жёлтый. — Возможно, ты не имеешь данных о настоящей операции Доктора. Твои постоянные попытки дезинформировать далеков могут быть частью его плана.       — Да не деза это! — едва не всплеснула руками Милли. — Не будьте параноиком, я правда хочу вас предупредить. Совершенно добровольно.       Лёгкий разряд прервал её аргументы — видимо, красный охранник решил, что она слишком много болтает. Что ж они тут все такие недоверчивые? Неужели… Неужели их никто и никогда добровольно не предупреждал об опасности? Вот это номер.       Жёлтый подождал, пока Милли в очередной раз выпрямится, и ещё раз оценивающе оглядел её с головы до ног. А потом спросил:       — Ты взволнована, тебя пугает боль, но ты не боишься далеков. Почему-у?       — А что, я обязана вас бояться? — с вызовом поинтересовалась Милли.       — Все боятся далеков, — прогудел жёлтый.       — Я — не все, а ассистент Милли, — сейчас ей могла помочь только решительная настойчивость, перед которой, как она успела убедиться, далеки пасовали. — Я вижу вашу силу, мне нравится ваша целеустремлённость, вы даже Доктора заставили себя уважать и с собой считаться. Кроме того, один из вас спас меня раньше, а сейчас вы меня вылечили от лучевой болезни, и я вам благодарна, нужно вам это или нет. Что касается вашего образа жизни — у меня нет права никого судить. Путешественник во времени и пространстве обязан сохранять непредвзятость. Раз вы существуете, значит, я должна принимать вас такими, какие вы есть. Это же логично!       Все далеки в помещении изумлённо перевели окуляры на жёлтого, словно спрашивая, бывают ли вообще такие существа, как эта двуногая девчонка, или это коллективная галлюцинация.       — Ты странная, ассистент Милли, — всё так же задумчиво продолжил допросчик. — Ты не пыталась лгать или сопротивляться и добровольно оказала помощь двуликому номер шесть. Ты считаешь свою информацию важной?       — Да.       — Говори.       Ну наконец-то дозрел!       — Криллитане нашли древнюю технологию вымершей расы Тёмных Веков, позволяющую манипулировать Временем, — затараторила Милли, боясь, что договорить ей не позволят. — Она требует человеческих жертв — ну, то есть в широком смысле, этой штуке надо скармливать разумных существ, чтобы она работала. Криллитане решили использовать для этого далеков, но у них сначала не очень пошло. И тогда они стащили из люфта детей ракшасов…       — Молчать! — вдруг перебил её пронзительно-высокий, до визгливости, электронный голос из тёмного угла. Чёрный далек, прятавшийся за приборами, с тихим жужжанием выехал на середину комнаты. — Персоналу рангом ниже советника стереть воспоминания о последних десяти рэлах допроса!       — Я подчиняюсь, — хором прогремело по помещению.       Стереть… память? Вот это да. Как это они делают, интересно? И почему с такой лёгкостью подчинились приказу?       …А с какой лёгкостью ты отдала себе приказ стереть прошлое и стать человеком, Миллисент Дженион?..       Милли прочистила горло, но не успела ничего сказать, потому что чёрно-бронзовый далек продолжил командовать:       — Персоналу оставить помещение и удалиться за пределы зоны слышимости, — красные и синие далеки послушным гуськом покатили на выход. Как только исчез последний, чёрный повернулся к жёлтому собрату. — Вечный, ты будешь следить за правдивостью низшего существа, я буду задавать вопросы. Необходимо проинформировать Императора.       Ага. У «иволги» есть официальная кличка, и довольно пафосная, между прочим. Надо запомнить. А этого чёрного в бронзовый горошек как, интересно, называют?       — Решения по допросу низшей самки принимаю я, — холодно возразил Вечный, не особенно стремясь занять место охранника, следившего за уровнем правдивости Милли. — Твой голос совещательный. Её слова не имели смысла. У тебя были серьёзные причины вмешиваться?       — Ты подчинишься! — взвизгнул чёрный далек. — Люфт — это засекреченная информация. Она известна только Императору, Контролёру Времени и мне. Будешь ли ты её помнить по окончании допроса, зависит от высочайшего решения, но я считаю, что теперь это целесообразно.       — Давайте уже, типа, побыстрей разбирайтесь с вашей иерархией и уровнями допуска, а то я тут к шарикам прирасту, — закатила глаза Милли.       — Прирастание технически невыполнимо, — хором отрезали оба далека. Потом чёрный добавил:       — Связь с залом Совета установлена. Император будет проинформирован о ходе допроса. Человек, говори.       Милли секундочку помолчала, вспоминая, на чём остановилась. Ох, не зря ей не понравился этот чёрный далек — или далечка? Уж больно высокий голос и истеричные интонации, в отличие от «иволги». У этой парочки вообще яркий контраст во всём, начиная от тембра, заканчивая манерами.       — Ну, в общем… Криллитане похитили детей ракшасов из люфта, а ещё съели как минимум одного ракшаса и ассимилировали его ДНК. И пытаются сделать детей жертвой Котлу Времени, а ассимилянтов — операторами. Если им всё удастся, они создадут аналог Сети Времени и перепишут историю. Судя по некоторым признакам, они уже начали процесс. За ними следит какой-то Небесный Комитет, оттуда архангел в хламиде к Доктору прилетал…       — Имя? — тут же перебил чёрный.       — Эм-м-м… Кажется, Наврин-что-то-там.       — Нарвинэктралонум, — прогудел Вечный с неприкрытой ненавистью.       — Кота — в суп, — вдруг выдал его напарник невпопад, совершенно выпадая из образа непроницаемой бронированной башни. «Иволга» как-то уж очень выразительно на него поглядел, мол, следи за выражениями. Милли и представить себе не могла, что визор, больше всего похожий на объектив фотоаппарата, способен быть таким… эмоциональным?       — В общем, этот Наврин заявился к нам, типа, в тот день, когда меня занесло на Скаро, и рассказал о Котле Времени. А ещё он очень боялся, что далеки применят какой-то Разрушитель, и это будет уже полный звездец.       — Доктор опять работает с НКВД? — требовательно перебил чёрный далек.       — Не совсем, — секунду посоображав, ответила Милли. — Скорее, они поделили обязанности — Комитет занимается Котлом Времени, а Доктор — похищенными малышами, потому что хочет вернуть их в люфт.       — Ты упоминала Контролёра Времени в контексте гуманоидного облика, — опять невпопад перебил чёрный. — Веди рассказ последовательно… ассистент Милли.       — Но тогда мне придётся рассказывать с самого начала, — Милли мимоходом порадовалась, что её наконец-то начали называть по-человечески, но сказать за это «спасибо» ей уже не дали.       — Длительность рассказа не имеет значения, — Вечный наконец принял точку зрения своего приятеля. Хотя нет, не приятеля — вон как друг с другом беседуют и друг на друга глядят, словно кошка с собакой.       Ладно, сами напросились.       — Я, типа, живу в Северном Уэльсе, в городе Рил. На Доктора там же налетела. Рядом с нашим побережьем бабахнулся космический корабль криллитан, способный перемещаться во времени, с кучей опасных тварей на борту. А ещё мы там нашли хрононавигатора, которого эти живоглоты влепили в комп, и, в общем, это был далек. Он помог нам, типа, выбраться с корабля в обмен на то, что Доктор даст ему покончить с собой, — Милли вспомнила карий глаз, полный одиночества, и сердце у неё опять болезненно сжалось. — А ещё он велел, чтобы я за него отомстила. И тогда я решила остаться с Доктором, чтобы разобраться в происходящем, потому что мне было очень жалко этого парня и очень стыдно, что я не смогла его спасти. А потом мы, типа, дёрнули в будущее, в космический Голливуд, и налетели там на U.N.I.T., но потом оказалось, что это ни фига не U.N.I.T., а замаскировавшиеся криллитане, и что они нашли там дырку в люфт. Мы попытались в неё просочиться, и это заметил Контролёр Времени с того конца мира. Он нам помог, чтобы припахать Доктора, и всё рассказал. Криллитане, оказывается, спёрли у них четырёх мамзи, то ли с младенцами, то ли вообще беременных, и держали их в долгом сне с помощью медикаментов. Но ракшасы докопались, где их ныкали, и криллитанам пришлось мотать обратно на нашу сторону вместе с бебиками, — Милли передёрнуло и замутило, стоило только вспомнить разгром на киностудии и разъеденное ядовитым газом тело. — Контролёр предупредил, что, типа, заткнёт эту мировецкую дыру, чтобы остальную малышню не поворовали. И потребовал, чтобы мы… — она вдруг запнулась, задумавшись, не воспримут ли сородичи его слова, как прямое руководство к действию.       — Продолжай, — жёстко велел чёрный. Почему-то Милли показалось, что далек — или всё-таки далечка — верит каждому её слову, в отличие от симпотного жёлтого параноика. Ладно, скрыть всё равно ничего не удастся, не скажет сама — найдут способ выжать.       — В общем, он хотел, чтобы Доктор хлопнул этих детей, потому что видел в них опасность. Но это, типа, было его собственное решение, как и заманить ТАРДИС — он сам признался, что действует втихаря от начальства. А Доктор ещё съязвил, что где Контролёр Времени, там всё мутно и неоднозначно.       — Что было дальше? — вдруг очень требовательно спросил Вечный.       — А дальше мы вернулись домой и почти нечаянно стырили у криллитан какую-то фигню, похожую на кокон. Вроде бы она связана с Котлом Времени и украденными малышами, если тот гад, типа, не врал. Пытались её открыть, но у нас не получилось. Искали криллитан, но те уже достаточно научились время-шремить, чтобы убрать все упоминания о себе. А потом они сами вышли на связь, чтобы мы, типа, им кокон вернули — ага, щаз-з. У них там главный опер — брат Калтаринн, ну, тот гад, который бебиков спёр. И он пытался Доктора уломать, врал, как сивый мерин, но мы слиняли. А потом на ТАРДИС завалился этот Наврин…       — Нарвин, — раздражённо поправил Вечный.       — Наврин, потому что врать любит, по глазам видно, — отрезала Милли. — Доктор меня прогнал, но я всё равно подслушала разговор. Вот тогда и узнала про Котёл Времени, и что он вроде Ока Гармонии, только в сто раз круче и опаснее. Наврин очень боялся, что вы в дело влезете, и они с Доктором порадовались, что вы не в курсе. А я сразу подумала, что это нечестно и плохо, потому что если среди вас второй хранитель Сети Времени, то он должен всё знать.       — Я — хранитель Сети Времени, — отчеканил чёрный далек.       — Так это вы — Мать Скаро, которую Доктор боится? — радостно подпрыгнула Милли. — А можно автограф?       Венчик для взбивания яиц с недвусмысленной дыркой по центру моментально вскинулся на уровень её лба:       — На полной мощности тебя устроит?       Милли слабо хихикнула — а далеки умеют юморить, когда им хочется, не всё воспринимают абсолютно буквально. Может, эта Мать Скаро и ничего. А ещё надо погладить себя по голове за догадливость, чернушка и впрямь оказалась далеком женского пола.       — Прекратить… это! Что было дальше? — рявкнул Вечный, недовольно поглядев на свою соседку. Даже голос повысил. Видимо, считал, что Милли — это не тот объект, на который следует тратить шутки, и что в допросной юмор вообще неуместен.       — А дальше Наврин свалил в туман, а мы с Доктором говорили о моём прошлом и пособачились, — пожала плечами Милли. — Я кинула в него журнальным столиком, попала в консоль и потребовала отправить меня домой. А в итоге загремела к вам на Скаро. Не думаю, что Доктор это сделал нарочно, больше похоже на прощальную шутку ТАРДИС. Она ж разумная и наверняка обиделась за поломку…       — Возможно, — неожиданно покладисто ответила Мать Скаро, и сразу стало ясно, что это не к добру. — Но у меня есть сомнение, ассистент Милли. Сколько раз ты говорила о вашей ссоре, столько раз выделила этот стол, но ни разу не назвала настоящую причину конфликта.       — Как это не назвала? Я же сказала, из-за моего прошлого, — Милли внутренне похолодела. А если её сейчас спросят, из-за чего именно? Она даже не знает, как ответить на прямой вопрос.       А Мать Скаро как будто почуяла её испуг и, естественно, поинтересовалась:       — Это слишком обобщённая причина. Я знаю низших существ. Ты не относишься к тому типу людей, которые легко поддаются спонтанным решениям. Назови конкретный факт, из-за которого ты, будучи хорошо промотивированной довести расследование до конца, захотела оставить ТАРДИС в самом его разгаре.       Вот не зря Милли чуяла, что от этой железной тётки будут проблемы. Ей наконец-то сделалось страшно, настолько, что лоб взмок. Она не хотела говорить. Она даже вспоминать не хотела.       — Всё было как в тумане, — слова еле выдавливались с запинками на каждом слоге. — Поверьте, мне очень трудно об этом рассказывать…       — Ты будешь говорить, — приказал Вечный. Сейчас Милли его почти возненавидела. А Мать Скаро вообще придушить захотела. И это было очень плохо, потому что злобный порыв не походил на её обычное поведение, зато смутно напомнил о вспышке гнева во время ссоры с мсье Паганелем.       — Доктор… попытался выяснить факты моего раннего детства… под гипнозом, — заплетающимся языком вымолвила Милли. — До того, как я попала на Землю… До рифта в Кардиффе… И я вдруг почувствовала злость, которую не смогла контролировать, — тут её забил озноб. Перед глазами встала сцена в консольной, которую она всё это время упорно от себя гнала — испуганные глаза педди, дурацкую попытку её заболтать и отвлечь, вкусный запах озона от разбитого пульта управления, приятную дрожь от злого возбуждения во всём теле. — Я просто… ненавидела. Особенно Доктора. И хотела его убить… По-настоящему убить. И я… — ладони сами соскользнули со сфер, Милли опустилась на колени и обхватила себя руками, словно пытаясь удержаться от повторного срыва, — я попыталась это сделать. Я хотела убить друга. По-настоящему, понимаете?       — Это было немотивированное покушение на Доктора? — недоверчиво спросил Вечный и озадаченно взглянул на свою чёрную подружку.       Милли кивнула. То злое, что едва не угробило рыжего, вдруг снова в ней зашевелилось и с предвкушающей ненавистью поглядело на чёрный «подол» Матери Скаро. Уничтожить. Уничтожить эту тварь. И Вечного заодно. Обоих. Уничтожить. Где прохлаждался проклятый Верховный Совет, когда ей было так плохо?! Набежали, мрази, на готовенькую информацию. Уничтожить их всех!..       Нет.       Злоба нерациональна и нелогична.       Милли, прикусив губу едва ли не до крови, закрыла глаза и представила арфу, её сестрёнку Телин. Глуховатый звук, мягкая вибрация в резонаторе, струны под пальцами… Телин — это то, что может удержать от неверного шага. То, что лечит и успокаивает душу. Такое тёплое, короткое, родное слово из пяти букв. Слово, выключающее неправильные эмоции.       Телин…       — Откуда на тебе шрамы, ассистент Милли? — внезапно прозвучало над головой. Мать Скаро не в первый раз ухитрилась сказать что-то невпопад, но при этом очень вовремя: вопрос настолько озадачил, что даже остановил поток ненависти, едва не прорвавший внутреннюю плотину. Милли открыла затуманенные глаза, пытаясь понять, чего от неё добивается далечка:       — Шрамы? Где?       — У тебя были белые точки по всему телу, — пояснила чернушка. — Маленькие шрамы, более двадцати, в районе прохождения крупных нервов. Регенератор их почти убрал, но кое-где ещё остались следы.       — А, от ветрянки? — медленно сообразила Милли.       — Ошибка. Это не следы ветряной оспы, — отчеканила чернушка. — Визуальное сходство есть, но они уходят глубоко в твой организм, вдоль нервов, иногда на четверть де-лера… Более двадцати земных сантиметров, — поправилась она, не дожидаясь уточняющего вопроса, хотя Милли каким-то образом угадала сама, что Мать Скаро имеет в виду двадцать четыре сантиметра и шесть целых семьдесят две сотых миллиметра, остальные цифры после запятой допустимо округлить... — Кто-то пытался внедриться в твою нервную систему посредством зондов. Ты знаешь, кто это был и как это произошло?       — Нет, — голос Милли прозвучал совсем слабо. Всё случившееся в допросной оказалось перебором для её организма — и повторная вспышка ненависти, и ушедшие на её контроль силы, и миленькое известие о старых шрамах, и память, в которой начало всплывать то, чего там никогда не было. — Должно быть, это случилось в раннем детстве. Я не знаю…       — Можно использовать мозговой зонд, — внёс предложение Вечный, Милли вдруг сделалось очень страшно. То неведомое, что зашевелилось в голове и опять попыталось взять верх, бодро подсказало, что ничем хорошим этот процесс для неё не закончится.       — Нет, — жёстко отрезала Мать Скаро, и Милли перевела дух. В обиду пока не дадут, это обнадёживает. — Зондирование сожжёт её мозг, но она ещё пригодится живой и невредимой. Спутница Доктора не лгала во время допроса и настроена помогать далекам, это может быть полезным. Её данные совпадают с моими и дополняют их. И есть ещё кое-что, чего я не понимаю, а информацию от пленной мы не получим. Мне нужна её биопроба… И перекрёстный допрос со вторым пленным. Прикажи его привести.       Жёлтый далек помолчал, явно обдумывая требование подружки. Нет, вдруг сообразила Милли, это не просто «подружка». Это член Верховного Совета, как и сам Вечный. Странно, откуда она это знает?.. Ведь Доктор об этом не рассказывал. Откуда она вообще знает про Верховный Совет Империи и, главное, не в первый раз за последние десять минут о нём думает? Что с ней происходит? Она что, вдруг стала телепатом? Или… как-то связана… с далеками?       И вот тут Милли поняла, что совсем влипла, потому что от последней мысли в уголку глаза задрожало знакомое битое стекло, а в голове начала формироваться пьяная тяжесть. Нет, только не сейчас. Нельзя. Никаких приступов. Её сочтут неполноценной и уничтожат. Нельзя. Надо что-то предпринять. Надо удержаться. Ей нужен стоп-кран… Телин! Телин. Милли представила, как обнимает арфу и переплетает пальцы с её струнами. Телин — это важно, это очень важно. Без неё не удержаться, но её нет рядом, она осталась на ТАРДИС. Можно только вспоминать. Сосредоточиться на воспоминаниях. Это позволит побороть ненависть и голос из подсознания, но не подействует на безжалостное стекло в уголку глаза. Только бы оно разбилось в камере, а не под взглядами этих двоих! Лучше сдохнуть, чем так опозориться перед советниками!       — Встать, — приказала Мать Скаро. Милли кое-как поднялась на ноги, в ужасе понимая, что это только приближает приступ. — Выйти из детектора лжи и сидеть тут, — рука-вантуз указала на пол неподалёку от обоих далеков, в месте, куда им было удобно прицелиться. Вечный проследил, как пленница покорно устраивается между ним и Матерью Скаро, и заметил:       — Мозговое зондирование будет быстрее и надёжнее. Мы сможем проанализировать всю информацию, а не оперировать неверным пересказом.       Чернушка не пошевелилась, даже не повернула на него камеру, но что-то в ней прокричало слово «ДЕБИЛ» — именно так, заглавными. И хотя Милли не знала, как ей удалось угадать чувства императорской советницы, но с кем угодно могла поспорить, что существо внутри танчика сейчас сидело в позе «рука-лицо».       — Я с самого начала вела наблюдение за пленной ассистенткой Доктора, анализировала каждое сказанное ей слово и каждое её действие, — принялась рассуждать вслух Мать Скаро. — Её поведение слишком нестандартно для человеческого. Она умеет правильно отдавать приказы и влияет на сервов. Она явно угадывает нас и, не задумываясь, бьёт наверняка. Самый главный настораживающий фактор — она не боится тебя. До сих пор это удавалось только Императору. Я хочу понять, как это достигнуто, и имеют ли к этому отношение шрамы пленной. Пока далеки не получат ответ, каким образом низшее существо с ними резонирует и игнорирует твоё телепатическое поле, ты не будешь подвергать жизнь ассистента Доктора опасности. Это понятно?       Вечный недовольно поглядел на скрючившуюся Милли и тяжело промолчал, а ей самой было так хреново, что она уже была готова уткнуться в его броню и жалобно поскулить, пусть даже это было совершенно нелогично. Битое стекло заполнило уже половину правого глаза и продолжало быстро разрастаться — до приступа остался не час и не два, а какие-то минуты, может, пять, может, десять, ну максимум двадцать. Раньше иногда случалось, что спазм отступал под влиянием медитации и вовремя выпитых таблеток, но сейчас стресс и измученность организма были настолько сильными, что от расплаты не спасла бы и целая упаковка тиагабина. И обратно в камеру не попросишься. Кто там хотел увидеть её страх? Нате, любуйтесь…       Из-за поворота донеслись человеческие шаги, сопровождаемые электрическим жужжанием — это конвоир привёл из камеры второго пленника. Милли подняла мутный взгляд на ракшаса, но тот на неё вообще не обратил внимания, потому что таращился на Мать Скаро так пристально, словно хотел заглянуть под броню.       — Пленный доставлен, — доложил охранник.       — Покинь помещение, — ответила ему чернушка и, дождавшись выполнения приказа, уставилась на парня и подчёркнуто жёстко отчеканила: — Ты не будешь отмалчиваться, лгать или говорить полуправду. Ты будешь исчерпывающе отвечать на вопросы далеков. Или твои барьеры будут взломаны насильно. Блокираторы на руках не позволят тебе активировать полную защиту мозга, ты не сможешь сопротивляться глубокому зондированию. Ты не так ценен, как существо с Земли, и тобой легко пожертвуют. Это понятно?       — Да, — неохотно протянул ракшас. Милли показалось, что он хотел продолжить фразу, но в последний момент передумал и проглотил её окончание.       — Встань в детектор лжи.       — Я подчиняюсь, — парень покорно занял место в «ростомере» и положил руки на сферки, нарочно не глядя на движение левых конечностей обоих далеков. Теперь уже Милли не сомневалась, что это те самые нейробластеры — так за целью только оружие ходит. Даже не подумаешь, что грозный излучатель может выглядеть настолько по-дурацки.       Вечный снова развернулся к пульту управления.       — Назови свой вид, — процедил он.       — Демон, — парень не поднял глаз, словно его босые ноги были интереснее всего на свете.       — Объясни-и? — требовательно протянула чернушка.       — Мы переименовались сто четыре года назад, — исподлобья взглянул на неё пленник. — Название «кочевники» не соответствует действительности, название «ракшасы» дано низшими и неприемлемо. Далеками мы называться не можем. Наш вид больше не богоподобен.       — Богоподобен? — окосела Милли, поглядев на далеков и припомнив, как они выглядят внутри.       Ракшас кинул на неё презрительный взгляд:       — «Далек» переводится как «богоподобный».       — А, теперь понятно, почему педди так язвил в ваш адрес, — выжала кривую улыбку Милли, отчаявшаяся остановить спазм и потому начавшая впадать в серый пофигизм — будь что будет, убьют так убьют. А может, не убьют, а вылечат…       — Всё ещё лепрехун? — перевела на неё взгляд чернушка. Милли не удержалась от соблазна и передразнила с интонациями местного населения:       — Подтверждаю.       — Это не относится к делу! — бомбардировщиком взревел Вечный. — Мать Скаро, задавай свои вопросы!       На этот раз непроницаемый чёрный доспех явно выразил слово «зануда», но вслух потребовал:       — Пленный, назови свой персональный шифр.       Ракшас медленно поднял голову и выговорил, как на расстреле:       — ЕРД-36.       И вот тогда Милли поняла, что видит по-настоящему испугавшегося далека — Мать Скаро сдала назад на половину своего корпуса и застыла, словно статуя.       — В этом шифре нет смысла, — то ли удивлённо, то ли с отвращением процедил Вечный.       — Естественно рождённый детёныш номер тридцать шесть, — расшифровала чернушка. — Это сын правителя кочевников.       Услышав это, парень закрыл глаза и отвернулся, словно у него заболели зубы. Хоть сейчас, хоть по такому поводу, но его лицо утратило бетонность и стало просто смертельно усталым и более взрослым, чем раньше.       — Звание? — прогудел Вечный, без эмоций воспринявший слова далечки.       — Старший наставник ювенильного центра.       — Почему ты не в темпоральном отделе? — чернушка явно занервничала. — Ты должен числиться в темпоральном отделе.       — Переведён в наставники при открытии центра в связи с тем, что там я полезнее.       — Цель прибытия на Скаро? — снова встрял жёлтый далек.       Парень промолчал.       — Отвечай! — визгливо потребовала Мать Скаро, словно начала злиться и на упорство юноши, и на собственный испуг. — Или тебя подвергнут мозговому сканированию по самой жёсткой схеме!       — Из пренатального отделения похитили четырёх матерей, — неохотно признался ракшас. — Отдел безопасности их нашёл, но с опозданием — дети родились и были перемещены по другую сторону люфта. Я их курировал и готовил к рождению, у нас оставалась… связь. И я решился на самостоятельное преследование преступников с её помощью.       — То есть удрал в самоволку! — опять как-то очень по-человечески рявкнула чернушка. — Твой отец будет в гневе!       — Дневник на стол, отца к директору, — вполголоса прокомментировала Милли, чтобы не произнести кое-что другое, более грустное.       — У тебя есть что дополнить? — тут же взвилась далечка. Вот как она ухитрялась подлавливать момент, когда вовсе не хотелось отвечать? Милли опустила взгляд, уже на три четверти заполнившийся дробной мозаикой — спазм сосудов нарастал. Когда мир окажется заслонённым экраном из разбитого стекла, её скрутит. Надо сделать всё, чтобы этот неприятный разговор поскорее закончился и её вернули в кутузку. И она, тяжело вздохнув, призналась:       — Мне жаль. Архангел из НКВД сказал, что двое детей уже умерло, а один бесследно исчез при первом контакте с Котлом Времени.       — Кто?! — резко подался вперёд ракшас. — Что ты знаешь о детях?       — Слушать надо было, когда я пыталась рассказать, а не изображать глухую бетонную стенку, — огрызнулась Милли устало. — Это всё, что я знаю про ваших малышей, а за подробностями — к брату Калтаринну и матери Раххал. Матерей развелось — отстреливать замонаешься.       И она подпёрла лоб обеими ладонями, чтобы хоть так поддержать тяжелеющую голову.       — Кто эти дети? — не успокоилась чернушка.       Парень опять помедлил с ответом, пока не получил очередную угрозу оказаться под таинственным и смертоносным мозговым зондом, но в итоге всё-таки сдался:       — ЕРД-900, стратег из темпорального отдела. ЕРД-901, серв. ЕРД-902, из отдела идеологического контроля. ЕРД-903… — он запнулся и как-то очень странно посмотрел на Мать Скаро, — …моя рыжая сводная сестра.       На чёрную далечку опять как потолок рухнул— по крайней мере, она намертво застыла на одно долгое мгновение, а потом перевела камеру на Вечного. Ракшас со значением кивнул в ответ на этот немой вопрос. Жёлтый далек и Милли остались в дружных непонятках, даже захотелось подёргать за нейробластер и спросить, понимает ли «иволга» что-нибудь из этого полудиалога-полупантомимы или нет, и как можно узнать цвет волос нерождённой сестры, которую брат никогда не видел.       — И сколько ваша Мать Скаро перед этим выпила-а? — теперь голос чернушки звучал попросту шокированно.       — Не имеет значения, — мстительно ответил ракшас. — Но это основная причина, по которой я решился пересечь границу континуума. Я не брошу сестру, пока она жива.       — Погоди-ка, — только теперь дошло до Милли, — так это ты грохнулся на того учёного в бункере?       — Спас дедушку, — съязвила Мать Скаро.       Дедушку?..       — Отставить личные разговоры!!! — с отчаянием взвыл Вечный.       — Согласна, — Милли была готова поддержать его обеими руками. — Больше двух говорят понятно, — уж лучше было нести чушь, чем считать секунды, оставшиеся до приступа.       — Всю информацию под гриф «сверхсекретно», — ядовито приказала чернушка, не сводя взгляда с Вечного. — В нашей вселенной есть люфтовая зона, в которой далеки существуют только в форме прототипов. Это — ребёнок, которого я там родила Императору. А ты — отец моей дочери.       Вечный буквально взорвался от гнева:       — Отставить неформальную речь в присутствии плен… Что-о-о?! — и он замер так же, как до этого замирала Мать Скаро.       — Счастливая шведская семья, — воткнула Милли в образовавшуюся паузу, и тут поняла, что развязка близка. Дробное стекло в глазах затянуло весь мир, и он начал проваливаться в глубокий колодец. Откуда-то из бесконечного далёка донёсся усталый ответ ракшаса:       — В обществе, где на четверых мужчин одна женщина, формирование полиандрии — дело времени… Эй, что с тобой?!       Жилка на шее забилась сильнее, в глубине черепной коробки начал нарастать безнадёжный гул. Всё, развивается спазм. Три… Два… Один…       …И ничего. Милли обессиленно открыла глаза и обнаружила, что лежит на руках ракшаса, а оба далека целятся в него, но пока не стреляют. Боли не было, судороги тоже. Ныл затылок, стукнутый тяжёлым браслетом. Но самым удивительным девушке показалось не отсутствие приступа, а лицо амбала, полностью растерявшее всякую бетонность. В глаза Милли с неимоверным изумлением и настоящей тревогой смотрел живой человек — тот самый, который ухаживал за ней, пока она подыхала от лучевой, и которого она принимала за кого-то родного.       Конечно, родного. Дура, ты ж его с младенчества знаешь.       — ЕРД-900?! — выдохнул Тридцать Шестой, убедившись, что Милли в сознании и его слышит.       — Кажется, — заключила Мать Скаро, — биопроба больше не нужна.